Та, для которой
5
- Я никуда не поеду, - зло рассмеялся Андрей. - Пусть даже не надеется...
- Андрей, мы должны...
- Я никому ничего не должен!.. Всё, вопрос закрыт.
Он нетерпеливо развернулся и вышел из комнаты.
У Кати вырвался тяжёлый вздох. Конечно, можно было не сообщать ему новости до того, как они сели бы в самолёт. Но такого даже представить себе было невозможно - она не могла притворяться, а значит, лгать ему. И Павел Олегович, конечно, понимал это, когда рассказывал ей о планируемых изменениях в своей жизни. Значит, как-то рассчитывал воздействовать на Андрея, чтобы тот приехал!.. Не мог же он не знать, что последует за таким сообщением…
А уж как ей всё-таки удалось произнести эти слова, этого уже никто сказать не сможет. И она сама ни понять, ни вспомнить не сможет. Но делать нечего – надо идти за ним. И продолжить этот разговор, как бы неприятно не было.
Он стоял в спальне у окна, заложив руки в карманы. При звуке её шагов повернулся, посмотрел на неё. Сказал уже мягче:
- Кать, прости. Но я не хочу об этом говорить.
- Но об этом придётся говорить, неужели ты не понимаешь...
- Нет. Он не считал нужным говорить об этом с нами, почему мы сейчас должны говорить? Мне всё равно, пусть хоть на принцессе Уэльской женится...
Она опустилась в кресло, положила руки на подлокотники. В задумчивости гладила и гладила мягкую ткань… Даже представить себе страшно, сколько разных чувств испытывает он сейчас. Боль, обида, разочарование...
Но нельзя ведь перечеркнуть вот так просто всё, что связано с отцом. Это немыслимо. Должен же он понимать это. Хотя бы выслушать отца, разобраться в причинах. В причинах... Ну, что же ещё могло заставить его принять такое решение - сейчас, когда даже ещё сорока дней не прошло, - если не чувство? Сильное и давнее чувство. И как бы ни было неприятно признавать это, но придётся. И смириться с этим тоже придётся.
- Да в том-то и дело, что не на принцессе, Андрюш... Они знакомы давно...
Что-то мешало говорить, сдавливало горло. Ну, вот как озвучивать эти крамольные мысли? Чтобы он услышал, что его отец изменял матери? Пусть даже и не физически в последние годы, но в мыслях!.. Но иного достойного объяснения придумать невозможно. Только чувство может оправдать то, что происходит...
Пристально глядя на неё, Андрей внезапно криво усмехнулся, и она вдруг поняла, что он думает о том же. Что не будет для него открытий в её словах.
- Давно... Да, Кать, давно. - И снова резко отвернулся и замолчал.
Она молчала тоже. Ждала, что он скажет дальше. Раз уж начал говорить...
Он знает, он что-то знает...
Господи, бедный её Андрей. Он жил и знал, что отец любит другую женщину, не мать.
- Андрюш, расскажи мне...
Он раздражённо повёл плечом.
- Это ты егО проси, не меня. Пусть он сам рассказывает. А я знаю только, что она обхаживала его с незапамятных времён. Смотрела в глаза маме, улыбалась - и за её спиной плела свои сети. Вот только я всегда уверен был, что не удалось ей заманить его, кишка тонка. Против мамы она - ноль, пустое место. И для него, и вообще. И я так говорю не потому, что это мама, а... - Голос его сорвался. - В общем, я никогда не верил Воропаеву: ни тогда, ни потом.
- Воропаеву?!..
- Да, он как-то похвастался нам с её сыном, что видел их вдвоём. – Андрей жёстко и коротко рассмеялся, и сердце её сжалось. - Ну, в своей манере, ты знаешь, как он это умеет. Вот тогда Антон и избил его до полусмерти, так, что Лидия даже с мамой поссорилась (а этого никогда не было, она всегда была осторожна), собрала свои вещи и уехала от нас. И больше мы её не видели - несколько лет. Она даже не звонила. Потом объявилась снова… кажется, на свадьбе Лёни Белова, сына Ольги... И как ни в чём не бывало встретилась с мамой. А мама уже, конечно, зла на неё не держала, забыла всё... Они тогда очень хорошо поговорили, я был при этом, радовался, что оказался прав и что, конечно, это Сашка со своей испорченностью всё придумал... И мама даже пригласила её к нам на дачу, и потом...
