НРКмания

Какая прелестная долгожданная прода! Каждый день заходила и смотрела разочарованно на цифру "14". Tapatunya,пожалуйста, допишите "Мою подругу...", в ней столько любви и нежности, не лишайте нас этих радостей!

Няняня! Всем чмокище!

16.
Андрей:
- Ну что, Андрей Павлович, - деловито спросила Катя уже на улице, - вы собираетесь идти в бар - пить виски или отправиться в номер - пить виски?
В отличие от холодной и полной мокрого снега Москвы, в Лондоне было сухо и солнечно. На Кате был весенний беретик и весенний шарфик, глаза поблескивали за стеклами очков. Кажется, беседа с моим отцом не оставила неизгладимого следа в её тонкой душевной организации.
Я раздраженно дернул плечом в ответ.
- Понятно, - вздохнула Катя. - Сейчас вы жалеете о том, что вообще сюда приехали. Не переживайте так сильно, и постарайтесь не сильно налегать на виски - у вас еще ужин с родителями… Кстати, вы определились: бар или гостиница?
При вспоминании о нашем шикарном номере, мои мысли приняли несколько иной оборот. В конце концов, я кто? Герой, павший на поле битвы в неравном бою с титанами. И как всякому уважающему себя герою мне нужна награда. Ну или хотя бы некоторое утешение, раз уж возвращаться мне пришлось на щите.
- Гостиница, - сказал я, внимательно разглядывая завиток на Катином виске.
- Отлично, - обрадовалась она так откровенно, что мне на грудь словно кипятка плеснули. - Закиньте туда документы, пожалуйста.
И она передала мне свой портфель.
- Документы? Катя?
- Андрей Палыч?

Катя.
Андрей какое-то время внимательно смотрел на меня сначала сквозь очки, потом он их снял, а потом снова надел.
- Почему у меня вот только что сложилось впечатление, - грозно начал он, - что вы собираетесь меня… мягко говоря… кинуть. Бросить, Катя. Грудью на ржавые гвозди!
- Да нет же, - ответила я терпеливо, - я в музей собираюсь.
У него стало такое выражение лица, словно он впервые в жизни слышал это слово и теперь судорожно соображал, чтобы оно могло значить.
- Верно я понимаю, - начал Андрей Палыч снова, и его голос мог бы составить конкуренцию грому небесному, - что вы впервые в Лондоне.
- Не совсем. Мы приезжали сюда с экскурсией, когда я стажировалась в Германии, и кроме сити я ничего не видела.
- Вот как, - сказал Андрей и поудобнее запихнул портфель себе подмышку, - и куда же вы собрались?
- Я планировала начать с Тауэра…
- Чур с вами, Катя! Накаркаете еще…
Он обнял меня за плечи и повел по улице.
- А потом? Трафальгарская площадь? Букингемский дворец? Вестминстерское аббатство?
- Столько я не успею, - прикинула я, - иначе опоздаю в театр.
- В театр, - Жданов закашлялся.
- На “Дом, где разбиваются сердца”, Андрей Павлович.
- А этот спектакль, Катюша, я каждый день смотрю. Как прихожу на работу, так сразу и смотрю. У меня целый сериал, Катя. Догадайтесь, кто в нем солирует?
- Я вас не понимаю, - я остановилась и попыталась вырвать у него свой портфель. Жданов вцепился в него, как в последнюю надежду.
- Вы не понимаете, Катенька? - процедил он, держась за портфель. - Вы не понимаете, что мне хотелось побыть с вами… наедине… что вечером я планировал вас взять с собой на ужин… к маме…
- Ну что вы, Андрей Палыч, - пропыхтела я в ответ, - на семейные ужины с секретаршами не ходят…
- Вы совсем ничего не понимаете?
Я отпустила портфель, и от неожиданности Андрей покачнулся.
- Нет, это вы не понимаете, - сказала я, сдувая прядь волос с лица. - Поэтому давайте всё так и оставим: вам - виски, а мне - музей.
- А можно наоборот? Можно, но деньги вперед!
Андрей неожиданно успокоился.
- Черт с вами, с вашим Тауэром и Букингемским дворцом, - сказал он утомленно, - только давайте сначала съедим что-нибудь, что ли. А то я укушу вас.
- Перестаньте так сильно страдать, - посоветовала я ему и подхватила его под руку. - В конце концов, напиться вы и в самолете можете. А Лондон...Я конечно, понимаю, что вы часто тут бываете…
- Забавно, но на экскурсиях я, кажется, был еще студентом, - Андрей накрыл мою руку на своем локте ладонью. - А так все больше рестораны всякие да магазины… Я когда на новогодние каникулы здесь был, мне казалось - премерзкий городишка, этот ваш Лондон. А сейчас, смотрите, солнышко, и вроде уже ничего.
Вспомнив про новогодние каникулы, и как я в Москве страдала без него и читала “Джен Эйр”, и мне было плохо и хорошо одновременно, я вдруг поднялась на цыпочки и чмокнула Андрея в щеку.
- Это мне за что? - спросил он, улыбнувшись.
- За новогодние каникулы, - ответила я.
Он посмотрел на меня удивленно, но спрашивать не решился.

