4
…Он говорил ей, что не может жить без неё, и она верила ему. Она знала, что он не может лгать ей. И себе она верила тоже: ведь ей удалось поверить, а это самое главное… И, глядя в его честные глаза, замирала в робкой надежде: неужели наконец пришло оно, настоящее?..
…Катя вздохнула и отложила книжку. Не читается… Так странно: рассказ больше не доставляет ей удовольствия. Те же буквы, сложенные в слова, а слова сложены в предложения – но нет, не читается, и даже порой какое-то неприятное чувство скребёт душу.
Она поудобнее устроилась в кресле, подтянула под себя ноги и, обхватив колени руками, положила на них голову… Прикрыв глаза, сидела неподвижно…
…Вчера был ветер, а сегодня дождь. Стучит и стучит по стёклам, и через какой-нибудь час звук этот уже превращается в колыбельную. Может быть, действительно поспать? Как в детстве, улечься под любимый тёплый плед, свернуться калачиком и уснуть…
Так непривычно ничего не делать. Неужели у неё наконец-то настоящий выходной? Как у всех людей, которые ходят на работу: пять дней работают, два отдыхают… А она за те шесть лет, которые прошли после окончания университета, так ещё толком и не почувствовала, что это такое. Вечно как-то сумбурно всё, неправильно… И настоящего отпуска у неё так до сих пор и не было. Прошлым летом открывали агентство, суета, беготня, уходила в восемь, приходила в девять… Лета так и не почувствовала. И вот теперь, когда, похоже, всё же заслужила отпуск, ветер и дождь, дождь и ветер…
Вот и Сафронов сказал, что настоящая работа начнётся только в сентябре. «Вам надо отдохнуть, Катя… Я же не изверг, чтобы заставлять вас летом работать. Да и сам скоро уезжаю, имею слабость: дайвинг, не могу без него»…
Подумалось вдруг: а у неё-то самой почему до сих пор дальше дачи мысли не идут? Неужели нет желания уехать куда-нибудь, и не в Соловьиную Рощу на выходные, а надолго, далеко уехать? На какие-нибудь острова, к морю…
Женя тоже ничего не говорил об этом. Странно всё-таки… Вот вроде бы на поверхности такая простая вещь, а обоим и в голову не приходит. Или Женька всё оставляет на медовый месяц, а перед свадьбой не хочет никуда ехать?
…Она вздрогнула и даже невольно поморщилась, споткнувшись о слова «медовый месяц». Впервые в жизни, ни с того ни с сего они вызвали у неё отвращение. И что за название такое дурацкое? С чего это вдруг он «ме-до-вый»?..
…Ладно, неважно. О месяце этом… ну, который после свадьбы бывает… можно и потом подумать. Тем более что всё уже решено. Они объедут всю Испанию – оба давно об этом мечтали, почти не пришлось выбирать и раздумывать долго.
Но можно ведь и сейчас куда-нибудь поехать. Необязательно так далеко, это она погорячилась, но хотя бы на Кавказ, например, можно?..
Не открывая глаз, усмехнулась, потёрлась щекой о колени… И с чего это вдруг её на путешествия потянуло? Ещё вчера просто к родителям хотелось, на природу, а тут – Кавказ… А что она, Сафронова хуже, что ли? Почему бы и ей не нырнуть с аквалангом где-нибудь в окрестностях Сухуми, например?..
…Что, правда? Действительно хочется заняться подводным плаванием? Или дело в другом и ей просто мешает неприятный горький осадок, оставшийся от разговора с Кирой… от встречи с прошлым? И захотелось смыть этот осадок прозрачной морской водой, а попросту говоря – сбежать от мыслей и воспоминаний?
…А он остался, этот осадок? Значит, не думая о том, что произошло вчера, всё это время подсознательно чувствовала это в себе?
