Иволгины тайны, 2/?* * *
Василиса Аркадьевна, тетка Сеньки Хромого, восприняла смерть племянника не так остро, как боялся Нильский. Она, конечно, всплакнула немного, но сказала, утерев слезы белоснежным платочком:
‒ Я всегда знала, что этим все кончится. Он с детства шебутной был, дома ему не сиделось, все куда-то рвался. Вот и добродяжничался. Ах Сенечка, Сенечка, упокой, Боже, твою душу грешную.
Василиса Аркадьевна вздохнула и, помолчав, спросила:
‒ Илья Романович, а все же точно нет никакой возможности выяснить, как Сенечка смерть принял? Может, Иван что знает?
‒ Какой такой Иван? ‒ нахмурился Нильский.
‒ Иван Сидоров, но его все Ванькой Рябым называли. Они с Сеней в последнее время вместе бродяжничали, где один, там и другой. И зимой у меня тоже вместе жили. Ваня мальчик неплохой, не пьющий почти. У него все лицо оспой обезображено, отсюда и прозвище. Не могу поверить, что он бросил Сенечку одного: Ваня обещал мне привести его домой к моему дню рождения, который будет через две недели. Сам Сеня ни за что не вернулся бы так рано в Иволгин, до Вани он никогда не появлялся здесь раньше Михайлова дня. Наверняка они вместе шли сюда. Илья Романович, умоляю, найдите Ивана, пусть он расскажет, что знает, ‒ схватив Нильского за руку, попросила Василиса Аркадьевна.
Нильскому ничего не оставалось, кроме как пообещать сделать все возможное для поиска Ваньки Рябого. Чем черт не шутит, вдруг тот и правда что-то знал?
* * *
‒ Ой, девоньки, оба красавцы ну просто записные, ‒ возбужденно прошептала Маша Тропинкина подружкам. То есть, ей казалось, что прошептала, на самом же деле говорить тихо она не умела ни при каких обстоятельствах. ‒ У молодого хозяина глаза чернющие, слово у басурманина какого, но он добрый. Только неулыбчивый какой-то. Зато друг его, Роман Дмитрич, душка редкостный, все улыбается, шутит, и… ‒ тут Маша понизила голос, но слышно ее все равно было отлично, ‒ щиплется не больно.
Они с подружками прыснули, а Катя, делавшая вид, что не слушает их, отвернулась и поставила на полку вытертую кружку.
По субботам многие девчата приходили послу службы в трактир при постоялом дворе, чтобы посплетничать да похихикать. В будень-то день не особо повидаешься с подружками, а тут трактир был недалеко от церкви, и все знали, что место это приличное, потому как его владелец, Валерий Сергеевич Пушкарев, за репутацией своей следил и шушеру всякую к себе не пускал. Да и где еще незамужним и работающим в услужении девушкам собраться, чтобы и посидеть можно было, и лимонаду попить, и языками почесать? Не в кафе же на главной площади, где чашечка заморского горького напитка стоила как их заработок за неделю? Их туда и не пустят, оно же для дам благородных, а не для простого люда, особенно из бывших крепостных.
А Маша Тропинкина была как раз из бывших крепостных, хотя под барской властью была недолго, и еще дитем стала свободной. Сейчас же она, молодая вдовица с малолетним сыном, работала служанкой в доме Ждановых, и потому была центром внимания своих подруг: Шурочки, Танюши и Амуры (которую по-человечески звали Глашей, но когда ее, годовалую, увидел барин, то, не зная пола дитя, сказал умильно: «Чисто Амур», а прозвище за ней возьми да приклейся).
Катя ходила когда-то с ними в школу, но подругами они так и не стали. Не приняли девушки слишком умную Катерину, не бывшую никогда крепостной, в свой круг.
‒ Слышала новость: любопытной Варваре на базаре нос оторвали, ‒ сказал вдруг Кате на ухо чей-то голос, и от неожиданности она вздрогнула и чуть не уронила кружку, которую вытирала.
Повернувшись, она увидела, что рядом с ней стоит ухмыляющийся Коля Зорькин, братец ее двоюродный, и от души огрела его мокрым полотенцем.
‒ Ай, больно же!
‒ Нечего было меня пугать.
‒ А нечего было подслушивать. Что интересного сказали?
‒ Много будешь знать, скоро состаришься, ‒ вредным тоном ответила Катя.
‒ Ах так? Тогда сама неси Витьке с Валерь Сергеичем лимонад. А я послушаю.
Колька был племянником Катиного отца, Валерия Сергеевича Пушкарева, сыном его сестры Дарьи и ее мужа Александра, который сызмальства был подмастерьем бездетного кузнеца, а когда вырос, то унаследовал кузнецу. Валерий Сергеевич же был служивым, еще довольно молодым вернулся домой из-за ранения, устроился счетоводом в постоялый двор, при котором находилась кузнеца, а потом и выкупил его. Колька к кузнечному делу был не приспособлен, к досаде своего отца. Он вырос тощим и хилым, хоть и ел как не в себя, и поднять молот кузнечный ему было не под силу. Поэтому после смерти Александра в кузнице хозяйствовал Витька Коротков. Валерий Сергеевич же, хоть и был немолод и не богатырского здоровья, помогал ему, чем мог. Вот и сейчас они вместе что-то там мудрили.
