|
5
Катя сидела за своим столом, работала. Таблица ненадолго завладевала её вниманием, но время от времени Катя поворачивала голову к окну, жалобно смотрела на залитое дождём стекло и, печально улыбнувшись, снова отворачивалась.
Она работала в «Атлантик-банке» уже несколько недель. Всё было хорошо. Спокойно. Правильно. И странное оцепенение, которое владело ею почти каждый день, проведённый в новом, светлом, большом кабинете, не имело объяснения, кроме того, что она обманула сама себя. То ли непривычка сказывалась – никогда она не имела в своём распоряжении целого кабинета, то ли унылый дождь, без устали барабанящий по подоконнику с утра до вечера, но она чувствовала неудовлетворённость. Разбежалась слишком далеко, разогналась на полную – и ничего не происходило. Ни в работе, ни в личной жизни.
По вечерам, оставшись одна в своей квартире, она говорила себе: успокойся… Все эти обещания, которые якобы дала тебе жизнь, - лишь плод твоего воображения, красивый вымысел, отогревающий одну-единственную правду. Правда предсказуемо замёрзла, став уязвимой: меньше надо было в зеркало на себя любоваться. Ну, что такого в простом переходе на другую работу? Небо взорвал фейерверк, прогремели праздничные пушки? Всегда, когда она выигрывала на олимпиадах или привычно и однообразно закрывала сессии «пятёрками», это был результат её усилий, счастливой случайности – ноль, удачи – совсем мало. И тот оценивающий и заинтересованный взгляд Максима в кабинете Баранова был знаком ей – таким взглядом смотрел на неё, например, декан их факультета, выбравший именно её для стажировки в Германии. Неожиданность? Ожидаемая… Заслуженная…
А уж то, что она, вопреки собственному же убеждению, допустила мысль, что Максим может… Глупо, глупо!
Но очень хотелось быть нужной кому-то. И она так обустроила пространство между ним и собою, чтобы можно было безопасно получать хоть частичку его тепла, при этом не переходя грани, оставляя его в спокойном неведении. А он, конечно, не знал. Он жил совсем в другом мире, берущем свой отсчёт уже на ступеньках здания банка. Как правило, именно здесь он доставал из кармана мобильный и делал несколько личных звонков – то, чего не позволял себе на работе. Слишком напряжённое сейчас было для него время, чтобы расслабляться и отвлекаться на личную жизнь во время работы. Однажды она, выйдя вслед за ним, увидела его улыбку во время телефонного разговора и ясно, окончательно поняла, что никогда он не улыбнётся ей так. Какой бы она ни была, она останется для него только помощницей.
Он не был дамским угодником, но и его, как многих мужчин его круга, отличало немного легкомысленное, поверхностное отношение к женщине. Впрочем, об этом Катя могла только догадываться. «Похождений» у него не было, а связи свои он не афишировал. Она даже не могла точно сказать, если у него кто-то постоянный.
В нём не было стержня, какой-то яркой характерной черты, но эта мягкость и даже некоторая безвольность не отталкивали, компенсируясь обаянием. Обаяние привлекало…
Катя быстро разобралась в мелочах и нюансах обстановки в банке. Максим и его зять, Владислав Робеев, тоже крупный менеджер, внешне были вполне расположены друг к другу. И человек, не сведущий в перипетиях внутренней жизни банка, никогда не сказал бы, что между ними есть какая-то борьба, тем более - неприязнь. Да Катя и сомневалась, есть ли на самом деле эта неприязнь, не подогревают ли Максим и Влад её в себе искусственно, чтобы только не упустить роковой момент, когда точка возврата будет пройдена и один из них займёт вожделенное место президента уже навсегда. Из нескольких реплик сестры Максима и одной служащей, из тех, что всегда всё знают, она поняла, что предположение её верно и до того, как Максим Иванович пригласил зятя в свой банк, отношения между его сыном и Владом были дружескими. Ну что ж… так бывает. Наверное. Ей-то понять такое было тяжело. Она не могла себе представить, что когда-нибудь смогла бы стать сухой и холодной с Зорькиным только из-за карьерной борьбы… Игры, игры… Сколько их. Может быть, действительно прожить жизнь не играя – утопия?..
Кстати, об игре!
Катя поспешно собрала со стола недавно отпечатанные документы и почти выбежала из кабинета. Кабинет Шнайдерова был рядом, через стену. Заглянула в дверь:
- Максим Максимыч, как хорошо, что вы не ушли. Вы же обещали, нужно подписать до того, как уедете… Вы ведь уже не вернётесь?
- Я ещё не знаю, Кать… Ну, давайте, что у вас…
Он был рассеян, думал о чём-то своём. Почти не прочитав документы, подписал, отбросил ручку. И вдруг откинулся на спинку стула, потянулся с широкой улыбкой, впервые сосредоточив на ней взгляд.
