|
6
Звякнув колокольчиком, дверь открылась, и в бар вошёл Малиновский. Глаза не сразу привыкли к полумраку; наконец разглядел в глубине у стойки тёмную поникшую фигуру и решительно направился в ту сторону. Уселся на высокий стул напротив Жданова и с неподдельным состраданием посмотрел на взъерошенную тёмную макушку друга. Андрей почти лежал на стойке, вытянув руку с пустым стаканом, по стенкам которого стекали янтарно-жёлтые капли. Но когда он поднял голову и заговорил, глаза его оказались на удивление чистыми, а голос – трезвым, во всяком случае чище и трезвее, чем можно было ожидать. Никакого изумления при виде внезапно появившегося друга он не выказал.
- Ты понимаешь, что самое главное, - хрипло проговорил он, как будто продолжая давно начавшийся разговор. – Самое главное – я не понимаю… я не понимаю, что это: игра или она правда боится отношений… осторожничает. Если так, я буду гоняться за ней и дальше. Но если нет… - вот тут глаза его стали заволакиваться красноватой пеленой… - если нет, то она плохо меня знает. Ты понимаешь, Ромка? – жутковато улыбнулся он. – Не знает она меня… Вот ты меня знаешь.
- Знаю, знаю…
- Знаааешь… - И нетвёрдая рука потянулась к Роме на плечо, но тот по дороге перехватил её и ободряюще стиснул. – А она не знает. И играет со мной! Со МНОЙ, Малиновский!!!
Роман оглянулся. Музыка играла совсем тихо, и вопль Жданова не остался незамеченным посетителями бара. Но то ли их состояние мало чем отличалось от ждановского, то ли в месте такого рода уже привыкли к подобным излияниям, вызванных возлияниями, но отреагировали как-то вяло: одна девушка усмехнулась, парень слева крикнул что-то вроде «Хорош орать!», но тут же, остановленный своей шумной компанией, со смехом свалился обратно в кресло…
Рома посмотрел на Жданова. Тот снова сидел, понуро глядя в одну точку.
- Ты мне скажи, что хоть стряслось-то? – тихо спросил Малиновский. – Я уж думал, раз даже к Чардынцеву не пошёл, дело на мази… нет?
- Нет, Малиновский. Не вышло! – Андрей опять поднял голову, усмехнулся зло. – Опять не вышло… Мама, видите ли, к ней приехала. Срочно встречать надо было ехать, на вокзал. Я говорю: давай помогу, встретим, а потом ко мне… Нет, отвечает, я маму давно не видела, неудобно её бросать… - Стакан жалобно зазвенел, вертясь на стойке.
Тревожно проследив за траекторией стакана и убедившись, что он устоял, Роман кивнул. Ну конечно, знакомая история. И Жданову знакомая, только на этот раз он почему-то никак не может с этим смириться.
…Боится отношений? Осторожничает?.. Роман бы засмеялся, если бы не было так грустно смотреть на этого последнего романтика.
Он покачал головой. На лице появилось насмешливое выражение. Хватит лирики, пора приводить его в чувство.
- Андрюх, посмотри на меня. – И, дождавшись, пока взгляд Андрея сосредоточится, напористо, с нарастающей силой продолжал: - Ты был болен, так? С милицией проблемы, так? Она тебе помогла, выручила. Что-то где-то заклинило, почудилось… Мало у тебя их было? Похитрей остальных, вот и всё! Где ты таких осторожных видел?! Да у неё даже смех бл… – Он осекся и тихо, но решительно закончил: - А теперь вытирай сопли и бери себя в руки. У нас коллекция горит, а ты о бабах плачешь! Знаешь, с кем я только что у Чардынцева познакомился?
- С кем…
- С кееем, - передразнил Малиновский. – Ух, так бы и убил!.. Значит, так: сейчас едешь домой, приводишь себя в порядок, чтобы завтра был как огурчик. С самого утра поедешь в банк, к новому руководителю кредитного департамента. Тихая такая девочка-одуванчик, и где только Шнайдеров отыскал такую… С такой договориться – раз плюнуть, пара комплиментов – и кредит в кармане. Понял? Только для этого надо перестать слёзы лить, тебе ещё завтра с Ветровым договориться надо. Опять начнёт ныть, что крупный кредит не потянем, тише едешь – дальше будешь, и всё такое…
Взгляд Андрея снова начал проясняться. Цепочка информации по частям, по звеньям просеивалась сквозь замутнённый алкоголем мозг и пыталась уложиться на оставшиеся нетронутыми места. Ещё один стакан – последние щели зальются, зазоров не останётся. И придётся Жданову с утра всё это по новой переваривать… А если остановится, есть шанс ещё до наступления ночи хоть что-то обдумать.
