НРКмания

Я постараюсь не затянуть! Будет интересно

_________________

ой, ну, думаю, вариант выше не возможен у Андрея . а он всё-таки в их семейке главный, и реально решает вопросы. вот и тут - решит.

_________________

Tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes possibles. (с) Voltaire.
Всё к лучшему в этом лучшем из миров. (с) Вольтер.

мой блог на форуме: мои фики, любимые фики, о сочинительстве и просто поболтать

Я думаю, он не будет возражать когда они будут переезжать к Марго, просто аргументов не будет. А потом Катя просто ему долго ничего не расскажет до поры, в случаи чего... Есть вариант конечно вступить в открытое противостояние с Кириллом и просто не позволить им переехать, но тогда я думаю не только для Анатолия станут очевидными зарождающияся чувства Андрея и Кати, но и для Маргариты с Павлом... Ох, что тогда начнется....

_________________
-Вика - просто красивая упаковка, разворачиваешь - внутри пусто.
-Где содержимое, Малиновский?!
-Содержимое у тебя в коморке сидит, правда, без красивой оболочки...

Так Андрей же рядом стоял и все слышал сам.

Они же тут те ещё аферисты, так что если нет подходящих обстоятельств, их можно создать самим.

Поэтому я и говорю, что ни в чем нельзя быть уверенным

_________________

Глава 2.11

POV Катя Пушкарева

Я буквально физически ощущала, как злость и ненависть закипают внутри меня. Еще чуть-чуть, я и в правду залепила бы Кириллу пощечину, но он ослабил свою хватку и отпустил меня. Я выдавила из себя нервное подобие улыбки, окинув взглядом радостных гостей, и направилась подальше от всего этого дурдома, больше не было сил терпеть и что-то строить из себя. Хватит! Теперь давайте сами, без Кати. Машка права: я у себя одна. Так почему я должна тратить свою жизнь на подонков, которые только и умеют, что принуждать меня к чему-то? И Кирилл ведь обещал не делать этого, что все будет только по моему согласию! Тогда почему?!

— Катя, стой! — он догнал меня у выхода из зала, схватив за запястье, — Ты что делаешь?

— Уйди и больше не приближайся ко мне, понял? — прошипела я.

— Да что такого случилось? Ба давно собиралась вывести тебя в свет.

Кир так наивно смотрел мне в глаза, что душа как будто дрогнула, но усилием воли я сдержала свою мягкотелость и вернула здравый смысл. Да не может быть, что совсем не понимает! Это такая глупость или все-таки тонкая игра на моих нервах?

— Отпусти, или я закричу. Обеспечу смачное пятно на вашей репутации.

Он напрягся, нахмурился, но разжал свою ладонь.

— И не смей за мной ходить, — сквозь зубы процедила я, буквально бросившись к выходу.

Я выскочила на улицу, оглядываясь по сторонам, и удостоверилась, что он за мной действительно не пошел. Вряд ли совсем отступился, скорее решил дать время на то, чтобы остыла. Нет уж, остыну я тогда, когда отделаюсь от всех этих людей окончательно!

Сегодняшний шикарный вечер можно опять закидывать в копилку самых ужасных в моей жизни. Нужно было срочно бежать отсюда, куда угодно. С меня хватило всего происходящего! Но ведь я даже не знала адреса, чтобы вызвать такси… Хотя его можно было спросить у прохожих. Я порылась в небольшой сумочке в поисках денег и поняла, что их у меня катастрофически мало. Проехаться на такси по Москве еще хватило бы, а вот уехать из пригорода — вряд ли.

Пройдясь вдоль накрытых прямо на лужайке столов позади дома, я огляделась. Впереди маячила кучка официантов, гости все были в доме по случаю официальной части. Попробовать занять денег? Но кто ж мне даст… Вот уж точно покрутят пальцем у виска: богатенькая гостья занимает деньги у простых работников!

— Что-то мне подсказывает, Катя, что вечер у тебя не удался с самого начала, — услышала я мужской голос и резко повернулась.

Сзади меня стоял Дима, друг Андрея, и, хитро улыбаясь, засовывал пробку в одну из уже откупоренных бутылок вина.

— Не привыкать, — буркнула я.

Вот только новых знакомых сейчас не хватало, чтобы подчеркнуть свой позор. Макаров справился с вином, молча сунул мне в руки, а сам деловито взял еще две бутылки виски.

— И два яблока возьми. Нет, три!

— Зачем? — не поняла я.

— Закусывать, конечно! Все-то объяснять надо, — хохотнул он, — Пошли.

— Я не пойду с вами никуда…

Он повернулся ко мне и устало вздохнул.

— Во-первых, мы на «ты». А во-вторых, тебе сейчас там, — Дима мотнул головой в сторону дома, — лучше не появляться. Ты лицо свое видела? Никак не смахиваешь на счастливую новобрачную… Таким никудышным актерским талантом ты обеспечишь Марго целый ворох ненужных слухов!

— Я туда и не собираюсь.

— Тогда пошли.

— Да я тебя не знаю даже! Никуда не пойду!

Не хватало мне еще вляпаться в какую-то дрянь! Нельзя тут никому верить — это проверено мной уже не один раз.

Макаров еще раз картинно вздохнул.

— Меня Андрей попросил. Ему-то ты доверяешь? — я ответила ему настороженным взглядом и поджала губы, — Хорошо.

Он достал телефон и, включив громкую связь, набрал номер.

— Слушаю! — почти сразу раздался раздраженный голос Жданова.

— Палыч, она со мной отказывается идти, — спокойно сказал Дима.

В трубке послышалось шуршание и приглушенные голоса, пауза затянулась, видимо, Андрей отходил куда-то, чтобы его никто не слышал.

— Макаров, блять, ты что, издеваешься надо мной?! Я сказал, уведи ее отсюда! Это так сложно?!

Я опешила. Жданов явно не подозревал о том, что и я его слышу тоже.

— Говорит, что не знает меня!

— Андрей, — перебила я его.

— Катя? Кхм…

— Ты на громкой связи, да, — уточнил Дима.

— Вовремя, главное… Катя, иди с этим придурком, пожалуйста. Он ничего плохого тебе не сделает. У него юмор просто идиотский, а так он не плохой.

Я хохотнула, косясь на недрогнувшую улыбку Димы. Наверное, это считалось нормальным их общением.

— Послушайся меня, малышка. Я приду и все объясню…

Я вздохнула и опустила голову. Послушаться? Я только что себе клялась больше не идти ни у кого на поводу! И что? Снова наступить на те же грабли? Или это уже новые?

Хотя, вариантов у меня сейчас было немного: остаться на празднике, идти по трассе пешком в Москву или воспользоваться заботой Андрея. Да, кажется, последнее было наиболее безопасным на данный момент.

— Хорошо.

— Умница. Не переживай ни о чем, — сказал Жданов и отключился.

Макаров убрал телефон и посерьезнел.

— А яблоки все-таки возьми. И пошли быстрее, пока нас никто не увидел.

Мы прошли куда-то в сторону больших, раскидистых деревьев, и среди них в высоком металлическом заборе неожиданно нашлась калитка, а за калиткой — дорога. Молча пройдя по ней метров триста, Дима остановился у массивных черных ворот с коваными узорами и кодовым замком, просунул в отверстие палец, набрал код и дернул ручку. Я за всеми манипуляциями наблюдала, широко открыв глаза, потому что видела такое только в кино.

— Это отцовский дом, — пояснил мой спутник, пропуская меня вперед, — Так что ни чему не удивляйся.

Особняк, стоявший за воротами, был, наверное, раза в два меньше, чем у Ждановых, но как будто еще более шикарным. Весь двор был выложен плиткой, к каждой клумбе явно прикасалась рука ландшафтного дизайнера, а чуть вдали даже виднелся небольшой фонтан.

— Проходи, чувствуй себя, как дома, — улыбнулся Дима.

Я нервно кивнула, все еще осматриваясь, а потом запнулась и чуть не упала прямо на землю, больно подвернув ногу.