- Сто лет не играл… Чувствую, побьёт нас «Зималетто»!
Катя тоже улыбнулась.
- А есть опасность?
- Конечно! Я совсем не в форме. Пару раз за неделю сходил в спортзал, вот и вся подготовка.
- Ничего, всё будет хорошо.
- Легко сказать, Катя! Нельзя недооценивать всю важность мероприятия. «Зималетто» - один из самых крупных наших клиентов, нам его терять нельзя. Но и своё реноме ронять нельзя, палка о двух концах… Ну, что вы улыбаетесь, Катя?
- Извините меня, Максим Максимыч… Я просто не понимаю, как такой человек, как вы, может серьёзно относиться к какому-то теннисному матчу…
Шнайдеров досадливо махнул рукой, и она вновь улыбнулась при виде этой детской сердитости.
- Что я вам объясняю… Это ведь не простой теннисный матч, это битва титанов, борьба корпораций! Престиж, понимаете?..
Стараясь выглядеть серьёзной, она медленно кивнула:
- Ну да… понимаю… наверное…
Он снова обиженно отмахнулся и пошёл к двери. Но у двери обернулся, в глазах уже тоже светилась улыбка – виноватая, как будто он извинялся за свою мальчишескую вспышку.
- Кать, если позвонит Сергеев – вы помните, что нужно делать. Сразу же звоните мне, будем решать вопрос. Сегодня же, немедленно. Проконтролируйте, пожалуйста, сами, Лариса всё сделает не так, а с этим делом тянуть нельзя. Да, и ещё… Если кредитному департаменту что-нибудь понадобится, помогите им, ладно? Без руководителя всё-таки остались, переходный период, а он всегда тяжёлый…
Она посерьёзнела.
- Да-да, конечно. Я всё помню. Да вы не волнуйтесь, я всё сделаю как надо.
- Даже не сомневаюсь в этом, - сказал он на прощание, и у неё дрогнуло сердце. Как-то особенно он это сказал. Или ей просто хочется, чтобы это было особенно.
У него самого был трудный период в жизни, и она пыталась помогать ему во всём, поддерживать. С другом, тем самым, который не мог сегодня из-за своей болезни участвовать в матче, всё обошлось, он уже не в клинике и даже, кажется, работает. Во всяком случае, на матч сегодня приедет. Они продолжают общаться, эта история не рассорила их. С непосредственным виновником случившегося, Олегом Щипачёвым, она уже была знакома, он приходил к Максиму в банк. С ним тоже вроде бы обошлось, решения суда ещё не было, но адвокат загадочен и спокоен, как сфинкс, и спокойствие невольно передавалось изрядно нервничавшим друзьям – всем троим. Да, тот пострадавший, президент «Зималетто», тоже переживает. И зла на стрелявшего не держит.
Катя вздохнула и пошла в свой кабинет. Чужая жизнь, чужие проблемы. А за окном дождь, пустота и ощущение, что ничего в её собственной жизни уже не будет…
***
Галерея была почти пуста – неурочный час. Братья специально выбирали такое время для посещения музеев, чтобы не спеша и без помех насладиться шедеврами. Наедине со статуей или картиной чувствуешь себя значительнее, как будто все жемчужины мира создавались только для тебя.
Ченс неподвижно стоял у картины, занимавшей всю середину стены. Придестин подошёл к нему тихо, но Ченс, не оборачиваясь, тут же сказал негромко:
- Ты, как всегда, выбрал не те полотна. Я не могу оторваться от этой картины уже в течение часа…
- Я и вовсе не смотрел полотна. Я смотрел в окно на собор и площадь перед ним.
Ченс не ответил; его взгляд был всё так же прикован к неяркому холсту. Придестин повернул голову. Освещение в это время суток было удачным, можно было рассмотреть все достоинства картины. Великий художник изобразил девушку улыбающейся кому-то – кому-то, кого она видела, а зритель нет. От её лица шёл свет, перед которым свет полуденного солнца, освещавшего картину, мерк. «Надо будет посмотреть на эту картину вечером, - подумал Придестин. – Неужели она улыбается так же?». Он снова повернулся к брату и невольно взглянул на его левую руку, спрятанную в кармане пиджака дорогого чёрного костюма. Ченс, заметив его взгляд, вопросительно посмотрел на него.
- Ты что-то замышляешь, Ченс? – спокойно спросил Придестин. – Ты помнишь, о чём мы говорили? Никакой «помощи», всё должно идти своим чередом…
Брови брата поползли вверх.
- Ты в чём-то подозреваешь меня?
- Нет, просто когда ты держишь руку в кармане и сжимаешь её в кулак – это нехороший знак. Ты замышляешь что-то. Ты пытаешься влиять на события.
