Велели не спешить- пожа-а-а-алуйста!
38.
Слишком медленно плелось такси. Казалось, что водитель или спал, или специально пропускал вперёд все желающие автомобили, а перед светофорами нарочно притормаживал, чтоб не успеть на зелёный свет.
И эта духота в салоне, несмотря на открытое окно сбоку…
И эта отвратительная электрическая музыка из магнитолы с томно вздыхающей горе- певичкой: «Наверно, в следующей жизни, когда я стану кошкой…»
И эта дрожь, волной распространяющаяся по телу, не дающая дышать и выровнять осипший голос!
--А… можно побыстрее?!.
Катя злилась. На водителя, сквозь сигаретный дым с ухмылкой подмигнувшего ей. На неумолимо убывающее время, забирающее последние остатки рабочего дня и рабочей недели. На себя, у которой не получалось совладать с собой и хотя бы внешне выглядеть спокойно. Не удавалось сгрести в кучку и вернуть на место мысли, которые, казалось, разбрелись по телу вместе с дрожью, оставляя в голове звенящую пустоту. Вместо мыслей – одно-единственное желание, как у одержимой: не опоздать, увидеть. Сейчас, немедленно, а не в следующей жизни, о которой вещала поникшим голосом певичка.
Сквозь безудержное желание увидеть Жданова прорвалось и задержалось как озарение: а что сказать? Ведь нужно что-то говорить… Объяснить… Рассказать, как она его…
--Подвозить к дверям? Так поворачивать мне или нет? –водитель сосредоточенно посмотрел на нее, обернувшись, не первый раз обращаясь к растерянной и мятущейся пассажирке.
--Ч… то?
--Поворота нет, я говорю. До него ещё проехать. Сами же спешили! А через сквер пешком минуты две.
--Пешком…
Поспешно расплатившись, не оборачиваясь, сделав несколько шагов вперёд, Катя поняла, что не только думать, но и идти сейчас ей удаётся с трудом. Ноги становились ватными и подгибались в коленках. В горле пересохло и очень захотелось пить. Перед глазами пелена, и Кате даже показалось, что она забыла надеть линзы. Вспомнив про очки, потянулась к сумочке, но та выскользнула из рук и шлёпнулась на краешек бордюра, раскрываясь и рассыпая содержимое на асфальт.
--Начинается!.. - вздохнула Катя, приседая и быстро собирая мелочи. - Как уже когда-то…
Превозмогая откуда ни возьмись добавившую слабость и с каждым шагом усиливающийся страх, дойдя до входа в Зималетто, она присела на заборчик в стороне, пытаясь отдышаться.
Всё казалось нереальным, ненастоящим, сном… Сном длиной в три бесконечных года. И вот теперь она, проснувшаяся, ещё не понимает, явь ли всё это или грёзы. Там, за прозрачными, но уже темнеющими стёклами громады, в которых отражались последние блики заходящего солнца, Андрей. Её Андрей, весь, целиком, полностью, от каждого вздоха и до любого слова, как будто просто вышедший на день и не успевший ещё вернуться. А она, соскучившись и не выдержав нескольких часов разлуки, идёт к нему и… не может ни шагнуть, ни вымолвить ни слова. Такой родной и близкий, но такой оторванный от неё в пространстве, в котором они словно потерялись.
На день?
На пару месяцев?
На годы?
Насовсем?..
Нахлынул с новой силой страх, вытесняющий нерешительность и «ватность». Все мысли по-прежнему забирала дрожь, но всё же один-единственный вопрос всё глубже и глубже врезался в сердце остриём: не поздно ли? Всё остальное растворялось, исчезало, таяло в сгущающихся сумерках приближающегося вечера. Не главное, не важное, лишнее.
Она стояла перед входом, чувствуя всем своим нутром, как окончательно что-то рушится в её пределах, как безвозвратно оседают стены выстроенного по нелепости, ещё совсем недавно казавшиеся спасением.
От чего спасением?
От него?
От себя, решившей быть свободной, но снова и снова загоняющей себя в кабалу неверия. Чувствам.