— Боже, да как вы на таких каблучищах ходите-то…

— Я тоже не понимаю… — честно призналась я, — Всем нравится…

— Да кому всем?

— Жена Кирилла Жданова должна соответствовать. Милко постарался.

Макаров закатил глаза, а потом завел меня в дом, усадил на мягкий светлый диван в гостиной и куда-то ушел, оставив наедине со своими мыслями. К счастью, ненадолго.

— У тебя какой размер обуви? — спросил он, выставив передо мной новенькие, явно дорогие, кроссовки.

— Тридцать шестой… А это чьи?

— Значит, подойдут. Мамины. Надевай, не стесняйся.

Я помялась, но, покосившись на свои туфли, поняла, что в них больше не выдержу. В кроссовках действительно стало значительно спокойнее, все-таки уверенно стоять на ногах — это не прихоть, а необходимость, по крайней мере, для меня.

Дима за это время достал откуда-то бокалы, щедро налил себе виски, а передо мной поставил красное вино, нарезал на тонкое фарфоровое блюдечко яблоки и развалился в кресле напротив.

— Родители за границей давно, в отпуске, поэтому я даже не знал, есть ли здесь что-то выпить и поесть.

— Когда придет Андрей?

— Как только, так сразу, — лаконично ответил мужчина, — Ему не стоит привлекать к себе лишнее внимание.

Я кивнула. Да, Кирилл и так меня к нему, похоже, ревнует, и, видимо, небезосновательно. Хотя, между нами не было ничего, да и быть не может, но все эти объятия, разговоры… Я как будто стала все больше и больше прикипать к Андрею, привыкать и подпускать ближе. Еще пару месяцев назад, если бы меня спросили, хотела бы я с ним чего-то…большего, я бы сказала: нет и нет! А сейчас… меня тянуло к нему, как магнитом, хотелось довериться и расслабиться. Я ловила себя на том, что с нежностью разглядываю его на работе, а потом одергивала себя и принуждала себя отвернуться. От необдуманных поступков меня останавливала только боязнь снова оказаться преданной и растоптанной, казалось, еще одного раза я не выдержу. Но разве не это и есть настоящая измена, когда ты, пусть не телом, но душой с другим человеком?

— Я так понимаю, за твой счастливый брак пить не будем? — устало улыбнулся Дима.

— Видимо, не будем…

— Так плохо?

— Ты знаешь, мне бы не хотелось выворачивать душу перед едва знакомым человеком, — твердо ответила я.

— Как знаешь, Катя, как знаешь… Главное, ты себя не вини. Эта семейка — еще тот гадюшник, не твоя вина, что ты туда попала. А ты попробуй хоть вино. Попробуй-попробуй! Я уверен, что это — очень вкусное.

— Некрасиво так отзываться о семье лучшего друга.

Я взяла свой бокал и сделала большой глоток. Вино и правда было легким и очень приятным. Видимо, Маргарита не экономила на своем празднике.

— А лучший друг, знаешь ли, в курсе, — засмеялся он, — Я бы даже сказал, проверил на своей шкуре! Но родителей не выбирают, поэтому…

— Зато детей можно вырастить так, как считаешь нужным, — ехидно заметила я.

— Это если тебе дают это сделать, — он тоже отпил из своего бокала и сосредоточенно облизал губы, как будто пытаясь прочувствовать вкус последних капель.

— Я уже слышала эту историю. Но оправдание-то слабое! Мне что-то не верится, что такой пробивной Андрей Жданов не смог отстоять свою точку зрения. Да у него же все по струнке ходят!

Странно, но в присутствии Димы я даже расслабилась. Не хотелось перед ним лебезить или увиливать. Наверное, это нужное качество для настоящего друга: с ним хотелось рубить правду-матку в лицо, будучи уверенной, что он адекватно на нее отреагирует. И Макаров действительно был серьезен, но не раздражен, и разговаривал со мной на равных.

— Слушай, ну, так он же не всегда таким был! Я бы даже сказал, что до рождения своего отпрыска, он был таким… мягким и романтичным мальчиком…

Я приподняла одну бровь, показывая свое недоверие, но Дима был непреклонен:

— Вот зря ты не веришь. Он все детство боялся ослушаться родителей, что-то им доказывал, стремился стать лучшим, учился хорошо, спортом занимался, в соревнованиях участвовал… А потом получил почетное звание отца, разочаровался в этом мире и сломался.

— Это из-за матери Кирилла? — нахмурилась я.

— Отчасти… Знаешь, разочаровывает очень, когда понимаешь, как могут люди гнусно поступать. А она, ой, такая зараза была…

— А ты ее знал?

— Можно сказать, я их и познакомил.

Я вся напряглась. Мне давно было интересно узнать, кто же была та загадочная женщина, которая настолько сильно изменила судьбу целой семьи, но спросить было не у кого. Неужели этот разговор с Димой — шанс узнать правду?

— Кем она была?

— А ты хочешь знать из-за Кирилла или из-за Андрея? — загадочно спросил он, пытливо разглядывая мое лицо.

— А есть разница?

— Есть, конечно, Катя. И ты поймешь, какая…

— Я хочу правды, только и всего.

Дима усмехнулся и отсалютовал мне своим бокалом.

— Хорошо. Она — француженка, дочка посла Франции.

— Ого, — невольно вставила я.

— Не нынешнего, конечно. Сейчас ее отец уже на заслуженном отдыхе, наверное. Так получилось, что он, будучи послом в России, в какой-то момент получил повышение и был переведен на работу обратно на родину. А вот его дочь вместе с мамой, которая тоже работала в посольстве, осталась заканчивать учебный год в России. Мой отец тогда тесно работал с ними, и так получилось, что на одном из сборищ одновременно оказался Андрей и мадемуазель Бомарше.

— Это фамилия? А имя?

— Катрин. Катрин Бомарше, но все окружающие звали ее Катишь.

Я открыла рот, даром глотая воздух. Слова не шли, только ступор. Значит, Кирилл называл меня именем… матери?! Это что, фетиш такой?

— Я вижу, никто из Ждановых не счел нужным просветить тебя о прошлом их семьи.

— А… Кирилл что-то знает о ней?

— Знает, конечно. От него никто ничего не скрывал, а он сам всю жизнь был помешан на маме.

— Бедный мальчик… — протянула я, не выходя из ступора.

— А я смотрю, он не ошибся, назначив тебя на эту роль.

Я вскинула на него удивленный взгляд и нахмурилась.

— Что?!

— Андрей рассказал, что Кирилл тебя так называет. Катишь… какое милое совпадение, правда?

— Вы что, всем на свете делитесь?

— Почти, не касаясь самого интимного, конечно. Да ты не беспокойся, Катя, он мне не докладывает поминутно, что делает. Просто не смог самостоятельно переварить эту информацию. Поверь, он был слишком сильно ошарашен такими подробностями вашей семейной жизни.

— Он ее так любил? — спросила я, и в душе что-то защемило.

Что я хотела бы услышать? И неужели мне это действительно важно?

— Неа, не любил. Вернее… знаешь, эти подростковые первые чувства… А она была вообще без башни! Не знаю, гормоны у нее что ли бурлили, — он засмеялся и наклонился в мою сторону, упираясь локтями в колени, — Короче, Андрей бы точно не додумался тогда с ней спать, но вот устоять против ее напора не смог. Да и кто бы смог отказать красивой девчонке в шестнадцать лет?

— А потом?

— Потом она его поматросила и бросила, а через девять месяцев Андрей нашел у себя под дверью люльку от коляски с сыном и запиской.

— И все?

— Все. А что еще? — хмыкнул Макаров.

— Он не пытался ее найти? Наладить контакт? Не для себя, но хотя бы чтобы сын мог с ней общаться…

Дима как-то сразу сник, посерьезнел и провел руками по лицу.

— Да почему не пытался? Он знает прекрасно, где она. И адрес ее есть, и телефон даже.

