|
Та, для которой
6
В такие дни нельзя выходить из дома. И если бы не эта встреча, Катя просидела бы весь день в своей тёплой квартире, играя с дочкой и наводя порядок - пользуясь последними свободными деньками перед рабочим марафоном... О прогулке с ребёнком не могло быть и речи – за окном злой вихрь закручивал снежные струи в тугие спирали, и даже от одного этого зрелища становилось не по себе.
Но от встречи отмахнуться было нельзя. И вместо неспешного завтрака, с болтовнёй и шутливой пикировкой, пришлось наскоро запихивать в дочку остатки каши, потом натягивать на неё, сердитую и строго пеняющую матери на поспешность и бестолковость, сапоги и куртку, потом вести к машине… о, этот путь из двадцати шагов, показавшийся вечностью из-за того, что дышать было совершенно невозможно! Снег мгновенно залепил обеим щёки, глаза… И в машине она с рассеянным видом ещё некоторое время растирала щёчки Арине, которая уже смирилась со Катиными странностями в это утро и покорно давала с собой делать всё, что бы той ни пришло в голову.
Потом они приехали к Пушкарёвым, и за дорогу Катя довела ребёнка до того, что он с радостью и облегчением выскочил из машины, а такое редко приходилось видеть при расставании с родителями. То, что мама совсем не слушала её, ещё полбеды, но она ведь ещё и говорила невпопад, перебивала и вообще вела себя странно…
А ведь вся эта растерянность и суетливость оттого, что приходится скрывать что-то от Андрея. Она терпеть не может такие ситуации. Скорей, скорей избавиться от необходимости хитрить, скорей всё рассказать ему... Но Павел Олегович попросил не говорить, да и сама она понимает, что уж если согласилась на эту встречу, то до поры до времени нужно молчать…
А главное – она делает это ради Андрея, для Андрея. Всё время помнит о нём, о том, чтобы он как можно безболезненней перенёс эти новости… А вот ради чего поступает так сам Павел Олегович?..
Она так и спросила его. Войдя в тихий, почти пустой зал кафе в центре, где они договорились встретиться, она не сразу узнала свёкра. Он сидел спиной к ней, и Катя поняла, что безупречная осанка его осталась в прошлом. Нет, мало радости доставляет ему его новая жизнь… Но в любом случае нужно выслушать его.
Она подошла, села напротив, положила рядом сумку - и только после этого взглянула на него. Он сидел, ссутулившись, и исподлобья внимательно смотрел на неё… И – вот странно! – несмотря на горькие складки на лбу и у губ, ей снова показалось, что она видит его молодым. Прошлое странным образом вернулось в его жизнь – и, не став моложе, он выглядел как часть этого прошлого.
Сбивчивое, неловкое приветствие. Непривычная холодность, даже отчуждение... Грустные атрибуты подобного свидания. Вот уж не могла она подумать, что с ним придётся так встретиться…
Наконец он обмолвился о своём решении, всего пару слов, но их хватило, чтобы она бесстрашно ринулась в бой. В конце концов, она никому не позволит ставить под угрозу благополучие своей семьи. Андрей уезжал сегодня – нужно было встретиться с юристом, - и был темнее ночи…
- Но почему, Павел Олегович? Зачем вы это делаете? Вы ведь понимаете – вы причиняете боль Андрею…
Он молчал, внимательно глядя на неё – этим своим новым странным взглядом. Взгляд виноватый, полный горечи, но в то же время – прямой, открытый.
И она поняла – на этот раз они поговорят. Скажут друг другу всё без утайки. Ещё недавно она жалела о том, что нет в его жизни человека, которому он мог бы открыться, так вот сегодня и сейчас таким человеком для него была она.
- Я делаю это для неё, - наконец медленно сказал он. - Для Лидии. А значит – для себя.
…Для неё – а значит, для себя?.. Что это значит?..
Катя нетерпеливо тряхнула головой, но он вытянул вперёд руку и положил ладонь на стол… совсем близко с её рукой. Не дотрагиваясь, но так, чтобы она поняла: если б она позволила и он сам себе позволил, он бы накрыл ладонью её руку…
Сказал тихо, но внушительно:
- Я очень сильно обидел её, Катя. Нанёс смертельную обиду, самую страшную, какую только можно нанести женщине. Я пренебрёг ею. – Он улыбнулся невесело. - У тебя счастливая любовь, тобою никогда не пренебрегали, тебе тяжело понять, что это такое… - И, не заметив её изменившегося взгляда, продолжал: - Мужчина, в которого она верила, причинил ей боль. Ей даже казалось – предал её… И она сломалась. Всё, что она делала потом, вся её последующая жизнь, было в укор мне. Всё, что ни происходило, делалось с мыслью об этой обиде. Она только сына… сына пожалела. Страшно себе представить, что было бы, если бы вся эта горечь отразилась и на нём.