Андрей.
Я все еще не оставлял попыток уговорить Катерину отправиться вечером к моим родителям. Ну что она еще придумала? Бросить её одну, в чужом городе…
Маме я тоже отказать никак не мог.
- Никогда даже представить не мог, сколько бед для меня таится в английской литературе!
Она посмотрела на меня лукаво и только улыбнулась. Кажется, я миллион лет не ходил столько пешком, мои ноги гудели. Голова тоже.
Мы пили кофе, сидя на скамейке в парке.
- Почему именно “Дом, где разбиваются сердца”, Катя? Вы так любите Бернарда Шоу?
- Да нет же, - с прежним лукавством ответила Катя. Её глаза вспыхнули странными огоньками, которых я прежде никогда не видел. - Я так люблю сказочников… Марк Дарнли, помните? Он говорил, что его нашли в саду, в сундуке. И что он спас тигра на королевской охоте, и он участвовал в трех революциях… А Элли во всё это верила, потому что…
Она говорила о чем-то очень важном сейчас, и я вдруг почувствовал, что волнуюсь - волнуюсь как мальчишка, и от этого волнения ничегошеньки не понимаю.
Катя поставила свой кофе на скамейку и повернулась ко мне. Прикрыла глаза и сказала нараспев, цитируя наизусть:
- “Это просто, чтобы было о чем помечтать, чтобы жить было интереснее и радостнее. И тогда время бежит быстро. Вечером не томишься от скуки и не ждешь, когда можно лечь спать, не думаешь о том, что вот будешь вертеться без сна или приснится что-нибудь неприятное. А какое счастье просыпаться утром! Лучше самого чудесного сна! Вся жизнь преображается. Уж не мечтаешь почитать какую-нибудь интересную книгу, жизнь кажется интересней всякой книги. И никаких желаний, только чтобы остаться одной и ни с кем не разговаривать. Сидеть одной и просто думать об этом”..
- Катя!
- Вы понимаете теперь? - спросила она, и её голос стал ниже, в нем прорезалась томительная хрипотца, которая всегда отзывалась во мне покорной внутренней дрожью.
- Иди сюда, - позвал я, и она с готовностью нырнула в мои объятия, мелко подрагивая, будто от слез.