Он внезапно умолк, взгляд его изменился. Как будто дыхание затаил. Стоял и смотрел на неё. Глаза были непроницаемы, вот только страх… неужели страх?.. но чего он испугался?..
И она увидела, как в карманах его руки сжались в кулаки, а лицо исказила гримаса боли.
- Катя, я ненавижу её... Всегда терпеть не мог, боялся, что отец поддастся... А теперь... Я за эти годы отвык уже, забыл о ней... Ведь это как будто в другой жизни было, столько лет прошло... Знал, конечно, что она с мамой созванивается, но о встрече даже и речи не шло... И когда ты сказала, что она приедет на прощание - ну и ладно, подумал, как приехала, так и уедет. Забыл, как она была мне неприятна... И вот теперь - что делать, Катя?!..
Как ей хотелось пожалеть его, утешить! Но что она могла сделать? Обвинять Павла Олеговича? В чём, если многолетнее чувство Лидии всё-таки оказалось взаимным? Какие есть у них основания думать по-другому? Только полудетские ощущения подростка, который с горьким упрямством слепой верности родителям винил во всём постороннюю женщину?..
Конечно, нехорошо, что это случилось так быстро. Что свёкр поспешил, поступил так странно, не "по-людски", как сказала бы - и ещё скажет мама... Но ведь они же не знают всех обстоятельств! И для того, чтоб узнали, он и зовёт их в Лондон! А Андрей отказывается, он уверен, что ничего нового, ничего оправдывающего он услышать не может... Так что же ей делать?..
Ничего, кроме того, чтобы попытаться убедить его. Это её долг, они оба потом не простят себе, что не попытались...
- Андрюша, подумай, может быть, он ни в чём не виноват. Да и какой смысл сейчас гадать? Ведь он позвал нас для того, чтобы объяснить. Вот и подождём...
- Объяснить? Что он может объяснить, Катя? Что жить без неё не может? Что считал дни... - и лицо Андрея побелело, - когда сможет наконец соединиться с ней?..
Она опустила голову. Да, это было ещё хуже - для него. И не было сейчас такого объяснения, которое могло бы в его глазах оправдать отца...
- Кать, я тебя прошу - давай не будем говорить об этом. Иначе... иначе я подумаю, что ты его защищаешь, что понимаешь его. А мне противно так думать, потому что это значило бы, что и ты...
Она удивлённо посмотрела на него.
- Что я?
- Ну, что ты вообще можешь допускать такие мысли.
Он явно жалел, что сказал это, ему было неприятно, она видела. Но лучше уж пусть говорит, чем просто думает. И она уже собиралась ответить ему, но лицо его вдруг просветлело, он улыбнулся... заставил себя улыбнуться.
- Не слушай меня, котёнок, я не в себе сейчас. Я ведь знаю, почему ты говоришь так. Ты вообще ни в ком зла не видишь, всё стараешься объяснить...
- Андрюша, ну не бывает же так, чтобы кто-то один был во всём виноват... Согласись... И если бы не о папе речь шла, я разве стала бы тебя уговаривать? Но это ведь Павел Олегович, так что, вот так просто взять и забыть о нём? Обидеться навсегда, вычеркнуть?
Он шагнул к креслу, в котором она сидела, присел перед ней на корточки. Обнял её ноги, положил ей на колени подбородок, вгляделся в лицо. Проговорил задумчиво:
- Вычеркнуть... Никого никогда не нужно вычёркивать. - И ей показалось почему-то, что он говорит не об отце. Это была какая-то общая мысль, сейчас пришедшая ему в голову. А может, и не сейчас. Может, он давно уже думал об этом. - Но ты... понимаешь, тебе удаётся как-то всегда встать на место другого человека. А я всегда сужу по себе, ну большинство людей так устроено!.. И я не понимаю его, не понимаю и не пойму никогда, что бы он ни говорил!.. Любишь - женись, и нечего прятаться по углам, и подло обманывать, и... - Он встряхнул головой, поднялся. Лицо его было бледно, губы крепко сжаты. - Всё, Катюнь, всё. Поехали к твоим.
