НРКмания

Ле Ди, Яна, Мурлыча,


Автор старался в полном соответствии с заявкой


Это смех сквозь слезы, потому что к этому моменту я аффтар будет старым и дряхлым и не будет дрожащими руками попадать по клавиатуре


Продолжение, маленькое и странное, ничего не добавляющая сюжетно, но написанная, потому что у автора идея-фикс

Иволгины тайны, 5/?

Тиха была ночь почти полной луны, тиха и покойна. Огромный ослепительно-белый диск луны освещал землю не хуже солнца, затмевая сияние ярких звезд, в бездонном небе не было ни облачка, а легкий ветерок, дувший весь день, казалось, заснул вместе с добрыми людьми. В такую ночь парни с девушками гуляли обычно до самого утра, и никто им и слова не говорил. Эх молодость, молодость… Потапкин о своей прошедшей молодости особо не жалел, но все же было ему обидно, что еще лет десять назад ему требовалось вдвое больше чарок, чтобы опьянеть. В остальном же нынешняя жизнь Потапкина вполне устраивала: у него было свое прибыльное дело, силой и здоровьем его бог не обидел, ижить ему никто не мешал, в отличие от юности, когда отец, воспитывая, бил его смертным боем, пока он не решился дать сдачи. Короче говоря, с какой стороны ни посмотри, все хорошо. С этими мыслями Потапкин осушил ежевечернюю стопочку, для здоровья полезную, и, выйдя на улицу, от души потянулся. Красота!

Ночную тишину нарушал лишь плеск воды да редкое уханье сов, поймавших добычу. Потапкин отлично знал все звуки, которые раздавались вблизи мельницы и на ней, и потому, когда на реке послышался вдруг особенно громкий всплеск, сразу понял, чего ждать.
– Явился – не запылился, – буркнул он себе под нос и направился к мельничному колесу
Жил Потапкин на мельнице один, что было странно, но не так чтобы очень. Репутация нелюдимого бирюка-бобыля ограждала его излишнего любопытства окружающих, а помощники из соседней деревеньки, приходившие к нему каждый день, ручались за то, что Потапин, несмотря на тяжелую руку, не скупящуюся на подзатыльники, мужик надежный и простой, никаких тайн не держит и ничем таким подозрительным на мельнице не занимается. А что общество людское не любит, так это не преступление, и в чем-то даже его понять можно.

В общем и целом все было именно так, как о Потапкине и говорили, с одним лишь исключением: тайн, во множественном числе, у него не имелось, а вот секретец один был. Такой, о котором окружающим ни за что рассказывать нельзя было по многим причинам.
Деревянные мостки, ведущие к колесу, скрипнули под немалым весом Потапкина, который хмыкнул, увидев того, кого и ожидал. Под луной, схуднувшей с одного бока, его белая кожа, казалось, светилась, а чешуйки сияли, что начищенные пятаки.

– Я уж понадеялся, что ты навсегда сгинул, – хмыкнул Потапкин.

В ответ на это снова раздался плеск, и на мостки лег длинный рыбий хвост, окатив Потапкина водой. Через секунду хвост на глазах истаял, а под пропавшей чешуей обнаружились ноги, длинные и стройные, и все, что полагалось иметь мужчине.

– Мы не виделись много дней, а вместо приветствия я получаю это? – возмутился недавний обладатель рыбьего хвоста.
Говорил он чуднО, с непривычным выговором, и ставил ударения не там, где надо. А с другой стороны, чего еще ждать от водяного, который выучился говорить, подслушивая разговоры людей, искаженные толщей воды?

Уже не год и не два встречался Потапкин по ночам с капризным водяным. Впервые Потапкин увидел его, когда тот запутался длинными волосами в колесе, которое смог остановить своей магией, чтобы не покалечиться. По-хорошему, надо было бы его осенить крестом да прирезать, нечисть такую, но пожалел его Потапкин. Жалко ему стало не в меру любопытного и пригожего водяного, так похожего на человека. Слишком уж похожего. С юности Потапкин испытывал тягу не только к женщинам, но и к мужчинам, и, не будучи сильно ученым, набожным и общительным, как-то не усвоил, что это грех великий и мерзость, хотя понимал, конечно, что наклонности свои надо тщательно скрывать. И скрывал ото всех, а от водяного не удалось, больно уж тот не только красивым и вредным, но и проницательным оказался. Так взял Потапкина в оборот, что сопротивляться ему было ну просто невозможно. Тем более, когда выяснилось, что водяной может в человека обращаться, пусть и ненадолго.
Так что Потапкин каждый раз внутри радовался, видя своего необычного полюбовника, но виду не подавал, а то от него и вовсе не отвяжешься. Да и с нечистью водиться – само по себе грех, только душу губить, а уж радоваться этому и вовсе не след. Правда, мыслями такими Потапкин себя нечасто мучил, обычно после того, как, ругаясь, вытряхивал из постели чешую, невесть как там оказывавшуюся, ведь забавлялся он с водяным только в его человеческом обличии.

– Твой подарочек? – имея в виду труп Сеньки Хромого, спросил Потапкин, когда водяной, выбравший себе имя «Милко», от слова «милый», оторвался от его губ, чтобы глотнуть воздуха.
– Подарочек! – фыркнул Милко. – Это подарочек всех моих рыбок распугал!
Говорил он, конечно, не о рыбах речных, а о русалках, что жили в реке.
– Можно подумать, они первый раз утопленника видят.
– Такого – да, – помрачнев, сказал Милко. – Я знал, что лучший способ побыстрее избавиться от него – подогнать его тебе. Мне такое в моей реке не нужно.
– Да ты, никак, его испугался? – удивился Потапкин.
– Я в своей реке ничего и никого не боюсь, – взвился Милко. – Ты когда дохлых крыс с пути своего отбрасываешь, боишься их или брезгуешь?

Однако ж Потапкина, хорошо знавшего Милко, было не обмануть: в глазах его виднелся если не страх, то уж точно беспокойство.

– Ладно, ладно, ты ж не самовар, чтобы так кипятиться, – примирительно сказал Потапкин и поцеловал Милко. А потом, не удержавшись, спросил: – А все же что с этим покойником не так? Бродяга как бродяга, мало, что ли, таких по пьяни тонет.
– Все не так, – надулся Милко. – Не моя это тайна, поэтому рассказать не могу. Запрещено.