Катя.
Когда я вышла из театра - притихшая, присмиревшая, Андрей уже ждал меня снаружи, и неясный свет фонарей серебрил его черное пальто.
Я прошла к нему сквозь всю площадь, торжественно неся в себе всё то важное, что поселилось во мне во время спектакля.
- За время ужина ни один Жданов не пострадал? - спросила я с улыбкой, но Андрей, внимательно вглядывающийся в мое лицо, пропустил этот вопрос мимо ушей. Он обхватил меня своей лапищей за шею, притянул ближе и горячо, медленно поцеловал. От этого поцелуя льдинки, которые кололи мою грудь изнутри, стали таять.
- Ты что-то решила, да? - спросил он, обнимая меня.
- Да, - ответила я.
- Ты будешь со мной?
- Да, - прошептала я и заплакала. От того, как хрупок этот мир, в который в каждую минуту могу ворваться новые беды. От того, насколько слабая я - без всякой силы воли, без гордости, без принципов.
- Не плачь, - попросил он. - Я больше не заставлю тебя врать. Обещаю.
Я вскинула к нему голову, разглядывая его мрачное, хмурое лицо, сведенные брови, складки губ.
- А-ан-дрей?
Он наклонился и снова поцеловал меня - легко и спокойно.
- Хватит тебе мечтать, - сказал он раздраженный и сердитый, - это черт знает что такое! Пойдем отсюда, холодно.
- Почему ты сердишься на меня? - спросила я его уже в такси.
Он откинулся назад, прикрыл глаза. У него было усталое, осунувшееся лицо.
- Я сержусь, - ответил он, - но не на тебя. Я сержусь от того, что мне придется покинуть пост президента и начать всё сначала. И я даже не знаю, как всё обойдется на этом совете директоров. И мама с папой поругались, потому что мама требовала, чтобы отец защитил меня. Но вместе с этим… Кать, я вдруг понял, когда они ругались. Я вдруг все понял.
- Ты свободен, - сказала я, нашла его руку и сжала её.
Он поднял её и приложил к своей щеке.
- Я могу делать, всё, что захочу, - сказал Жданов и улыбнулся. - Мне больше нечего терять, Катя. Я абсолютно, совершенно, стопроцентно свободен.

_________________
Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость. (с)

Урааа, автор вернулся

Красотища!!! Спасибо!!!!

_________________
Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся?
Александр Грин "Бегущая по волнам"

tapatunya:

Ах! Хорошо то как!
А по поводу "покинуть пост президента"... Как это - покинуть?
А кто будет бороться с кризисом?


tapatunya, спасибо!

_________________

Любить – значит видеть человека таким, каким его задумал Бог. (Ф.М. Достоевский)

tapatunya! Как же долго Вас не было,целых 3 месяца! Я ходила,ходила, а потом дала себе слово прочитать эту историю тогда,когда она будет закончена. Но слаб человек, я просто не смогла лишить себя удовольствия,не смогла не читать такой потрясающий рассказ.Уж очень Ваша Катя мне по душе! Я просто умоляю Вас не исчезайте!Очень хочется "Хоть редко,хоть в неделю раз в деревне нашей видеть Вас" А если каждый день,так это просто ликование.

И мне тоже! Очень надеюсь, что автор доведет нас о слова "Конец", и будет он счастливым.

_________________
Архив


Сведения о моих книгах: topic1796.html?&p=1287322#
Архив

когда увидим продолжение?

Спасибо нашему дорогому автору!

хе-хе! Спорим, что и не ждали?

17.
Андрей.
Когда мы вошли в гостиницу, в центре холла на диване сидела Кира и яростно листала журналы. Катя, которая шла на шаг впереди меня, остановилась.
- Кирюша! - закричал я, ощущая едкую, шипучую, как игристое вино, злость.
Кира повернула голову, и на её лице вспыхнула беспощадная улыбка.
- Добрый вечер, - воскликнула она, пружинисто вставая. Подошла к нам, миновала Катю, словно та была валуном на дороге и остановилась вплотную передо мной.
- Ну привет, - воскликнула Кира, - соскучился по мне, дорогой?
- Очень, - сквозь зубы подтвердил я.
- А мне позвонила Маргарита, - звонко воскликнула Кира, отодвигая застывшую Катю плечом. - Она волнуется - почему Андрюша приехал без своей невесты? Как такое может быть?
- Катя, идите в номер, - сказал я громко. - Катя!
Она вздрогнула и отмерла.
- Здравствуйте, Кира Юрьевна, - тихо произнесла Катя. - Я… Я, наверное, пойду.
- Ступай и не греши, - легко отмахнулась от неё Кира и пристально посмотрела мне в глаза. - Андрюша, пойдем к тебе.
Катя, которая сделала несколько шагов вперед, в испуге оглянулась. И только увидев её округлившиеся глаза, я понял, что у нас с ней один номер на двоих.
И по выражению Катиного лица стало понятно, что она прямо сейчас судорожно соображает, как именно станет меня прикрывать.
Тяжелая волна всех чувств на свете - нежности к Катиному героизму, злости на Киру, неловкости за эту дурацкую ситуацию - накрыла меня с головой. Совсем недавно я ощущал себя свободным и бедным, а сейчас снова пытался остаться в привычных рамках. Так рабы отчаянно цепляются за свои оковы.
Кирин голос на совете директоров и без того был потерян безвозвратно - отец ведь точно дал мне знать, что не станет прикрывать меня перед акционерами.
Но я все равно стоял перед ней и придумывал себе оправдания.
- Кирюш, - сказал я, стараясь говорить спокойно, - давай мы снимем тебе отдельный номер и там поговорим спокойно.
- Почему мы не можем поговорить у тебя? - спросила Кира.
Катя за её спиной замахала руками и стала показывать, что она слиняет воооон в ту дверь, ничего такого.
- Потому что мы с Катериной Валерьевной остановились в одном номере, - быстро произнес я и едва удержался от того, чтобы сделать шаг назад.
Глаза у обеих женщин стали совершенно одинаковыми - квадратными.
- Номеров не было, да? - жизнерадостно уточнила Кира, и вдруг словно рябь прошла по её лицу. Так дождь смывает с асфальта рисунок мелом.
В одну секунду вся неестественная улыбчивость исчезла. А появились усталость и грусть.
- Ладно, ребята, - без всякого выражения произнесла Кира. - Давайте поговорим, где вам угодно.