- Не говори глупостей, - дёрнул седеющей стриженой головой Ченс. – Это моя привычка, Придестин, ты забыл об этом? Каждый имеет право на невинную привычку. Вот моя – держать руку в кармане.
- И всё-таки я хотел бы напомнить тебе, Ченс, - терпеливо проговорил брат, - что случайность не может быть нечестной. Даже из худших или лучших побуждений, даже если может нанести рану или не понравиться кому-то, она должна произойти… А у меня такое чувство, что ты хитришь. Немного, но хитришь, Ченс.
- Да о чём ты, в конце концов? – выходя из себя, процедил Ченс.
- Почему ты не даёшь им встретиться? Почему тянешь время? Если бы не ты, они бы уже давно…
- Ты уверен? На твоём месте я бы поостерёгся так безапелляционно утверждать. Иначе в нашем пари нет никакого смысла. Принять как данность твою версию – и дело с концом.
Брат покачал головой.
- Нет. Но и мешать нельзя… как ты не понимаешь? Только естественный ход событий. А ты забавляешься, играешь с ними, как в солдатики…
Ченс насмешливо, чуть искоса взглянул на него. Придестин неосторожно напомнил брату об их детстве. Детстве, которого они не помнили, обязаны были не помнить… Иначе как можно было проводить свои эксперименты? Не затрагивая детей? Ведь у этой пары тоже ребёнок… Был? Есть? Где он?.. Придестин отвернулся.
Ченс мягко сказал:
- Не волнуйся ты так, Придестин. Никакого вреда я им не причиню. И мешать не буду. Я и не мешаю. Кто виноват в том, что существуют параллельные прямые? В их новой реальности точки пересечения может и не быть… - И без всякого перехода, повернув голову к картине и, казалось, снова поглотившись ею, он произнёс тихо: – И всё-таки она видит его…
Придестин с минуту постоял около него молча и отошёл к противоположной стене. Непростые у них отношения. И всё же они навечно приговорены быть рядом друг с другом. Как сказал один бессмертный писатель: где один, там и другой…
Стоя к брату спиной, он, конечно, не заметил, как кулак в кармане Ченса медленно разжался.
- Посмотрим, - тихо пробормотал Ченс.
***
Неуютно было ему на этой трибуне, неспокойно. И стрелки на часах двигались слишком медленно, и знакомое раздражение на собственное бессилие поднималось внутри. Покинув клинику, казалось бы, избавился от этого, но остались ещё вещи, недоступные ему и опять делавшие его больным. Малиновский… жалко, что вокруг женщины, а то он бы не сдержался в выражениях. Кто так играет?! Как вообще можно соваться на корт с такими умениями? И когда в последний раз Малина держал в руках ракетку?..
Он позабыл, конечно, в эти запальчивые минуты, как сам Малиновский учил его когда-то играть в теннис, как он, Андрей, восхищался его игрой и не скупился на комплименты. Теперь ему казалось, что он сам всё бы сделал не так, не так отбил, не так подал… И выиграл бы все мыслимые призы, и занял бы все мыслимые места… ну, только первые, конечно. Никому ничего нельзя доверить, всё приходится делать самому!
Правда, немного утешало то, что выигравший у Малиновского Шнайдеров сейчас разгромно проигрывал Чардынцеву, ещё одной акуле модного бизнеса. На волне удачи у Чардынцева горели глаза и распахнулось сердце: в перерыве всех присутствующих пригласил на вечеринку, посвящённую приезду его японского партнёра. «Маленький показ, так, для души, потом фуршет… Жданов, Шнайдеров, попробуйте только не явиться». Андрей, подумав, решил не отказываться. У Чардынцева действительно могли быть нужные люди, эти фуршеты всегда приносили плоды.
Настроение немного улучшилось, но не настолько, чтобы перестать переживать из-за проигрыша «Зималетто». Завтра во всех близких кругах распространится эта новость, Шнайдеров будет ходить королём, он, Андрей, делать вид, что это для него ничего не значит. Да и не значило – внешне, а на самом деле, конечно, престижу такие победы никогда не мешали.
Но с другой стороны, проигрыш мог пойти им на пользу. За время отсутствия в «Зималетто» накопилось столько проблем. Смета будущей коллекции превысила бюджет, и Шнайдеров с его банком, как воздух, был сейчас нужен ему. На волне эйфории, в порыве великодушия может пойти навстречу, не отказать в кредите – той суммы, которая нужна. Крупной суммы. Слава богу, перед «Атлантик-банком» задолженности нет, предыдущий кредит выплачен. Так что перспектива была не такой уж плохой.
Он взглянул на часы. Осталось так мало, всего пять минут! И он нетерпеливо набрал номер на мобильном.