Ясно было, что продолжать эту тему он хотел, и Потапкин отступился, хотя ему жуть как любопытно было, кто же мог запретить что-то водяному, хозяину речки.

– Я теперь в полнолуние приходить не буду, – заявил Милко некоторое время спустя.
Он, как и его русалки, мог становиться человеком хоть каждый день, но всего-то на час-другой. А вот в полную луну и в русалочью неделю* они могли избавляться от хвостов хоть на целый день, чем Милко с Потапкиным обычно с обоюдным удовольствием пользовались.
– И ты в полную луну из дома не выходи, – добавил он. – И вообще по ночам дома сиди. Неспокойно теперь у вас будет.
– Ты хоть намекни в чем дело, может, я чем смогу помочь.
– Говорю, дома сиди и не высовывайся, – недовольно сказал Милко. – Не твоя это проблема и не моя.
– А чья?
– Еще ни разу не было случая, чтобы люди проблему это не решили, так или иначе, – загадочно отозвался Милко и потащил Потапкина в комнату, на мягкую перину.
Потапкину оставалось только надеяться, что Милко говорил правду.

_______
* 50-55 дни после Пасхи

По авторской идее-фикс: Уауууууууу, какой потрясный пейринг!

По версионной деятельности:
"... не было случая, чтобы люди эту проблему не решили, так или иначе..." Продолжаю строить... Версия: Красавица и Чудовище?

автору

_________________
Уезжают таланты, творцы и умы,
едут люди отменно отборные.
И останутся там, как у всякой тюрьмы,
надзиратели и поднадзорные.

И. Губерман

Потапкин и Милко... какая прелесть. Автор, я люблю Вас всё больше, и больше

А ещё это:

Чешуя "от Милко"!

_________________
Поняла, что мама может гордиться моим воспитанием.Зацепилась каблуком, летела кубарем через всю лестницу и орала:"Ой-ёй-ёй!"

дорогой автор, браво!
Сюжет лихо закручен, кровь-кишки, расчлененка - все, как я люблю

Проооодууууууууууу!!!

блудный Заказчик

Блудный автор объявился и имеет сказать:

1. Во-первых, всем спасибо за отзывы Автор был уверен, что на все ответил - склероз такой склероз


Экий вы романтичный гость Хотя... ну, в какой-то степени да, но не там и не с теми


Саму не отпускает)))


И рыбки, рыбки


Это несказанно радует, дорогой Заказчик.

2. Во-вторых, продолжения не будет где-то, наверное, недельку, зато потом я обязательно вернусь к этой истории. Да, автор все еще вам изменяет, простите.И что-нибудь выдам. Или много, или часто, обещаю

Блудный автор объявился и имеет сказать:

1. Во-первых, всем спасибо за отзывы Автор был уверен, что на все ответил - склероз такой склероз


Экий вы романтичный гость Хотя... ну, в какой-то степени да, но не там и не с теми


Саму не отпускает)))


И рыбки, рыбки


Это несказанно радует, дорогой Заказчик.

2. Во-вторых, продолжения не будет где-то, наверное, недельку, зато потом я обязательно вернусь к этой истории. Да, автор все еще вам изменяет, простите.И что-нибудь выдам. Или много, или часто, обещаю

Иволгины тайны, 6/?

Александр был зол. Правда, если бы он сказал это, например, Кире, та ответила бы, что ничего нового в этом нет, потому что он всегда злится то на одно, то на другое. А Кристина посоветовала бы ему поехать на воды, чтобы успокоить нервы. Но сам Александр точно знал, что на этот раз у него был очень весомый повод злиться. Звали этот повод Андрей Жданов, и в этом, действительно, не было ничего нового.

Как Александр и предполагал, бал оказался полным кошмаром. Ну, лично для него. Во-первых, Кира весь вечер буквально не отлипала от Жданова. Правда, надо отдать ей должное, делала она это в рамках приличия, но легче от этого Александру не стало. Уже к концу бала все незамужние девицы прокляли Киру за то, что она увела такую блестящую партию, как Жданов, но, не решаясь состязаться с ней, переключились на Малиновского. Тот рассказывал о себе немного, все больше шутил и раздавал направо и налево комплименты, но дамам было достаточно малейшего намека на то, что деньги у него есть, а уж остальное ‒ огромное поместье, дом в столице и родовитую семью, ‒ они придумали сами, очарованные его внешностью и обходительностью.

Во-вторых, Александру категорически не понравился ни Жданов, ни его дружок. Само собой, Жданов-младший ему не нравился с детства, но сейчас он вызывал у него какое-то отвращение, причина которого была непонятна самому Александру. На Малиновского у Александра была та же реакция, что было даже странно, учитывая, что он видел его первый раз в жизни и перекинулся с ним максимум десятком слов. Наверное, это из-за того, что он дружил с Андреем, который всегда действовал на Александра как красная тряпка на быка. Кстати, именно Жданов подговорил когда-то Александра проверить, действительно ли быки впадают в ярость при виде красного, взяв его «на слабо». Как оказалось, быкам неважного, какого цвета тряпку держит в руках мельтешащий у них перед глазами мальчишка. Александру все еще нет-нет да снились сны про несущегося на него на всех парах быка. Он тогда сломал руку, сигая через забор, но сумел достойно отомстить Андрею, подстроив все так, чтобы родители застали того на сеновале с голым задом и неполноценной дурочкой-Анькой, совсем еще мелкой. Даже сейчас те детские обиды и победы казались все такими же острыми и яркими, но дело было все же не в них. У Александра были смутные догадки, почему он еще больше невзлюбил Жданова по прошествии стольких лет, но ни об одной из них он думать не хотел.