Рома взглянул на часы. До наступления ночи… Собственно, утро на подходе. Он решительно поднялся и, крепко ухватив Жданова под подмышку здоровой руки, потянул к выходу. Ещё в машине можно продолжить воспитательную работу… Чтобы домой уже наполовину трезвым вернулся и не вздумал названивать этой своей неприступной Нефертити, так её растак. Мешает жить и работать, между прочим! Сделала из него идиота какого-то, а ради чего, ради чего такие страсти? Ради какого-то невзрачного рыжего котёнка, да он раньше и в сторону её не глядел, и правильно делал! А теперь что? Прозрел? Высшие истины открылись?..
- Да ведь дело даже не в этом, Малиновский, - вдруг остановившись, выдохнул Жданов ему в лицо. Роман инстинктивно отклонил назад голову, поморщившись. – Ты понимаешь? Дело в том, что я никому, получается, не нужен… никому… и ей…
- Не нужен, не нужен, - безжалостно подтвердил Роман. – Ей – точно не нужен. А будешь пить – и «Зималетто» будешь не нужен, и банку…
- Что ты пристал ко мне со своим банком, - уныло, обречённо, почти доверительно проговорил Андрей. – Банк – это что, главное в жизни?
- Сейчас – главное, - убеждённо ответил Роман и вызывающе не отводил взгляда всё то время, пока Андрей мучительно вглядывался в его глаза. Видимо, отыскав в них что-то, подтверждающее искренность, Жданов тяжело вздохнул и двинулся с места.
…Ну, и отыграется же он завтра на нём трезвом! Да места живого не оставит, такие спектакли устраивать!..
Ночью его носило от кровати к умывальнику и обратно. Кулер в темноте и в его состоянии был слишком громоздким, слишком сложным устройством, чтобы можно было его использовать. Главное – совершать поменьше движений, попроще, потише… Нащупать на кухонном столе стакан, повернуть краник – полилась, родимая… Сперва в стакан, потом в горло… Можно было сразу в горло, да ничего не вышло – вода стекала по губам и подбородку, создавая ощущение обманутых надежд. А этого добра в его жизни сейчас и так хватало. Пришлось использовать стакан, хоть руки и дрожали.
Он почти не спал. Ворочался, ворочался, натягивая одеяло, пряча голову под подушку. Без воздуха больше пяти минут было невозможно, и, с тяжёлым выдохом откинув одеяло, он валился на спину и устремлял в тёмный квадрат потолка невидящий взгляд. Что-то огненно-рыжее мелькало перед глазами, но нет, это была не Саша. Он точно знал. Ему в кои-то веки было всё равно. Наплевать. Он так устал за ней гоняться, что механизм притормозил. Хорошо бы совсем остановился, но это программа-максимум, об этом – только мечтать… А ещё мечтать о том, как было бы хорошо, если б Саша всё-таки оказалась честной скромной девушкой, боящейся ошибиться и только поэтому мучающей его. Как соблазнительно было представлять её себе такой. И как тоскливо и в то же время малодушно-легко (отголосок вечной его лени) было сознавать: он выдумал её. А она другая, такая же, как все. Теперь лежит, наверное, вот так же в своей девственной постельке и тревожно думает о том, не переборщила ли, не пережала. И что предпринять, чтобы не сорвался с крючка… Да, это он сам был дичью, хотя возомнил себя охотником… Смешной. Глупец.
А вот Ветров – не смешной. И не глупец. Как глазками сверкает, и что высмотреть хочет? Да, напился я, напился, радуйтесь, господин финансовый директор!
- А что это с вами, Андрей Палыч? Может, вам домой пойти, отдохнуть?
Андрей усмехнулся. Похмелье делало его смелым и бескопромиссным. Вот бы ещё завтра не пожалеть…
- Ярослав, признайтесь честно, вы хотели бы, чтобы я «ушёл и отдохнул» навсегда. Александр Юрьевич ведь ещё в Москве?
Ветров явно не ожидал такой откровенности и такого наскока. Но он – стреляная птица. Нда, каламбурчик так себе… Ну, пусть тогда будет так: он бывалый интриган, и его не так-то легко сбить с толку… Вот сейчас - просто отвернулся, на щеках лёгкий румянец, только и всего.
