|
Та, для которой
4
«Окунуться в заботы» - значило слишком мягко назвать то, что ждало их по возвращении. Всё было беспорядочно, суетливо и потому непривычно. Сначала – несколько часов скорбной тишины, пропитанной озвученными и молчаливыми соболезнованиями. Озвученными – более близкими, давно работающими сотрудниками; другие подчинённые просто прятали глаза, скользили мимо, и даже в их приветствиях ощущалась уместная в этих условиях, но мучительная тягостность. И Катя не знала, что лучше – эта напряжённая тишина или то, что последовало за ней: звонки, хлопанье дверей, какие-то жалобы, просьбы… Постепенно потянулись посетители, голоса стали громче, тон – настойчивей… Это было правильно, логично, и всё же Катя предпочла бы обойтись без этого дня вовсе.
Она видела, как тяжело всё это давалось Андрею. Выражение боли и отчаяния то и дело появлялось на его лице. Выслушивать соболезнования было невыносимо, ходить по коридорам и видеть, что ничего не изменилось, при том, что для него самого точка возврата в чём-то была пройдена, - ещё тяжелей.
Дела в компании тоже особо не радовали. Катя с закипающей тревогой слушала Зорькина: бюджет на исходе, остатки уходят на выплату кредита, до первых поступлений из магазинов – несколько недель… Выплаты акционерам, зарплату сотрудникам придётся задержать.
- Катя, один выход: упор на массовую линию. Твои прогнозы оправдались; хорошо, что мы составили план заранее. И я не сидел сложа руки, кое-что предпринял...
Катя кивнула одобрительно.
- Действуй. Дополнительная проработка плана нужна?
- Пока нет. – Коля пожал плечами. – Будем смотреть по обстановке, а пока – никаких вопросов. Вроде бы всё предусмотрено.
Катя посмотрела на Андрея. Он сидел мрачнее тучи, безучастно смотрел в одну точку.
- Андрюш?..
Он неохотно поднял на неё глаза, с усилием улыбнулся.
- Да, я согласен. Если другого выхода нет…
- Нет, ты же видишь. Да мы ведь перед отъездом обсуждали это, всё будет в порядке…
- Да, да, Катюнь, я знаю.
Она подошла, села напротив. Тихо спросила:
- Ты расстроился?
Она раздражённо мотнул головой.
- Если так пойдёт дальше, будем выпускать одну коллекцию в год…
Она улыбнулась примирительно.
- Раз в год не получится, тогда придётся осваивать выпуск сезонной одежды, а это дополнительные вложения…
Он посмотрел на неё, взгляд его потеплел.
- Но ты ведь понимаешь – мы сдаём позиции… Меня это просто бесит, выводит из себя!.. Разве об этом мы мечтали?
- Ну, мы ведь не на два дня на этом рынке. Да, бывали времена и получше, но катастрофы никакой нет. Компания вполне может процветать и на массовой одежде, выпуская коллекцию раз в шесть месяцев… Ты же знаешь ситуацию. Коля говорит: «Фантана» реформируется…
Андрей присвистнул, удивлённо взглянул на Зорькина.
- Откуда такие сведения?
- Разговаривал с одним человечком, - таинственным тоном сообщил Коля. – Они полностью прогорели на последней коллекции…
Андрей снова помрачнел, плечи поникли.
- Ещё неизвестно, чем для нАс эта коллекция обернётся…
Зорькин посмотрел на Катю. Она прикрыла глаза: иди.
Конечно, она успокоила его – настолько, насколько это было возможно. Малейшая уступка, снижение темпов всегда были очень болезненны для Андрея, он всякий раз расценивал это как удар по реноме компании. Её задачей было смягчить удар, выступить неким буфером… Всё-таки она относилась к неприятностям в компании значительно спокойнее.
Выслушав её, и он становился холодней. Чёткий мир цифр, в котором его жена чувствовала себя как рыба в воде, возвращал ему равновесие. Привыкнув оценивать ситуацию в целом и всегда несколько преувеличивая истинные размеры происходящего, он с удовольствием погружался в подробности, с помощью которых и решалась проблема. А авторами этих подробностей, как правило, и были Катя с Колей.
И не имело никакого значения, кто номинально был главой компании – все проблемы всегда решались в тандеме, и ответственность, и успехи делились пополам.