Пожалуй, Александр стал бы самым счастливым человеком на свете, если бы Жданов вдруг уехал обратно в столицу или где он там обретался все эти годы, но, увы, судя по всему, тот планировал надолго задержаться в отчем доме. А попутно оккупировать еще и дом Воропаевых. Александр с удовольствием запретил бы появляться ему в своем поместье, но это было, конечно же, невозможно. Оставалось лишь скрипеть зубами и терпеть его почти каждодневное, благодаря приглашениям Киры, присутствие. Первое время Александр ходил за этой парочкой тенью, отчасти чтобы досадить Жданову, отчасти потому, что и в самом деле заботился о чести сестры. Но вскоре ему это так осточертело, что он, костеря Жданова на все лады, просто стал сбегать из дома, оставляя присматривать за Кирой няньку Агафью, которой доверял как себе ‒ та точно не оставит свою «ласточку» наедине с этим «гадким испорченным мальчишкой».

Кажется, пора было с этим что-то делать, но что именно, Александр пока плохо себе представлял. Запретить им видеться? Даже не смешно. Увезли Киру подальше отсюда? Ага, так она и поедет, да и ссориться с сестрой не хотелось. Угрожать Андрею? Неплохо, но нечем, хотя идея была перспективной ‒ достаточно найти слабое место Жданова или что-то, чем его можно шантажировать, и дело в шляпе. Но до этого момента он сто раз успеет заморочить Кире голову и, чего доброго, сделать ей предложение. Этого Александр боялся больше всего. Их сословие жило по неписаным, но строгим правилам, и согласно им вступление в брак считалось естественной и неотъемлемой частью жизни любого мужчины, независимо от его желания и склонностей. В доме должна быть хозяйка и наследники, а чем там занимается мужчина в свободное время и, главное, с кем он его проводит ‒ дело десятое, лишь бы это оставалось тайной. Жданов вполне мог жениться на Кире и вернуться кутить в столицу, оставив молодую жену в поместье вынашивать их первенца в тишине и спокойствии. От этой мысли у Александра непроизвольно сжимались кулаки.

Чтобы убить время, пока Жданов обедал с Кирой, Александр решил наведаться в Иволгино. Делать ему там, правда, было нечего, но за прошедшие дни он уже изъездил все свои владения вдоль и поперек, пугая крестьян своим мрачным видом. Ничего, он найдет, чем заняться в городе… хоть купить крысиного яда для Жданова ‒ чем не план?



Появлению во дворе кузницы Александра Воропаева Катя не удивилась. В поместье Воропаевых был свой кузнец, причем с золотыми руками, но в последнее время он сильно сдал и часто болел.

‒ Подковать, ‒ коротко бросил Александр, передавая поводья Виктору.

Катя взглянула на его разгоряченное от жары лицо и пошла к матери за фирменным лимонадом. Может, в других уездах и губерниях этот напиток и был экзотикой, но у них в округе он стал популярным с легкой руки покойной Ольги Воропаевой, у которой была в детстве не французская бонна, как тогда было принято, а английская, которая не переносила «этот ужасный варварский» квас и в жару спасалась лимонадом. Выйдя замуж, Ольга привезла в новый дом свой старый уклад жизни, включая непременный лимонад летом и некую долю вольнодумства круглый год. Как и следовало ожидать, вольнодумство среди местных хозяек не прижилось, а вот лимонад стал популярным напитком, вторым после кваса.

Налив лимонад в большую кружку, Катя подумала и сбегала в небольшой огородик на заднем дворе, где у них росли разные травки. Там она сорвала пару стебельков мяты и, оборвав в них листики, бросила их в кружку.

‒ А, это ты, ‒ буркнул Александр, когда Катя подошла к нему с лимонадом.
Взяв у нее кружку, он поднял бровь, когда увидел мяту, и Кате показалось, что на его губах промелькнула улыбка. Приблезилось, наверняка, ‒ разве ж дождешься от него улыбки? Хотя Катя точно знала, что он любит в лимонаде мяту.

Ольга Воропаева, его покойная матушка, преподавала в местной земской школе. На добровольных и безвозмездных началах, разумеется. Она учила наиболее сообразительных детишек азам тех предметов, которые не были предусмотрены школьной программой, то есть всех, кроме чистописания, арифметики и Закона Божия. А наиболее одаренных ребят ‒ таковых было всего двое, Катя да Коля, ‒ она приглашала к себе в Березино, чтобы заниматься с ними дополнительно. Коле, правда, не было интересно ничего, кроме математики, а вот у Кати обнаружились еще и склонности к языкам, и Ольга Саввишна учила ее английскому да немецкому, а заодно понемножку литературе, этикету и всякому другому. Родители Катиной учебе не препятствовали ‒ прокормиться они и без ее помощи могли, в отличие от бедных крестьян, и считали, что образование может помочь дочке выбиться в люди. Надежды их не оправдались, но Катей они все равно гордились.
Катя же, регулярно наведывшаяся в Березино, успела немного изучить Воропаевых, их нрав и привычки. Кристина, например, всегда витала в облаках, Кира была немного заносчивой и высокомерной, но не вредной злюкой. А Александр был всегда нелюдимым и неулыбчивым, но Катя как-то раз увидела, как он играет с котятами на конюшне, и решила, что он неплохой человек. Она была убеждена, что барчук, развлекающий котят ниточкой с прикрепленной к ней бумажкой, не может быть дурным.

Катя переступила с ноги на ногу, но потом все же собралась с духом и задала вопрос, который мучил ее уже не один день:
‒ Александр Юрьевич, а вы не знаете… в ваших лесах волки есть?

Александр опустил кружку и, прищурившись, пристально посмотрел на Катю.

‒ В наших обширнейших лесах, Катерина Валерьевна, ‒ с явной издевкой сказал он, ‒ кто только не водится. И волки, и медведи, и кабаны, и зайцы с лисами. Уж кто-то, а ты должна это знать, всю жизнь здесь прожила. Зря, видимо, матушка с тобой возилась, раз ты даже таких элементарных вещей не знаешь.