Катя.
По темному стеклу струился дождь. Пальцы грела горячая чашка кофе.
Это был такой бесконечно-длинный день и, судя по всему, он вовсе не собирался заканчиваться.
Я так устала - перелет, разговор с Павлом Олеговичем, прогулки по Лондону, театр, самое непростое решение в моей жизни, которое я приняла, там, в темном зрительном зале, и, наконец, Кира.
Но эта усталость в то же время была сейчас лучшей подругой и защитой, потому что сквозь неё не долетали до сердца отравленные стрелы Кириных упреков.
- Я ведь чувствовала, понимала, что всё не так, - говорила она, бессмысленно вертя в руках пустую чашку. Она выпила свой чай - горячий, наверное - залпом. - После новогодних каникул, Андрюш. Ты был таким далеким, таким отстраненным. Всё это время я внимательно наблюдала за тобой, но возле тебя не было ни одной другой женщины… Ни одной, кроме Кати.
Андрей слушал молча. Его глаза были матовыми.
- Сегодня мне позвонила Маргарита и не сказала, что ты, Андрюша, в беде. Она даже отругала меня - мол почему в такой сложной ситуации рядом с тобой не я, а невзрачная секретарша. Сказала, что поддерживать своих мужчин - такова женская доля. И я прилетела для того, чтобы обсудить с тобой ситуацию в компании и сказать, что несмотря ни на что, я все равно выйду за тебя замуж. В самолете я думала и думала, и придумала, что твоя отстраненность связана именно с ситуацией в компании, а вовсе не с другой женщиной. Я думала, что приду к тебе и скажу, что принимаю тебя - такого виноватого. Так значит, ваши махинации вас с Пушкаревой так сплотили? Соучастники преступления? Каково это, Катя, привязывать к себе мужчину, играя на его чувстве вины - перед родителями, перед компанией?
- Ужасно, - сказала я, все еще защищенная своей усталостью. - Я так рада, что Андрей Павлович рассказал отцу про “Никамоду”. Кира Юрьевна, - во мне вдруг проснулась какая-то решительность и даже бойцовский дух. - Я действительно рада, что теперь все про всё знают. Я думаю, что вам нужно обсудить ситуацию с Андреем Павловичем без посторонних. А я пойду спать.
Произнося эти слова, я смотрела прямо в лицо Андрея. Мне было интересно, куда его сейчас заведут все его душевные метания.
Жданов сиял для меня так ярко, что я слепла от этого света. Ничего не видела. Всё понимала. Готова была обожать каждый его недостаток.
Но сейчас, в этот чертов день, когда на меня свалилось всё в кучу, все беды мира пали мне на плечи, а под ногами разверзлась пропасть, я хотела знать, есть ли хоть крошечный шанс выбраться из этой пропасти по имени “Андрей Жданов” живьем. Веревочная лестница, хлипкий мостик, спасательная шлюпка.
Андрей сказал:
- Хорошо, Катя. Идите.
Я смотрела и смотрела на него, и видела в непроницаемой матовости его глаз, что он все еще - отчаянный игрок - продолжает крутить рулетку. Он все еще ищет варианты, как остаться у руля компании. Он все еще надеется перетянуть на свою сторону отца - мощное орудие по имени “Маргарита” - и Киру - мощное орудие по имени “любовь”.
И подобно Джен, которая стояла в церкви в подвенечном платье, и слова мистера Мейсона падали на неё приговором, подобно Джен, которая смотрела на безумную жену Рочестера и все понимала, и прощала, и продолжала любить - подобно Джен я прямо сейчас делала свой выбор.
Потому что Жданов свой уже сделал.

