|
Три!
– Андрюха, ты сегодня где вахту несешь? – в телефонной трубке, откуда доносился голос Малиновского что-то плюхнуло, пискнуло, охнуло и грохнуло. Впрочем, на безмятежных интонациях Романа все эти невидимые Жданову процессы не отразились. – Катя? Кира? Кира? Катя? Главное, Палыч, в порыве страсти имена не перепутать!
– Какая еще страсть, господи…
– А! Значит, сегодня у Киры, – заключил Малиновский мирно. – Будете списки гостей на свадьбу согласовывать? Тыща человек от Ждановых, тыща от Воропаевых. Гуляет весь бомонд!
– Заткнулся бы ты, Малиновский.
– Жданов, я-то, может быть и заткнулся бы, – хмыкнул Роман. – Только это же ты мне позвонил.
– Да? – удивился Жданов, перехватывая плечом мобильник, чтобы освободить обе руки для парковки. В окнах Киры горел свет.
– Если ты у Киры, значит Кати нет дома… Спокойно! Я не сказал «у Кати не все дома»! Слушай, какой у нас великий русский язык…
– Ромка, – Жданов вышел из машины и проглотил открытым ртом большую дозу мороза. – Как ты можешь быть таким… Ты разве не понимаешь, что когда я устаю ненавидеть себя, то начинаю ненавидеть тебя?
– Только не бросай меня в терновый куст, – захихикал Ромка. – Но, Жданов, тебе нужен план Б.
Жданов попрыгал на месте. На улице было холодно, и тонкие ботинки явно не были предназначены для прогулок.
– У вас есть план, мистер Фикс? – продолжал Малиновский. – Есть ли у меня план?! Да у меня целых три плана. Внимание, внимание, говорит Германия. Шифровка в центр. «Ларина в Москве.» Повторяю: «Ларина в Москве».
– Малиновский, – умилился Жданов, катая в руках снежный ком, – ты решительно меня окончательно добить? Раненных лошадей пристреливают?
– Раненных лошадей, Жданчик, спасают от женитьбы. Ну не можешь ты сейчас идти к алтарю… в смысле – в отдел записи актов гражданского состояния.
– Не могу, – согласился Жданов, прицеливаясь снежком в круглый светильник на заборе.
– И бросить Киру без причины ты не можешь, а то она разорвет Катюшку нашу на части… Тебе нужна причина, Жданов. Причину, которую не жалко отдать Кире на растерзание. И продолжай себе любить Пушкареву сколько влезет, пока Кира Лариной бои без правил организовывает. Как тебе план, Жданов?
– Сомнительно, – снежок долетел до светильника и вспыхнул переливающимися на свету брызгами.
– Но ты подумай, подумай, – ехидно предложил Ромка. – Все равно тебе этой ночью заняться будет нечем.
– Рома!
– Жданов, я не говорю о произвольной программе, но обязательную тебе придется рано или поздно откатать!
– Ну ты прям Эзоп какой-то.
Кира уже спала, и даже её рука, лежавшая на груди Жданова, мешала ему. Словно она даже во сне пыталась кому-то доказать «мое». Хотелось стряхнуть с себя эту монолитно-тяжелую руку и уйти из этой квартиры, где на столике валялись проспекты с отелями, висело на манекене свадебное платье, где пахло духами и неволей.
Часы показывали половину второго ночи.
Катины переходы всегда происходили во сне. А может, и не происходили вовсе. Какой невероятно далекой она была сегодня целый день. Жданов не беспокоил её, не заходил в каморку, не звал, не улыбался ей. Был так же подчеркнуто официален, как и она. Очень старался не напоминать о себе, чтобы не тревожить открытую рану. Но и Катина спина – невероятно прямая, и губы – очень сжатые, и глаза – потемневшие, все они кричали и молили о помощи. Жданов отводил взгляд. Он думал о том, как мог быть таким слепым столько недель, и не видеть этой отчаянной Катиной мольбы.
Может, стоило сознаться перед этой Катей об инструкции? В своем дневнике она писала, что ждет от него именно этого… А если Катя забудет… забудет его признание? Значит ли это, что Жданову придется рассказывать об этом из раза в раз на протяжении нескольких месяцев? И станет ли Катина спина от этого хоть чуточку круглее?
Половина третьего.