Ещё утром на своём столе Андрей обнаружил маленькую декоративную ёлочку, улыбнулся.
- Катюнь, я совсем забыл, в первый раз в жизни: скоро Новый год…
Она улыбнулась в ответ.
- Да, Надя позаботилась о тебе… У меня, правда, такая же.
- Поедем в Лондон?
- Не знаю… Наверное.
- Лучше поехать к отцу, чем звать его в Москву. В последнее время он плохо переносит перелёты, сам говорил. И ведь ещё предстоит…
Да, ещё им предстояли похороны. Скоро, через неделю, они полетят в Лондон и сразу же – обратно. А потом – её день рождения. Никогда у неё ещё не было такого дня рождения… Посидят тихо в доме её родителей, никаких гостей. Женсовет не обидится, они поздравят её позже. Только Лариса-соседка придёт назавтра, выпьют по бокалу сухого вина.
…После обеда позвонил Воропаев: они с Кирой тоже вернулись в Москву. Катя уже приготовилась к глухой обороне – зачем же ещё Саше звонить, как не предвосхитить их извинения за задержку выплат, - но он не стал язвить и настаивать. Голос был усталым и немного расстроенным.
- Я, собственно, по какому поводу: уезжаю на месяц, буду после Нового года. Вы, конечно, можете звонить мне, но было бы нежелательно… В общем, я надеюсь, наша договорённость остаётся в силе?
- Да, собрание акционеров сразу же после праздников, мы будем ждать тебя.
- Катя, если что-нибудь изменится…
- Ничего не изменится, Саш. Собрание состоится в назначенное время.
- Хорошо, если так… Скажу честно: я немного волнуюсь из-за акций Маргариты. Сама понимаешь, когда случается такое… А с Павлом Олегычем я никак не мог поговорить: неудобно беспокоить его по такому поводу сейчас, да и Лидия проходу на давала…
- Лидия? Она ещё не уехала?
Он фыркнул недовольно.
- Как бы не так… Такое ощущение, что она в Лондоне поселилась… Ладно, мне идти нужно. Короче, надеюсь, Андрюша не выкинет никакого фортеля…
- Всё, всё, Саша, пока. До встречи.
…В общем, обо всём этом надо было думать, и всё это держало и удерживало, как они и надеялись.
Но всё же они не могли не испытать облегчения, выйдя из стен «Зималетто». Сегодня это здание – а по сути, их второй дом – давило на них своей мощью.
А вокруг – всё как всегда, как год, два, четыре назад. Всё те же дома, продуктовый магазин, сырость и безнадёжность декабря последних лет. И всё же нельзя не сознавать радости и полноты жизни: Маргарита многое отдала бы, чтобы видеть всё это.
Тягостность её мыслей передалась и Андрею; а может быть, он сам думал о том же. Ещё час назад он переживал из-за неприятностей в компании, но теперь, выйдя на крыльцо и остановившись, вдруг поднял лицо к небу, а потом обнял её за плечи и притянул к себе.
- Какая же это всё, Кать, ерунда…
И она едва не заплакала: какое же счастье, что есть человек, которому ничего не надо объяснять, который всё понимает без слов…
Вечером она долго сидела у кровати дочки. Андрей тихо приоткрывал дверь, она показывала взглядом: всё в порядке. Арина смотрела на неё своими умными чёрными глазами и, казалось, тоже всё понимала. Что бабушки, о которой она спросила, больше не будет с ними. Не будет – рядом, но, пока живы они, будет жить память о ней, а значит – она сама.
Конечно, сознание ребёнка не может вместить всего горя. Конечно, уже завтра дочка будет весела, как всегда, и это хорошо, и это правильно. Но, может быть, то, что она узнала сегодня, сделает её добрей и сострадательней к людям. Катя с самого рождения дочери относилась к ней как к равной, Андрей поддерживал её, и никому не позволяли они пренебрежительно обращаться с Ариной – как часто обращаются люди даже со своими детьми…
***
В день похорон дул сырой, промозглый ветер. Прячась в высоко поднятые воротники пальто и курток, они возвращались с кладбища. Где-то в уголке сердца у каждого навечно поселилась грусть. Грусть по ушедшему и невозвратимому. Возможно, когда-то несправедливо обиженному – и утраченному теперь навсегда. И сожаление будет их уделом, и этого не изменить. Смерть страшнее для тех, кто остаётся.