— И что? Почему тогда…

— Потому, Катюша, что ей это не надо. Она замужем за весьма успешным политиком, у нее двое прекрасных детей, идеальная семья, безупречная репутация… Скорее всего, кроме ее матери, никто даже не знает, что она первый раз родила в шестнадцать.

Я нахмурилась и задумалась. Неужели так бывает? Просто забыть своего ребенка, оставить в другой стране и начать жизнь с чистого листа! И это — женщина, это — мать?

— Так что… делай выводы, Катя.

— Но почему Андрей мне сам этого не рассказал?

Дима тепло улыбнулся и снова откинулся на спинку кресла.

— Потому что боится. Боится, что ты испугаешься правды, боится сделать тебе больно… Разве это не очевидно?

В этот момент раздалась трель дверного звонка, сбив меня с мысли. Я просто не успела сосредоточиться на Диминых словах, и они тут же вылетели из моей головы.

— А вот и он!

Макаров бодро вскочил на ноги и ушел в коридор, а через несколько минут вернулся вместе со Ждановым. Тот выглядел серьезным и уставшим, как после долгого тяжелого дня, окинул меня оценивающим взглядом и усмехнулся, остановившись на обуви, сильно контрастировавшей с утонченным вечерним платьем.

— Я смотрю, вы времени зря не теряли… А мне нальете?

Дима молча поставил перед ним бокал и вышел из гостиной, оставляя нас одних.

— Как оно… там? — осторожно спросила я.

— Пойдет, — ласково ответил он, а потом поднял руку и осторожно провел пальцами по моей щеке, — Ты точно хочешь развестись или еще любишь его?


POV Андрей Жданов

Я просто нутром чуял, что этот вечер выйдет боком по всем статьям, ведь никак не мог успокоиться еще в Зималетто. Нельзя было пускать Катю на праздник, и именно об этом я хотел ей сказать, когда шел в мастерскую, но увидел ее и растерял последние остатки здравого смысла. Она была невероятно хороша, просто удивительно: идеальная, хрупкая, как будто фарфоровая. Хоть, положа руку на сердце, я бы предпочел видеть ее ненакрашенную и заспанную у себя на кухне, но… Блять!

Как сказать Золушке, которую фея уже нарядила на бал, что она туда не идет?! И да, я сам просто идиот.

В итоге получилось только хуже. Родители настойчиво предложили им с Кириллом переехать в загородный дом, а потом мама и вовсе решила во всеуслышание представить невестку публике, а я уже ничего не смог сделать. Просто НИ-ЧЕ-ГО! Черт! Мама, как всегда, бьет наотмашь и неизменно меня.

То, что всколыхнулось в моей душе, когда я наблюдал за их поцелуем, я даже описывать не буду. Я не думал, что во мне может быть столько неконтролируемой злости. Да, блять, неправильно испытывать зависть к своему собственному сыну! И вообще, все происходящее неправильно! Но что я должен делать?!

Я залпом выпил порцию виски и отвел взгляд от картины семейной идиллии. Черт с ними, господи! Да пусть все горит синим пламенем! Жданов, не возжелай, блять, жену сына своего. Ну сколько можно-то? Я видел, как она бросает на меня испуганные взгляды, и сердце сжималось от каждого. Но что я могу, малышка? Вот правда, если бы я был уверен, что она его не любит, что я мог бы стать для нее дороже, то… То что бы было? Сбежал бы и подвел Колю? Наверное, нет, не смог бы так поступить, не по совести… Черт!

Однако то, что я заметил потом, отодвинуло на второй план все мои душевные переживания. Брагин. Да почему Зорькин не предупредил, что он приедет? Хренов информатор! Мог бы и сказать.

— Макаров, найди Катю и уведи отсюда, — тихо сказал я другу, кивая в сторону нашего финансового директора и его отчима, — Надо ее спрятать, срочно.

— Да поздно уже, Палыч… — ответил тот.

— Нет. Он не должен ее рассмотреть хотя бы, а потом придумаем что-нибудь.

— Смотри, сынок твой вернулся. Один.

— Тем более! Давай, Макаров, не подведи!

Он ушел, а я направился прямо к Коле и Сергей Сергеичу. Тот был очень довольным, обнимал какую-то очередную модельку и пил любимый коньяк. Да, мама всегда покупает именно эту марку, ее любит Брагин и Воропаев, две змеи на нашей пазухе!

— Андрюша, а почему зажали свадьбу? — широко улыбнулся Колькин отчим, завидев меня.

— Да бросьте, дядь Сережа, какая свадьба? Вы моего сыночка не знаете? Сколько у него таких девчушек было?

— Эта симпатичная! Кукла!

Я нервно сглотнул и заметил на себе настороженный взгляд Коли. А он явно догадывается, что я слишком сильно о ней пекусь, но не спрашивает меня об этом. И правильно, не стоит. Его не устраивает то, что придется заморачиваться с очередной пешкой, только потому что она мне дорога. А мне плевать, потерпит.

— Приезжайте-ка ко мне в гости, а? Все вместе, с родителями, с детьми… У меня в Питере дом не хуже вашего, еще и на берегу залива! Ты же помнишь?

Брагин пытливо посмотрел мне в глаза, и я готов был поспорить, что в них блестела сталь. От ответа меня спас телефонный звонок в моем кармане. Я быстро извинился, обрадовавшись, что можно свернуть этот диалог, достал телефон и тут же ответил.

— Слушаю!

— Палыч, она со мной отказывается идти.

Да твою мать! Это мне действительно говорит Дима? Да он же мертвого заставит делать то, что ему нужно!

— Извините, — улыбнулся я и отошел в угол зала, пытаясь сделать так, чтобы меня никто не слышал.

— Макаров, блять, ты что, издеваешься надо мной?! Я сказал, уведи ее отсюда! Это так сложно?!

— Говорит, что не знает меня! — послышался насмешливый голос друга.

Вот же ж сукин сын! Точно издевается.

— Андрей, — тихо сказала Катя, и я тут же сник.

Мне, кажется, надо меньше волноваться, нервы стали ни к черту.

— Катя? Кхм…

— Ты на громкой связи, да.

— Вовремя, главное… — пробормотал я, — Катя, иди с этим придурком, пожалуйста. Он ничего плохого тебе не сделает. У него юмор просто идиотский, а так он не плохой. Послушайся меня, малышка. Я приду и все объясню…

Я слышал, что она колеблется, но куда я мог ее отпустить? Вечером, одну, напуганную и расстроенную.

— Хорошо.

Фуф. Ты просто молодец, малышка.

— Умница. Не переживай ни о чем, — сказал я и отключился.

Ладно, одной проблемой меньше. Дима о ней позаботится, это факт, значит, можно заняться и другими делами.

Как показать Брагину, что Катя для Кирилла ничего не значит? Или попросту спрятать ее подальше? Нет, глупо. Может и найти, если захочет. А что если… Меня осенила мысль настолько же гениальная, насколько бредовая. Что если поехать прямо в логово к тигру? Всей семьей в Питер! Вот только как уговорить Катю, чтобы вела себя как последняя сука? А потом забабашим образцово-показательный развод с дележкой имущества и статьями в желтой прессе.

Только вот выдержит ли моя малышка это?

А вдруг все еще любит этого недоноска?

Я провел взглядом по залу и нашел сына. Тот был явно на взводе, нервно озирался, конечно, увидел меня и тут же подошел ближе.

— Где она?

— Кто? — наивным голосом спросил я.

— Катя, — прошипел мой отпрыск.

— А почему ты у меня спрашиваешь? Это твоя жена…

— Да что-то вы стали слишком много общаться в последнее время. Вдруг ты в курсе?

— Кирилл, мы живем вместе и работаем вместе. Да, представь себе, мы периодически общаемся, мы же люди, в конце концов, умеем разговаривать!

— Как будто ты можешь просто общаться с женщинами! Ты ж кобель...

— А ты так ревнуешь, как будто не изменяешь ей. И кто из нас кобель?