Катя вспыхнула. Тут бы ей и уйти, но иногда она удивляла саму себя ослиным упрямством, особенно в тех вопросах, которые ее очень интересовали.
‒ Двадцать лет назад была большая облава на волков, и с тех пор, говорят, волков в наших краях стало мало, и к близко к человеческому жилью они не подходят. Это правда?
‒ Мне-то откуда знать? ‒ рявкнул Александр. ‒ Я что, похож на зоолога?
‒ Ну, у вас же егеря есть, и сами вы охотитесь, и дом у вас недалеко от леса стоит, ‒ рассудительно, на ее собственный взгляд, сказала Катя, посмотрев исподлобья на Александра.
Не то чтобы он ее пугал, но ей стало неуютно от его ставшего жестким взгляда, однако отступать она не собиралась. Александр открыл рот, чтобы ответить, потом закрыл его, а потом, подумав, процедил:
‒ Лично я ни одного в окрестностях Березино давно уже не видел.
‒ Ясно, ‒ кивнула Катя
Она еще немного потопталась возле Александра и, развернувшись, пошла обратно в трактир.
‒ А если ты так боишься волков, ‒ сказал ей вслед Александр, ‒ то не ходи по лесу одна. Одна вон доходилась.
Катя замерла на секунду и обернулась. Александр смотрел в сторону кузни, не обращая на Катю ни малейшего внимания.
‒ Больше не буду, ‒ прошептала Катя по пути к трактиру.
Она не сомневалась, что сдержит это слово.



Писчая лавка, как Катя называла магазинчик, в котором продавали бумагу, перья, чернила и все прочее, необходимое для делопроизводства, располагался на улочке, прилегавшей к главной площади, после конторы поверенного и кондитерской. Катя любила ходить за писчими принадлежностями именно потому, что на обратном пути могла зайти купить вкуснейшее пирожное ‒ корзиночку с воздушным кремом и свежими ягодами и фруктами, или эклер с тягучей карамельной начинкой, или миндальное пирожное в глазури, или шоколадное с пралине… Нет, Катя не была сладкоежкой, но перед этими пирожными не могла устоять. Тем более что стоили они немало, и она нечасто могла позволить ‒ как раз тогда, когда шла основательно закупаться. Увы, сейчас был не тот случай ‒ Кате нужна была одна-единственная тетрадь-гроссбух. Засмотревшись на аппетитные пирожные, на которые у нее сегодня не было денег, Катя вдруг врезалась в кого-то и едва не шлепнулась на землю. К счастью, ее удержала чья-то крепкая рука.

‒ П-простите, ‒ пробормотала она, нервно одергивая кофту.
‒ Это вы меня простите ‒ я не смотрел, куда иду.

Катя подняла голову и увидела, что едва не сбила с ног Андрея Жданова. Тот улыбнулся ей и кивнул в знак приветствия. Он все еще слегка придерживал ее за локоть, и когда, наконец, опустил руку, Катя невольно посмотрела на нее и заметила, что он был в плотных перчатках, и это летом-то. Впрочем, мало ли что заставило его их надеть.
Жданов выглядел все таким же мрачным, как и в их первую встречу, и даже еще более бледным, а между бровей у него залегла складка. А глаза… в его черных блестящих глазах было странное выражение. У Кати пошли мурашки по телу, и она поспешно сделала шаг вперед, намереваясь обойти Жданова.

‒ Вы ведь Катерина Валерьевна, из трактира? ‒ остановил ее голос Жданова.
‒ Да.
Жданов подался поближе к Кате, словно намереваясь сказать ей что-то на ухо.
‒ Я…
Его дыхание обожгло щеку Кати, и она невольно отшатнулась назад, снова едва не упав. Жданов явно хотел было снова приблизиться к ней, но вдруг резко тряхнул головой и отступил.
‒ Я хотел сказать, что у вашего кузнеца ‒ Виктора, верно? ‒ золотые руки. Передайте ему мою огромную благодарность.
«За простую подкову?» ‒ мысленно удивилась Катя, а вслух сказала:
‒ Х-хорошо, Андрей Павлович, передам.

Жданов обходительно поклонился ей и пошел своей дорогой. Как оказалось, в контору поверенного. Когда он скрылся в следующем за кондитерской зданием, Катя, нахмурившись, продолжила свой путь и, задумавшись, прошла мимо писчей лавки. Приложив ладонь к горящей щеке, она внезапно поняла, что дыхание Жданова было почему-то обжигающе холодным, а не горячим. И ей против воли стало любопытно, почему он пошел к новому в городе молодому поверенному Ветрову, а не к старому и опытному Василию Николаевичу Коломейцеву, чьими услугами при необходимости пользовались все помещики в округе.

Обнаружив, что она дошла почти до конца улицы, Катя обругала себя и побрела обратно. «Вечно ты забиваешь себе голову всякой ерундой и воображаешь невесть что», ‒ строго сказала она себе и выкинула Жданова из головы.

О-ля-ля! И ух! Здорово! Но вопросов ещё больше стало...
Жизнь и обычаи волкодлаков в средней полосе России уж очень узнать хочется И полезла в начало - уточнять пейринг

_________________
Многое - но не всё! - из написанного складировано тут:
Я на «Книге фанфиков»
И по-прежнему: "Сознание царствует, но не управляет". Поль Валери

natunata,


Но когда-нибудь на них обязательно будут даны ответы


Совы - не то, чем кажутся))

Иволгины тайны, 7/?

Илья Романович Нильский считал себя человеком, умеренным во всех отношениях, что, в общем-то, было правдой. Однако ж были вещи, в которых он не знал ограничений, например, чай, который он мог пить с утра до ночи. Порой он даже ледяную водочку запивал чаем, на что его приятели давно уже перестали реагировать, хотя поначалу то смеялись, то ужасались. Илья Романович утверждал, что чай помогает ему думать и решать сложные задачки, но сейчас, несмотря на четыре выпитые кружки, он никак не мог понять, как распутать дело, занимавшее в последнее время все его мысли.

