Глава 13.
Где та, чей взгляд мне светит и в разлуке Среди чужих и равнодушных скал? Где смех, который в сердце проникал, Где слов ее чарующие звуки?
И этот взор, источник сладкой муки, И эти губы, цветом как коралл, Среди которых снег зубов сверкал? Где золото кудрей, и лоб, и руки?
Красавица! О, где ты в этот час? Зачем томлюсь я в неизбывном горе И сердцем рвусь к тебе, к тебе одной?
Не отвращай лучистых темных глаз От верного одной своей сеньоре. Ответь: где ты, зачем ты не со мной?
Луис Камоэнс
- Дамы и господа, пристегните ремни безопасности. Наш самолет…
Катя выполнила указание стюардессы и отвернулась к иллюминатору. Слышно было, как рядом с ней немного повозился и затих Малиновский.
В ранних утренних сумерках на землю падал снег. На секунду ей показалось, что это пушистые перья, упавшие с крыльев огромной, пролетающей где-то высоко-высоко над землей, сказочной птицы… Она закрыла глаза, пытаясь справиться с собой и чувствами переполнявшими ее. Неужели все возвращается? А ведь еще недавно ей казалось, что она уже разучилась мечтать.
- «Господи, все повторяется, я снова сижу в самолете, и снова падает снег. Только теперь я улетаю не от него, а к нему. Андрей, милый мой, любимый мой Андрей, как я же хочу поскорее увидеть тебя, услышать твой голос, я так устала быть без тебя, у меня все валится из рук, я перебила в доме все чашки, я…», - она почувствовала, что на глаза вот-вот набегут непрошенные слезы, и постаралась взять себя в руки.
- «Ну вот, не хватало еще только разреветься».
Отступление.
Дневник Андрея, если так можно назвать сделанные им мелким почерком записи в карманном блокноте. Прим. автора
Петька сидит, делает какие-то расчеты, бубнит себе что-то под нос, а мне скучно, я свои обязанности уже выполнил: обед приготовил, ученого накормил, посуду помыл, теперь до вечернего сеанса связи и ужина – абсолютно свободен, вот и решил, буду писать путевые заметки, т.с. воспоминания непутевого путешественника. Вру. Мне так грустно без тебя, Кать, я так жутко скучаю, вот и подумалось, может хоть немного легче станет. Только сейчас понял - это же как «Белое солнце пустыни», помнишь знаменитые письма? «Здравствуйте разлюбезная моя Катерина Валерьевна…», а что, мы ведь с товарищем Суховым в одинаковом положении, только он по своей Катерине в пустыне страдал, а я в горах. Какие-то неуклюжие шутки у меня получаются, прости, Кать.
Вчера был наш первый «рабочий день» и большую его часть мы провели, как говорится, на свежем воздухе. Прошли где-то около трех километров по леднику до самой его вершины, ставили контрольные вешки, это, как я понял, для того, чтобы потом следить за его подвижками. А ты была права, Кать, природа здесь потрясающая. Знаешь, когда мы оказались на самом верху, на плато, у меня дух захватило от увиденного. Скалы, похожие на «башни», «пирамиды» или «клыки», глетчеры, со всех сторон языками нависающие над котловиной, извилистые линии водных потоков стекающих с гор и наполняющих реку, стремительно бегущую по дну ущелья, мощные трещины - следы землетрясений и повсюду выбивающиеся из каменистых нагромождений минеральные источники, окрашенные яркой, золотисто-желтой или охряной краской. Весь этот «потусторонний» вид, напомнил мне роман Конан Дойля «Затерянный мир». Не знаю, рассказывая мне о природе Забайкалья, имела ли ты в виду Становое нагорье, Кодар, но я, повидавший много красивых мест, готов с тобой согласиться, такой красоты - я нигде не видел. Только не радует меня ничего, Катенька, потому, что ничего мне без тебя не надо, никакой красоты, мне без тебя и белый свет не мил, любимая моя. Сколько же еще мне мучиться?
Глава 13. Продолжение.
Вообще-то, причин для слез сегодня было предостаточно, столько волнений. Один приезд Павла Олеговича, чего стоил. Катя украдкой посмотрела на мирно дремавшего в соседнем кресле Романа.
