Саша, galina, Птичка, Розалия !
30.
Он уснул моментально, спал крепко, лишь под утро увидев сон, который, проснувшись, сразу забыл. Выглянул в окно и тут же был ослеплен. Все, что только могло стать белым, стало им: земля, ветки деревьев, крыши, и даже вертикальные поверхности заборов и стен домов местами были прикрыты прозрачной органзой тонкого снежного покрова. Тщательно привел себя в порядок, с трудом сдерживая желание быстрее спуститься вниз и пытаясь усилием воли унять сердцебиение.
Вспомнил про Вату – ей давно нужно было гулять. Поднялся наверх, услышал за дверью характерное цоканье коготков. Чуть-чуть приоткрыл дверь – она была не заперта, – только чтобы собака могла проскользнуть к нему. Вата тут же шумно засуетилась, впрочем, не выбежав ему навстречу.
- Роман, войдите, мы уже проснулись.
Он приоткрыл дверь. Данка сидела на пуфике перед зеркалом, уже одетая в свою одежду, и пыталась распутать какой-то колтун в своих волосах, но не справлялась – он находился ближе к затылку.
- Представляете, репейник каким-то образом в волосах оказался! За ночь совсем запутался. Никак не выну.
- Сейчас я отправлю Вату к хозяйке и помогу вам.
Он позвонил Васильне и выпустил собаку, просто открыв дверь. Та пулей рванула в нужном направлении.
Репейник действительно вцепился в волосы всей тысячью своих крохотных крючочков. Наверное, это произошло вчера, когда она упала. Как не заметили? Может быть, на одежде где-то сначала был? Теперь это не имело особого значения, нужно было постараться вынуть его, не причиняя боли и не вырвав волос. Малиновский не был сердит на репейник, он был благодарен за возможность прикоснуться к этим волосам, спасти их из плена, снова дышать их особенным ароматом.
- Не получается? – через некоторое время спросила девушка, глядя на Романа в зеркало. – Сделайте, как в том фильме – просто отрежьте его вместе с волосами.
- В каком? – ему страшно не хотелось отрезать поблескивающие темной медью волоски.
Она набрала в грудь воздуха, чтобы ответить, взглянула на него в зеркало и выдохнула.
- Не помню, как называется.
Зато он тут же вспомнил: перед зеркалом папа с маленькой девочкой, он торопится уехать с друзьями, а тут колтун у дочери в волосах – взял и отрезал. Они под этот фильм с Генкой провели много приятных вечеров.
- «Вообще стало не совпадать: как хочется поступить и как правильно поступить. А хочется, чтобы было как правильно, но хочется, чтобы было, как хочется... » - процитировал Роман одного из героев фильма.
Она опустила глаза.
«Не захотела сравнить вас с папой и дочкой? – Раньше ее это не смущало».
- Даня, вы сегодня в окно смотрели? - решил сгладить Малиновский неловкость момента.
- Нет еще. Проснувшись, испугалась, что вещи не повесила сушить. Сразу побежала в подвал. Спасибо вам, что позаботились об этом. Я совсем про них забыла.
- Тогда пойдемте со мной, – он продемонстрировал ей в зеркале извлеченный из волос репейник, который все же прихватил с собой какое-то количество драгоценных нитей.
Даня махнула расческой по волосам, чтобы пригладить оставшуюся лохматость, и последовала за хозяином дома на самый верхний этаж. Когда они уже почти поднялись, он попросил ее закрыть глаза, взял за руку и подвел к большому окну.
- Открывайте!
Какое ж это было удовольствие наблюдать за сменой выражений на ее лице! Мгновенное осмысление увиденного – удивление – изумление – восторг – восхищение – радость – благодарность.
- Боже! Как красиво! – она бросила на него взгляд, чтобы увидеть его сопричастность этому восхитительному моменту. – Что еще тут можно сказать?
«Я вас люблю».
Она подошла к окну и стала окидывать взором весь тот бескрайний простор, что открывался из окна, теперь неправдоподобно белоснежный, сияющий, удивляющий всеми оттенками белого, потрясающий и плавностью прикрытых толстым покрывалом холмов, и резным кружевом декорированных снегом веток близко и далеко стоящих деревьев.
- Какая красота! Хочется повторять снова и снова, правда?
«Правда. Я вас люблю».
Он стоял чуть позади и тоже видел перед собой красоту, подобной которой – неужели это так? – не встречал.