‒ Хорошо, ‒ кивнула Катя, вдруг понявшая, что не хочет больше слушать чужие сплетни. Не потому, что ей стало скучно или стыдно, а потому что она хотела бы быть в числе подруг Маши.
Лимонад Елены Александровны, Катиной мамы, слыл одним из лучших в Иволгине. Катя взяла на кухне две большие кружки и понесла их в кузницу, которая в этот жаркий день представляла собой раскаленный ад.
‒ Катюха, как раз вовремя! ‒ обрадовался Валерий Сергеевич.
Они с Виктором оторвались на время от работы, утерлись мокрыми полотенцами и, устроившись на скамейке во дворе, едва ли в один глоток осушили кружки с холодным лимонадом.
‒ А где этот бездельник? Опять на девчат пялится?
Бездельником Валерий Сергеевич считал Колю, который, будучи непригодным к физическому труду, мог только разносить напитки и еду в трактире. Еще он хорошо считал, но Катя ему в этом не уступала, а родной дочери Валерий Сергеевич доверял больше, чем непутевому племяннику, и потому к расчетным книгам постоялого двора он Колю не подпускал, а от его прожектов по повышению прибыли отмахивался. Единственным утешением для Коли в работе полового было то, что это позволяло ему любоваться на хорошеньких барышень и даже неловко заигрывать с ними. К счастью, делал это так нелепо, что над ним только смеялись, но ревнивых женихов и братьев на него не натравливали.
Катя не ответила, засмотревшись на двух мужчин, которые вошли в этот момент во двор кузницы, ведя на поводу коней, один из которых заметно хромал. Оба незнакомца явно были из господ.
‒ Доброе утро, уважаемые, ‒ сказал один из них, подойдя поближе.
У него были светло-каштановые волосы, обаятельная улыбка и веселые серо-голубые глаза. Его спутник был темноглаз, темноволос, носат и не выглядел особо счастливым.
‒ Доброе, ‒ согласился Валерий Сергеевич, вставая.
Витя последовал его примеру.
‒ Нам помощь нужна, ‒ сообщил шатен как-то очень уж жизнерадостно.
‒ Да я вижу, ‒ хмыкнул Витя и подошел к хромающему коню, которого держал под уздцы брюнет. ‒ Что, милый, несладко тебе? ‒ спросил он коня, погладив его по носу. Лошадей Витя любит страстно, и те, как правило, отвечали ему взаимностью. ‒ Ничего, сейчас мы тебя перекуем, и все будет отлично.
И он повел коня к кузне, не дожидаясь разрешения его хозяина.
‒ Мы позавчера коней в соседнем Митрошеве подковали, так кузнец видите каким криворуким отказался? ‒ доверительно сказал шатен Валерию Сергеевичу. ‒ Да что это я? Простите, не представился: Малиновский Роман Дмитриевич.
Он пожал руку Валерию Сергеевичу и затем неожиданно поцеловал руку Кате, которая зарделась и опустила глаза.
‒ А этот бука ‒ Андрей Жданов, ‒ представил Малиновский своего товарища.
Тот пробурчал что-то вроде «Очень приятно» и даже улыбнулся, но натянуто.
‒ Пушкарев Валерий Сергеевич. А это дочка моя, Катя. Катерина, проводи-ка гостей в трактир, чего им на солнце жариться? ‒ сказал Валерий Сергеевич. ‒ У нас лимонад свежий и холодный ‒ самое то. Вон как уже жарко, а днем так вообще пекло будет.
‒ Лимонад ‒ это чудесно! ‒ с энтузиазмом сказал Малиновский, и они со Ждановым пошли за Катей в трактир, пока Валерий Сергеевич привязывал второго коня.
Внутри было еще благословенно прохладно, а Маша с подружками, к облегчению Кати, уже ушли, иначе они бы такой гвалт подняли, что хоть святых выноси. Кстати о Маше: Катя вспомнила, что она говорила о Жданове и Малиновском, и снова покраснела. Она легко могла представить Романа Дмитриевича… щиплющимся.
‒ Чудесный у вас городок, Катерина Валерьевна, ‒ сказал Малиновский, когда Катя принесла им по кружке лимонада и блюдо с капустными пирожками. ‒ Тихо, уютно ‒ просто рай. Не зря я так долго уговаривал Андрея пригласить меня сюда.
Малиновский ослепительно улыбнулся, и Катя подтвердила:
‒ Да, у нас хорошо. Да только жители больших городов у нас не задерживаются, скучно им у нас.
‒ Ничего, мы здесь ненадолго, не успеем заскучать, ‒ сообщил Жданов, как показалось Кате, язвительно.
‒ А там, кто знает, может, нам так тут понравится, что мы не захотим уезжать, ‒ ответил на это Малиновский. ‒ Свежий воздух, мирная жизнь, очаровательные барышни ‒ что может быть лучше?
Он подмигнул Кате, и та, не зная, как на это реагировать, поспешила ретироваться. Ей еще никто и никогда не подмигивал!
Жданов и Малиновский посидели немного в трактире, пока Витя не перековал коня, и ушли, сердечно попрощавшись с Катей и Валерием Сергеевичем. Расплатились они щедрее, чем было принято, и семейство Пушкаревых дружно решило, что они очень приятные господа.
Катя была уверена, что никогда больше с ними не встретится, но у судьбы, однако, были другие планы.