Когда Павел Олегович не видел, Катя наблюдала за ним. Так сложилось… он сам так устроил пространство вокруг себя, что не мог теперь никому полностью открыть свою душу. Не было такого человека, которому он мог бы довериться, рассказать о самом сокровенном. Возможно, таким человеком была для него Маргарита, но и в этом Катя не была уверена. Конечно, так получилось по воле самого Жданова-старшего и изливать свои чувства было не в его натуре, но слишком неординарное произошло событие, чтобы судить о чём-то наверняка. И Катя приглядывалась к нему, ждала какого-то жеста, знака с его стороны, чтобы тут же прийти к нему на помощь. Но ничего такого не было.
Внешне он был всё тот же: красивый, тонкий, интеллигентный человек. Сдержанный и немногословный, с достоинством переносящий удар, постигший его. А по временам даже и блеск, вспыхивавший в его серых глазах, вдруг как будто освещал лицо и делал его моложе. Мистика, думала Катя, глядя на него в такие минуты: ей казалось – она видит его молодым.
Горе сблизило отца и сына, даже складки у губ у них были одинаковыми, и впервые в жизни, пожалуй, проявилось их сходство. Чего никогда не было раньше: Андрей был похож на отца Маргариты, это было в семье притчей во языцех. Но сейчас Катя видела и узнавала их черты друг в друге.
За семейным столом в доме Пушкарёвых вёлся тихий, неспешный разговор. И, несмотря на всю печаль этого дня, Катя чувствовала себя уютно и в безопасности. Только так и можно было представить себе сегодняшний день, если уж кому-то так не терпелось приблизить его.
Неожиданно узнали они о том, что Павел Олегович не задержится в Москве: ему срочно нужно было возвращаться в Лондон, на днях объявился давний партнёр «Зималетто», который хотел бы возобновить сотрудничество. Это была радостная новость, и Жданову-старшему было приятно сообщить её: положение дел в компании, конечно, не было для него секретом. Но тут он придерживался Катиной позиции: всё идёт в рабочем режиме, и паниковать не из-за чего.
- Андрей, Андрей, не горячись… После Нового года соберём акционеров, детально всё рассмотрим… С акциями ситуация под контролем, всё вернётся на круги своя. Вообще, предлагаю до Нового года не суетиться: рынок всё равно замер на время, ничего экстренного, надеюсь, не произойдёт. Подумай лучше о подарках для Катюши, для Арины Андреевны… - И он с ласковой улыбкой смотрел на внучку.
Тема праздника и подарков - конечно, более привычная для её родителей, и они оживлённо вступают в разговор. Они хорошо ладят с Павлом Олеговичем, находят с ним общий язык. Как и внучка, которая, подбежав, прижимается к его боку: доверчиво и просто, ведь он такой же родной для неё, как и остальные. И он, повернувшись, с улыбкой гладит её по голове. С улыбкой нежной - и всё же отстранённой немного, как и всё его отношение к окружающим. Не так, конечно, улыбается, глядя на внучку, её собственный отец, ну да нельзя же требовать от всех одинакового отношения.
А вот Маргарита любила внучку не отстранённо, а всей душой, и немало ревнивых минут доставила её матери. Елена Александровна не верила в искренность Маргариты, и Кате всегда тяжело было сознавать это. Потому что она-то верила с первой минуты и не смешивала это ни с чем другим…
Из задумчивости её вывело некоторое замешательство за столом. Она прослушала реплику Павла Олеговича, и теперь смотрела на обескураженное лицо Андрея.
- Пап, как же так…
- Ну, как, как, - спокойно улыбнулся Павел Олегович. – Встретите хотя бы один Новый год без надоедливого старика…
Катя встревожилась. Что-то неприятно кольнуло в сердце. Такой новости она не ожидала.
- А что случилось, Павел Олегович? Если вы не можете приехать, мы могли бы…
- Катюш… - Павел Олегович, чуть заметно улыбаясь, потёр мочку уха – жест, означающий обычно уверенность в чём-то… - Я поеду за границу. Не могу пока оставаться один. – Он помолчал немного. – Но и вас беспокоить не хочу. Меня пригласили друзья, не хочу быть вам в тягость.
Она сама была растеряна, Андрей был растерян… Друзья? Какие друзья?.. Павел Олегович отказывался говорить подробнее.