Откуда-то издалека доносились тревожные звуки спецсигналок – «скорая» или «милиция». У Жданова привычно остановилось сердце. В последнее время он очень боялся, когда мимо него проносилась «скорая». Ему нужно было в ту же секунду убедиться в том, что с Катей все в порядке.
Половина третьего ночи. Не самое лучшее время для звонка Пушкаревым. Но если что-то случится, когда ему сообщат? И вспомнят ли вообще про него?
– Иди к черту, Жданов, – вдруг сказала Кира совершенно несонным голосом. – Иди к черту.
Встала и ушла из спальни.
Жданов оделся и поехал домой.
– Катерина! Катя!
Она подпрыгнула от неожиданности, спрятала за спиной очередную шоколадку или открытку, Жданов с разбега не разглядел. Катины глаза сияли, как звезды.
– Катенька, – он остановился совсем рядом, и ему показалось, что послышался надсадный скрежет, как бывает при резком торможении автомобиля. – Катюша… Какая вы сегодня красивая.
Она недовольно мотнула головой, как делала всегда, когда он говорил о её внешности. Из-под опущенных ресниц бросала на Жданова быстрые взгляды.
– Вы сегодня рано, Катя, – перешел Жданов на рабочий лад. Теперь уже можно было. Теперь уже было очевидно, что ничего страшного с Катериной за эту ночь не случилось. Вот хорошо бы было, если бы он мог её забрать с собой, к себе!
«И через раз просыпался бы от апперкота в челюсть», – голосом Малиновского шепнул здравый смысл.
– Мне надо платежки в банк проверить, Андрей Палыч… – она поколебалась и протянула ему то, что прятала за спиной. – А это вам.
«Этим» был большой леденец в форме сердца.
Жданов вздохнул.
Открытки, игрушки, шоколадки и сердечки – все это ему сейчас казалось совершенной дикостью и гнусностью. Ну будто выменивать у наивных аборигенов золото за стекляшки. Но Кате, кажется, нравилось.
– Кать, – Жданов взял её руку, прижал к своей груди. Погладил. – Кааать.
Она смотрела серьезно и чуточку испуганно, как будто ожидала, что он её бросит сию секунду. Детсад.
В такие моменты эта Катя была так же невыносима как и другая, с прямой спиной. Они обе делали очень больно.
В такие моменты Жданову очень хотелось сдаться.
Снять с себя всякую ответственность за то, что произойдет с Катей дальше.
Он не супер-герой, и у нет крепких, как стальные канаты, нервов.
– Упиваться жалостью к себе, – Жданов помахал пустым стаканом бармену. Была уже поздняя ночь, и Катя, наверное, спала в своей постели, и неизвестно помнила ли она еще о том, что ходила сегодня в кино, но так его и не досмотрела. Потому что Жданов вдруг испугался, что громкие звуки вредны Катерине и утащил её из зала прямо с половины сеанса.
– Упиваться жалостью к себе, – повторил Жданов громче. – Аневризма у неё, а жалко мне – себя. Что же я за человек-то такой.
Бармен молча налил ему еще виски.
Жданов крутанулся на барном табурете и уткнулся носом в пышную женскую грудь. Левую и правую.
– О, Ларина, – не удивился он, – надо же… на ловца и зверь бежит.
– Андрюша, – весело воскликнула она.
– Малиновский, угадай загадку. Две слишком много, а три в самый раз!
– Жданов, от тебя перегаром несет, аж с ног сдувает.
За стенкой Катя разговаривала с представителем банка. Её голос звучал чуть хрипло и уверенно.
– Кто у нас сегодня в теремочке живет? – спросил Малиновский, наливая президенту стакан воды.
– Снежная королева, – ответил Жданов, припадая к источнику живительной влаги. – Слава богу. У меня нет сегодня сил на любовь.
– Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждешь…
– Андрей Павлович, – Катя вышла из кладовки, спокойная и деловитая. – К вам пришла Наталья Ларина. Говорит, по личному вопросу… Кира Юрьевна сейчас у себя, – добавила она без всякого выражения.
– Приглашайте, Катенька, – кивнул Жданов. – И найдите мне таблетку от головы, я вас прошу… Впрочем, простите, это не ваша обязанность. Я попрошу Вику.