Нильский лично поговорил с егерями, а также послал своих людей в деревни, стоявшие рядом с лесом, и выяснил, что волков давно уже не видели близко к человеческому жилищу. Да и не уродуют они так людей, если нападают на них. Но если не волки разорвали несчастную Парашку, то кто? А тут еще вести стали приходить, что бродяги, калики, милостыню по дорогам собиравшие, и просто отребье попрошайничавшее начали куда-то пропадать. Нильский по-прежнему надеялся найти Ваньку Рябого, чтобы задать тому пару вопросов о покойном его приятеле Сеньке Хромом, но того нигде не было ‒ исчез, бесследно. А когда полицейские продолжили его искать, то выяснили, что и другие бродяжки да попрошайки тоже стали пропадать. У них, конечно, жизнь не сладкая и опасная, и сами они как перекати-поле: то там обретаются, то здесь, а все же и среди них имелись те, кто из года в год ходили по одним и тем же дорогам, останавливались и промышляли в одних и тех же местах. А теперь все они куда-то девались, как будто их корова языком слизала. И подсказывало Илье Романовичу его безошибочное чутье, что это связано с убитой Парашкой и, возможно, утопшим Сенькой. Но как? Этого Нильский решительно не мог себе представить. Потому ему ничего не оставалось, как ждать и собирать информацию. Он по опыту знал, что если виной всему чья-то злая воля, то рано или поздно преступник совершит ошибку, которую можно будет обратить в свою пользу. Ну а покамест они будут держать уход востро. Нильский надеялся лишь, что новых жертв больше не будет, но не слишком на это рассчитывал. Преступники ведь, они что звери ‒ кто раз кровь попробовал, так уже не остановится.



Когда мать снова попросила Катю отнести Ольге Вячеславовне корзинку со снедью, сердце ее ухнуло куда-то в пятки, потом прыгнуло в горло, да так и осталось там, перекрывая дыхание. Отказаться Катя не могла, потому что это значило бы объяснить причину отказа, а этого она желала меньше всего. Поэтому пришлось ей брать корзинку и топать к Уютовой. Где-то на полпути ноги у Кати перестали подкашиваться, а когда она почти дошла до дома Ольги Вячеславовны, то убедила себя, что все хорошо, с ней ничего не случится, а прошлый раз был наваждением. Или просто большой собакой.

По Иволгину ходили слухи, что пропавшую Парашу нашли растерзанной на кусочки, но поскольку кто-то утверждал, что ее принесли в жертву самому Диаволу нечистые сатанисты, кто-то ‒ что над ней надругались и задушили, кто-то ‒ что она стала жертвой злокозненных леших, то ничему из этого верить было нельзя. Рассудительные и опытные же люди утверждали, что волков здесь уже давно никто не видал, в отличие от всякого преступного сброда, и Кате очень хотелось верить, что встреченный ей зверь и в самом деле был не тем, кто убил Парашу. В конце концов, ее-то он не тронул, правда? «Ага, потому что был сыт», ‒ сказала Катя самой себе и на себя же шикнула. Отставить панику, а то она никуда не дойдет.

Как ни странно, Ольги Вячеславовны дома не оказалось. Катя обошла вокруг избушку, даже позвала Уютову для верности, но никто не отозвался. Само собой, ничего такого уж необычного в отсутствии Ольги Вячеславовны не было: ее иногда, по старой памяти, вызывали к роженицам для консультаций, но все же… все же было у Кати какое-то нехорошее чувство. «Это все нервы, ‒ сказала она себе. ‒ Все болезни от нервов, так говорят иностранные доктора». С другой стороны, методы лечения, предлагаемые этими докторами, были порой такими странными, что лучше уж ходить больной*.

Катя решила подождать Ольгу Вячеславовну, а поскольку лавочки возле дома не было, то она спустилась к полянке и легла в траву, подложив под голову снятую косынку. Лежать было неудобно, и Катя распустила волосы, закрученные в тугой пучок. А чтобы было совсем уж хорошо, она расстегнула пару верхних пуговичек блузки и удовлетворенно вздохнула. Красота! И вовсе не верилось, что с ней может произойти что-то дурное, когда вокруг такая благодать.

Катя не знала, сколько она так лежала, наблюдая за проплывающими по голубому небу пузатыми облачками, и только она начала задремывать, как на лицо ей упала тень, и чей-то голос произнес язвительно:
‒ Вот не зря говорят: «Волос дорог ‒ ум короток». Хочешь закончить как та девица?
Катя вскрикнула от неожиданности и так резко села, что у нее даже закружилась голова. Над ней навис никто иной как Александр Воропаев, и вид у него было еще более недовольный, чем обычно.

‒ Не хочу, ‒ помотала головой Катя и добавила: ‒ Вы же сами сказали, что волки только в глубине леса водятся?

‒ Я? Во-первых, ничего такого я не говорил, ‒ надменно ответил Александр. ‒ А во-вторых, волки ‒ не самые опасные звери в этом лесу.

‒ Так ведь медведи сейчас тоже в глубине леса держаться, да и на людей они редко нападают, и…

‒ Человек ‒ самое жестокое животное из всех, ‒ закатив глаза, рявкнул Александр. «Дура», ‒ осталось непроизнесенным, но явно подразумеваемым.

Они помолчали.

‒ Я к Ольге Вячеславовне пришла, ‒ сказала Катя, нарушив неуютную тишину.
‒ Я догадался, ‒ буркнул Александр. ‒ Нет ее ‒ я только что мимо проходил. Так что ступай домой.
‒ Я еще немного подожду, ‒ упрямо сказала Катя.

По правде говоря, ждать у нее охоты не было, но корзинка была тяжелой, и тащить ее обратно не хотелось, и, к тому же, ей страсть как было любопытно, что здесь делал Воропаев. Складывалось впечатление, что он просто гулял, но Катя как-то не представляла себе Александра праздно гуляющим по лесу. Но не спрашивать же его об этом, верно?

Некоторое время Александр сверлил ее тяжелым взглядом, потом вздохнул и сел неподалеку без единого слова. Правда, глаза его ясно давали понять, что он думает «об этой безмозглой идиотке, из-за которой я трачу время», но Катя притворилась, что не заметила этого. Она его, вообще-то, не просила ее охранять. Пока они сидели, Катя украдкой наблюдала за Воропаевым. Тот смотрел куда-то вдаль, машинально срывая росшую вокруг кислицу и отправляя ее в рот. В итоге сердце Кати не выдержало и, порывшись в корзине, она протянула Александру пирожок.

‒ С капустой.

Александр недоуменно посмотрел на Катю, затем заметил подношение и, хмыкнув, в два счета уничтожил его. Катя достала еще один пирожок.
Минут через двадцать Ольга Вячеславовна так и не появилась, а корзинка опустела настолько, что ее уже можно было без труда нести домой. Катя и Александр не обменялись за это время ни словом, но, на удивление, их молчание стало уютным и почти дружеским, а вовсе не напряженным.

