|
7
Выйдя из метро, она ревниво прижала цветы к щеке, подержала немного, передавая им своё тепло. В переполненном вагоне она так боялась за них, и даже не за то, что они помнутся, а за то, что, пропитавшись чужой энергетикой, станут принадлежать кому-то ещё. А ей так хотелось, чтоб они были только её.
Повинуясь внезапному порыву, она зашла в цветочный магазин возле дома и купила эти цветы. Яркие алые и белые пятна на витрине привлекли её. Школьные осенние цветы, похожие на кляксы гладиолусы, но почему-то захотелось именно их. И повезло - они не были условно свежими, как все цветы в последнее время, они были по-настоящему свежи - лепесток и лепестку.
Катя шла, держа в руках букет, и тихонько улыбалась. Наверное, эти цветы в её руках тоже были признаком одиночества (как будто ей подарили их?..), но сейчас об этом не думалось. Было просто приятно ощущать эти прохладные мягкие лепестки и стебли, пахнущие осенью.
Войдя в банк, она прошла несколько терминалов, наконец двери лифта открылись на нужном этаже. По дороге к кабинету встретилась сотрудница приёмной Нина Петровна, покровительствовавшая ей в первые дни работы.
- Катенька, у вас день рождения?
- Нет, Нина Петровна... просто так...
Нина Петровна с интересом посмотрела на неё, но ничего не сказала. Действительно, что можно сказать? Но и не обратить внимания тоже нельзя... Это один из тех случаев, когда и не спросишь, и не объяснишь.
Катя знала: в шкафу за стеклянными дверцами была большая ваза. Обычный четырёхгранник толстого прозрачного стекла. Цветы уютно уместились в нём. Как будто всегда здесь стояли. И стебли, зрительно увеличившись в воде, напоминали какой-то диковинный лес.
Возможно, когда этот человек с необычайно тёплым взглядом придёт, ему и самому станет теплей - от этих цветов.
Он так странно смотрел, Катя никогда не видела таких глаз. Он как будто погружался в неё целиком. Непостижимо - высшая степень соучастия, а ведь они совсем не знакомы... Этот взгляд завораживал и не давал отвести глаза. Совсем недавно вот так же она приковывалась взглядом к глазам Максима, но что была их прозрачная ясность в сравнении с этой тёмной глубиной!..
Ей самой было смешно, она упрекала себя за то, что продолжала думать о нём даже и тогда, когда он ушёл, когда пропало это очарование. Похоже, ликвидность балансов всерьёз перестала удовлетворять её, если, ещё вчера думая о Максиме, сегодня она уже думает о другом.
Это были даже не мысли сами по себе, так, лёгкий флёр, что-то витающее и неопределённое. Это настроение и оформилось в цветы, которые стояли теперь перед ней на столе.
Он пришёл, и, увидев их, улыбнулся. Или ей просто показалось? Или он всегда улыбается, всему - утру, миру, людям?..
Ей пришлось огорчить его сообщением о проверке. То есть она не знала, конечно, что он раздосадуется, но это было так.
- Я думал, сроки будут значительно меньше...
- К сожалению. Я ничего не могу сделать, Андрей Палыч. Таково решение правления банка. Кредит слишком крупный, процент риска велик. Но... - Она добавила в голос мягкости, ей так хотелось его утешить. - …вы не волнуйтесь, это ведь формальность, и мы быстро покончим с этим. Уверена, что проблем не будет. "Зималетто" солидная компания...
- Ещё бы, - мрачно бросил он и огорчённо нахмурился. - Я полагал, что давнее сотрудничество исключает такого рода проверки.
- Это не так. Кредитоспособность прогнозирует перспективу, оцениваясь платёжеспособностью в ближайшем прошлом и настоящем.
Он бросил на неё острый взгляд.
- Проверка других банковских счетов, расчёты с поставщиками, да?
- И это тоже, - кивнула Катя. Ей неудобно было смотреть на него снизу вверх, но он отказался присесть и приходилось поднимать к нему лицо. Не вставать же и ей. Глупо бы они выглядели.
Он как будто прочитал её мысли и, словно только сейчас вспомнив о стуле, опустился на него. И сразу стало легче и в то же время тревожней. Сегодня в кабинете никого не было. Никого, кроме них двоих.
Жданов быстро сориентировался в новой ситуации, позвонил кому надо, оповестил своего заместителя... Они договорились, что начнут проверку с завтрашнего дня... Обменялись телефонами, назначили время...
А потом она пришла домой и поставила цветы в свою единственную вазу – из матового коричневатого стекла. Стебли скрылись за нежной цветной защитой.
А потом накатило…
Вчерашний вечер был таким лёгким, таким радостным. Как на крыльях, она летела домой. И вроде бы не делала ничего определённого и даже не думала ни о чём определённом, а внутри раскрылось что-то, ожило.
Сегодня, усилившись, это особенное ощущение жизни стало явным и оттого тревожным. В нём сконцентрировалось слишком многое, не только её чувство - она сама, её реальность. Как будто сгустилось что-то, уплотнилось. И с Максимом такого не было. Да она уже и не думала о Максиме.