Я бросил ему последнюю фразу и быстрым шагом пошел прочь. Не дай бог устроить скандал, мама нам этого не простит. А Кир всерьез разозлился, мог и по морде мне попытаться съездить, чего доброго.

Еще какое-то время я походил по залу, пытаясь в голове прокрутить хоть какой-то план действий, но, кажется, все бесполезно. Решив, что утро вечера мудренее, я тихонько вышел из дома и направился туда, куда меня тянуло больше всего: к любимой девушке и лучшему другу. И я не пожалел. Они сидели такие домашние, расслабленные, и, судя по их лицам, здесь меня, кажется, действительно ждали.

— Я смотрю, вы времени зря не теряли… А мне нальете? — спросил я, кивая на виски.

— Как оно… там? — спросила Катя, с неподдельным беспокойством глядя на меня.

— Пойдет, — ответил я, понимая, что единственный вопрос, который меня сейчас действительно беспокоил, я не имел право задавать, но я поднял руку, проводя кончиками пальцев по ее нежной щеке, и слова сами сорвались с губ, — Ты точно хочешь развестись или еще любишь его?

— Точно. Хочу, — уверенно сказала она, не отводя глаза.

И, кажется, я бы точно поцеловал ее сейчас, слишком уж манили к себе эти поджатые губки, но на пороге появился Дима и потряс в воздухе гитарой.

— Мне наши посиделки, ей богу, напомнили о юности.

— И ты решил спеть? — усмехнулся я, пытаясь сбросить с себя наваждение.

— Ты помнишь эту гитару? Я ее уже года два как в руки даже не брал.

Катя завороженно смотрела то на меня, то на Диму, а тот сел в кресло и начал подбирать какую-то смутно знакомую мне мелодию.

— Ой, давай только не армейскую, пожалуйста! — сморщился я.

— Нет, сейчас они и не подходят! Погоди, я вспомню! — ответил Макаров и отвернулся, снова углубившись в свои изыскания.

— А мы поедем домой? — спросила вдруг Катя.

— А ты хочешь?

— Не знаю… — закусив губу ответила она, — Мне как-то хорошо здесь, но это, наверное, неудобно…

— Брось, Димка даже обидится, если мы его оставим тут одного.

— Нас же потеряют… ну…

Она подняла на меня свои глаза, и я снова утонул. Так хотелось снова позволить себе не думать ни о чем до утра, расслабиться и отдохнуть. Кажется, это стало повторяться слишком часто…

— Плевать, — тихо ответил я и сгреб ее в охапку, подвигая ближе к себе, — Найдемся завтра.

Ну, и пусть! Я не стал бы ее держать, если бы она начала сопротивляться. Но Катя сама подвинулась ближе, устраиваясь на моей груди. А сбоку раздался красивый, сильный Димкин голос:

Пой же, пой на проклятой гитаре
Мой последний, единственный друг,
Захлебнуться бы в этом угаре,
Пальцы пляшут твои в полукруг.

Я не знал, что любовь — зараза,
Я не знал, что любовь — чума,
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.

Я нахмурился, вспоминая эту песню. Черт, Макаров, какой же ты…

Пой, мой друг, напевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань,
Пусть целует она другого
Молодая красивая дрянь!

Он посмотрел мне в глаза, еще сильнее ударяя рукой по струнам, а я сжал Катю в объятьях. Ничего, можно переть и против всего мира, есть ЕЙ это действительно нужно.

Не гляди на ее запястья
И с плечей ее льющийся шелк,
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел.

Так чего ж мне ее ревновать?
Так чего ж мне болеть такому?
Наша жизнь — простыня и кровать,
Наша жизнь — поцелуй, да в омут.

Он остановился, делая паузу, и на мгновение в комнате повисла звенящая тишина.

Пой же, пой, в роковом размахе
Этих рук роковая беда,
Только знай, пошли они нахер,
Не умру я, мой друг, никогда! *

Дима с чувством взял последний аккорд, схватил со стола бокал и залпом выпил.

— Это Есенин? — устало спросила Катя, поежившись.

— Почти, — подмигнул ей Макаров.

Я покрутил в руках выпивку и задумчиво посмотрел на друга. Сколько его знаю, никогда бы не подумал, что он будет заниматься откровенным сводничеством. Или это попытка поддержать меня? Слишком своеобразная.

— Знаешь, что, Жданов, — сказал он, вставая на ноги, — Я вот подумал, на вас вот посмотрел, и решил, что пора жениться.

— Прямо сейчас? — удивился я.

— А почему нет? Ленка вот меня ждет. Я уверен, что даже прямо сейчас ждет. Сколько уже можно ее мучить? Я все боюсь, что привяжу ее к себе, а потом со мной что-то случится. А ведь на самом деле, издеваюсь над этим светлым человечком только и все, уже сколько лет! Нет больше оправданий. Может, стоит перестать бояться и начать жить?

А ведь и правда, надо когда-то начинать просто жить, без фальши и вранья.

— Андрюха, ты знаешь, как дом закрыть. Бывайте, ребятки!

Дима развернулся на пятках и действительно вышел из гостиной, а потом громко хлопнул входной дверью.

— Он что, правда, ушел? — шепотом спросила Катя.

— Видимо… — ответил я.

Вот же друг, называется! Нет, здорово, конечно, мы с Катей наедине. И даже если кто-то догадается, что мы здесь, то даже близко в этот дом никто не попадет. Но что мне делать? Как сдержаться? Ведь не время для большего… Вот только руки чешутся, чтобы обнять, сжать, провести ладонями по тонкой коже, а потом то же самое сделать губами. Хочется попробовать на вкус ее поцелуй и забыться в нем, потеряться. Почувствовать на своих плечах ее тонкие пальцы и острые ноготки, впивающиеся в кожу. Ведь хочется…

Я прокручивал в голове сотню вариантов, как себя вести, что сделать, что сказать. А Катя расслабилась у меня на руках, нежно обняла, положив щеку ко мне на плечо, и я не сразу понял, что ее тихое сопение означает, что девушка уснула.

Моя малышка. Я осторожно лег на диван, укладывая ее голову к себе на грудь и пытаясь ненароком не потревожить ее сон, провел рукой по талии, поцеловал в висок и, почувствовав признаки возбуждения, решил, что хватит. Для всего этого еще не время.


* песня Кукрыниксы - Есенин
//слегка переработанное стихотворение поэта//

ням!

_________________

Tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes possibles. (с) Voltaire.
Всё к лучшему в этом лучшем из миров. (с) Вольтер.

мой блог на форуме: мои фики, любимые фики, о сочинительстве и просто поболтать

Ира, ты такая оперативная!

_________________

вовремя заглянула

_________________

Tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes possibles. (с) Voltaire.
Всё к лучшему в этом лучшем из миров. (с) Вольтер.

мой блог на форуме: мои фики, любимые фики, о сочинительстве и просто поболтать

Ах, люблю Есенина, спасибо за него!... Все понравилось, особенно окончание главы.
Предвкушаю скандальный развод - будет "весело"...
Интересно было читать про Катрин Бомарше... И, наверное, я опять что-то упускаю, но почему Кирилл так боготворит мать, ведь он не знал ее?...

_________________
-Вика - просто красивая упаковка, разворачиваешь - внутри пусто.
-Где содержимое, Малиновский?!
-Содержимое у тебя в коморке сидит, правда, без красивой оболочки...

просто потому, что мать?

вообще, не зная человека лично, куда проще нарисовать себе идеальный образ. это отец со всеми его недостатками у Кирилла на виду, ещё и методы воспитания применяет, которые отпрыску не по душе.... а мать на расстоянии может хоть святой казаться - особенно на контрасте.

_________________

Tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes possibles. (с) Voltaire.
Всё к лучшему в этом лучшем из миров. (с) Вольтер.

мой блог на форуме: мои фики, любимые фики, о сочинительстве и просто поболтать

Согласна наверное про контраст, но ведь эта мать его бросила, это ли не причина ненавидеть и ее как отца?...