- Ну, что вы такое говорите, Андрей Палыч. Даже обидно такое слушать, ей-богу. Разве не я верой-правдой…
- Ну, ладно, ладно, - подобрел Андрей. Не выносил он выяснения отношений, и надолго его не хватало даже сегодня. – Только, прошу вас, не спорьте сегодня со мной. У меня настроение… неподходящее.
- Да я уж понял, - выдохнул Ярослав.
Андрей кивнул.
- Наш любезный Роман Дмитрич, - короткий кивок в сторону ухмыляющегося рядом Малиновского, - познакомился вчера с весьма нужным человечком в «Атлантик-банке». С начальником кредитного комитета… смекаете, Ярослав?
- Начальником комитета?.. – Ветров сдвинул брови, соображая. – А… так ведь он уволился! Вернее, Шнайдеров его… сместил, скажем так… вы, наверное, не знали? Это бывший, бывший начальник!..
- Спокойно, Ярослав, - вежливо прервал его Малиновский. – У вас устаревшая информация. Буквально вчера назначен новый… новая начальница. Вчера меня представили ей. Она сопровождала Шнайдерова на фуршете у Чардынцева…
- Ааа, вот оно что…
- …дааа, вот оно что, - продолжил Роман. – Так вот, если хотите, едемте в банк наводить мосты. Договариваться, так сказать, о дальнейшем сотрудничестве…
Ветров долго молчал, внимательно всматриваясь в лица друзей. В чём подвох, он, конечно же, сразу понял: Жданов всё-таки решился на этот огромный кредит. Но лучше не спорить, какие-то они… странные сегодня. Или это на Жданова теперь так попойки действуют? Раньше обвести его вокруг пальца ничего не стоило, а сейчас как нюхом чувствует опасность… Научился распознавать. Мало ли как этот выстрел его изменить мог! Нужно быть настороже. Проверить все документы, всю отчётность. Если обнаружится, что он, финансовый директор, уже несколько лет наживается на «Зималетто», и ещё хуже – делится с одним из акционеров, обоим им несдобровать…
«Тихая девочка-одуванчик» была смущена и немного напугана своим боевым крещением, это было заметно. Четверо статных серьёзных мужчин в кабинете, который сразу уменьшился в размерах, действовали на неё завораживающе, но, надо отдать ей должное, она изо всех сил старалась выглядеть непринуждённой. Андрей с жалостью и удивлением смотрел – не на неё, на Шнайдерова. Это она, что ли, та самая хвалёная «помощница»? И этого ребёнка он переманил из другого банка, а теперь ещё и сделал руководителем целого департамента?..
Шнайдеров был оживлён, улыбчив и несколько суетлив.
- Ну что, оставляю вас с Екатериной Валерьевной. Или, вернее, её – в полное ваше распоряжение. Мы с ней детали оговорили, она окажет любое содействие…
Шнайдеров скользнул к двери, и у Андрея возникло подозрение, что он позорно сбегает, немного стыдясь своей протеже и того первого впечатления, которое она неизбежно должна была произвести. Ветров недоверчиво-опасливо посмотрел ему вслед и с таким же видом повернулся к хозяйке кабинета. Воцарилось неловкое молчание, и, если бы не Малиновский, неизвестно чем закончился бы этот странный визит. Возможно, Андрей с Ветровым так бы и ушли, не сказав ни слова, уверив себя, что всё это им только приснилось. Как-то не приходилось раньше иметь дело с такими банковскими чиновниками.
Но Малиновскому, необычно воодушевлённому в последнее время выпуском новой коллекции (он всё ещё помнил громы и молнии, которые метал выздоровевший президент, ознакомившись со сметой), некогда было вникать в метафизику происходящего. Он в этой «Екатерине Валерьевне» видел лишь инструмент для достижения цели, и некоторая необычность её – в этой должности, в этом кабинете и вообще сама по себе - его не смущала. Он приступил к делу без обиняков, и президент с финдиректором невольно втянулись. И даже обнаружили в новой знакомой довольно цепкое конструктивное мышление. Всего-то и надо было – побороть смущение. Всем троим. По одёжке встречают… Да и не такой уж она и ребёнок, если приглядеться.
- Ну, странная, - добродушно сказал уже в коридоре Малиновский. – Ну, не ходит к косметологу, не обувается от Бланика… не одевается от «Зималетто», - он ухмыльнулся. - Типичная заучка. Сухарь университетский. Но нас-то интересует результат!
- Так-то оно так, но у Чардынцева она что делала?