…На сегодня она отступила. Но надежда всё-таки была. Было бы гораздо хуже, если бы он замкнулся в себе, как это бывало, пресёк все попытки поговорить. Но он говорил, выговаривался, и это давало надежду.
Конечно, то, что он говорил, было почти страшно, выбивало почву из-под ног. Понятны теперь становились фразы, которые она иногда слышала от обоих свёкров… Сколько раз и Павел, и Маргарита пытались увещевать их во время мелких, незначительных ссор упоминаниями о трудностях в их собственной семейной жизни… Маргарите очень хотелось применить свою мудрость на практике и за неимением лучшего она использовала любую возможность, хоть в этом в семье сына и вовсе не было необходимости. Иногда Катина мысль цеплялась за эти слова: о чём она говорит? о каких неурядицах с мужем?.. Но ни разу ни свекровь, ни Павел Олегович не говорили больше того, чем, по их мнению, требовала ситуация. Лишь общие фразы, сентенции…
И вот теперь эти сентенции обретали конкретный смысл. Более того – обретали плоть и кровь. Вполне реальные, осязаемые образы. Вернее, образ – высокой миловидной женщины с тихим голосом. Сильной и слабой одновременно. Андрей не признавал в Лидии слабости, но что-то было в ней такое, что мешало Кате безоговорочно считать её бессовестной и холодной интриганкой… Возможно, это была просто несчастная, запутавшаяся в своих целях женщина. А может быть, она не путалась ни в целях своих, ни в чувствах, а чётко знала, чего хочет от жизни. В любом случае, теперь она была к ним слишком близко – реальная часть и их собственной жизни.
До собрания акционеров – неделя, до первого рабочего дня – и того меньше. Об этом тоже нельзя не думать. Одно дело, когда женщина просто живёт с состоятельным мужчиной, и совсем другое – когда становится его женой. Законной супругой. Тем более, что и сама она, мягко говоря, располагает средствами. Возможно, у Павла Олеговича изменятся планы. Возможно, он вообще захочет отказаться от «Зималетто». Кто знает? Ничего нельзя исключать. Но только Андрей, конечно, в своём теперешнем состоянии и думать об этом не сможет. А она не сможет ему сказать. Добить его ещё и этим?.. Нет уж, пусть его отец сам подумает о том, какую рану наносит сыну… И впервые, пожалуй, за весь этот день Катя позволила себе подумать о Жданове-старшем неприязненно. Она ведь тоже не железная…
***
И надо же было именно сегодня папе почувствовать себя в приподнятом настроении и вспомнить о старых запасах черносмородиновой наливки. В последние годы он почти не пил из-за неважного самочувствия, и Андрею почти не приходилось изобретать отговорок на застольные приглашения тестя. Но сегодня он с радостью подхватил «гениальную» идею, и Кате оставалось только с обречённой улыбкой взирать на его горькое воодушевление. К некоторым уловкам Андрею прибегнуть, правда, пришлось: символическая рюмка с наливкой стояла рядом с его тарелкой и была предназначена только для чоканья, а вот бокал с виски (за которым он не поленился съездить в супермаркет) регулярно опустошался и наполнялся снова.
Ему хотелось сейчас побыть с кем-то, кто не знал об этой его новой жутковатой реальности. Хотелось забыть обо всём, о том, что придётся принимать решение. И трезвым быть не хотелось. Бывали случаи, когда Катя осмеливалась
высказывать своё мнение по данному вопросу… не сразу, правда, но пришлось научиться и этому. Забавно, конечно, теперь вспоминать то время, когда ей, молодой жене, дикой казалась даже мысль о том, что она может как-то препятствовать Андрею Жданову в его почти ритуалах со спиртным, но… Теперь был не тот случай, и забавные мысли в голову не приходили. Потому что в такие дни, как сегодня, личное его пространство было сильней и вторгаться в него было нельзя. Катя всегда чётко чувствовала это.
Поэтому она спокойно удалилась в свою бывшую комнату вместе с мамой и, разговаривая с ней, с улыбкой наблюдала за перебежками Арины из комнаты в кухню и обратно.