“Та Джен Эйр, которая с надеждой смотрела в будущее, Джен Эйр — почти жена, стала опять одинокой, замкнутой девушкой. Жизнь, предстоявшая ей, была бледна, будущее уныло. Среди лета грянул рождественский мороз, белая декабрьская метель пронеслась над июльскими полями, мороз сковал зрелые яблоки, ледяные ветры сорвали расцветающие розы, на полях и лугах лежал белый саван, поляны, еще вчера покрытые цветами, сегодня были засыпаны глубоким снегом, и леса, которые еще двенадцать часов назад благоухали, как тропические рощи, теперь стояли пустынные, одичалые, заснеженные, как леса Норвегии зимой. Все мои надежды погибли, они убиты по воле коварного рока, как были убиты в одну ночь все первенцы в Египте. Я вспомнила свои заветные мечты, которые вчера еще цвели и сверкали. Они лежали, как мертвые тела, недвижные, поблекшие, бескровные, уже неспособные ожить. Я оглянулась на мою любовь: это чувство, которое принадлежало мистеру Рочестеру, которое он взрастил, замерзало в моем сердце, как больное дитя в холодной колыбели. Тоска и тревога овладели мной. Моя любовь не могла устремиться в объятия мистера Рочестера, не могла согреться на его груди. О, никогда не вернет он этого чувства, ибо вера обманута, надежда растоптана…”

Андрей.
Светало очень медленно - так медленно, что мне хотелось выскочить из кровати и пнуть неторопливое солнце, чтобы оно поднималось быстрее.
Мне нужно было в Москву.
Ту самую, в которую глубокой ночью улетела смертельно обиженная Катя.
Я остался в Лондоне. С Кирой.
Если Кира будет за меня, то вдвоем с мамой они справятся с папой.
Если Кира будет за меня, то она сможет остановить Сашку.
Кира - хрупкая соломинка, за которую я так отчаянно цеплялся.
Всё мое будущее, вся моя жизнь сейчас зависели от неё.
Но почему же мне казалось, что и моя жизнь, и мое будущее улетели ночным рейсом в Москву?
Тихо, чтобы не разбудить спящую Киру (то есть полный неконтакт), я вышел в ванную комнату. В Москве было ранее воскресное утро, но Федор переживет.
- Встреть Пушкареву в аэропорту. Скорее всего она прилетит через два часа… Да, Федор, купи цветов. Я не знаю, каких, красивых. Но не розы. Шипами можно и об морду.
- Накосячили, Андрей Палыч? - громко зевая, спросил Федор.
- Не то слово.
- Пушкареву цветами не пронять, - сказал он задумчиво. - Она у нас девушка масштабная.

Катя.
В самолете я немного поспала, и мои мысли стали более связными.
Ну в самом деле, чего еще я могла ожидать?
Признание Павлу Олеговичу - уже само по себе событие для такого человека, как Андрей. Не больше одного подвига в неделю.
Мне даже стало смешно - и от его трусости, и от моей наивности, и от упрямства Киры. Клокотавшая во мне ярость искала выхода, и если бы прямо сейчас мне подвернулась парочка высоких гор, я бы, несомненно, сокрушила их голыми руками.
Ну что же, Андрей Павлович, хотите “Зималетто”, Киру и меня одновременно? Посмотрим, что из этого вы сможете заполучить.

В зоне встречающих меня ждал Федор.
За его спиной стоял военный духовой оркестр. При полном параде. Не успела я сделать и шагу, как грянуло:

Зелёною весной
Под старою сосной,
С любимою Андрюша прощается.
Кольчугою звенит
И нежно говорит,
Не плачь, не плачь, Катюша-красавица.