«Свою жизнь я хочу прожить, а не исправлять ошибки и отдавать долги!» - в сотый раз вспоминались слова Андрея. Так почему же она решила за него, как прожить его же собственную жизнь, каждым словом и поступкам навешивая, закрепляя за ним долги, от которых он хотел освободиться? Невольно забирая на себя исправление ошибок и выдавая эту бесконечную вереницу обязательств и преград за правильную жизнь. Тем самым не живя, а умирая. Опустошаясь, как сосуд с дырявым дном, через который медленно и постепенно вытекает живительная сила. Отбирая эту силу у Андрея… Растрачивая время их любви…
Ради чего?
Ведь она не сомневалась и минуты, что нужна ему. Что он любит.
Простит ли?..
Душа уже давно не пряталась где-то внутри, а болела в открытую, понимая, что нет больше смысла ничего скрывать. Потому что смысла больше вообще нет. Ни в чём. Без Андрея.
«-- Но он же сомневался сам и решал остаться с Кирой! - по привычке бунтовал туманный разум.
--Расстояние! Виновато это расстояние! - жалко оправдывалось едва трепещущееся сознание. - Километры, в которых теряются слова, но взращиваются до истины неверие и непонимание».
Он нужен ей любой. И всегда был нужен. Это бесполезно отрицать. Но нужна ли она ему? Сейчас?..
--Ну нет уж! - в такт ей словам себе под нос отстукивали по ступенькам каблучки. - Я виновата? Хорошо-о-о-о! Пусть будет так… Но и ему придётся рассказать, почему… - дыхание окончательно сбилось в лифте, - … почему он… - причина так и не находилась, когда кабина с лёгким скрипом открыла блестящие стальные двери, выталкивая Катю на пустой этаж, - … почему он так и не приехал! Плавать обещал учить… И. что-то рассказать про Маргариту…
--… и поэтому, мне очень нравится его Ирина. Умница такая! И в работе, и с Андрюшей. Нет, Олечка, ну нет! Не смотри так на меня! Ведь я же… Ка…Катерина?
--Доб… рый вечер…
--Катюша? Ты… откуда здесь?
Со всего размаху налетев на Маргариту, вполголоса беседующую с Ольгой Вячеславовной у самого лифта, Катя, едва удерживаясь на ногах, отпрянула назад, к стене, от неожиданности чуть не вскрикнув и не заскочив в ещё не закрывшиеся двери кабины. Но, быстро приходя в себя, сдавленно здороваясь, прижимая к груди сумочку, глубоко вздохнув, подошла к ним, во все глаза разглядывающим её, как неопознанный объект или привидение.
--Извините… Я к… У меня здесь встреча.
Все трое замерли на месте в растерянности и ожидании, не понимая, что делать дальше.
Только на мгновение Катя потупила взгляд, не выдержав, как две женщины рассматривают её, казалось, забывая о приличиях. Только на секундочку заколотилось сердце и сжалось в тугой комок, предчувствуя опасность. Но непонятная, ещё необъяснимая внутри неё сила вдруг тут же расправила ей плечи, позволяя стать уверенной и свободной. Катя улыбнулась. Шагнула в сторону, желая обойти двух женщин, как огибают случайное препятствие на своём пути. Ольга Вячеславовна подхватила Маргариту под руку, и они отступили, пропуская Катю, всё так же молча смотря ей вслед. Ольга чуть заметно улыбнулась, и только крепче сжала локоть Марго, когда почувствовала, что та готова ринуться за Катериной.
--Всё-таки, приехала… - шепнула Жданова вслед удаляющемуся стуку каблучков.
--И очень хорошо, - кивнула Ольга. – Теперь тебе не нужно ехать к ней. Ты ведь завтра собиралась?
--Ничего я не… - нахмурившись, смутилась Маргарита, не сводя глаз с Кати, которая уже скрывалась за стеклянными дверьми. – Куда она пошла? Ведь нет Андрюши там!
--Как нет? - насторожилась Ольга Вячеславовна. – Да он же только что с рабочими краску приносил!