_________________
-Вика - просто красивая упаковка, разворачиваешь - внутри пусто.
-Где содержимое, Малиновский?!
-Содержимое у тебя в коморке сидит, правда, без красивой оболочки...

Дети, выросшие без одного родителя, даже если не показывают это, частенько его идеализируют. Тяжело без мамы, и кажется, что это злые родственники разлучили, что-то не так сделали. Не докажешь же, что все не так!

_________________

Да, согласна!
Ты очень точно написала)))

_________________

Когда знаешь о чем-то только с чужих слов, легко убедить себя в более удобной версии. Тяжело просто взять и начать ненавидеть маму

_________________

Да-да, соглашусь, что для ребенка сложно ненавидеть маму, ему сложно объяснить что она плохая, и возможно он даже очень обижен, злиться, но все равно ее любит.

_________________
-Вика - просто красивая упаковка, разворачиваешь - внутри пусто.
-Где содержимое, Малиновский?!
-Содержимое у тебя в коморке сидит, правда, без красивой оболочки...

Да, это как базовая потребность. Если мама не любит, то я - плохой. Значит, надо оправдать маму.

_________________

Глава 2.12

POV Андрей Жданов

Я лежал долго, может быть, час или два, боясь даже шевельнуться и потревожить ее сон. Думал о жизни, о любви, о женщинах и о том, что я, скорее всего, просто старею. Неужели вот он, кризис среднего возраста, подкрался? Ведь нет других объяснений, почему именно она. Да, симпатичная, ну и что? Искал, но не находил чего-то особенного. Я встречал на своем пути много женщин, и были среди них те, кто красивее, умнее, увереннее, моложе, но никто, ни одна, не смогла выбить меня из колеи, заставить забыть о своих целях и делах. Ни одна! Возможно, это такой щелчок по носу от судьбы. Ведь я всегда гордился именно этим: умением сохранять самообладание в любой ситуации. Наивно был уверен, что с собой-то уж точно всегда справлюсь! Но вот, вместо того, чтобы помогать Коле, я лежу здесь, сжимаю в руках чужую девушку и думаю о том, что не хочу терять ее. Никогда. Ни сейчас, ни через год, ни через десять. Я хочу лежать так каждую ночь. Я нагулялся. Кажется, женщинам больше нечем меня удивить. Слишком много их было, слишком разных, но все как одна. А с Катей, и только с ней, было по-другому: не только тело радовалось, горело от желания и удовольствия, но и душа. Не хотелось доказывать что-то, самоутверждаться, наоборот, было спокойно и уютно, как будто пришел домой после долгой поездки. Только моя поездка была длиною в жизнь. Ту жизнь, в которой у меня никогда не было такого ощущения, ни с кем. Может быть, только давным-давно, в забытом детстве…

Не знаю, в чем загадка. Может, и правда, пары создаются на небесах, и она — моя? Пусть пришла ко мне через пень-колоду, но это же не проблемы, так, затруднения. Разве может людей что-то остановить, если они хотят быть вместе?

А потом поймал себя на мысли, что я просто идиот. Сорвался камнем на землю и шарахнулся башкой прямо об асфальт. Это только мечты. Катя не моя. И вообще, неизвестно, захочет ли когда-нибудь стать моей. Она — жена сына, невестка, и это теперь знает весь мир. Я же не могу бросить на полпути все, что делаю. И рисковать жизнью любимой тоже не могу. Нет иного пути, чем ждать, надеясь, что в будущем обстоятельства станут более благосклонны к нам.

Я тихонько усмехнулся своим мыслям, а Катя, будто услышав, открыла глаза и серьезно, сосредоточенно посмотрела в мои.

— Разбудил? — тихо спросил я, а она только покачала головой в ответ.

Почти невозможно было совладать с собой, не коснуться, не сжать в объятьях, но я смог. Сел, спустив ноги на пол, чертыхнулся про себя и буквально оторвал взгляд от соблазнительно закушенной губы.

— Андрей, послушай…

Боже, малышка, да что ж ты делаешь?

Она села вплотную ко мне, поджав ноги под себя, и как будто колебалась, раздумывала над чем-то.

Я не мешал, просто смотрел, наслаждаясь. Румянец, проступивший от смущения, был виден даже в приглушенном свете торшера и невероятно шел ей. Катино лицо становилось сразу живым и неподдельным, честным, сдавало хозяйку с потрохами, но в этом и была вся прелесть.

Она замерла и напряглась, решилась. Дерзко и смело посмотрела мне в глаза и наклонилась прямо к моим губам, касаясь легким поцелуем. Я опешил. Мог ожидать всего, что угодно, только не этого. Не того, о чем мечтал, но запрещал себе даже думать.

Блять! Да что же она творит?

Я решил не мешать ей, чтобы не спугнуть внезапный порыв, только дышать стало тяжело, практически больно. Нужна была еще доза, как наркотик.

Ты же открыла ящик Пандоры. Ты знаешь это, Катя?

Не знаю, что она увидела в моих глазах, но, замерев на несколько секунд, привстала и легко перекинула ногу через меня, усевшись прямо на колени.

— Кать, я…

— Чшшшшш…

Это было как в классике кино: она прижала свой пальчик к моим губам, останавливая поток ненужных слов, а я уже был готов, кажется, на что угодно, лишь бы увидеть продолжение. Только бы не проснуться сейчас. Ведь это сон?

— Ничего не будет, — тихо сказала она, и я судорожно сглотнул комок в горле, — Я только хочу попробовать…

Катя наклонилась ближе к моему лицу, чуть поворачивая голову, и снова коснулась губ.

Ну, нет! Второй раз ты так просто не отделаешься!

Я обхватил ладонями ее талию и придвинул ближе к себе, понимая, что она должна была отчетливо почувствовать мое возбуждение. Что ж, в такой момент это можно и не скрывать! Я буквально впился в ее губы, на краю сознания отмечая, что абсолютно теряю голову, пробуя их на вкус. Было уже поздно останавливаться. Не осталось ничего, что могло бы заставить отпустить ее, разжать руки или оттолкнуть.

— Катюша, Катенька… — выдохнул я ей в губы, спуская руки ниже, на ее бедра.

— Андрей, это только поцелуй, слышишь?

Я постарался унять рваное дыхание и ритмичное буханье сердца, но все было тщетно.

— Ты меня без ножа режешь, малышка…

— Я не могу…

И я не могу! Кого это вообще волнует? Но я бы не поступил с ней так. С кем угодно, только не с Катей. Это бы поставило огромный жирный крест на нашем будущем, даже таком призрачном. Ну и что? Хоть какое-то оно могло бы быть, но только не после изнасилования. Нет, значит, нет… В конце концов, любое «нет» может рано или поздно превратиться в «да».

— Хорошо, ничего, — пробормотал я, снова увлекая ее в поцелуй.

Она не сопротивлялась, подавалась мне навстречу, выгибая спинку, обнимала руками, хватаясь пальцами за рубашку, послушно открывала ротик, впуская мой язык и как будто замирала. Катя совершенно точно не была опытной любовницей. Неужели ничему не научилась за два года семейной жизни? Да, блять!

Я резко прервал поцелуй, отстранил ее от себя и отпустил. Моя голова — мой враг, но я не мог иначе.

— Почему «нет»? Мужа любишь? Не хочешь изменять ему?

— Он ни при чем здесь… просто… не хочу.

Я готов был поклясться, что она была возбуждена не меньше, чем я. Невозможно сыграть страсть ТАК! Невозможно имитировать дрожь ладоней, напряжение тела, стук сердца… Не хочу?

— Если для тебя это важно, то Кирилл и не был мне никогда настоящим мужем… Скорее уж другом, братом…

— О чем ты?

— Я никогда не видела в нем мужчину, и даже до таких поцелуев дело не доходило, не говоря уж…

Я не верил своим ушам. Серьезно?! Да не может быть такого, чтобы…

— Ты хочешь сказать, что у вас ни разу не было секса? — нахмурился я, и сердце забилось еще быстрее в ожидании ответа.