- «Наверняка, его работа. Интриган. Хотя…», - она глубоко вздохнула, вспоминая все, что произошло в аэропорту.
Когда Катя неожиданно увидела подходившего к ним с Малиновским Павла Олеговича, то почему-то страшно испугалась. Жданов, наверное, понял это и сразу постарался ее успокоить.
- Катя, не волнуйтесь, пожалуйста. Мне очень нужно поговорить с вами, вы не откажете мне?
Роман, как ей тогда показалось, не меньше нее удивившийся внезапному появлению Жданова-старшего, как-то неловко раскланялся с ним и, сославшись на какие-то свои срочные дела, быстро ушел.
Пытаясь справиться с паникой охватившей ее при виде отца Андрея, и взять себя в руки, Катерина молча вглядывалась в усталые глаза, когда-то казавшегося ей таким добрым и таким справедливым, человека. В тот, ее последний день в Зималетто, именно он, Павел Олегович, обидел ее больше всего, почему она так чувствовала, Катя не смогла бы объяснить, может быть потому, что на Андрея, как бы он ни был виноват, сердиться у нее не было сил, Маргариту и Киру, она, как женщина, хорошо понимала, а вот жестокость Павла, понять и простить не могла.
- Кать, - обратился к ней Жданов, после того как они отошли в сторону от скопившихся у стойки и еще не зарегистрировавшихся взволнованных пассажиров, – я прошу вас, выслушайте меня, пожалуйста.
Катя, вдруг заметив проступающие красные пятна на его лице и шее, нервно дрожащие и не находящие покоя руки, поняла, что Павел Олегович и сам очень сильно волнуется, и тут же, вспомнив, что у него больное сердце, забыла сразу обо всех своих обидах.
- Павел Олегович, не волнуйтесь, я слушаю вас.
Последующие слова Жданова, доказали ей - отец Андрея не может быть плохим, несправедливым человеком, и слава Богу, что, эта вера, еще живущая где-то глубоко в ее сердце, не умерла под гнетом несправедливых обид.
- Катя, я знаю, на фоне всего случившегося, особенно, после того как мы с Маргаритой Рудольфовной узнали о вашем новом статусе, вашем знатном происхождении, все мои слова могут показаться вам неискренними, вы можете подумать, что нами правит только голый расчет, и хотя это далеко не так, Катя, простите, но то, что вы о нас подумаете, сейчас неважно. Я мог бы попытаться убедить вас, в том, что наши помыслы, не так уж циничны, но я повторю – это сейчас неважно, сейчас важно совсем другое. Важно, чтобы вы встретились с Андреем, и чтобы у вас все было хорошо. Катя, мы с Марго очень любим сына и очень благодарны вам, что, не смотря ни на что, вы продолжаете верить Андрею. Мы, к сожалению, слишком поздно поняли, насколько серьезные у вас с ним отношения и какая катастрофа угрожает нам всем, если…
Павел вдруг замолчал, видимо, пытаясь справиться со своими чувствами.
- Я хочу, чтобы вы знали одно, Катя, мы с Марго не изверги и не потерявшие человеческий образ снобы, просто наша жизнь складывалась так, что мы разучились, как это не прискорбно, верить людям.
Павел опять замолчал, сокрушенно качая опущенной головой, а потом выпрямился и прямо посмотрел ей в глаза.
- Я глубоко раскаиваюсь в том, что обидел вас, каковыми бы причинами я не оправдывался, то мое поведение никак не оправдывает меня. Простите меня, Кать, простите нас, если сможете.
Отступление.
