19.
– Жданов, но она же тебя хомутает! – Я разве лошадь? В оранжевом свитере с ромбами Малиновский был похож на лыжника-фантаста. Ужасно возмущенного к тому же. История про их пионерскую ночевку что-то взорвала в Ромкиной голове, и теперь его раздирало на части от желания уберечь Жданова от цепких когтей Пушкаревой. Такая трактовка пронзала до глубин души. Ну он же все понятно объяснил: про то, что Кате просто хотелось побыть вдвоем, что это было тепло и невинно, и что они просто шушукались до поздней ночи как школьники в летнем лагере. Но, кажется, чем больше он плутал в словах, тем больше у Малиновского глаза на лоб лезли. – Еще немного – и ты будешь бегать за памперсами для чужого ребенка и тайком от жены гулять с коляской, – зашипел Ромка, – ты вообще соображаешь, что делаешь? Беременные они же все как пиявки, только и думают, к кому присосаться. – Пиявкой была твоя Клочкова, – отразил удар Жданов. – А моя Пушкарева приличная женщина. – Моя Клочкова была идиоткой, а твоя Пушкарева с этой её детской непосредственностью уже и под одеяло к тебе пробралась. Ах, я такая наивная, такая несчастная, пастушка с овечками на зеленом лугу, только этот луг – трясина. – Образно, – оценил Жданов. – Тебе бы сценарии для фильмов ужасов писать. Катя просто… ну как тебе объяснить-то? Смешная и трогательная женщина… – Ты в Пушкаревой женщину разглядел? Он поморщился, испытав вдруг острый приступ тошноты от этого разговора. Жданову не хотелось вслушиваться в слова лучшего друга и в то же время он не мог от них отмахнуться. Итак ведь было понятно, что с ним что-то неладное. Прав Ромка, ненормально так носиться со своей секретаршей, и ладно бы еще хоть красоткой она была какой-нибудь. – Знаешь... знаешь, что меня настораживает? – продолжал Малиновский едва не с ужасом. – Ты говоришь о Пушкаревой с таким упоением, словно о любимой женщине. – Так и есть, Малиновский, – медленно и задумчиво отозвался Жданов, пытаясь побороть тошноту. – Я действительно испытываю к ней очень нежные чувства, как к родному человеку, который всегда рядом, который никогда не бросит, не предаст, придет на выручку в сложную минуту. Когда он думал о Кате, становилось легче. Что за чертовщина? – Тебе нужно отдохнуть, – решил Малиновский, тоже не нашедший вразумительных объяснений. – И всё пройдет. Я уверен! Конечно! – А вот я не уверен. Новый год на носу, пора подводить итоги, и не только на работе. – Ну, здесь-то у нас уже всё в порядке. – Ну конечно, конечно, всё в порядке. Вот только в личной жизни полный разлад, – а вот при мыслях о Кире становилось хуже. – Но ведь с Кирой мириться-то надо, – напомнил Ромка о президентском долге перед Зималетто. – Надо, – неохотно согласился Жданов. – С Кирой мириться надо. Я ведь её еще не видел, как приехал. – А они вчера с Клочковой рано уехали из компании, – сообщил Малиновский. – Пришлось сажать Шуру на телефон в твоей приемной. Тылы остались оголены! – Этого еще не хватало! И куда их унесло? – Да кто же их знает.