Ну, конечно, чувствовала. Не так легко забыть… да и не получится совсем забыть, она это с самого начала знала. Где-то недавно услышала забавную вещь: чтобы забыть что-то или кого-то, надо, чтобы прошла половина срока, который всё это длилось… Смешно… По этой формуле выходит, что она должна была всё забыть через какие-то три-четыре месяца. А уже прошло два года. И никогда – ни ещё через два, ни через двадцать два - не удастся забыть совсем… От наполнения всё зависит, от градуса накала…
«После того, что вы сделали»… А что она сделала, что?.. Нет, Кира Юрьевна, вы не заставите меня снова перемалывать себя в этих жерновах…
Кира никак не может признаться себе, что вся её ненависть основана на личной неприязни, только и всего. Прав Колька: что бы она ни сделала, они будут ненавидеть её ещё больше… потому что в другом дело, в другом.
Кира не может простить ей своего унижения. Как, должно быть, она содрогалась от стыда, вспоминая все эти месяцы перед решающим советом… Она ведь на полном серьёзе, со скандалами, упрёками, бессонными ночами ревновала Андрея к невидимой сопернице. И каково ей было узнать, что соперница эта – та самая Пушкарёва, которую она ненавидела всеми фибрами души чуть ли не с первого дня, как увидела!.. Одно должно было утешить её (и утешает до сих пор, наверное): всё это соперничество было ненастоящим, искусственным. И когда первое потрясение прошло, когда утихло вполне естественное возмущение порядочного человека, она, наверное, просто танцевала в душе от радости… Так что же у неё в глазах теперь? Откуда эта неистребимая, неутихающая ярость, сменяющаяся вдруг каким-то мёртвым, нездешним светом?..
…Да и слова её о том, что она никогда не поверит, что Катя «так ничего и не знает», тоже спокойствия душе не прибавляют… Конечно, Кира, как всегда, живёт в каком-то своём, иллюзорном мире и на слова её обращать внимания не надо, но всё же нельзя вот так просто взять и забыть, когда тебе в лицо бросили слова «дура» и «лицемерка»…
…Да, как ни отрадно сознавать, что всё это больше неспособно сильно взволновать её, приходится признать, что осадок остаётся… Кому ж приятно знать, что кто-то так ненавидит тебя. Она и о Жданове потому не спрашивала в первое время, что боялась ещё одного подтверждения его неприязни… Тогда ещё боялась, сильно боялась боли. Не было ещё анестезии, открытая рана.
Кстати… Кстати. Почему это Женька вчера так быстро уехал? Скомканный какой-то вечер получился, а она столького от него ждала… Так ведь всегда и бывает: если чего-то очень ждёшь, ожидания, как правило, не оправдываются. Самые лучшие события происходят неожиданно…
Как вот, например, их знакомство. Ну, кто бы мог подумать, что именно в этот ничем не примечательный день изменится её жизнь. К тому времени Миша уже оставил попытки сблизиться с ней, смирился с тем, что ничего, кроме дружбы, она ему предложить не сможет… А как она боролась с собой, даже сейчас жутковато вспоминать ту борьбу… Отторжение было сильным. Таким сильным, что её словно отбрасывало от него мощной энергетической волной… Потом приходилось, тяжело дыша, отползать в свою норку и зализывать раны… И с каждым разом – всё тяжелей. В один прекрасный вечер перестала обманывать себя, призналась себе и ему во всём. Да он знал это, даже раньше неё понял всё…
И вот иногда она думала теперь: неужели, даже зная об этом, он смог бы жить с ней? Неужели она была так дорога ему, что он смог бы переступить через её неприятие?..
Ладно, это так, отступление… Теперь Миша – самый лучший друг, которого только можно себе представить. Прости, Колька, я забыла… Ну, пусть не самый лучший, на втором месте. Никогда не напоминает ей о том зигзаге их отношений, щадит её. А может, и забыл. По-настоящему, навсегда. Да что помнить-то?.. Пару поцелуев? Неумелые, беспорядочные объятия, финалом которых почему-то всякий раз оказывался взгляд в его глаза? В его светлые глаза, ставшие огромными от короткого расстояния… И, увидев прямо перед собой эти глаза, она уже не могла ничего поделать с собой. В первый раз – свернулась в клубок, вжалась под ним в диван… Во второй – застыла, отвернув голову… В третий… да неважно. Главное, что не могла и не смогла.