- Приеду – расскажу…
Из-за противоречивых чувств, владевших ими, они не могли протестовать открыто. Не они ли сами недавно мечтали о том, чтобы он как можно легче перенёс своё горе? Вот и нашлась какая-то отдушина, какие-то люди, от которых он не отказывается принять помощь. Но они с Андреем так привыкли, что всегда и всё знали о нём, и особенно за последний месяц так привыкли опекать его, что теперь казалось странным: какое-то решение он принял без них… Конечно, это было смешно: ведь понятно было, что он лишь позволял им эту опеку, а теперь в ней не было необходимости. И всё же…
- Кто пригласил его, как ты думаешь? – спрашивал потом Андрей.
Она отвечала: не знаю, хотя некоторые мысли у неё были. Но они были слишком смелыми, слишком необычными, чтобы быть правдой, и она молчала. Но вспоминала разговор за столом в лондонском доме, тихий голос Лидии… Улыбку Павла Олеговича… «Как это понимать? Ты приглашаешь нас в гости?»… Вспоминала несколько слов, вскользь оброненных Воропаевым…
В общем-то, в этом не было ничего неприятного, ничего такого, что нельзя было обсуждать, о чём нельзя было рассказывать… И всё же что-то останавливало её. Ну, не могла она вот так просто взять и сказать Андрею: да это ведь Лидия, Андрей… Лидия Ведищева… и отец, скорей всего, уехал в Швейцарию… ты же слышал – она и всех нас приглашала…
Да, что-то мешало, но что - этого она понять пока не могла. И прятала эти мысли далеко, как можно дальше, на задворки памяти. Вот вернётся Павел Олегович, рассмеётся: «Дети, так я же с Тимчиком, Петром Аркадьичем… помните такого?.. и его семьёй Новый год встречал»… И она вздохнёт с непонятным облегчением и забудет о Лидии Ведищевой навсегда.
Декабрь прошёл, как и предрекал Павел Олегович, спокойно, без потрясений. И праздники встречали как обычно – ну, может быть, чуть тише, чуть приглушённей… В новогоднюю ночь в бокалах преломлялся свет ёлочных огней, они смотрели на звёзды и загадывали желания. Накануне они немного поссорились и теперь, смеясь, но всё же опасаясь, виноватыми поцелуями наперегонки спешили загладить ссору до боя курантов… А Арина мирно спала в своей оклеенной «волшебными» обоями комнате. Вошебными – потому что меняли цвет, днём были голубыми, ночью серебристыми…
Да, желания были простыми, незатейливыми, и тем ценнее для них. Ведь для них это по-прежнему были самые необыкновенные желания – они всё ещё не могли соскучиться и привыкнуть. «Согласны ли вы пройти рука об руку по жизни и «Зималетто»… Смешные, нелепые слова… И чем смешней, чем нелепей они были, тем сильней сжимались их руки.
О делах не думалось совсем. Катя за это и любила длинные новогодние праздники – «Зималетто» исчезала из мыслей на это время. И можно было вволю думать о муже, о дочке, о родителях, о каких-то насущных домашних проблемах… Но вот они уже были готовы вынырнуть из этого блаженного состояния – ведь и этому когда-то должен был прийти конец, - и погрузиться в работу, как однажды раздался звонок по домашнему телефону. Обрадованно взяла Катя трубку: определился номер свёкра. Значит, у него всё хорошо, он вернулся…
- Павел Олегович, ну как вы? Вы дома?
- Да, Катюш, у меня всё нормально. – Голос Павла Олеговича звучал как-то глухо, неуверенно. – Андрей дома? Я хотел бы поговорить с ним…
- Нет, его сейчас нет… У вас что-то случилось?
- Ну, можно и так сказать… Вообще-то это не телефонный разговор, но я ничего не хочу скрывать от вас… Я собираюсь жениться, Катя, и хотел бы, чтобы вы приехали как можно быстрее… Время до собрания акционеров ещё есть…
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Нальём чего-нибудь... чаю, например. 
хотел Андрюша в детстве братика, вот и получит его... желания должны исполняться рано или поздно. 
и им должны перейти . Реакцию Андрея даже страшно представить.
Все это еще боком вылезет и Кате,и Андрею.
И всё же, даже эти эмоции не смогли заглушить тревоги - непонятной, подспудной 
И материализацией этой тревоги стало озвученное решение Павла 