Катя только отрицательно покачала головой, подняла руки, медленно, будто растягивая удовольствие, вытащила конец уже ослабленного галстука из узла и бросила этот забытый мной предмет одежды на пол.

— За два года? Не может быть…

— Я же не вру тебе, — спокойно ответила она, снизу вверх проходя пальцами по ряду пуговиц на моей рубашке.

— Ты ему постоянно изменяла? — прохрипел я, не в силах проглотить комок, застрявший в горле.

— Ни разу, — серьезно ответила Катя, посмотрев мне в глаза.

Не врала. Не могла она врать! Или я полный идиот, что пытаюсь читать эту девушку как открытую книгу? Что если в там другой язык? Что если я просто обманываюсь ее честными глазами?

Катя вновь опустила взгляд и одну за другой начала расстегивать мои пуговицы. Как завороженный я наблюдал за этой картиной: она раздевала меня. Сама! И я мог кричать победный клич альфа-самца, но слова не шли, захлебывались где-то в глотке. Значит, я один такой за два года? Единственный, перед которым не смогла устоять? И мой сын не прикасался к ней, а паспорт со штампом — это только бумажка. Фикция!

Чем больше раз я прокручивал эту мысль в голове, тем сильнее разрасталась в груди эйфория. Моя! Она может стать моей, и будет ей!

Катя справилась со всеми пуговицами и, ладонями проведя по груди к плечам, раздвинула ткань, вызывая дрожь по всему телу. Каждое ее прикосновение обжигало, плавило кожу, добираясь до оголенных нервов. Мне не хотелось даже шевелиться, как мог я сдерживал улыбку, настолько же искреннюю, насколько безумную. Моя!

Я не сопротивлялся, когда она стянула с меня рубашку, когда прикоснулась губами к шее, чуть ниже уха, когда прочертила дорожку влажных поцелуев к ключице, и остановилась, глубоко вдыхая. Мое возбуждение, казалось, давно уже достигло предела, но все еще нарастало. В паху уже ныло, и, я уверен, Катя знала, что я готов ко всему. Прямо сейчас. С ней. Стоило только сказать.

Она медлила, а я, недолго думая, потянулся к застежке на спине.

— Нет, Андрей…

Нет, снова нет! Я споткнулся о свои же мысли, но устоял.

Что ж, значит, твои губы у меня сегодня не заберет никто.

Я притянул ее к себе, сжимая с такой силой, что казалось бы, должен был сломать. Но ей нравилось, она отвечала, прижималась и неосознанно ерзала у меня на коленях. Моя.

Минуты лились не то медленной полноводной рекой, не то буйным водопадом, я не считал их, просто не мог. Поверил бы, что прошли сутки, пока мы не отрывались друг от друга, не произнося ни слова, отдавались поцелуям, прикосновениям, нежности, вытекающей из кончиков пальцев. И в них было больше страсти, огня и наполненности, чем в любом моем сексе.

Да, тогда я окончательно понял, что нагулялся.

То и дело мои руки проникали под ее юбку, лаская бедра и гладкую округлую попку — единственные участки оголенной кожи, которые были доступны моим ладоням. Блять, да кто придумал такое дурацкое платье? Затянутое под самое горло, с длинными рукавами, без намека на вырез ни спереди, ни сзади… Как броня, хранящая сокровища. Полмира я бы отдал сейчас, чтобы прикоснуться губами к ее напряженному соску, обвести языком, сжать ладонью мягкое полукружье, провести ей по животу, задевая пупок, спускаясь ниже, к эпицентру женского возбуждения, пальцами по влажной коже, глубже, сильнее. Мне было чертовски мало, но она позволяла только то, что хотела. Стоило руке скользнуть между ног или дернуться к застежке платья, Катя тут же мягко отводила ее, сохраняя эту хрупкую дистанцию между нами, и я подчинялся ее воле.

Но все-таки я чувствовал, угадывал пожар в Катином теле. Мне даже не требовались доказательства, что между ее ног влажно, и трусики уже насквозь мокрые от возбуждения. Мне нужно было только ее согласие, чтобы показать, каким бывает настоящее наслаждение. Я знал, на что был способен, а с ней, казалось, преград совсем не существовало.

Никаких преград, кроме слова «нет».

Я забылся, просто отключил мозг, отдался ощущению мягких губ и нежной ткани, под которой ЕЕ тело, желанное, столь близко. Настолько потерял голову, что в какой-то момент перевернул девушку, уложив спиной на диван и нависнув сверху. Вот оно! Та поза, при которой она в моей власти, я между ее разведенных ног, могу играть на чувствительных точках, как на скрипке. Только и стоит, что снять ненужные, лишние тряпки, стереть границы, слиться воедино…

— Моя… — прошептал я и как в бетонную стену врезался в ее холодный взгляд.

— Отпусти, — отчетливо сказала Катя.

Я замер на вытянутых руках и помотал головой, пытаясь выгнать оттуда сладкий туман. Это было слишком жестоко, чересчур резко. Из невероятного сна в суровую реальность. Мою голову отказывался покидать образ того, как я вхожу в нее, плавно, сантиметр за сантиметром, смакуя ощущения, она подается мне навстречу, выгибая спинку, и тело наполняется эйфорией на грани с безумием.

Отпустить, отпустить — билось пульсом в сознании, но руки не слушались, до тех пор, пока она не оттолкнула и не встала напротив дивана, глядя на плоды своих трудов. Никто еще не видел настолько разбитого и растерянного Андрея Жданова. Уникальное зрелище только для тебя, Катя…

За окном уже стало совсем светло. Ясное голубое небо оттеняло макушки деревьев в окне, пели птицы, и эти картинки, звуки, запахи словно проступали из небытия в мое сознание.

— Вызови такси, пожалуйста, — сухо сказала единственная любовь в моей жизни и повернулась ко мне спиной.

Еще один удар под дых. Кажется, я готов выдать хрупкой девочке черный пояс в этом виде спорта.

— Это была такая проверка? Или наказание?

Она бросила на меня быстрый взгляд и смутилась.

— Просто хотелось попробовать…

— Что? Вкус моей крови?

— Не делай вид, что тебе близка сентиментальность… — дернула красивым плечиком Катя.

Я усмехнулся.

— Да, это точно не обо мне.

В конце концов, эта ночь у меня была. Катя — не сон, не наваждение, не плод воображения. Она — реальность. И эти сексуально припухшие губки, растрепанные волосы, румянец на гладких щеках, безнадежно измятое платье — это все сделано мной, и никем иным. Это — мое, и она сама будет моей тоже. Рано или поздно.

***

Такси ехало еще час, который мы просидели в беседке около дома. Я курил одну за одной Катины сигареты, заглушая волнение, а она задумчиво затушила половину первой и только молча глядела вдаль, чуть щурясь и морща носик.

Да, меня отчетливо начинала бесить вся эта ситуация. И нет, Катю я не винил, только себя. Откровенно говоря, у нее не было никаких причин доверять мне и, тем более, любить. Все, происходящее со мной — только мои заморочки, и ни чьи больше. Вот себя и стоит наказывать.

Выглядели мы, конечно, весьма колоритно, растрепано и устало, как после бурной ночи. Таксист косился с интересом, но, к счастью, смолчал. Убил бы, ей богу! Да и вообще, не отказался бы сейчас от хорошей такой драки, крепкого мордобоя, чтобы за физической физической болью потерять душевную. Слишком много неизрасходованной, чистой энергии скопилось внутри, а у меня не получилось пустить ее по назначению. Побегать что ли сходить? Или вообще плюнуть на свою сентиментальность, вспомнить, кто я есть, и поехать к одной из своих любовниц. Насрать, что утро. Кто-нибудь дома. Только поможет ли? Я усмехнулся и покосился на Катю. Ни одна любовница ее уже не заменит. К чему обманываться? Только усложнять себе жизнь.