Не обращая внимания на иронию Андрея, Малиновский подумал немного. Пожал плечами.
- А что тебя удивляет? Шнайдеров посадил в банк своего человека, водит везде, знакомит со всеми… Приучает… Видишь, я вот уже привык…
Андрей, усмехнувшись, покачал головой и без всякой связи вдруг вспомнил о Саше. И сразу же пересохло в горле, и захотелось пить, и захотелось… Он прислушался к себе. Ведь он почти не вспоминал о ней сегодня, а ночью решил, что избавился от наваждения. Ощущения были смутными, как будто на его оголённые ещё вчера нервы набросили мягкий полог. И он не знал, радоваться этому или огорчаться. Уж очень он привык за эти недели к своей иллюзии, чтобы вот так просто расстаться с ней. Пустота в сердце пугала больше, чем боль. Забавно…
- Андрей, ну а что с «Риволье» будем делать? – всплыл вдруг над его мыслями голос Малиновского. - Отказываем им? Теперь мы можем себе позволить любую проверенную фирму…
- Нет, - осенённый внезапно пришедшей в голову мыслью, ответил Андрей. Вот оно, вот то, что не давало ему покоя. С той самой минуты, когда Милко мимоходом упомянул о своей заветной мечте – украшать модели «Зималетто» драгоценностями известнейшего ювелирного дома, – он думал об этом всерьёз. «Зималетто» затмит все московские коллекции, конкурентам не оставит шанса! И Чардынцев с его спесью останется далеко позади… И Воропаев уберётся в свой Париж, восвояси, надолго. – Нам понадобятся деньги для другого, а на тканях часть суммы сэкономим, раз уж подвернулся такой выгодный и… уверен, безопасный вариант.
- Всё же на вашем месте я бы подумал… - начал свой бубнёж Ветров, но Андрей, поморщившись, тут же оборвал его:
- Ярослав, я же просил…
Финдиректор подавленно замолчал.
Всю дорогу до «Зималетто» перед Андреем рисовались радужные картины. Карандашный набросок на глазах наполнялся объёмом и красками... Завтра маленькая ручка художницы из «Атлантик-банка» сделает последний штрих – своей подписью на кредитных документах, и перед компанией откроются большие перспективы. Всё-таки хорошо, что он не стал осторожничать, не пошёл на поводу у Ветрова, уменьшив сумму долга. Большому кораблю – большое плаванье, и мельчить не стоит. А новая коллекция с лихвой покроет все убытки, и они сразу же смогут погасить часть кредита – и основную, и проценты… И перед отцом он реабилитируется за свою выходку с охотой…
Всех, кто пытался его в этот день «спустить на землю», он резко обрывал. Ну, не то настроение, может он хоть когда-нибудь забыть обо всех этих мелочах? В конце концов, он президент, он обязан мыслить широко и смело, а не копаться вечно в расчётах и образцах. У Милко – вот у кого он встретил сегодня полное понимание и даже восторг. В кои-то веки пришли к согласию, хотели одного. Он, всегда со скепсисом принимающий любые идеи своего дизайнера, считающий их слишком креативными и безрассудными, теперь был на шаг впереди него!
Нет ничего невозможного. А если и есть, то надо стремиться, ставить невыполнимые задачи – и выполнять. Самому менять свою жизнь! Утопия? Что ж, пусть так думают те, кто не пробовал…
Впервые за долгое время он обрёл уверенность в себе. Быстрова так понизила его самооценку – сам себе был противен. Видимо, это сегодняшнее настроение его – своего рода компенсация… Ну нет, Сашенька, Андрей Жданов так быстро не сдаётся.
Вот если б ещё она сама сдалась. А вдруг она всё-таки искренна? Сегодня он опять был готов поверить в это…
И всё-таки «завтра» пересиливало всё. Он так ждал этого завтра, как будто ему и правда была обещана новая жизнь.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Но ты знаешь, что она там есть, надо просто чуть-чуть, может быть, совсем слегка повернуть игрушку - и всё, картинка сложится 
Вот так и Андрей с Катей - постоянно живут с внутренним ощущением правильной картинки, с ощущением того, что было в их жизни то, всеобъемлющее чувство, ради которого они и жили, и - постоянно что-то мешает, отвлекает разноцветными, яркими картинками, красивыми, завораживающими, но - чужими 
Вот наговорила, Наташ, 
Ждем! 
) В выходные постараюсь! 
) помогает Жданову не сбиться с пути истиного. 