Да, был соблазн сделать перед самой собой вид смелой и мудрой – той мудростью, что хитрее всех стереотипов. Попытаться убедить себя, что ещё не всё потеряно, что со спокойным сердцем и чистой совестью можно ринуться в новый бой; как птица Феникс, восстать из пепла очередного разочарования... И открыться новому. А что? Катерина Пушкарёва как вечная мишень для насмешничающей пародии бога любви... Этот двойник, подделка, создан специально для таких, как она. Чтобы настоящий не тратил свои силы и время.
"А может, ты просто становишься нимфоманкой? - с неожиданной иронической ясностью произнёс кто-то внутри. - Ну, знаешь, бывают же дамы, которые постоянно думают о любви, о...". Но она была не уверена, что думала "о". Это "томленье в груди" было смутным и определённого направления не имеющим.
В груди. Да, в груди. Ещё и это. В какой-то момент она присела на краешек кровати и тут же окончательно поняла, что не сможет сегодня находиться здесь. Грудь налилась тяжестью, странной, не имеющей природы, но такой до боли реальной, что, не выдержав, Катя вскочила и принялась быстро ходить по комнате, чтобы избавиться от этого фантома. Остановившись у окна, отвела занавеску, выглянула - и боль пропала. Исчезла, как будто и не было. Так что же было?..
Наверное, ей всё-таки не стоит жить одной? Дома, в привычном окружении привычных вещей и людей, меньше времени думать, искать смыслы, мечтать. А здесь… Эту квартиру она расценивала как какую-то веху, завоевание, но в то же время это была и слабость, брешь. Здесь всё как будто пропитано услужливостью мечтаний: возьми нас, ласкай, пользуйся... Ведь мы - твои. Мечты действительно принадлежали ей. Как и цветы.
Было, было у неё желание, чтобы он задал тот же вопрос, что Нина Петровна. Это позволило бы перешагнуть через некий разделяющий их барьер. Вот потому-то и не спросил. Ему и в голову не приходит ломать барьеры. Это она, отчаянная, безумная...
Она почувствовала, что не справится, и позвонила родителям. Мама так обрадовалась, что Катя ощутила укол совести. Неужели она не замечала раньше, что родители так переживают? Или это только сегодня мама, словно почувствовав что-то, как-то особенно растрогалась?
Колька. Сколько же я не видела тебя, Колька!..
Она с удивлением поняла, что, накатив откуда-то изнутри, в глазах заворочались слёзы. И стёкла очков запотели, когда Зорькин в дружественном порыве на несколько секунд неловко прижал её - то ли к плечу, то ли к груди. Катя отступила на шаг, пригляделась. Какой-то он другой стал. Тоже другой. Надо же, она когда-нибудь приедет - и не узнает его...
А внешне всё было как всегда, без изменений. Коля работал в фирме, выпускающей моющие средства. Особенно данному обстоятельству должны были радоваться Пушкарёвы, принимавшие от него презенты в виде порошков и жидкостей для мытья посуды. Папа, как обычно, подшучивал над Колькой, но было видно, как трогает его эта забота. Правда, первое время он сопротивлялся, как и следовало ожидать (Пушкарёвы ведь никогда за бесплатно не жили!), но здравый смысл всё-таки подсказал, что своим сопротивлением он придаёт Колькиным подаркам ненужную значимость.
...В общем, обычное зорькинско-пушкарёвское кухонное бытие, такое уютное, такое родное. Вот и в глазах запекло, просто так, что ли? Когда всё это рядом, совершенно не умеешь этого ценить, это как часть тебя, а, отойдя в сторону, вернулась - и вот, пожалуйста, глаза на мокром месте.
И комната. Как же давно она не была здесь. Нет, вернее, ещё в прошлый выходной была, но как будто в другой жизни. Может, вернуться сюда? Каждый день засыпать и просыпаться под мерное тиканье часов на полке, глядя на парус занавески перед открытой форточкой?..
Почти не слушая Зорькина, она присела на диван с задумчивым видом. Нет, не получится. Уже не получится. Она почувствовала вкус свободы, как бы банально это ни звучало. А этот сегодняшний приступ... ну, просто с ней давно такого не было. Если б она была лет на десять моложе, она бы даже не заметила ничего, так и продолжала бы летать на крыльях своих псевдопредчувствий.
И что мешает сейчас, что? Вот теперь, дома, глядя на простодушные улыбающиеся лица близких, - ничего. Отлегло всё, пропало. И снова на душе свет без примесей.
Просто любоваться им издали. И он ничего, ничего не узнает.
***
- Добрый день. Я к Жданову. Андрею Павловичу.