Я покачал головой, сунул водителю деньги и вышел из машины, прикидывая, как нам лучше зайти домой. Интересно, Кирилл дома? Спит или ждет ее? Может, мне вообще уйти? Переодеться на работе, например.

Но Катю это, кажется, не заботило. Она уверенным шагом пошла к двери, и я ничего лучше не придумал, чем пойти за ней. Можно было только гадать, что у нее на уме, но если она не сомневается… На что-то решилась? Только на что?

Ответы на все мои вопросы нашлись сразу же, как только мы переступили порог квартиры. Кирилл вышел из спальни и застыл у двери. Наверное, это был первый и последний раз, когда я испытывал перед ним стыд. Слишком очевидная картина, пошлая, грязная… Что говорить? Оправдываться? Вот только оправданий мне не хватало, блять, сейчас! Кто поверит, что ничего не было, если невооруженным глазом видно, что было, как минимум, многое. Сам бы ты поверил?

— Явились? — зло спросил он, — Странно, папа, ты говорил, что не знаешь, где моя жена.

Катя пустым взглядом посмотрела сквозь него и кинула в угол прихожей туфли, которые держала в руках. Оперевшись о стену, стянула кроссовки и, мягко ступая по гладкому полу, молча прошла в спальню.

— Где ты была? — повысил голос сын, и я напрягся, как бы он не пошел вразнос, — Я спрашиваю, ГДЕ ТЫ БЫЛА?!

— А есть разница? — безэмоционально ответила она.

Я нахмурился. И это — Катя? Робкая милая девочка? Та, что сама разожгла во мне огонь ночью, та, что смотрела сейчас с ледяным спокойствием. Актриса?

Она достала из тумбочки какие-то косметички, папки с документами и кинула на кровать.

— С ним спала, да? — прошипел Кирилл, кивая на меня.

— Да, этой ночью я была с ним. Еще вопросы?

Она приподняла бровь, оценила его реакцию и продолжила доставать вещи из шкафчиков. Меня не покидало ощущение нереальности происходящего. Я не мог даже двинуться с места, наблюдая картину семейной ссоры. Был ли я рад? Нет. Это было грубо, низко, гадко, не хотелось видеть Катю такой, но и отвести взгляд, уйти, не мог. Чем кончится эта перепалка? Моей окончательной ссорой с сыном — бесспорно. Презрением родителей? Вероятно. Но меня пока интересовала только она, Катя, и ее решение.

— Шлюха, — выплюнул ей в лицо Кир, — Такая же блядь, как все! Только и можешь, что ноги раздвигать!

— Да, так бывает, — спокойно ответила Катя, положив перед ним открытую папку с документами, — Это мое заявление о разводе и нотариально заверенный отказ от раздела имущества. Подпиши и избавишься от меня навсегда.

Она вытянула из шкафа небольшую спортивную сумку и начала утрамбовать все, что было разложено на покрывале.

— И что, так просто возьмешь, и уйдешь?!

Катя пожала плечами, взяла в руки какие-то вещи, обошла мужа и закрылась в ванной.

— А ты, мразь, ничего не скажешь?! — обратился Кир ко мне.

— Что ты хочешь услышать?

— Присунул и рад, да? Хороша? Понравилась девочка? Только ничего не смутило?

Я провел руками по лицу, но легче не стало. Я ведь не желал ему зла никогда, но эта ненависть, чистая, неподдельная, уже не исчезнет никогда.

— Кирилл, послушай…

В этот момент дверь ванной открылась, и оттуда вышла Катя, уже умытая, причесанная, переодетая в джинсы и легкую кофточку. Она забрала из комнаты сумки, надела лодочки на высоком каблуке и пошла в мою сторону.

— И что, вот так и уйдешь? Да, Катя?! — крикнул ей муж, сжимая кулаки.

Мне показалось, что он точно сейчас кинется на нее, и тогда драки не избежать. Но обошлось.

— Да, так и уйду, — не поворачиваясь, ответила она.

— Ну и вали, ДРЯНЬ!!! — заорал Кирилл, — Не возвращайся никогда! Ненавижу тебя, шлюха!!!

Он метнулся в спальню, громко хлопнув дверью, и в квартире воцарилась тишина. Только стук Катиных каблучков отсчитывал секунды. Глупо. Какой-то по-детски наивный скандал. Может быть, стоило объясниться? Поставить точки, поговорить, как взрослые люди… Или это пройденный этап? Я же почти не знаю ничего об их отношениях.

— Прощай, Андрей. И проследи, пожалуйста, чтобы он подписал заявление и развелся со мной.

— Куда ты собралась? Давай я отвезу.

Она посмотрела на меня мягко и ласково, улыбнулась и покачала головой.

— Нет, хватит. Я не хочу. Это не жизнь, а настоящий фарс. Правда? Не для меня. Было приятно познакомиться, Андрей Палыч. Но это все.

— Это все, Катя… — пробормотал я машинально.

Нужно было что-то ответить, остановить, убедить… Не могла же она просто так уйти именно в тот момент, когда я обрел надежду на счастье? Могла. Это было бы только мое счастье, не ее, и моя жизнь, которая для этой девочки была чужой и тягостной. Так пусть она будет счастлива, я справлюсь. Всегда справлялся, значит, и сейчас получится.

Я растерянно оглянулся по сторонам, убеждая себя, что все правильно, как надо, но не чувствовал уверенности. Она уходила и все снова вставало на свои места, только радости уже не было, поздно.

Катя поежилась и, неуверенно ступая на высоких каблуках, вышла за дверь.

Прямая тонкая спина, расправленные плечи и вскинутый подбородок. Она была уверена в том, что делает. Долгий взгляд на прощание, как будто в замедленной съемке, и хлопок двери, разделившей мой мир на «до» и «после». Удивительно, как слаб может быть сильный человек. Но я справлюсь. И ты справишься, малышка. Я все для этого сделаю.


POV Катя Пушкарева

Я знала, что прощалась с Андреем той ночью. Странно, но два противоположных осознания пришли ко мне одновременно, разрывая и так больную душу в клочья. Я, кажется, любила этого мужчину, именно так, как хотела любить, не за что-то, а вопреки всему, даже здравому смыслу. Это чувство было в точности таким, какое может оправдать если не все, то многое. Я чувствовала Андрея каждой клеточкой, тянулась и больше всего на свете желала быть рядом. Но не могла.

Да, мне не было жизни рядом с этими людьми, ведь это не мой мир, не моя судьба, я им чужая, как ни крути, как бревно в глазу. Даже для Жданова, даже для Кирилла, для всех окружающих я — марионетка. Все указывают, как мне жить, как поступать, как одеваться, как себя вести, а я устала от этого. Как я могу обрести счастье, если не владею собой? Я только подчиняюсь и не беру на себя ответственность за происходящее. Это априори проигрышный вариант.

Истина свалилась на меня, как кирпич на голову: я должна жить сама. И пусть опасно, пусть меня даже убьют через месяц, пусть не буду много зарабатывать, пусть голодать буду — это все мелочи, если я буду свободна.

Все, что я делала дальше, было будто во сне. Я поцеловала Андрея, сама, подсознательно мечтала попробовать его губы на вкус, грезила этим, даже во сне видела. Его поцелуи были волшебными, опьяняющими, безумными, но не могли уже остановить меня. Я уходила, не кривя душой, не оборачиваясь, хотя очень хотелось. Просто скидала в сумку одежду, которую действительно полюбила, влезла в шикарные туфли — особый подарок Милко, и вышла за дверь. Все.

Один звонок с вокзала, и Ромка встретил меня в Питере, взволнованный и растрепанный, окинул цепким, изучающим взглядом и забрал багаж из рук.

— Что случилось? Почему ты приехала?

Я пожала плечами и улыбнулась.

— Вернулась.

— А муж?

— Развожусь.

— Катя, да что случилось? — нахмурился он.