– Ничего, – сухо ответила Катя. – Я приглашу Ларину и принесу таблетку.
Она вышла из кабинета. Малиновский проводил её взглядом.
– Просто робот какой-то, а не человек… Жданов, ты её не боишься?
– Боюсь, – ответил Жданов. Потом вдруг сорвался с места и выбежал из кабинета. Малиновский хмыкнул.
Катю Жданов поймал уже у лифта. Ухватил за руку и утащил на пустынную лестницу, которой в «Зималетто» отродясь никто не пользовался.
– Катя, я вдруг подумал, что ты, наверное, и такая можешь ревновать…
– Какая «такая»? – спросила она, изумленная. Потом опомнилась, стряхнула с себя его руки. – Вы с ума сошли, Андрей Павлович. К кому ревновать? К Лариной??? Да вы, должно быть, шутите…
– Почему? – Жданов совсем забыл, что хотел сказать, заинтересованный.
Катя приблизилась к нему так близко, что он плотно закрыл рот, чтобы не дышать на неё перегаром.
– Я никогда не буду ревновать тебя к Лариным, – сказала Катя с непрошибаемым высокомерием. – Потому что у них нет того, что тебе так важно в женщинах…
– Ума? – невольно развеселившись, уточнил Жданов.
– Денег, – отрезала Катя.
Это уже было не смешно.
– Катя, да стойте вы! – Жданов побоялся снова хватать её за руки, но вместо этого загородил собой дверь в офисную часть. – Ларина сегодня пришла потому, что я не хочу жениться на Кире. Мне нужен скандал с Кирой, понимаешь? – он уже забыл про перегар, дышал прямо в Катю, но она не морщилась. – Я не могу продолжать готовиться к свадьбе, зная о том, что после совета директоров её придется отменять. Ты была права, это слишком жестоко…
– О чем ты говоришь? – требовательно, яростно спросила Катя.
– Я говорю о своем обещании быть с тобой после совета.
Она так побледнела, что Жданов мысленно проклял себя.
Это была плохая идея, пригласить сюда Ларину. И еще хуже было затевать этот разговор. А вчера казалось, что все утрясется.
– Ты не смеешь, – процедила Катя почти с ненавистью.
– Прости, – Жданов поднял руки, сдаваясь. – Прости меня. Я только хочу сказать, что Ларина здесь не для того, чтобы меня… это все для Киры. Пожалуйста, не волнуйся. А еще лучше… еще лучше… Подожди меня здесь.
– Что?
– Две секунды, Катюш.
Жданов выскочил с лестнице и бегом помчался к себе в кабинет. Потом – обратно на лестницу.
– Вот твое пальто, Кать. А вот – твоя сумка. Иди.
Она прищурилась.
– Я досмотрю этот спектакль до конца… Из первого ряда!
– Вы, Екатерина Валерьевна, едете в «Техноколор». У них там к нам деловое предложение.
Она вдруг фыркнула и повернулась к нему спиной. Жданов накинул на её плечи пальто.
– У вас, Андрей Павлович, рефлексы развиваются просто с невероятной скоростью…
– Что?
– Ларина-«Техноколор». Условно-рефлекторная реакция.
– Кать, я позвоню тебе чуть позже, хорошо?
– Можете не затруднять себя. Боюсь, в ближайшее время вам будет не до звонков.
Она забрала у него сумку и пошла вниз пешком. Гулким эхом отдавался перебор её каблуков.
– Катя, – крикнул Жданов куда-то вниз. Каблучки замедлились. – Я люблю тебя.
Она не ответила и ускорила шаг.
Андрей без сил пополз к себе в кабинет.
Впервые он сказал о любви этой Кате, Кате с прямой спиной.
Он едва добрался до своего родного президентского кресла, когда у него зазвонил сотовый. Номер был «зималеттовский», с проходной.
– Не смей, – сказала Катя в трубку, – использовать других людей. Никогда больше не смей.
Жданов откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Голова раскалывалась на части.
– Хорошо, – сказал он. – Я попрошу Ларину уйти.
_________________
Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость. (с)
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Эффект тысячи, тысячи, тысячи думок))))
Сдается мне, что лучше всего женщин понимают мужчины, у которых есть сестры)
(это здорово, что Катины подколки соответствуют ее уровню)
эт чо?