Собирался писать путевые заметки, а сам… Прости, Катюш, некогда было, да и к концу дня уставал так, что еле до подушки добирался. Спросишь, чем занят был? Скажу, мне скрывать нечего. Целыми днями таскал по горам Петькины железяки. Так ему ж паразиту мало было, что я их на себе волок, он норовил еще и выбрать места, где их устанавливать надо было, самые неудобные и самые недоступные. Все дни напролет, то по стенкам лазил, то в трещины спускался. Вот так и живем, Кать. Хочешь, я расскажу тебе, чего мы здесь собственно торчим, вот уже вторую неделю? Понимаешь, так здесь природа все интересно организовала, что эта котловина, в которой мы сейчас с Петром находимся, напоминает огромную круглую чашу, в которую со всех склонов стекает вода, и если бы не «дыра» с одной стороны в этой чаше, она очень быстро бы наполнилась до краев. Так вот, тот пресловутый ледник, по которому мы ползали в первый день, если он сорвется с горы, а это вполне при такой погоде, возможно, он как раз и перекроет как плотина ту «дыру», о которой я тебе говорил, чаша заполнится, а потом рано или поздно это озеро, рухнет в долину, сметая все на своем пути. Представляешь, что тогда будет? Вот, для того, чтобы вовремя заметить эту опасность, мы с Петькой, тут и сидим.
Вообще-то я рад, что все эти дни так уставал, потому, что хоть и ненадолго, но это отвлекало меня от мыслей о тебе, о себе, о том, что с нами будет, ведь если честно, я Кать, волком выть готов от тоски. Вот говорят, что мужики не сентиментальны, что им все до фонаря. Дураки так говорят, Кать, или те, кто не любил никогда. Я знаю, теперь я очень хорошо знаю, что это значит - любить по-настоящему. Это значит, смеяться и плакать одновременно, чуть ли не грызть от злости зубами камни и тут же хотеть целовать робкие нежные ростки, пробивающиеся между ними, вспоминать с упоением мгновения счастья и сходить с ума от ревности и неведения, волноваться о здоровье любимой больше, чем о своей жизни и мечтать, мечтать, мечтать о скорой встрече. Видишь, Катенька, каким я стал сентиментальным? Это потому, что я люблю тебя, люблю больше всего на свете, больше своей жизни люблю.
Глава 13. Продолжение.
Вспоминая слова Павла Олеговича, Катя только сейчас поняла:
- «Он сказал, что им известно о моем знатном происхождении, интересно, откуда он об этом узнал?» - она опять недружелюбно покосилась на Романа.
- «А ведь мне говорил, что не рассказывал об этом никому, неужели обманул?»
- Кать, - сидевший с закрытыми глазами и, казалось, не замечавший ее взглядов, Малиновский вдруг резко повернулся, заставив ее вздрогнуть от неожиданности. – Что вы меня гипнотизируете? - несколько раздраженно поинтересовался он, - хотите о чем-то спросить – спрашивайте.
- Хочу, - в тон ему ответила Катерина. - Вы разболтали Ждановым, что я…, - она замялась, пытаясь найти подходящие и не слишком громкие слова.
- Княжеского происхождения, вы хотите сказать? – опередил ее Роман.
- Да. Вы же сказали, что никому об этом не рассказывали.
- Кать, - вздохнул Малиновский, - о том, французском журнале, я действительно никому не рассказывал, кроме Андрея, конечно, но после вашего возвращения, об этом трубят все российские издания, не заметили? Или вы думаете, что Ждановы читать не умеют?
Катя бросила еще один недовольный взгляд в сторону слишком проницательного вице-президента и отвернулась к окну.
- «Конечно, он прав, такое событие, как возвращение на родину княгини Урусовой пресса не могла оставить незамеченным».
Воспоминания о бабушке заставили ее загрустить.
- «Как там она? Слава Богу, что хоть не одна осталась, что Полин с ней. Бабушка, бабушка, как хорошо, что ты у нас с Колей есть, только вот внуки у тебя нерадивые, столько волнений тебе доставляют, особенно я, непутевая»
Отступление.