--Да, и потом пошёл… Нет, она же ничего не знает и не станет ждать! - Маргарита дёрнулась вперёд, но Ольга Вячеславовна по-прежнему ещё сдерживала её за локоть. - Подождите. Постойте. Мне нужно с вами поговорить.
Катя обернулась. Марго шла к ней, и с каждым её шагом в ней всё больше и больше креп протест: бесполезно! Не остановить. Не запретить. Не удержать!
--Я к Андрею, - голос был ровный и уверенный, не позволяющий ни возмутиться, ни возразить.
--Он будет через несколько минут. А пока мне бы хотелось с вами поговорить.
--Маргарита Рудольфовна, - Катя улыбнулась, делая ещё один шаг к двери президентского кабинета, - вы…
--Я не собираюсь вам мешать, - Марго улыбнулась ей ответно. – Но не будете же вы дожидаться у закрытой двери? Я не задержу вас, - кивнула в сторону плохо освещённого коридора и, ещё раз посмотрев на Катю, шагнула в полумрак, приглашая её за собой.
--Хорошо… - согласилась Катерина, ещё немного помедлив, и пошла за ней.
Минуя все кабинеты, встретившиеся на пути, Марго свернула в небольшой холл в самой глубине коридора и устроилась в глубоком жёлтом кресле, указывая Катерине сесть напротив.
Стройная фигурка… Горделивая осанка… Чуть растрёпанные волосы, слегка волнистыми прядями падающие на плечи… Розовый атлас костюма, от которого лицо казалось румянее и свежее… А глаза…
Марго нахмурилась. Смотрела и не узнавала эту девочку, молча ожидающую разговора. Как же в ней сумела спрятаться под невзрачным старушечьим барахлом такая… красота? Марго не ожидала, что сможет даже в мыслях произнести это слово, которое, казалось, никак не может относиться к этой уверенной в себе девочке, сидящей перед ней. И вроде ничего особенного нет в ней… Ни совершенства форм, ни модной стрижки… И туфли подбирают к сумочке, а не костюму… И макияж для вечера и осени совсем не подходящий… Но она была красива. Будто бы светилась, излучала этот свет. Он - в глазах, бездонных, как колодцы. В едва заметной улыбке на губах. И даже в голосе, пытающемся не сбиваться, звучать настойчивей, уверенней, но всё же выдающем … страх.
Да, она боится. Держится сейчас из последних сил, но боится! Не её. Не встречи с ней, а с сыном.
И Марго поняла, почувствовала, что всё, что скажет и о чём промолчит, - всё не имеет для этой девочки никакого значения. Катя приняла решение, сделала свой выбор задолго до попытки Маргариты вмешаться, поучаствовать, поговорить. И этот выбор сделан не вчера, а ещё тогда, давно, когда она вплетала тонкие бечёвочки в косички.
Вспомнился недавний разговор с сыном, после которого они поссорились, и Маргарита окончательно приняла решение ехать в Ейск. Андрей был слишком нелюбезен с ней, но отвечал на все вопросы, своим упрямством рождая в Маргарите ответное, такое же.
« --Андрюша! Ну, как же можно так? Я уже в который день хочу поговорить с тобой, а ты как будто избегаешь! Ты что, ты всё ещё сердишься на меня?
--Ну что ты! Нет.
--Тогда ответь мне, что ты дальше собрался делать?
--Дальше? Ну, для начала заставлю этих идиотов перекрасить стены. Завтра же, с утра.
--Да я не про ремонт! Ты что, нарочно? Я про эту… Катю.
--Что же тебе ещё не ясно, ма?
--Ну скажи мне, ты действительно её так любишь?
--Так - это как? Как это представляешь ты или как представляю я?
--Перестань сейчас же! И не пытайся намекнуть мне, что я тебе чужая, и у меня иные взгляды на любовь! Я тебя спросила только об одном. А рассуждения твои для меня уже неважны.
--Хорошо. Люблю.
--А она тебя? Ты не уверен в ней?
--Любит. Тоже.
--Тогда объясни мне, наконец, почему ты ничего не делаешь, не предпринимаешь?
--А что, по-твоему, я должен делать?
--Как что? Ехать к ней!
--Нет.