- Да проходите, пожалуйста, проходите…
Девица на ресепшн сверлила её взглядом. Видно было, что её предупредили о Катином приходе; уже сам по себе этот приход был новостью, веским основанием для интереса. А тут ещё и работница банка оказалась не строгой дамой-чиновницей или ухоженной, тонко благоухающей блондинкой, а вполне себе такой обыкновенной девушкой-очкариком. Катя в своём новом платье, которое, она знала, свидетельствовало о вкусе, всё же отличалась от того, какой в представлении секретарши она должна была выглядеть. Но как надоело копаться в этом! Она одевается так, как чувствует, и довольно…
У дверей приёмной как из-под земли вырос тот, позавчерашний, приходивший со Ждановым… финансовый директор. Катя постаралась сделать любезное лицо, хоть он ей совсем не нравился. Было в нём что-то липкое, вкрадчивое.
Он, в свою очередь, изобразил крайнее удивление.
- Проверка? Сейчас? Ну, это просто недоразумение… Это совершенно невозможно.
- Невозможно? Почему?
- Вот так, с бухты барахты, проводить аудит? У нас ведь не шарашкина контора, уважаемая Екатерина Валерьевна, а солидная фирма… Не вам мне говорить, конечно, но вы представляете себе наши активы? Я подготовиться должен, вы понимаете!
- Понимаю. И всё-таки полагаюсь на решения Андрея Павловича. К тому же детальной проверки не будет, не беспокойтесь. Сделаем только то, что полагается в таких случаях…
Неприятно поражённая этим неожиданным препятствием, она шагнула к двери. А понимания-то, похоже, у президента с главным экономистом компании нет… И какое-то странное чувство шевельнулось, захотелось защитить Андрея от этого человека, от всех его врагов. Да кто она ему и кто он ей?.. Наверное, когда любишь, неважны сроки, неважна степень знакомства… Вот она и произнесла про себя это слово. Но она обещает, она больше не будет!
Андрею удалось развеять её неприятные ощущения от разговора с Ветровым. Он давно привык к выходкам своего финдиректора и только рассмеялся.
- Не обращайте внимания, Екатерина Валерьевна, Ярослав не был бы Ярославом, если бы вот так легко всё принял. Открою вам один секрет: я давно подозреваю, что он сидит здесь для того, чтобы вставлять мне палки в колёса. И ничего, уже четыре года как-то уживаемся…
- Вы могли бы сделать значительно больше, если бы не он, - вдруг сказала она. Ну, кто тянул её за язык? Какое ей дело?
Он слегка повёл бровями, чуть наклонив голову и улыбнувшись.
- Да? Наверное. Просто время ещё не пришло… - И он улыбнулся ещё шире. – А может быть, вы и были присланы мне для того, чтобы я наконец избавился от него?
Он смущения она не смогла ответить, и он, пощадив её, сменил тему разговора. Почувствовал, конечно, что все эти кокетливые пикировки ей чужды.
«Нелепая идиотка», - подумала она.
«Болван, - вдруг подумал он. – Самому не противно? Из года в год твердить женщинам одно и то же, как заведённый… Какая-то дурацкая таблица умножения, и кто её придумал?.. И среди прежних, наверное, встречались умные… и презирали, и смеялись втихомолку… а в глаза – елей, потому что всем им от меня было что-нибудь нужно».
Неплохой вердикт, особенно если учесть совершенно неподходящую для этого обстановку. И что за гадость в голову лезет? Жил же как-то раньше без этого, а теперь чем дальше, тем хуже и хуже… Хорошенько Саша встряхнула…. только если бы ещё минус на плюс поменять.
«А эта – нет, - подумал он. – Эта смотрит честно, открыто. У таких вот простушек короны на голове не бывает…»…
- О Ярославе вы не беспокойтесь, - добродушно сказал он. – Мы вам ещё его кабинет предоставим…
- Нет, что вы, не надо! – уже не на шутку испугалась Катя.
- Надо, надо. Должны же вы где-то работать, так почему бы не там?
Мысли обоих были разными, но одинаково собранны и напряжённы, и для передышки оба одновременно отвели глаза. И два рассеянных невидящих взгляда замкнулись на маленькой двери в стене у стола, а потом так же спокойно снова переместились друг к другу и встретились.
- Ну что, Екатерина Валерьевна, договорились?
Впервые в жизни ей не нравились ни имя её, ни отчество. Почему так длинно и неестественно? Какой-то протест, даже коробит. Но по-другому… будет странно.
- Хорошо, Андрей Палыч. Договорились…
Она так и не осмелилась сказать ему то, что так и подмывало сказать: чтобы он всё-таки попытался найти общий язык с Ветровым. Дополнительные проблемы осложнят работу, а это никому не нужно. Но она почувствовала, что это прозвучит странно, он неизбежно подумает, что она лезет не в своё дело.
Когда поднималась со стула, чуть-чуть дрожали колени. Как она боялась, что он заметит её волнение… Последний жадный взгляд на губы его, лоб, волосы… Ей действительно нужно собраться, впереди много дней, много встреч с ним, а выдать себя немыслимо.
И впервые за долгое время она почувствовала острое желание открыть свой дневник. Может быть, купить новую тетрадь, неважно; главное – написать о своём чувстве. Сесть за стол, на котором стоит ваза из матового стекла…
Она так и сделала. Каждый вечер она открывала свою тетрадь.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Точно.
Очень вкусно! Спасибо, Наташ!