Кать ты знаешь, что тебе достался самый бестолковый и самый непутевый муж на свете? Эти я про себя, Кать. Ну, вот скажи мне, как можно было не додуматься, что здесь в горах мобильная связь не работает. Вот теперь сижу и тихонечко схожу с ума. Как тебе сообщить, что мы здесь застряли, ну не Морозова, же просить с тобой созвониться? Одна надежда на Романа. Кать, вообщем, то, о чем я тебе говорил, случилось. Несколько дней назад Петр заметил, что на леднике появились опасные трещины, я, конечно же, сразу сообщил об этом в штаб, а позавчера ночью нас разбудил страшный грохот, мы выскочили из дома, но разобрать в темноте было ничего невозможно, пришлось ждать до утра и, хотя мы и представляли, что должны увидеть, масштабы увиденного, превзошли все наши ожидания. Представляешь, Кать, в одно мгновение, живописная даже сейчас, зимой, долина превратилась в огромный грязный сугроб, перегородивший не только выход из нее, но и заполнивший ее саму, чуть ли не до самого верха, во всяком случае, от нашего дома, до дна ущелья, теперь не пара сотен метров, а всего пара десятков, удивительно как нас еще не накрыло. Кать, о том, что уехать теперь, не может быть и речи, ты же понимаешь, когда вся эта масса снега напитается водой, а это может произойти очень скоро, дожди идут не переставая, она понесется вниз, круша все на своем пути. Мы должны быть здесь и контролировать происходящее. От нас, в том числе и от нас, жизни людей зависят.
Кать, вот пишу все это, а подленькая, трусливая мыслишка так и норовит вылезти из черного сознания. А может быть, ты уже и не вспоминаешь обо мне, может тебе совсем безразлично, где я и что со мной? Я гоню ее, Кать, правда, гоню, я верю тебе, и всегда буду верить, что ты любишь меня, я ведь слишком жестоко наказан за свое неверие.
Кать, я знаешь, в чем хотел тебе еще признаться? Ты будешь удивляться, но меня никто, кроме тебя, никогда не любил. Раньше мне казалось, что меня любят отец и мама, а теперь я не знаю. А женщины, нет Кать, я уверен, никто из них меня не любил, за меня хотели, прости за откровенность, выйти замуж, хотели, чтобы я заботился, оказывал внимание, но никто и никогда не жалел меня и не думал обо мне. Вот ты удивлялась, что я так реагирую на твои вопросы: - Тепло ли я одет? - Что я хочу на ужин? - Как себя чувствую? Ведь для тебя, это так естественно – заботиться о близком человеке, переживать о его здоровье, а я еле сдерживал слезы, так мне было хорошо и тепло рядом с тобой. Я знаю, ты даже уходила от меня, думая не о себе, а обо мне. Кать, но ведь ты вернешься, правда, ведь вернешься, да, Кать? Я без тебя пропаду. Прости меня, Кать.
Глава 13. Продолжение.
- Кать, - Роман осторожно коснулся ее руки.
- Да, Роман Дмитрич, - самой себе, напоминая неукротимую воительницу-амазонку, повернулась она к Роману и поймала его доброжелательный, и даже заискивающий взгляд.
- Кать не сердитесь, поймите, я ведь тоже переживаю, ведь Андрей для меня больше чем друг, он мне как брат, я ему жизнью обязан. Да, - ответил он на ее молчаливый, отразившийся в глазах, вопрос.
- Это было несколько лет назад, во время нашего последнего с Андреем восхождения. Мне тогда не повезло, я сорвался со скалы, сильно ударился о стену, потерял сознание, а Андрей, он не только смог удержать меня, разодрав при этом до кости плечо, он смог достать меня зависшего, еле живого, до сих пор ума не приложу как, из этой проклятой пропасти и спас мне жизнь.
Я потом долго в больнице лежал, лечил поврежденную спину, а Андрею врачи с тех пор запретили большие нагрузки, сердце у него оказалось слабое, видимо наследственное это у них, а он, дурак, опять в горы полез.
- Куда? – вскинулась встревоженная Катерина.
Роман, поняв, что проболтался и нарушил данное Андрею обещание не говорить его близким, где он находится, лихорадочно попытался найти выход из создавшейся ситуации.
- Роман, не молчи, ты знаешь, где он, говори немедленно, - закричала, Катя, привлекая к ним всеобщее внимание пассажиров авиалайнера.
Отступление.
Только бы один раз, один только еще раз заглянуть в твои бездонные глаза, утонуть в их нежности, только бы на секунду коснуться губами твоего лица, на мгновение сжать тебя в своих объятьях. Я люблю тебя, Катя.
На этом записи обрываются. Прим. автора
|