Обомлев от изумления, я остановилась, как вкопанная. Суровое секьюрити аэропорта окружило оркестр по периметру, но исполнять песню не мешало. Люди оглядывались. А оркестр знай себе продолжал:

Катюша, молчит и слёзы льёт,
От грусти болит душа её.
Кап-кап-кап из ясных глаз Катюши,
Капают слёзы на копьё.

- А что, повеселее песни не нашлось? - махом проснувшись, спросила я сама себя.
Федор выволок откуда-то огромный букет и теперь махал им из стороны в сторону, как сигнальными флагами.
Оркестр меж тем гнул свое:

Студёною зимой
Опять же под сосной,
С любимою Андрюша встречается.
Кольчугой вновь звенит
И нежно говорит:
Вернулся я к тебе, раскрасавица.

Кто-то толкнул меня под руку, и я поняла, что стою очень неудобно и всем мешаю. Пришлось плестись к Федору, хотя очень хотелось сделать вид, что знать не знаю этого сумасшедшего. Но Федька-то был как раз ни в чем не виноват.
Оркестр настаивал:

Катюша, от счастья слёзы льёт,
Как гусли душа её поёт.
Кап-кап-кап из ясных глаз Катюши,
Капают слёзы на копьё.

Покидали аэропорт мы под бодрое:

Катюша! Мой компас земной...

_________________
Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость. (с)

Такая приятная неожиданность!
Спасибо, автор!

_________________
Архив


Сведения о моих книгах: topic1796.html?&p=1287322#
Архив

Такое грустное начало и почти веселое окончание...

Татьяна, я давно говорила что обожаю тебя

_________________
Уезжают таланты, творцы и умы,
едут люди отменно отборные.
И останутся там, как у всякой тюрьмы,
надзиратели и поднадзорные.

И. Губерман

мя!


Я вспомнила, что у меня планировался энергичный танец!
Спасибо, душа моя!

_________________
Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость. (с)

Ну, как ты могла подумать, что не ждали? Мы тебя всегда ждём

Вот чего я не ждала так это военного оркестра Это было очень неожиданно! И очень смешно
Спасибо, tapatunya!

_________________

Любить – значит видеть человека таким, каким его задумал Бог. (Ф.М. Достоевский)

Честно говоря, отчаялись ждать.... Зато какой замечательный нежданчик получили. Хорошо что никто не проснулся от моего смеха.

_________________

_________________
девиз всех пуговиц - ОТОРВЕМСЯ

Это настоящий подарок и огромный сюрприз. Спасибо, Тапа. Андрей меня разочаровал, очень сильно разочаровал. А Катюша умничка, правильно все поняла и улетела. Очень надеюсь, что Жданову аукнится его маневр с Кирой и предательство по отношению к Катюше. Только уверена, Андрюша проиграл, может кресло он оставит за собой, но Катерину он уже потерял. Очень хочется продолжения!!!

Катя.
У подъезда меня традиционно ждал Денис.
Он вообще домой хоть иногда уходил или так и жил на скамеечке? Выглядел он жалким, замершим, понурым, а разглядев Федора, машину Андрея Палыча и цветы, так и вовсе приуныл.
- Ладно, - сказала я Федору, - цветы Машке отдай. И отчаливай уже. Не видишь, у меня рандеву?
Федор неуверенно оглянулся на Дениса, зачем-то вздохнул и крайне неохотно отчалил.
- Пойдем, - сказала я, подходя к Денису, - здесь кафе за углом, там и поговорим.
Сейчас мне было наплевать на него - до того меня Жданов довел. Денис? Кошмарный призрак моего прошлого? Ха! Видел бы он мое настоящее.
- Шикарно живешь, Катя, - сказал Денис, жадно припадая к горячему чаю.
- Завидно? - спросила я, глотая невкусный дешевый кофе.
- Завидно, - вздохнул Денис. - Кать, я хотел…
- Попросить прощения, - перебила я его, - ты был не прав, осознал, раскаялся, я тебя простила, а исчезнувшее бог отыщет. Я очень устала, поэтому давай ближе к делу.
Денис какое-то время колебался, видимо, не зная, какую тактику выбрать. Потом коротко вздохнул и пошел напролом:
- Я видел тебя по телевизору - когда показывали прием у Волочковой. И мне стало интересно, как же так получилось, что ты поднялась так высоко.
- Сначала я долго училась, а потом много работала, - вздохнула я. - Хорошая карьера - это бонус к самостоятельному обучению, не знал?
- Не знал, - снова вздохнул он. - Кать, мне очень нужна работа.
Я молча пила свой кофе. Смотрела на Дениса.
Как я могла его любить когда-то? Неужели и Жданов однажды падет так низко, что я буду смотреть на него так же издалека-отчужденно, как на чужого, неприятного мне человека?
И я поклялась себе: чтобы не случилось, я никогда не разлюблю Андрея. Никогда.
- Работа в “Зималетто”? - задумалась я. - Что же, я попробую это устроить. Такса за мои услуги будет прежней.
- Что? - он сморгнул, не уверенный в том, что понял меня правильно.
- Будешь за мной ухаживать, - сказала я, - спать со мной больше не придется, не бойся.
Денис непроизвольно поморщился, и я порадовалась тому, что ему также неприятно вспоминать про наши отношения, как и мне.