‒ Я, пожалуй, пойду, ‒ вздохнув, сказала Катя.

Александр, дожевывавший последний пирожок, снова закатил глаза и встал. Катя также поднялась на ноги, а затем, подумав, нагнулась, достала из корзинки два яблока и дала одно Александру, а во второе вгрызлась сама. По руке тут же потек сладкий липкий сок, и Катя поспешно слизала его с запястья. Когда она подняла глаза на Александра, то увидела, что тот, не отрываясь, смотрит на ее рот. Катя облизала губы, отчего Александр с видимым усилием сглотнул, и спросила почему-то хрипло:
‒ Ч-что? Что-то не так?
Александр покачал головой, и его взгляд переместился на ее шею. Он резко втянул в себя воздух, раздув ноздри, потом медленно выдохнул, на секунду прикрыл глаза, а когда открыл их, то Катя увидела в них знакомое насмешливое выражение.
‒ Ничего. Лично мне слухи об интрижке с дочерью трактирщика вряд ли повредят, а ты как хочешь.

И он выразительно посмотрел на Катины распущенные волосы и расстегнутую блузку. Катя залилась румянцем, положила яблоко обратно в корзину и быстро привела себя в порядок. Они неторопливо пошли в сторону Иволгина, и Катя неожиданно вспомнила, что Александр иногда приходил на ее уроки с его матерью, а потом, когда заставал ее одну, пристрастно экзаменовал. И давал конфеты, если она отвечала хорошо. А если плохо, то дергал за косичку и велел лучше учиться. Кате было тогда лет десять, а ему ‒ шестнадцать или семнадцать. Потом он уехал учиться в столицу, а когда вернулся, то не обращал на Катю внимание. Сейчас те времена казались далекими и нереальными, как сон.

Когда они почти дошли до города, Катя повернулась к Александру и спросила:
‒ Александр Юрьевич, а вы не знаете, из-за чего тогда на волков устроили большую охоту? Ну, двадцать лет назад? Они что, тогда особенно бесчинствовали?
‒ Да что ж тебе волки-то покоя не дают, ‒ с досадой сказал Александр, скривившись.
Катя не сводила с него испытующих глаз, и он сказал неохотно:
‒ Они напали на человека.
И замолк, давая понять, что тема закрыта. Но Катя не могла оступиться без боя.
‒ Загрызли? ‒ широко распахнув глаза, спросила она. ‒ Насмерть.
‒ Да нет, не насмерть, ‒ непонятно усмехнулся Александр и добавил загадочно: ‒ Но и этого хватило.
‒ А… ‒ открыла было рот Катя, чтобы уточнить, чего и кому хватило, но Александр перебил ее.
‒ Всего доброго, Катерина Валерьевна.

Коротко кивнув ей, он пошел прочь, а Катя осталась стоять, задумчиво глядя ему в спину. Потом, закусив губу, она отправилась домой, полная решимости узнать, что же за история была тогда с волками. «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали», ‒ сказал ей мысленный голос тоном Александра. Катя от него отмахнулась.

______
* Англицкие, к примеру, доктора, любили лечить неврастению кровоиспусканием, пиявками, тониками от нервов, в которые входили стрихнин, мышьяк и свинец, а также с помощью электрических вибраторов тех лет, ибо все беды женщин, как считалось в те годы, происходили от матки, особенно от блуждающей.

Хороший пейринг. Воропаев, несмотря на недобрые предчувствия, необыкновенно здесь нравится. Переживаю за Ольгу Вячеславовну, ибо по лесу бродят странные существа, а в "Красной Шапке" старушку съели...

Но дровосек-то ее спасет...
Мрррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррр!!!

_________________
Поверь мне, невозможное – возможно,
И быть волшебником совсем не сложно.
Согрей сердца людей любовью, лаской,
И серость будней обернется сказкой!

Хорош здесь, Саша. Очень хорош.
А вот загадки пока не разгадываются, потихоньку приумножаясь.

Автор, спасибо за долгожданную проду!!! Моё отличное настроение у Ваших ног!

Чем дальше тем загадочней и интереснее...

_________________
Уезжают таланты, творцы и умы,
едут люди отменно отборные.
И останутся там, как у всякой тюрьмы,
надзиратели и поднадзорные.

И. Губерман

Элен, Мурлыча, Яна, zritel,

Во-первых, автор-раззява забыл добавить во второе продолжение ссылку, но исправил эту ошибку. Желающие могут почитать, как именно лечили нервы заграницей, а кто заинтересуется может спросить, где почитать об этом подробнее

Во-вторых,


Я-то как раз думала, что все потихоньку становится ясным))
Думаешь?

Мне что-то после исчезновения Уютовой припомнился давний разговор с одним моим заказчиком, которого я теперь благополучно и подозреваю в авторстве. А вот в чем подозревать Воропаева пока не слишком ясно. Тем более, что и Жданова, да и его дружка, тоже кое-в-чем заподозрить можно. Это ж после их приезда Потапкин предупреждение от своего водоплавающего получил .

Скрестила все, что у меня скрещивается , чтобы только автор дописал этот фик.
и

_________________
Андрей: Надо было показать ей то, что я писал сам. Она бы сравнила с твоими идиотскими сочинениями! Она бы всё поняла.
Роман: Думаешь, Катю можно было бы убедить?

Вот да
Дадададададада!

_________________
Многое - но не всё! - из написанного складировано тут:
Я на «Книге фанфиков»
И по-прежнему: "Сознание царствует, но не управляет". Поль Валери

Обязательно и всенепременно


"Фигушки, я плотоядная"(с)

Иволгины тайны, 8/?

Кате пришлось признаться маме, что Ольгу Вячеславовну она дома не застала, а заодно соврать, что половину провизии в корзинке съела она ‒ не рассказывать же об Александре Воропаеве, в самом деле. В итоге Катя осталась без ужина, и ей пришлось красться ночью на кухню, чтобы перекусить. Через пару дней, когда она совсем извелась от беспокойства, Катя решила, что должна снова заглянуть к Уютовой, хотя бы ради того, чтобы удостовериться, что с той все в порядке. Идти одной она побоялась и взяла с собой Колю. Ну, как взяла ‒ уговорила подкупом и шантажом. (Колька терял силу воли перед эклерами и не хотел, чтобы Елена Александровна узнала, что это он разбил ее парадную супницу.)