- Когда в храме произносят некоторые фразы молитвы трижды, ты понимаешь – одного раза мало, чтобы выразить то, что хочешь: «Слава тебе, Господи!» - ведь все три раза ты благодаришь его за разное, за то, что он дал, за то, что он с тобой, за то, что он слышит тебя. Так и тут, хочется повторять и повторять, как молитву: как же красиво! Трудно выразить все чувства за один раз, одной фразой.
«Я люблю вас».
Ее силуэт на фоне яркого окна, густой водопад волос, тонкая талия, обтянутая свежевыстиранным свитером, мягкие округлости, обнимаемые джинсами – везет же им! – и кружащая голову идеальностью пропорций длинноногость. А еще где-то там, в глубине этого тела – огненная субстанция, делающая его не просто живым, молодым и резвым, а излучающим какой-то неземной, ослепительный свет.
- Почему вы молчите? – она обернулась.
- Молюсь.
Где-то недалеко зазвонил телефон. Малиновский словно нехотя направился к лестнице.
- Я с вами!
«Но пока ты со мной, и я с тобой... – То же мне, волшебник!»
Звонила Васильна, спрашивала, можно ли уже принести им завтрак.
- Зачем носить? Пойдемте завтракать к ним? Если это, конечно, вежливо. Мне кажется, они обрадуются компании?
- Васильна, Даня спрашивает, не хочешь ли ты, чтобы мы позавтракали у тебя?
Муж с женой были действительно рады обществу. Васильна больше молчала, радостно суетясь, ухаживая за гостями, зато Иваныч был в ударе.
- Ой, теща у меня была золотая! Строгая, но справедливая. Я ее всегда побаивался, особенно по молодости. Как-то раз мы с другом обмывали ножки его первенцу, и я перестарался, желая ему здоровья и благополучия. Прихожу на бровях домой, мне открывают, я буквально впадаю в квартиру и натурально проваливаюсь лицом в пышный бюст. И в него же бормочу: «Раечка, ты только Клавдии Дмитриевне не говори!» Оказалось, что это была не Раечка! Но мне потом и слова не сказали!
Они опять смеялись и шумели, и перебивали друг друга, рассказывая что-то веселое. Но в конце завтрака, когда разговор стал спокойнее, Роман почувствовал, как тоска словно обручем стянула его сердце, и вспомнились слова из «Суламифи» Куприна: «И при смехе иногда болит сердце и концом радости бывает печаль...» - та фраза, которая, вопреки ожиданиям, запала ему, мальчику, в голову гораздо крепче, чем описания нежной страсти героев, чем поэтичные подробности их телесной близости.
Мужчины пошли перенести ульи в сарай, Данка осталась помочь хозяйке убрать со стола. Роману страшно не хотелось расставаться с Данкой даже на эти четверть часа, он все поглядывал на окно домика, в котором видны были две женские фигуры. Из-за стекла не слышен был их разговор.
- Мой Кай, - окидывая взглядом постройневшего в последнее время Романа, сказала женщина.
- Почему Кай?
- Я его так для себя называю: хороший, добрый, славный мальчик, а сердце – ледяное. Не знаю, как так получается – заботливый, ласковый, внимательный, но ни к кому не привязывается. Никогда. Я двух его жен знаю – славные женщины, а расстался с ними совершенно беспечально. Дарил мне собаку, говорил: плакать же будешь, если что. Ей по-любому жить меньше, чем тебе, а ты будешь с каждым годом все сильнее прикипать к ней душой. Зачем тогда? Я ему говорю: что ж, если бояться слез, так и не любить вовсе? А как же жить без любви? А он: счастливо и легко! И все равно его люблю как сына. И не хочется мне, чтобы он кому-нибудь причинил боль.
Данка смотрела в окно затуманившимся взглядом. Какие картинки всплывали перед внутренним взором девушки в этот момент? Что слышала она в словах пожилой женщины, которая хотела ее о чем-то предупредить, предостеречь? Которая, со свойственной ей честностью, пыталась уберечь своего мальчика от еще одной ошибки?
Мужчины вернулись, принеся с собой в дом свежесть снежного утра.
- Ром, мы завтра утром поедем, как обычно, на несколько дней к моей сестре, - сказала Васильна. – Я продукты в доме заберу, которые могут испортиться, а уберусь уже по приезду. Хорошо?
- Конечно, не волнуйся, там и убирать особенно нечего.
- Надо сегодня уже и теплицу с обогрева снять, - сказал Иваныч. – Все, зима. Там один базилик остался.
- Базилик? – кажется, ей было интересно все. – А можно пойти посмотреть? И понюхать?