- Сына?..
Он положил руки локтями на стол, шумно выдохнул, закрыл руками лицо. Руки у него были породистые, красивые, на безымянном пальце – обручальное кольцо…
Они сидели так долго, Кате показалось, что прошла вечность. Она почти не дышала.
Наконец он снова поднял на неё затуманенные – сейчас они казались выцветшими – глаза и заговорил:
- В Лондоне мы виделись почти каждый день. Она ведь была единственной, кто так помнил и искренне горевал по Марго… Пригласила меня в Женеву, и я подумал: не хочу быть вам в тягость. Андрею самому нужно время, чтобы прийти в себя… А ему это важнее, у него вся жизнь впереди, ему Аришу растить нужно… И я поехал. Лида отвела мне комнату с видом на озеро, мы гуляли, вспоминали Марго… Всё шло хорошо. Однажды я поднялся на второй этаж, где были её комнаты, хотел позвать её, но не нашёл и уже собирался спускаться, как увидел, что в одной комнат открыта дверь. Что-то привлекло моё внимание… до сих пор не могу понять точно - что. Войдя в эту комнату, я понял, что обманывал себя все эти годы. Что всё то, что я видел и предчувствовал уже тогда, почти двадцать лет назад, сбылось в действительности. Это был аналой.
Замерев, Катя прошептала: «Что?..».
- Аналой, - спокойно повторил он. – Настоящий, только иконы не хватало. Сразу некстати вспомнились «Три мушкетёра» и герцог Бэкингем… Только в роли Анны Австрийской здесь выступал я. Мне казалось, что я сплю: большой стол был уставлен фотографиями. Большими и маленькими, разных лет, даже чёрно-белыми… Мы как-то все вместе ездили отдыхать в Сочи, много фотографировались (её муж обожал фотографировать), так вот много было снимков с того отдыха… И на каждой фотографии – я, один или с кем-то… Но там были не только мои фотографии.
И снова – молчание. Казалось, он весь ушёл в себя, теребил рукой салфетку… своими длинными тонкими пальцами, так похожими на пальцы Андрея. У Кати мелькнула малодушная мысль: уйти, спастись. До того, как она услышит то, от чего будет уже не отмахнуться. Но было поздно: передышка закончилась.
- Фотографий Антона было столько же, сколько моих, - поднимая на неё глаза, спокойно сказал Павел Олегович. - А одна – единственный снимок, где мы с ним были сфотографированы вдвоём, случайное фото, я даже не знал о нём, – была увеличена и стояла в рамке на подставке в самом центре стола. И перед ней горела свеча… - Он покачнулся слегка, опёрся о спинку стула. Просто сидел и смотрел ей в глаза – бледный… мертвенно бледный. – Быть может, тебе не по себе от того, что я рассказываю… ты побледнела… представь, Катюша, что испытывал в эти минуты я. Но не буду больше мучить тебя подробностями… просто скажу, что вошла Лида и увидела меня. Между нами состоялся, пожалуй, самый страшный разговор в моей жизни. Я узнал, что у меня есть ещё один сын.
- Павел Олегович, но как же так… Вы поверили ей? – не удержалась Катя. – Но почему же она молчала столько лет? Этого не может быть…
- Не может быть, - медленно повторил он. – Нет, Катя, это так. Если бы ты видела этот стол… Понимаешь, мне ведь даже в голову не приходило, что Лида родила его от меня. У неё в то время с Толиком всё было хорошо, да, мне казалось, Антон и похож на него – такой же рыжеватый, эти брови, ресницы… А со мной… а со мной и потом-то у неё всё было коряво, изломано, а уж тогда и вовсе подумать нельзя было, что та мимолётная ошибка может что-то значить для нас… Мало того: я был потрясён тем, что сделал, и поклялся себе больше никогда не впускать её в свою жизнь. В нашу с Марго жизнь. Но… всё повернулось иначе. И несколько лет этой связи потом было очень тяжело стереть, загладить, даже когда всё закончилось… Я ведь сам всё закончил.
Вспомнилось его недавнее слово, и Катя, как завороженная, повторила его:
- Пренебрёг… Но как, Павел Олегович? Как?