Остаток пути Катя проделала едва ли бегом, а Колька, отдуваясь и ворча, бежал за ней. «Вот мы сейчас придем, и Ольга Вячеславовна удивится, чего это мы так рано к ней заявились, да еще такие запыхавшиеся», ‒ твердила себе Катя, у которой возникло вдруг чувство, что случилось что-то плохое. Скорее всего, она просто накручивала себя и потому хотела побыстрее убедиться в том, что она напридумывала себе черти что.

Ставни были открыты ‒ «Слава Богу, Ольга Вячеславовна дома!». Катя облегченно выдохнула, чувствуя, как ее отпускает тревога. Она подошла к двери и постучалась. Дверь с тихим скрипом приоткрылась.

‒ Ольга Вячеславовна, это Катя Пушкарева. И Коля.

Ответа не последовало. Беспокойство, змей свернувшееся в душе Кати, снова подняло голову.

‒ Ольга Вячеславовна?
‒ Может, она отошла куда. В лес, например… за чем-нибудь, ‒ предположил Коля.

Катя зыркнула на него и опять позвала:
‒ Ольга Вячеславовна, можно нам зайти?

Тишина.
Катя закусила губу и, глубоко вздохнув, толкнула дверь.

‒ Может, не надо? ‒ робко спросил Коля.

Не удостоив его ответом, Катя, не обращая внимания на дрожавшие колени, шагнула в дом. Несколько секунд ее глаза привыкали к полумраку, царившему внутри, а затем, оглядевшись и никого не увидев, Катя решила было, что все в порядке, что Ольга Вячеславовна и впрямь просто куда-то вышла… А потом Катя заметила на полу что-то непонятное, наполовину скрытое столом и лавкой. Что-то белое и длинное. Она не хотела знать, что это, ой как не хотела, но понимала, что выбора у нее нет. На не сгибающихся ногах Катя пошла вперед, слыша собственный бешеный стук сердца, отдававшийся в ушах. Через пару шагов она поняла, что это непонятное белое ‒ толстая коса.

«Не пойду дальше», ‒ сказала себе Катя, помотав головой, но все же заставила себя двигаться.
Ей казалось, что воздух вокруг нее сгустился, стал похожим на вязкий кисель, через который она с трудом прокладывала себе дорогу.

Ольга Вячеславовна лежала на полу, глядя в потолок широко раскрытыми глазами. Почему-то первым, что бросилось Кате в глаза, была странного цвета кофта на Уютовой ‒ сверху черная, а снизу белая с темным узором. А потом Катя вдруг поняла, что на самом деле кофта не черная, а темная от запекшейся крови, вытекшей из разорванного горла Ольги Вячеславовны.

Катя закричала.

Точнее, попыталась закричать, но из ее горла вырвался лишь какой-то сдавленный хрип. Она не знала, сколько стояла так, не в силах пошевелиться и отвести глаза от страшной картины. Из оцепенения ее вывел раздавшийся сзади грохот. Взвизгнув, Катя резко повернулась и через секунду истерически расхохоталась: Коля рухнул в обморок.

Пару минут Катя смеялась, не в состоянии остановиться, и одновременно рыдала. Потом, снова взглянув на неподвижного Колю, так похожего на труп, она вдруг испугалась и, упав перед ним на колени, начала хлестать по щекам.

‒ Коля! Коля, вставай. Коленька, милый, да очнись же. Коля!

Наконец, Коля, застонав, открыл глаза и попытался отползти назад, уворачиваясь от ударов Кати.
‒ А-а-а, нет, не надо, не трогайте… Катька? Катька, да хватит меня бить, сдурела, что ли?

Катя перестала отвешивать ему пощечины и поднялась на ноги. Коля, вспомнив, где они находятся и что он недавно увидел, поспешно последовал ее примеру и выскочил на улицу. Катя, бросив последний взгляд на Ольгу Вячеславовну, вышла за ним.

‒ Надо… надо кому-нибудь об этом сообщить, ‒ сказала Катя, бессильно опустившись за травку за забором.
‒ Вот-вот. Поэтому пошли скорее отсюда.
Катя очень хотела бы так и сделать, но…
‒ Мы не можем ее так оставить.
‒ Чего? Катя, ей уже все равно. Ты ей ничем не поможешь. Идем.
Катя встала, потопталась на месте и снова села.
‒ Не могу.
Коля закатил глаза, но, зная сестру, спорить не стал.
‒ Я здесь точно не останусь, ‒ отрезал он.

Катя оглянулась на дом и сказала, вздохнув:
‒ Ты иди и расскажи обо всем. Только не в Иволгино иди, туда далеко. Иди… ‒ Катя задумалась. От дома Уютовой было примерно одинаково что до владений Ждановых, что до владений Воропаевых. ‒ Иди в Ивантеевку, это ближе, пусть оттуда пошлют кого-нибудь… куда-нибудь. В полицию. И в Березино, ‒ немного несвязно сказала Катя.

Деревня Ивантеевка принадлежала Воропаевым, и Катя не могла объяснить, почему она решила, что Александру Воропаеву надо дать знать о случившемся. В конце концов, это мог быть и… Нет, нет, об этом она пока точно думать не станет.

‒ Точно хочешь остаться?
‒ Да иди ты уже, ‒ нетерпеливо и раздраженно из-за нервного состояния рявкнула Катя.
‒ Валерь Сергеич мне голову снесет, ‒ тоскливо сказал Коля, но все же развернулся и пошел в деревню.

Вскоре после того, как он скрылся из вида, Катя, которую трясло, начала потихоньку приходить в себя, и только тогда до нее дошло, как опрометчиво она поступила, оставшись одна. Кто знает, кто убил Ольгу Вячеславовну, но уж точно не зверь. А даже если и зверь ‒ все одно: убийца, кем бы он ни был, вполне мог вернуться.

«Ой мамочки…» Катя обхватила себя руками за плечи и поежилась. Солнце, еще секунду назад ярко светившее, скрылось за залетной тучкой, и Катя всерьез стала подумывать о том, чтобы побежать за Колькой. Но мысль о том, чтобы оставить Уютову ей не нравилась, хотя это было и глупо.