О том, чтобы сейчас рассказать родителям новость из Лондона, не могло быть и речи. Сначала следовало разобраться самим, узнать всё до конца. Мама начнёт мучить её вопросами, которыми она уже мучается, а обсуждать с ней версии и догадки сейчас не было сил. Мама всё равно не сможет ничем помочь и только сама расстроится. Нет уж, пусть хоть где-то, хоть на время останется островок спокойствия.
Но, конечно, чтобы скрыть что-то от Елены Александровны, надо было прилагать определённые усилия. Андрея, с удовольствием поддерживающего бравое веселье на пушкарёвской кухне, мама что-то припомнить не могла. И поведение её явно говорило об этом.
- Катенька… а у вас всё хорошо? – в какой-то момент осторожно поинтересовалась она.
Но Катя была готова. Она не стала со смехом разубеждать Елену Александровну, а, вложив в голос некоторую долю озабоченности, посетовала на неприятности в «Зималетто». Мама с сочувствием закивала.
- Андрей переживает, да?.. Конечно, тяжело ему, бедному… Но вот хорошо всё-таки, что ты президент… Кому-то и с холодной головой надо оставаться…
И хоть, в общем-то, это была правда, Катя по обыкновению почувствовала протест внутри. Мама не знает всех нюансов… не знает, что именно благодаря «горячей» голове Андрея компания сделала в последние годы такой прорыв… а объяснять – долго и бессмысленно. Поэтому она в очередной раз просто поставила маму перед фактом: не имеет значения, кто называется президентом в «Зималетто». Должность главы компании почти номинальна, и эта сложившаяся данность пошла «Зималетто» только на пользу.
Мама не спорила, но всем видом своим показывала: уж для неё-то эта должность не номинальна, и она имеет полное право гордиться дочерью. И разубеждать Пушкарёвых в этом Ждановы-младшие обычно не пытались; не стала Катя этого делать и сейчас.
Подбежала Арина: «Мама, смотри!..», показала мозаику, которую Андрей купил, когда ездил в магазин. Катя улыбнулась, предложила помочь. Дочка, немножко подумав, согласилась.
В какой-то момент мужчинам стало недоставать общества их женщин, и Кате с Еленой Александровной пришлось переместиться на кухню. И, хоть в целом вечер был спокойным и уютным, как всегда, и Андрей не выпускал её руки из своей, она всё же с тревогой начинала думать об окончании вечера. Арину сегодня всё же лучше оставить у родителей, но в этом-то и был весь вопрос: Андрей мог заупрямиться.
Он не был пьян, но и трезв тоже. Это было такое странное состояние, в котором в тёмных глазах его застывала мрачная решимость. Решимость оберечь свою семью, несмотря ни на что. В последний раз она видела у него такие глаза, когда её вторая попытка стать матерью закончилась неудачей. Это произошло из-за перенесённого ею накануне гриппа, и именно после этого они решили, что случайностей в их жизни больше не будет. Но разве можно что-то решить наверняка? Жизнь всегда распоряжается по-своему. И вот так, как сейчас, решает за них.
Вопреки ожиданиям, Андрей не стал настаивать и дал увести дочку в спальню родителей. И даже целовать не стал, только по голове погладил: боялся, что ребёнку будет неприятен запах спиртного. И Катя поняла, что завтра его мучить будет ещё и чувство вины. Её мать с уважением посмотрела на зятя, а сама она плавилась от жалости и нежности. Она тоже будет беречь. Несмотря ни на что.
- Катька, я люблю тебя… - В подъезде он прижал её голову к своей груди и тоже гладил по волосам. И тоже не целовал. А она продолжала плавиться и совсем не возражала бы против поцелуев. Ничего, дома он поймёт, что ему нечего бояться… а запах виски иногда может называться и ароматом…
…Хорошо, что Павел Олегович выбрал такое позднее время для звонка и дал ей насладиться воплощением романтической характеристики древнего напитка. Андрей уснул, но ей не спалось. Она решила принять душ и уже возвращалась в спальню, когда лежащий на тумбочке у входной двери мобильный разразился мелодичным звонком.
- Катя, извини, что беспокою так поздно… Я понял, что вчера сделал глупость. Я не могу требовать от Андрея чего бы то ни было и сам прилетел в Москву. Но перед тем, как поговорить с Андреем, я хотел бы встретиться с тобой…
|