- Ну, как пренебрёг?.. Любил другую, а её использовал – так это выглядело со стороны. Да по сути, наверное, и было, как ни назови… Принято любить любовницу, раз уж она есть, а с женой жить лишь из долга, - а я любил жену. А Лидия… ч-чёрт его знает что такое, но я был чем-то вроде собаки на сене: сам не брал, но когда на горизонте появлялся кто-то другой, всеми силами старался удержать её. Для меня это была игра, а её это обманывало, льстило ей. А мне льстило её преклонение; наверное, в этом причина… Преклонение двух таких разных женщин – мечта любого мужчины, не правда ли?.. Но однажды наступил день, когда все эти игры закончились. Он и должен был наступить, и в глубине души мы оба знали это, только я открыто сознавал, а она сопротивлялась… Как найти такие слова, которые могут не ранить? Таких слов просто нет. Но сначала у неё было такое лицо… отчаянно-бодрое, даже сочувственное… Она была уверена: всё это не всерьёз. Она ведь думала, что мне так же жаль терять её, как ей меня… И своей весёлостью хотела поддержать меня, снисходительно, ласково улыбалась: мол, всё перемелется, мы всё равно будем вместе… - Он прищурил глаза, как будто ему было больно смотреть, помолчал немного. Но тут же заговорил снова, спокойно, даже жёстко: - И тогда мне пришлось разрушить её иллюзии, а заодно – и её саму. Сказать то, что всегда было между нами: я люблю Марго, и это не изменишь. А её никогда не любил, и даже не пытался врать себе. Она спросила было: «А мне?..», но тут же замолчала, потому и здесь ей нечего было мне предъявить… Думаю, что именно этого унижения она и не могла простить мне: что позволила себе обманываться… Ни с кем у неё такого не было, она всегда трезво оценивала ситуацию. А здесь проявила слабость, была обычной женщиной… То ли поставила на это, то ли не могла иначе – уже было не важно, потому что всё равно проиграла…
- Так она любила вас?.. – тихо спросила Катя.
Веки его дрогнули.
- Любила. А иначе – зачем всё?
Катя молчала. Годы, полные пустой, бесплодной горечи, даже мести… ведь Лидия не рассказала Жданову о сыне!.. Это не укладывалось в сознании. Значит, действительно любила… Но можно ли, любя, мстить годами, помнить о нанесённой обиде?.. Для неё самой ответ был ясен, Павел Олегович погорячился, записав её в счастливые возлюбленные без особой истории… Но она – не Лидия. И любовь может быть мстительной… Она оказалась права – Лидия действительно была несчастной женщиной.
- Да, любила, - решительно повторил Павел Олегович. – Я не собираюсь щадить себя. И то, что я сделал, было вдвойне жестоко, но мне тогда нужно было прекратить эту связь - раз и навсегда. Всё зашло слишком далеко – Саша увидел нас…
Я уже тогда избегал её, это почти случайно вышло… И Марго всё чаще плакала… внешне была всё та же, ласковая, любящая… но я видел – она может не выдержать. И этот скандал из-за драки детей мог добить её… И если она признает открыто, что знает о моей связи с Лидией, - нам будет очень тяжело. Всё вообще могло рухнуть. А я не хотел, чтобы всё рушилось. Я хотел жить, любить и растить сына. Лидия стала лишней.
Я мучился, конечно, из-за того, что сделал ей больно. Вспоминал о ней с теплотой, а что ещё я мог сделать?.. Почти молился, чтобы у неё всё было хорошо. И вот спустя несколько лет она снова появилась. Как я обрадовался! Я жалел, что мы вот так расстались – плохо, некрасиво, я ведь, в сущности, как и Марго, хорошо относился к ней. У меня отлегло от сердца. Она вся светилась от счастья! Познакомилась с мужчиной, который носил её на руках. Говорила о нём без умолку, почти не смотрела на меня… Но радость моя была недолгой. Я быстро понял, что всё это – назло мне. В пику мне. Что она и не думала забывать, что она никогда не забудет. Что появилась сейчас, переступив через гордость, только для того, чтобы показать, какой она может быть счастливой – без меня… Я отчаянно жалел её, до слёз. Но утешить её, залечить рану могло только одно, а этого я не мог ей дать. И нужно было смириться с тем, что я покалечил человека. Смирился, конечно. Убедил себя в том, что всё придумал, тем более что внешне она прожила действительно счастливую жизнь со вторым мужем… И я жил все эти годы спокойно.