Каждая минута ожидания казалась Кате долгими часами. Она вздрагивала от каждого шороха, от каждой трели лесных пичуг, от каждого порыва ветра и была уверена, что вот-вот сойдет с ума. Когда вдали послышался стук копыт, она насторожилась и встала, прижимаясь к забору.

Александр Воропаев остановил лошадь так резко, что Кате показалось, что он вот-вот свалится на землю. Но нет, он удержался в седле, спешился и подошел к Кате, даже не привязав коня.

‒ Там, ‒ сказала Катя, показав на дом, когда Александр подошел к ней.
Тот кивнул и, взяв ее за подбородок, поднял ей голову и посмотрел в глаза.
‒ Ты в порядке?
‒ Да, ‒ ответила Катя и тут же, противореча самой себе, разревелась.

Александр притянул ее к себе, и Катя, уткнувшись лицом ему в плечо, продолжила рыдать. Он дал ей выплакаться, поглаживая по спине, а потом отвел к кромке леса, подсадил под дерево и протянул ей свой носовой платок. И, как выяснилось, как раз вовремя: через пару минут у дома Уютовой появилась пара крепких мужиков из Березино, которым Александр приказал следовать за ним перед тем, как помчаться к Кате. Один из мужчин зашел вместе с Воропаевым в дом, а когда они вышли ‒ сплюнул и перекрестился.

Еще через какое-то время появился сам Илья Романович Нильский со своими людьми.
Катя безучастно наблюдала за всем этим ‒ у нее уже не осталось сил ни на какие сильные эмоции.

В Иволгино Катя поехала с Александром, который, не спрашивая, просто посадил ее в седло и сел сзади, придерживая ее одной рукой. Это немного растормошило Катю, и она крепко зажмурилась, решив, что падать в темноте ей будет не так страшно. Когда они подъехали к полицейскому участку, Александр все также молча снял Катю с лошади и аккуратно поставил ее на землю. Катя, у которой все затекло ‒ не умела она ездить верхом, и коней, к тому же, боялась, ‒ едва не упала и машинально ухватилась за Александра. Так они и вошли внутрь: рука об руку.

Нильский приехал сразу после них и начал расспрашивать Катю о том, как она нашла тело Уютовой, стараясь быть как можно более мягким и тактичным. Александр не стал садиться и встал за спиной Кати, которую его присутствие, как ни странно, почему-то успокаивало.

‒ …так как часто, говорите, вы к ней ходили? ‒ спросил Нильский, когда Катя подробно поведала, как они с Колей обнаружили тело Ольги Вячеславовны.
Коля, кстати, еще оставался в Ивантеевке ‒ успокаивался щами и домашней наливочкой.
‒ Два-три раз в месяц.
‒ А других гостей вы у нее не встречали? Может, кто еще при вас к ней заглядывал?
‒ Нет, при мне нет, но ее не только я проведать заходила, ‒ сказала Катя. ‒ Она ведь вон сколько детей приняла, ей многие благодарны были и помогали, чем могли.
‒ А когда вы ее последний раз видели?
‒ Около двух недель назад.
‒ Она вела себя как обычно? Не беспокоилась беспричинно, не говорила, что чего-то боится?
‒ Нет, ничего такого.
‒ Ясно, ясно. Ну а сегодня вы никого по дороге к ней не видели? Или, может, в лесу кого заметили?
‒ Нет.
‒ И про недоброжелателей своих она вам никогда не говорила?
‒ Нет. Не думаю, что они у нее были. Ольга Вячеславовна людям только добро делала, детям на свет помогала появиться.
‒ Угу, угу.

Кате, конечно, не могла знать, что в этот момент Нильский сделал мысленную заметку проверить, не умер ли недавно кто при родах, которые принимала Уютова. Мало ли, вдруг какой родитель от горя помешался?

‒ Ну-с, на это пока, пожалуй, все. Если у меня возникнут еще вопросы, я за вами пошлю. А сейчас распишитесь вот здесь и ступайте домой отдыхать. Вам сегодня изрядно досталось.

Катя расписалась на листе, на котором секретарь записывал ее показания, и вышла из кабинета. Александр тенью последовал за ней.
‒ Провожу до трактира, ‒ коротко сказал он, когда они оказались на улице.
‒ Да я и сама могу…
Александр заставил ее замолчать одним-единственным взглядом.
‒ Спасибо, ‒ прошептала Катя, которая чувствовала себя так, словно весь день работала, не разгибаясь, и теперь у нее болело все, что только можно.
Александр фыркнул и сказал беззлобно:
‒ Дурища ты. А если это я Уютову убил? Ты же меня видела у ее дома. Вдруг я тогда шел ее убивать, но просто не застал? А теперь и тебя убью, чтобы ты уж точно не рассказала об этом Нильскому?
Катя помотала головой.
‒ Нет, я в это не верю.
‒ Вот я и говорю: дурища.
‒ Если бы это были вы, вы бы мне на глаза не показывались, ‒ задумчиво сказала Катя. ‒ И вообще…
‒ Что?
‒ По-моему, если бы вы кого-нибудь убили бы, то сделали так, что на вас никогда не подумали бы.
‒ Ну спасибо, ‒ с искренним весельем хмыкнул Александр. ‒ А о том, что я не способен на такое зверство, ты сказать не хочешь?
Катя помолчала и сказала:
‒ Думаю, любой человек способен на страшные поступки в определенных обстоятельствах.
‒ Верно. Но нет, это все же не я.
‒ Я вам верю.
‒ И зря, ‒ неожиданно жестко сказал Александр.
Катя только пожала плечами и упрямо вздернула подбородок. Может, конечно, и зря, но она не могла пока что убедить себя не верить ему.
Сарафанное радио уже донесло до Пушкаревых о случившемся, и когда Александр сдал Катю с рук на руки ее взволнованным родителям, она даже не успела с ним попрощаться.

Той ночью Кате снилась полная луна, с которой капала на землю густая темная кровь.

Страсти какие...

Жалко Ольгу Вячеславовну.

_________________
Уезжают таланты, творцы и умы,
едут люди отменно отборные.
И останутся там, как у всякой тюрьмы,
надзиратели и поднадзорные.

И. Губерман