Андрей.
Федор позвонил перед самым нашим вылетом.
- Довез Катерину до дому, - отрапортовал он, - сдал на руки какому-то ухажеру. Ох и богатая у нашей Катьки личная жизнь, оказывается!
- Какому ухажеру? Зорькину?
- Нет, то не Зорькин, то другой, - ответил Федор, и тут объявили наш рейс.
Черт бы побрал все эти самолеты и аэропорты, все это “Зималетто” и меня самого. Главное - не увидеть своего отражения в зеркале. Сгоряча я вполне мог набить этому изображению морду.
Никогда еще я не был так сильно недоволен собой.

Катя.
Судя по надрывающемуся мобильнику, Андрей прилетел в Москву. Я слышала, как мама говорит по домашнему телефону: “Катюша спит”, и как Зорькин скребется в дверь, а папа на него шикает.
Я, правда, спала - спала весь остаток дня, и весь вечер, и даже ночью. У меня включился режим накопления энергии. Мне не хотелось ни открывать глаз, ни с кем-то разговаривать, ни даже читать сообщения, которые то и дело булькали в телефоне.
Наверное, я дура. Я могла бы объявить Кире там, в Лондоне, что у нас с Андреем любовь, и она осталась не у дел. Могла? Да запросто! И Жданов бы остался со мной, потому что (вот ведь какая странность!) я ему на самом деле нравилась.
С другой стороны - когда-то я была искренне уверена в том, что и Денису я нравилась. Нельзя сказать, что с тех пор у меня прибавилось много опыта в подобных делах.
Я так ясно видела, что Жданов колеблется, что достаточно было легкого движения с моей стороны - может быть слез, коротких слов “Андрюша, а как же я?”... возможно, хватило бы и какого-нибудь жеста.
Но ничего этого я не сделала.
Мне казалось, что принимать подобные решения - мужское занятие. Я никогда, никогда не буду воевать за Андрея, как ежедневно воюет Кира.
Наверное, своим уходом я даже помогла ему выбрать “Зималетто”. Отказываться от меня за моей спиной было куда сподручнее, чем глядя мне в глаза.
Но он-то скорее всего думает, что и не отказался вовсе, а перенес решение вопроса на “после совета директоров”.

Андрей.
Я приехал на работу к семи утра.
В этом не было никакого смысла, вот разве что спящего Потапкина разбудить. Ремонтные работы в моей кабинете закончились глубоко за полночь, поэтому Потапкина пришлось будить долго.
Болтаясь без дела по компании, я снова и снова прокручивал в голове то, что скажу Катерине. Ведь должна же она будет меня понять? Если в этом мире и был человек, способный принять меня таким, каким я уродился, то только Катька.