…Так могу ли я, имею ли я право теперь, Катя, оттолкнуть её, когда жизнь… судьба… чёрт побери, люди слишком часто повторяют эти слова, чтобы в них оставался смысл, но как скажешь иначе?.. в общем, когда кто-то, отняв самое дорогое, дал мне шанс всё исправить? Теперь, когда я узнал, что сломал не одну жизнь, а две? Что мой ребёнок все эти годы жил, не зная своего отца?.. У всех нас есть свои грехи, но если кто-то там, наверху, предоставляет возможность искупить свою вину, как можно отказаться от этого?.. Моё горе уже ничем не излечишь, я сам покалечен и никогда уже не стану прежним. Но, может быть, если я помогу кому-нибудь, мне и самому станет легче? Наверное, это слабость, искушение, но я всего лишь человек. Человек с разбитым сердцем, которому как-то нужно дышать эти последние несколько лет, раз уж я не могу пойти за Марго… - Он опустил голову, провёл рукой по лицу. – Катя, прости меня, я становлюсь сентиментальным. Оказывается, и с такими, как я, случается подобное… Но я так благодарен тебе. Я счастлив, действительно счастлив, что могу вот так, откровенно, всё рассказать.
- Павел Олегович, вам незачем извиняться.
И она сама испугалась своего голоса - он звучал хрипло, безжизненно… Но, хоть от услышанного внутри всё дрожит и кружится голова, нужно говорить твёрдо.
- Я тоже рада, что вы смогли рассказать мне. Но… вы же понимаете – этого недостаточно. Главное – рассказать Андрею, и как можно быстрее. Мне сейчас невыносимо думать, что он ничего не знает, что может думать о вас плохо…
- Вот поэтому я и позвонил вам позавчера. Не мог, не имел права скрывать от Андрея, даже несколько дней… Конечно, это было неосмотрительно… Я, как это часто бывало, поступил эгоистично, считаясь только с собой и своими чувствами… Но я постараюсь. Постараюсь поговорить с Андреем так, чтобы он понял. Иначе не знаю, как буду жить дальше. Это тупик. И я сломаюсь тоже.
Они снова замолчали. За окном и вихря уже не было – просто сплошная белая завеса… Кате казалось, что она пришла в это кафе вчера. Пропасть разделяла тот миг, когда она вошла сюда, и эту минуту.
Много, много ещё было всего, что нужно было обсудить. Если, конечно, она не захочет сбежать отсюда и забыть всё, как страшный сон… Но она чувствовала – у неё больше нет сил. То, что она услышала, было так огромно, что вряд ли удастся уложить в сознании и за несколько дней. А Андрей… Сердце слабо, тревожно сжималось, словно кто-то тянул его в стороны за тоненькие ниточки… Сможет ли Андрей понять всё это – она не знала.
- Так что ты скажешь мне, Катя? – прервал её размышления Павел Олегович.
Она устало подняла на него глаза. Он смотрит на неё, как на судью, который должен решить его участь. О нет, такой ответственности она на себя брать не будет – просто не сможет.
- Павел Олегович, пока только одно… То, что было, важно, но не важней того, что есть сейчас… Вы не будете жалеть о том, что сделали? Я хочу сказать – Лидия любит вас? Теперь?
- Я же сказал, что делаю это для неё. В первую очередь – для неё.
…Ей показалось, или он снова закрылся? Он тоже устал, тоже не хватило сил…
Очень хочется верить, чтобы для Лидии это не было лишь реваншем. Но в конечном счёте, разве не сказал он, что делает это и для себя?..
И Антон… Катя похолодела. И снова захотела вернуть ту минуту, когда ещё не знала об Антоне. Андрей!.. Что с ним будет?!..
Словно почувствовав, о чём она думает, Павел Олегович проговорил:
- Катя, не думай сейчас об этом… Я всё устрою… я сделаю всё, чтобы изменения в моей жизни как можно меньше отразились на вас. И «Зималетто»…
Она резко вскинула голову. Ещё один, последний рывок.
- Собрание состоится, как и намечено. Акции Марго переходят в наше с Андреем пользование, как и положено по закону. Ни Антон, ни Лидия не будут иметь к «Зималетто» никакого отношения... во всяком случае, если и будут приниматься какие-то решения, то только на пользу компании и акционерам. И моему сыну. – И, перехватив её невольный взгляд, он спокойно уточнил: - Андрею Жданову.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Ждем))))))) 
Эээ... я вот думаю: как бы это сказать кое-что, чтобы ничего не сказать? 
А сказать нужно... Ну, попробую. 
Как бы он не влип.... мудрый наш... 
чегог то измениться?
Навертела, да? Попробуем распутать...
Лично у меня сложилось полное впечатление, что про Лидию, совершенно запросто можно сказать- В чистом омуте черти водятся! И как-то совсем тревожно, тревожно! Автор СПАСИБО!!! 