--Нет? Я тебя не понимаю… Ты что, собрался продолжать вот так изводить себя и мучиться?
--Я спокоен, ма. И всё со мной в порядке.
--Спокоен? А рука дрожит… Нет, Андрюша, не пытайся обмануть мать. Она сердцем видит. Ты что, ты, значит, не уверен в этой… Кате?
-- Почему? Уверен. И она уверена в своём решении. Не смею помешать.
--Это из-за Киры?
--Теперь уже не знаю, из-за чего.
--Но ты же объяснил ей? Ты рассказал, как было?
--Именно поэтому, что рассказал, она и приняла решение.
--А про развод? Ты рассказал ей про развод?
--Нет. Не успел.
--Как не успел?!! Почему? Ничего не понимаю.
--Не было момента. Так вышло.
--Господи… Какой ты дурачок! Да разве же так можно? Нет… Ты что-то точно скрываешь от меня… Может, ты неуверен сам в том, что это было правильно - расстаться с Кирой?
--Я уверен.
--Тогда, в чём же дело? Ты что, не понимаешь, что любая бы… порядочная и честная девушка поступила бы на месте Кати так же? Ну что же ты молчишь? Значит, ты что-то недоговариваешь, скрываешь! Вы что, поссорились с этой Катей? Или она…
-- Всё. Я больше не хочу об этом говорить.
--А я не собираюсь больше молчать об этом! И видеть, как ты страдаешь, опять изматываешь себя на работе и превращаешься в неживое изваяние! Вон, даже и не за свою работу ухватился… Кисточки кругом… Баночки … Краски…
--Я всего лишь помогал. Это страшно?
--Ты должен ехать к ней, Андрюша. А мы с отцом… Мы вчера поговорили. Я постараюсь принять твой этот выбор.
--Не надо, ма.
--Что не надо?
--Ни стараться, ни принимать. Всё. Я не хочу об этом.
--Так ты что… Ты не поедешь?
--Нет.
--Тогда поеду я!
--Не смей! Не вздумай! Даже не надейся вмешиваться в это! Я не…
--Тише, тише, тише! Ты что же так кричишь? Ты мне не доверяешь?
--Я сказал - не вздумай это делать!
--Но я хотела просто с ней ПОГОВОРИТЬ!
--А я сказал, НЕ НУЖНО!»
Поговорить…
Вот эта женщина сейчас перед ней. И ждёт каких-то слов, встревоженная предстоящим разговором. Но куда-то делись все слова, которые Марго заранее готовила. Такое ещё ни разу не случалось с ней, когда чужая женщина без слов понятна. Понятно и другое, как будто только что заново открывшееся, прозрение: многое с людьми происходит не вследствие чего-то. И не вопреки. А несмотря на что-то.
Невольно установившаяся пауза длилась слишком долго, начиная вызывать неловкость у обеих. Перебросившись парой ничего не значащих слов о погоде, о ремонте в Зималетто и некомфортном пребывании для сотрудников, Марго вздохнула глубоко и неожиданно спросила:
--Вы любите Андрея?
--Да, - уверенно ответила Катерина, глядя ей в глаза, как будто ожидала этого вопроса. – Люблю.
--Он всё-таки расстался с Кирой. И я решила кое-то вам объяснить.
--Я знаю это…
--Знаете?
--Вчера узнала.
--Вам сказал об этом он?
--Нет…
--Дурачок какой… - но, опомнившись, вернулась снова к деловому, сдержанному тону: - Он тоже любит вас.
--Я… знаю…
--И всё же… - Марго вздохнула, и, сделав небольшую паузу, мельком взглянув на большие круглые часы на стене напротив, продолжила: - И всё же вы не должны обижаться на Андрюшу. Вы должны понять, что в жизни иногда приходится быть слабее обстоятельств. А время всё рассудит и расставит на свои места.
--Я не обижаюсь…
--Ну, вот и хорошо. Надеюсь, что мы ещё о многом с вами поговорим. Не здесь и не сейчас. Ну а теперь идите. Андрюша должен был уже вернуться. Он там с рабочими этими… Выбирал какую-то особенную краску. Невыносимый, несносный человек! Как мальчишка…