Катя.
Жданов встретил меня у лифта: взъерошенный, глаза горят, галстук набекрень, вид бодрый и виноватый одновременно.
- Катя! - вскричал он, вспугнув прикорнувшую на ресепшен Амуру: Маша традиционно опаздывала. - Нам нужно…
- Поговорить, - закончила я энергично. - Конечно, Андрей Павлович.
- Пойдемте, - он ухватил меня за локоть и потащил за собой.
- Да я и сама могу… ходить, - попыталась объяснить я, но куда там!
Андрей почему-то притащил меня вовсе не в свой кабинет, а в конференц-зал.
- Здесь нам будет удобнее, - заявил он, схватил бутылку воды и выпил её залпом. Я смотрела как двигается его кадык.
- Андрей Палыч, - спросила я, невольно сглотнув. В горле у меня пересохло. - А что вы сделали со своим кабинетом?
- Речь не об этом, - отмахнулся Жданов. - Катя, я хочу…
- Не надо ничего хотеть, - быстро перебила я его. - Вы вообще поосторожнее с глаголами-то!
От неожиданности он замолчал. Я потупила глазки и сказала нежно:
- Ааандрей Павлович… У меня к вам просьба.
- Конечно! - страстно возопил он.
- Как вы знаете, начальник из вас никудышный, - продолжила я, - вы меня совсем загоняли.
- Отпуск не дам, - тут же откликнулся Жданов. - Совет директоров на носу. Премию - выпишу. Света!!!
От его крика я вздрогнула и выронила бутылку, из которой собиралась сделать глоток. Вода пролилась мне на юбку.
- Катя, ну что же это такое, - укоризненно воскликнул Жданов и, упав передо мной на колени, принялся осушать мокрые пятна своими руками.
- Прекратите немедленно, - возмутилась я, когда одна из его ладоней скользнула по моей лодыжке.
- Простите.
Он так и остался стоять на коленях передо мной. Выглядел феерично.
Зашла испуганная Света:
- Андрей Павлович, вы меня кричали? - спросила она.
- Выпишите Кате премию, - велел Жданов.
- В каком размере? - уточнила Света, изо всех сил делая вид, что её нимало не смущает композиция “Мокрая Пушкарева и коленопреклоненный Жданов”.
- В большом, - с готовностью ответил Жданов.
Мне очень хотелось закричать: “Нет, нет, не надо мне денег”, и я кусала губы, чтобы этого не сделать. В конце концов, нормальные люди от премий не отказываются.
Мы с моими принципами и без того терпели одно поражение за другим.
- В каком большом? - уточнила въедливая, как все экономисты, Света. Она не понимала таких команд.
- Я не знаю… Двойной, нет, тройной оклад!
- Хорошо, Андрей Павлович, - проявила чудеса выдержки Светлана и удалилась.
Жданов гордо посмотрел на меня - довольна ли я им?
- Так вот, - продолжила я невозмутимо, - как я и говорила раньше, у меня к вам, Андрей Павлович, просьба.
- Конечно, - отозвался он озадаченный.
- В мои обязанности входит не только работа вашим личным помощник, но и составление отчетов, в том числе альтернативных, и взаимодействие с банками…
Чем больше я перечисляла, тем больше мрачнел Жданов.
- Кроме того, мне приходится быть буфером для вашей невесты и соучастником ваших грязных интрижек…
- Катя! - возмутился Жданов.
- Мне нужен помощник, - припечатала я.
- Зорькин? - тут же нахмурился Жданов.
- У Зорькина и в “Никамоде” полно забот, - заметила я назидательно. - Но вы не переживайте, я сама подберу кандидатуру.
- Нет, - отрезал Жданов.
- Нет? - изумилась я.
- Нет, - подтвердил он сурово. - Я сам вам подберу… помощницу. Никаких ваших бывших у меня работать не будет!
Иногда Жданов соображал молниеносно.
- Идите к себе, Катя, - мрачно велел он.

Покинув сердитое начальство, я вошла в кабинет. И остановилась на пороге.
Вместо прекрасных глухих стен моей кладовки сейчас сверкало чисто вымытое прозрачное стекло. Сквозь него были видны мой стол, и мой компьютер, и картина на стене, и полки с папками.
За одну ночь Жданов превратил мою кладовку в аквариум.

_________________
Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость. (с)

Пральна ! А то шуршит там непонятно чем и как .

_________________
Время от времени следует говорить глупости, это способствует созданию теплой дружеской атмосферы. (Макс Фрай "Лабиринты Ехо")

Ааааааааа, я в восторге. Тапатуня, сегодня большой праздник для ваших читателей. Спасибо еще раз. Люблю умную, уверенную, ироничную Катю. Ох, Андрюша, Андрюшенька