В его кабинете Кира стояла перед столом Кати, а та показывала на документы и спокойно объясняла: – Это очень выгодная сделка для Зималетто, Кира Юрьевна… – Катя, но вы же не предлагаете на полном серьезе нам перенести производство в Подмосковье! – с неприязнью отвечала Кира. – Не предлагаю. Но это хорошее приобретение. Если все пойдет удачно, мы сможем со временем открыть в Туле производство аксессуаров. – Какое смелое предложение! Однако вы здесь вовсе не для того, чтобы размышлять над развитием компании, для этого есть совет директоров. – Привет, любимая, – вмешался Жданов. Кира стремительно оглянулась. У неё были тени под глазами, как будто она плохо спала. – А давно ли мы устраиваем сотрудников в номерах хостельного типа? – спросил он и прикусил язык, вспомнив, что намеревался мириться. – Но ведь ты сам настаивал на экономии! – возразила Кира. – Да и Екатерина Валерьевна во время подготовки к последнему показу чахла над каждой копейкой. – Кирюш, ты у меня такая красивая, когда не злишься, – с тоской проговорил Жданов, – а мы можем поговорить в твоем кабинете? – Ну вот, тебя уже и из собственного кабинета выставили. Была у зайки избушка лубяная, а у лисы ледяная… Он подхватил Киру под локоть и увлек за собой. – Почему ты бесконечно цепляешься к Пушкаревой? – Потому что меня бесит эта женщина! Она с такой уверенностью рассуждает о производстве аксессуаров, как будто здесь полная хозяйка! – Виктория! – притормозил Жданов, уже почти покинув приемную. – Через час я жду от тебя объяснительную записку о причине твоего вчерашнего отсутствия на рабочем месте. – Андрюш, – бросилась на защиту обомлевшей Клочковой Кира, – это я её попросила пройтись со мной по магазинам. – В таком случае зарплата за это время будет выплачена из твоего личного кармана, а Виктория получит выговор. – Что за мелочный диспотизм? – презрительно сощурилась Кира. – Андрей, я тебя не узнаю в последнее время. – А ты считаешь нормальным выдергивать сотрудников с рабочего места только потому, что тебе захотелось новых шмоток? – Ну ты же где-то шляешься со своей Пушкаревой в рабочее время! – При чем здесь вообще Катя? – завопил Жданов, плюнув на все свои благие намерения. Кира вспыхнула, развернулась и помчалась к себе. Клочкова вскочила и поспешила за ней, по пути снеся со стола свою сумочку. – Ой! Виктория присела на корточки, собирая свой хлам, и какой-то смутно знакомый квиток привлек внимание Жданова. Наклонившись, он выхватил его буквально из рук Клочковой. Талончик на платную парковку у тульского «Рэдисона». Дата – вчерашняя. Красное марево заволокло все вокруг. Не видя ничего перед собой, Жданов рванул к кабинету Киры. Она подпрыгнула в кресле, когда он с силой грохнул по столу, пригвождая к нему талончик. – Ты совсем… как же можно так низко… Кира! Язык тяжело ворочался во рту, а тошнота вызывала какие-то рези в области желудка. – Андрей, что с тобой? – Что ты ожидала увидеть, Кира? – наконец, он вспомнил, как разговаривать. – Андрей, а что я должна была думать? Ты отдаляешься от меня! Мы не спим вместе! Не разговариваем. Ты как будто на другой планете, Андрей. Послушай, – тональность сменилась, и теперь Кира прильнула к нему с объятиями, – прости меня. Ты действительно провел все время, осматривая здание и у тебя был деловой ужин. Я только не поняла, почему ты остался в этой дурацкой гостинице и не нашел нормальную. – Потому что я устал, – равнодушно ответил Жданов. Ему даже хотелось, чтобы Кира узнала сейчас, что Катя провела всю ночь в его номере, возненавидела бы его, и все бы закончилось. – И к тебе никто не приезжал этой ночью… – Ты расспрашивала портье? — Катя так и осталась зарегистрированной на своём койко-месте, а уж что там и как, мало кого волновало. – Андрюш, но это всего лишь глупая женская ревность. Всего лишь. Он кивнул, выпутываясь из её объятий. – Послушай, – да Малиновский ведь убьет его! – давай проведем новогодние каникулы порознь. Мне надо… отдохнуть. – Андрюш, – она снова обвила его руками за шею. – Я обещаю тебе, у нас всё будет хорошо. Всё наладится. Честное слово, вот увидишь. В новом году Кира Воропаева превратится в совершенно другого человека. Ты сам в этом убедишься. Он молчал, разом возненавидев всех их – Малиновского с его циничными измышлениями, Киру с её дикой ревностью, да и саму Пушкареву со всеми проблемами, которая она ему принесла. – Конечно, – сказал Жданов, – все наладится. И он вышел из её кабинета, чтобы забрать свое пальто, сесть в машину и поехать в аэропорт. Да пошли они все к дьяволу.
_________________ Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость. (с)
|