И вот увидела Женю и сразу поняла: вот оно, спасение. Настоящая соломинка, не вымученная, не нафантазированная, не притягиваемая насильно заботливой Юлианиной рукой… Сердце дрогнуло, сжалось и снова расслабилось – утонуло в тепле. С Мишей работал только мозг… Мишу умом хотела, а Женю – сердцем. Есть разница?..
И как же она была счастлива в те дни. Как будто парила над землёй. Жила. Впервые за долгое время – жила. Не оглядываясь, не вздрагивая испуганно… Нет, не то чтобы почувствовала себя нужной и любимой – всё это она уже испытала с Мишей, но – почувствовала СЕБЯ способной ощутить другого человека нужным себе… пусть пока не любимым, не таким, как был тот, другой, покалечивший, но необходимым, близким…
И вот за это она была благодарна ему. За то, что оживил, за то, что дал надежду. Заставил поверить, что болезнь её несмертельна, что последствия обратимы…
И пусть так и не заменила во всём. Да возможно ли вообще заменить? Да, близость с ним – совсем не та, былая близость. Ну, а разве может быть по-другому? Все люди разные, мало того, у каждого с разными людьми всё по-разному… Это только в первый раз было разочарование, ощущение пустоты. Она ожидала чего-то такого… Потом поняла: нельзя требовать от человека больше того, что он может дать. И имеет ли она право требовать? Ей хорошо с ним, всё её существо радуется при виде него, посылает импульсы: это моё. Тёплое, спокойное – как дом, как мамины руки… Ей не хочется бежать, спасаться, прятаться… И при этом не надо лгать, не надо хитрить и лукавить. Она открыта ему, и он открыт ей. Это то, что ей нужно…
…Рука сама потянулась к телефону. Как-то неправильно они вчера расстались, неуютно. И хоть он не показал и виду, но был тоже расстроен, теперь она понимает…
…- Нет, Катюш, я не смогу так быстро. Только что позвонил этот Гнедько, назначил встречу.
Сердце тревожно ёкнуло.
- Но ты же… ты не поедешь, нет?
После недолгой паузы он сказал:
- Поеду, Кать… Ну, что ты так волнуешься? Не волнуйся… Если б я знал, что ты так воспримешь, я бы тебе не говорил.
Он прав. Не ожидал от неё такой «бабьей» реакции. Что-то она совсем расклеилась.
- Ладно, не обращай внимания, - стараясь говорить беспечно, сказала она. - Не надо было тот диск покупать, помнишь, про сицилийскую мафию…
В трубке раздался смешок.
- Вот-вот. Насмотрелась детективов… Он вполне адекватный человек. И где-то его можно понять: он просто хочет получить свои деньги.
- Да, но только при чём здесь ты?
- Ну, если уж быть совсем объективными, то и это не совсем так, я же не официантом работаю… К кому же ещё ему обращаться, раз Мишки нет?
…Нет смысла продолжать этот давний спор. С тех пор, как Миша уехал в Питер, не было дня, чтобы они не говорили об этом. Уже месяц длится вся эта история, а Миша не может или не хочет вникнуть в неё. Как ни противны ей были любые стереотипы, но приходилось признать: Миша просто подставляет своего директора в надежде на то, что тот всё уладит. Ну, пусть не подставляет, а просто не хочет понимать серьёзности ситуации, но это ничего не меняет. Открытие было неожиданным и безрадостным… И эта заноза, засевшая в их дружбе, была, пожалуй, самым главным, что не нравилось ей, да и Жене, во всей этой истории.
Катя уже давно сама позвонила бы Мише, если бы не чувствовала, что Жене это будет неприятно. Да она бы и не подумала вмешиваться, если бы интуиция не подсказывала ей, что положение не просто серьёзно, но и опасно. Адекватный человек… А кто сказал, что такие люди неадекватны?..
- Но я всё-таки хочу увидеть тебя сегодня… Как ты думаешь, во сколько ты сможешь освободиться?
- Думаю, часов в шесть. Я позвоню тебе… Я тоже хочу увидеть тебя, кареглазая. Ну… пока?
- Пока…
- Целую…
…Поскорей бы вторник… Во вторник он наконец улетит в Питер, и Мише уже не удастся прятать голову в песок…
-------------------------------------------------------------------------
|