- Сашенька, это я, привет. А у меня часы спешат… Ну, что ты решила? Где? А где это? Если ты не против, я подъеду… А почему голос недовольный, опять плохо спала?.. Ну, всё-всё, не буду… Только дождись меня, не сбегай, как в прошлый раз. – И, помолчав, он почти с усилием добавил, прикрыв глаза: - Целую. Пока.
С досадой убрал телефон в карман. Это не она, это он, он недоволен! Ничего не получалось. Она дразнила его, водила за нос. У него уже голова кружится от этой погони, а ей хоть бы что. Только смеётся и сверкает своими невозможными, очень светлыми глазами… Если так пойдёт и дальше, ни о какой нежности не будет и речи, только одержимое желание настоять на своём. Малиновский уже злится не на шутку: «Да зачем она тебе, мало женщин?!..» Но никакие другие женщины ему были не нужны. Он уже дошёл до того, что иногда ему казалось – она обнимает и целует его… Он не видел её лица, чувствовал только всю полноту сущности чего-то, что очень хотел обрести. И так знакомо было это ощущение, что, казалось, он уже имел это и потерял… Так ведь, кажется, в книжках любовь описывают? Что-то вроде дежа вю, когда чувствуешь, что знаешь кого-то много лет… Вот как недавно, когда он проезжал мимо какой-то почти вырубленной рощи, за которой высился элитный район, ему вдруг, на мгновение, показалось, что он уже бывал здесь... Иногда он еле сдерживал себя, чтобы не предложить ей выйти за него замуж. Интересно, что бы она ответила? Опять засмеялась бы, наверное, обозвала его дураком, как однажды. «Дурак ты, Жданов», - сказала она, и он едва не схватил её и не начал целовать, чтобы подчинить себе эти насмешливые губы. Надо же было хоть как-то её отрезвить, вытрясти из неё это бессмысленное бунтарство, которое сводило его с ума.
Из раздевалки вовремя пришёл Малиновский. Андрей предупредил его, что уже не вернётся, и попросил извиниться перед остальными. Малиновский только качал головой, глядя ему вслед.
Когда спустился вниз, навстречу с корта выходил Шнайдеров. Удивлённо спросил, куда это он, Андрей сказал первое, что пришло в голову. Но и Максим был озабочен чем-то.
- Ладно, хорошенького и правда понемножку, - сказал он. – Мне сейчас из банка позвонили, срочно надо ехать в ассоциацию к Сергееву, помнишь такого?.. Вот, сейчас помощница сюда подъедет, и поедем… Ну, что ты подпрыгиваешь, как жеребец перед стартом? – улыбнулся Шнайдеров, глядя на бледного Андрея. – Я ведь тебе говорил, это не лёгкая победа…
Андрей выдернул руку из его руки, словно её ошпарили кипятком, и молча пошёл к выходу. Как неприятно, оказывается, обсуждать победы и непобеды со знакомыми. Поздновато понял…
Какое-то подъехавшее такси загородило ему дорогу, и он, уже включив двигатель, чертыхнулся. Но, прежде чем он выскочил из машины, такси высадило пассажира (пассажирку) и отъехало. Андрей рванул с места, как будто за ним гнались.
Шнайдеров, выйдя на стоянку, помахал кому-то рукой, но он этого уже не видел.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
А вот в Вашем исполнении было бы интересно прочитать о том, что он их (брекетов) не видел. Ведь в большинстве фиков Андрей начинает рефлексовать именно тогда, когда выясняется, что под немодными нарядами - хорошая фигурка, что брекеты не мешают целоваться (или их вообще нету) и т.д. Большая редкость, когда в фике показывают любовь до того, как Катя изменилась. Появление чуЙств после первой ночи зачастую объясняется (пусть иногда и косвенно) тем, что Андрей разглядел Катю.
А можно вопрос, вот интересно: в каком моём фике герои кажутся вам наиболее приближенными к сериальным?
Сколько можно "плясать от брекетов"? 
НРК - как фундамент, а фантазия наших талантливых авторов строит на этом фундаменте свои лавстори, и слава Богу, что фантазия у них богатая! 
ППКС.
У меня нет претензий (вообще странно предъявлять претензии автору и к его реальности, он тут хозяин). Мне понятна логика и я признаю возможность такого Андрея и такой Кати. Я констатирую факт - это не канонические герои. Да, они могли бы быть такими, но это только допуск. Для кого-то это плюс, для кого-то - нет. В любом случае читать интересно, а выводы окончательные делать рано, по-моему. Так что - спасибо автор, жду продолжения истории.
В общем, мне очень нра и я приперлася со своим диванчиком, если уголок для меня найдется 
Не близка современная литература, а тем более фэнтэзи. Единственные писатели в этом жанре, которых читаю и перечитываю - Стругацкие. 
! Но приятный... 
.
стоит только начать... А Стругацкие - это да... это, можно сказать, классика фантастики...