Оставив за собой узенькую дорожку следов на снегу, Роман с Данкой прошли к теплице. Он впустил ее, вошел следом, закрыв дверь. Внутри стеклянного строения было на удивление тепло: с потолка свисали странные обогревательные приборы. Все было убрано, только пара ящиков еще зеленела и синела базиликом двух сортов. Данка наклонилась к ящикам, протянув руку к листочкам, сорвала один, поднесла к носу и вдохнула, закрыв глаза.
Чем не волшебные декорации? Хрустальный дом – стекло, покрытое узорами инея, сквозь которое искрясь просвечивает солнце, базилик в роли подснежников и девушка, удивленная тем, что видит их.
«Падчерица! – Он не прошел кастинг на роль Апреля, зато его сразу утвердили на роль Декабря».
Как же ему хотелось обнять ее! Ощутить, наконец, реальность ее присутствия в его мире руками, грудью, щекой.
Провидение сжалилось над ним: «Лови!»
Из-под ноги Данки черной блестящей лентой выскользнула достаточно крупная змейка. Она охнула и резко шарахнулась назад.
«Что молчишь, поймал что ли?»
Он поймал, хоть это случилось в мгновение ока, как всегда с этой девушкой – все происходило слишком внезапно, неожиданно. Встретил незащищенной грудью удар этой стремительной кометы, отчего дыхание сбилось, а сердце пропустило удар. И опять отражением его горестно-сладких мечтаний – обнял, схватил руками, прижавшуюся к нему спиной стройную фигурку, успел почувствовать ее легкость и гибкость, приподнял и поставил за собой, чуть развернувшись.
Змея замерла, находясь в полусонном состоянии. Роман сделал шаг по направлению к ней, чтобы рассмотреть, Данка схватила его за руку.
- Пожалуйста, не подходите к ней! Я безумно боюсь змей. – Ее глаза и без того крупные, еще больше расширились, в них плескался животный ужас.
- Это же ужик. Вон пятнышки на голове. Давно уже должен бы спать, да видно, сбился его режим из-за подогрева. – Он не выпускал руку девушки. Она потянула его к выходу из теплицы.
- И хорошо, пусть греется, только пойдемте!!! Я даже когда смотрю на него издалека, у меня все леденеет внутри.
- Хорошо, прекрасная Эвридика. Пойдемте.
Они молча пошли к дому. Девушка действительно очень испугалась – на ней не было лица, она вздыхала, пытаясь успокоиться. Наверное, у нее был какой-то свой, собственный способ приходить себя, возможно, она цеплялась сознанием за хорошие ассоциации, возникающие даже в неприятных ситуациях, и акцентировала внимание на них.
- Вы слышали когда-нибудь песню «Танцующие Эвридики» в исполнении Анны Герман? - спросила Данка, когда они снимали куртки, зайдя в теплое помещение.
- Нет.
- О! Это удивительная вещь. У нее и так голос абсолютно божественный, так еще эта песня совершенно исключительная. Она была написана композитором, не помню как его имя, но никто не брался ее исполнить, не мог сделать это как нужно, пока композитор не предложил спеть ее Анне Герман. У нее получилось великолепно, она даже завоевала там что-то на каком-то конкурсе с этой песней. У бабушки была пластинка с портретом певицы на обложке. Я любила поставить аккуратно иголочку на черный крутящийся диск и застыть, слушая... Или танцевать под нее в своих балетках и настоящей пачке, которую мне папа подарил.
- А конверт был такой голубовато-рыжеватый?
- Да! Откуда вы знаете?
- Да у меня есть в коллекции такая пластинка.
- В коллекции?
- Там, наверху есть что-то типа музыкальной комнаты. Дело в том, что когда я покупал помещение для фотостудии, той, в которой вы были, мне вместе с разным барахлом от прежних хозяев досталась шикарная коллекция старых виниловых пластинок. В ней было много тех, что были в моем детстве, тех, которые я хорошо знал, помнил последовательность песен на них наизусть. Я решил ее сохранить, и даже потом пополнял несколько раз. Вот там такая точно есть – я ее не слушал. Но мы можем это сделать сейчас.
- Потрясающе! Сплошные чудеса у вас тут...
«Летающие девушки. – Целомудренные Романы Малиновские».
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
А то как станцует твист. 
. Очень свежий взгляд на предмет, спасибо! Давно так не веселилась. 
В личке бы с автором поделилась, если бы автор захотел. Но если честно, я б на месте автора не захотела, а гнула бы своё. А читать или не читать - выбор каждого. 