— Ничего, все в порядке…

Кажется, я говорила недостаточно убедительно, но мне было все равно. Зачем доказывать кому-то что-то? Бред. Пора усвоить, что я не обязана оправдываться, особенно, говоря правду.

Мы приехали на мою квартиру, запыленную, с затхлым, нежилым запахом. Я открыла настежь все окна, впуская вечернюю прохладу, достала любимые кружки и заварила чай, отыскавшийся в шкафчике. В этом городе особый воздух, влажный, густой, с особенным запахом вековой истории. Я делала глубокие вдохи до боли в легких, и пританцовывала, порхая по кухне, пока Рома, сидя за столом, с интересом наблюдал за всеми моими действиями.

— В такие вечера хочется слушать Сплин и пить красное сухое вино из большого бокала на длинной ножке, — улыбнулась я, взглянув на Малиновского.

— Расскажи мне, какие у тебя планы?

— Нет.

— Что? — не расслышал он.

Я кашлянула, прочищая горло, и снова заговорила.

— Нет, я не буду ничего рассказывать.

— Не доверяешь? — нахмурился он.

— Просто хочу научиться жить сама. Своим умом, без помощи и подсказок.

— Кать, я же, вроде, не давал тебе повода…

— Нет, нет, Ромочка, — я подошла к нему сзади и по-дружески обняла за шею, слегка сжимая, — Дело же не в тебе. Просто хватит жить чужим умом!

— Ты не понимаешь…

— Не хочу! Не хочу знать ничего. Опасности, беды… Моя главная беда — это я сама.

Он весь вечер пытал меня, что же случилось в Москве, заходил и так, и эдак, обидел ли меня Жданов или его сын, почему я уехала, что буду делать… а я только улыбалась. Не было ничего конкретного, и быть не могло. Просто наконец-то я была уверена в том, что делаю! Видимо, выводы, которые я сделала сейчас, оказались верными.

Именно тогда начинал выстраиваться мой мирок, светлый и счастливый, в котором хотелось жить, наслаждаясь этой жизнью.

Когда уже стемнело, я стала отправлять Малиновского домой. Он сопротивлялся, предлагал не оставлять меня одну, недоверчиво косился на мою счастливую улыбку, а на выходе сжал в объятиях, не дав возможности даже ахнуть, уткнулся носом в волосы и тяжело вздохнул.

— Мне кажется, тебя стоит только оставить одну, ты тут же ускользаешь из моих рук.

— Меня в них никогда не было, — хмыкнула я.

— Была, — улыбнулся Рома, — Помнишь? Тот единственный раз…

Я напряглась, ощущая жар от его ладоней, но не было эйфории, возбуждения или радости. Хотелось побыстрее вырваться, освободиться, и я уперлась руками в его грудь, отталкивая.

— Нет, Рома, не помню. Все было в прошлой жизни, не со мной, не с нами… — резко ответила я, — И тебе тоже стоит забыть.

— Так, значит? А я не смог… забыть так просто.

— Мы только друзья, не больше.

— Прости.

Его слова и загнанный, побитый взгляд только подтвердили мне, что я собиралась все сделать правильно. Он уже жалел, или пожалел бы очень-очень скоро. Теперь я не обманусь, не начну строить дом на старых обломках. Мне не нужны были отношения, не нужен был никто рядом. Мое тело и мозг отчетливо дали мне понять, что я теперь таю в объятиях только одного единственного мужчины, но он далеко, и, скорее всего, останется несбыточной мечтой. Все, что мне осталось — это воспоминания о наших разговорах, о поцелуях, о поездке по ночной Москве волшебной ночью. Он — мой сон, мое наваждение, и только.

На следующее утро родительская квартира уже была пуста. Я там была и пропала. Собрала сумку, поехала на Московскую площадь и села в автобус, направляющийся в Гатчину. Почему туда? Не знаю, может, потому что мы однажды ездили с родителями смотреть Приоратский дворец, и мне безумно понравился его парк, размером с половину города, ничем не примечательный, но уютный, теплый что ли.

По объявлению я сняла небольшую квартирку в старом трехэтажном доме, недалеко от кирхи, и сразу заселилась. Это было мое личное пространство. Пусть там все было старым и ветхим, не было стиралки, и воду постоянно отключали, но я была счастлива, и с завидным энтузиазмом драила комнатку, мыла окна и стирала шторы.

Родительскую квартиру я сдала через неделю, тоже по объявлению. По-хорошему, ее стоило продать, но не хотелось заниматься бумажной волокитой. Я была настроена восстанавливать свое душевное равновесие, а для этого требовалась пауза.

Работа для меня тоже нашлась быстро, неофициальная, с маленькой зарплатой, зато рядом с домом. Меня взяли продавцом в небольшой продуктовый на первом этаже дома, типичный питерский магазинчик со скудным набором самого необходимого. Туда заходили все жители близлежащих домов, так что вскоре я перезнакомилась с соседями. Это были и забавные пенсионеры, и замученные молодые мамочки, и проявляющие ко мне внимание мужчины, но все вели себя адекватно, смягчались от моей искренней улыбки, здоровались на улице, общались у дома. Благодаря этим людям, я почти три месяца жила в прекрасном тихом мирке.

Ромка звонил почти каждый день. Я общалась с ним, рассказывала о прошедшем дне, но где живу не говорила. Мы встречались в Питере, гуляли, но я не спешила открывать все карты. Он не нес за меня ответственность, и это пора было закрепить как незыблемое правило. Таким было мое желание, твердое и окончательное. И даже Малиновский отныне должен был его уважать.

Только одно обстоятельство отравляло мою безоблачную жизнь: когда заканчивалась дневная суета, и я оставалась наедине с собой, я скучала по Андрею. Он никак не исчезал из моих мыслей, как бы ни прогоняла, приходил во сне и просто так всплывал в памяти. Намучившись, я просто перестала сопротивляться и с наслаждением окуналась в воспоминания.

Изредка я видела, что в глянцевых журналах выходят о нем статьи. На снимках Жданов был неизменно красив, свеж и обаятелен. Я покупала эти журналы, чтобы разглядывать по вечерам, кончиками пальцев проводя по любимому лицу, и знакомая продавец в газетном киоске даже пошутила, не фанатка ли я притягательного черноволосого московского мачо. Мне оставалось только пожать плечами и улыбнуться. Никто не должен был знать, насколько близко я могла бы быть к этому мужчине. Или не могла? Говорят, президент Зималетто почти никогда не спал с одной и той же женщиной дважды. Какова вероятность попасть в эти «почти»? Вряд ли бы я осталась единственной, скорее очередной.

Но вся спокойная жизнь разбилась об острые камни реальности, когда в один теплый августовский вечер, заскучав на работе, я включила маленький черно-белый телевизор, настроенный на местный канал. Питерские новости начинались с громкого происшествия, о котором вещала симпатичная ведущая с горящими глазами. На повестке дня было убийство бизнесмена Дениса Старкова.

Я замерла, открыв рот, и не заметила, как уронила бутылку с вином, которую держала в руках. По полу рассыпались осколки стекла, и расползлась лужа красной, яркой жидкости, будто крови.

Я даже не подозревала, что в этой крови уже начала тонуть моя жизнь.

Amvll, Алёна, не хватает слов. спасибо, что пишешь!

зы. Андрюшу было жаль..
ззы. Старкова жаль не было. эх ))

_________________

Tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes possibles. (с) Voltaire.
Всё к лучшему в этом лучшем из миров. (с) Вольтер.

мой блог на форуме: мои фики, любимые фики, о сочинительстве и просто поболтать

Какая насыщенная глава...

Старкова конечно не жаль, интересно что дальше то будет.

Автору

_________________
Уезжают таланты, творцы и умы,
едут люди отменно отборные.
И останутся там, как у всякой тюрьмы,
надзиратели и поднадзорные.

И. Губерман

Тебе спасибо, что читаешь! Я бы без моральной поддержки не осилила бы, наверное!


Ржууууу!

_________________