Мурлыча! Девочки, выкладываю проделки своего Муза. Он, зараза такая (любимая и родная), из всех возможных вариантов выдал этот и другие не предлагает. Воть. Ему злорадно похихикать - а мне тапки! Я в каске за тумбочкой. Нет! Лучше в бункер и под тазик.
***
Павел столкнулся с Петром в коридоре. Обменялись рукопожатием.
- Зайдёшь? – кивнул врач на свой кабинет. - Или сразу к Андрею?
- К сыну.
В холле заметили Маргариту. Она сидела на диванчике и неторопливо листала журнал.
- Марго, - позвал Жданов, наклонился и поцеловал в жену в щёку. Она отложила журнал, улыбнулась мужу, поздоровалась с Петром.
- Паш, у Андрюши сейчас медсестра.
- Давно? – уточнил Вознесенский, поглядев на часы.
- Нет, минут пять всего, - она взяла сумочку. - Паша, раз ты здесь, я спущусь ненадолго в кафе. Выпью кофе.
- У нас готовят отличный эспрессо и капучино, - Пётр приложился к ручке Ждановой. - Ритусечка, прекрасно выглядишь.
- Так и быть, приму комплимент, но только от Педриньо, - не осталась та в долгу. Пётр с таинственным видом наклонился к ней и заговорщицки сообщил:
- Ты дискредитируешь меня в глазах подчинённых. Здесь меня величают исключительно, как царя.
- Я слышала: «Петруша», - добавила в тон ему Маргарита. Жданов не сдержал улыбку. Бесконечные подшучивания по поводу имён – неизменная составляющая диалогов Петра и Марго.
- А как тебе ласковый польский вариант - Малгося?
- У меня ощущение, что перед встречей, вы специально подыскиваете невероятные варианты имён друг для друга, - подначил Павел обоих.
- Возможно, - уклончиво ответила Марго. - Просто португальский вариант не мог не врезаться в память: Педриньо! - выразительно повторила она.
- Невозможная замечательная женщина, - врач беззаботно чмокнул её в щёчку. Марго пошла к выходу.
- Пашка, пошли к Андрею, медсестра наверняка уже закончила, - разрешил Пётр. Мужчины подошли к палате. За дверью слышался негромкий баритон Жданова-младшего. В голосе Андрея переливались такие неприкрыто мягкие низкие интимные нотки, что Пётр остолбенел перед дверью. И знаком попросил Павла не торопиться.
-…родная моя, я прекрасно понимаю. Работа, конечно. Но…
Мужчины в коридоре переглянулись. Вознесенский нахмурился. Жданов осуждающе качнул головой.
- Девушка с такой внешностью определённо должна украшать обложки журналов, а не тыкать в людей иголками …Ваша хрупкость…- голос понизился до чувственного полушёпота. Ничего не было слышно. Затем окончание фразы, - …И вы просто не смогли преодолеть сопротивление такого грубого мужлана. Вот и всё...
- Андрей Павлович, поворачивайтесь, - бесконечно нежно проворковала медсестра, останавливая поток елея, - это назначения Петра Алексеевича. Он - ваш лечащий врач. Я не имею права отменять процедуры…
- Да не волнуйтесь вы, милая моя, - снова прервал девушку бархатистый баритон, - ну откуда же он узнает? Мы ему ничего не скажем. Всё, что вам нужно сделать… просто прикрыть глаза… да. И помечтать о чём-нибудь приятном. О шоколаде, например. Вы любите шоколад? Так? А я всё сделаю сам. Никто ничего не узнает.
У Петра от подобного беспредела гневно сжались губы. Павел позволил себе чуть заметную усмешку: «Вот ведь, шельмец!»
- Нет, - рассёк воздух звонкий отказ девушки.
Двое перед дверью даже вздрогнули от неожиданности - неужели устояла? Эля уверенно продолжала:
- Нет. Поворачивайтесь. Я жду. Кроме того, Пётр Алексеевич пообещал, если что, он нам уши воском зальёт! Чтобы никто ваши речи сладкоголосые не услышал.
Врач довольно хмыкнул. Умница девочка. И посмотрел на Жданова - старшего.
- Ох, Андрюша! Вот, что за художества, а?! – угрожающе высказался врач. - Ни как не уймётся! Прям несёт парня! Границ не чувствует!
Павел с любопытством смотрел на друга, предложил:
- Могу быстро решить этот вопрос.
Но тот решительно отказался. Что ни говори, а многие нестандартные идеи в жизни троих друзей – Петра, Павла и Юрия – принадлежали креативному мозгу Вознесенского. Вот и сейчас серые глаза зажглись – это черти в них уже развели костерок для грешника.
- Пашка, - вкрадчиво начал он, - вы сына очень любите…
- Любим, - согласился Жданов, понимая, что реплика врача это скорее констатация, нежели сомнение.
- Только хорошего ему желаете, - продолжал тем же тоном, - но за то, что он творит в последние дни по головке не гладят.
- Петь, к чему ты всё это? Он себе не рад, сполна досталось за все дела.
Павел вопросительно смотрел на друга. Пётр медленно кивнул.
- За фирму - да, - согласился врач, - а вот за остальное… Пора остановить это затяжное безобразие! И, если он словами не понимает…Паша, верь мне!
Загадочно закончил он и тихо толкнул дверь палаты. Неслышно, в два шага пересекли квадратный коридорчик, остановились на входе. Эля обернулась к ним, откладывая пустой шприц. Пётр Алексеевич приложил палец к губам, призывая к молчанию, затем скрестил кисти и кивнул на Андрея. Медсестра в знак согласия прикрыла ресницы. Шагнула к пациенту. Тот лежал на сложенных руках лицом в подушку. Тяжело вздохнул, не глядя поправил одежду. Девушка сообщила:
- Вам следует полежать так, Андрей Павлович. Не долго, минут пять.
- Опять рекомендации Петра Алексеевича, - недовольно прокомментировал тот, даже не повернув голову. Девушка подавила смешок, заметив, как врач иронично поднял бровь на это проницательное заявление, и ответила чистую правду:
- Всё верно.
Пётр жестом попросил Элю из палаты. Пока не затихли звуки её шагов, быстро распахнул халат. Павел изумлённо воззрился на непонятные действия друга. Тот ловко, не звякнув пряжкой, протянул ему свой ремень. Затем указал на себе, куда следует целиться, чтобы не зацепить болезненные места от уколов. Жданов отрицательно качнул головой, окончательно не веря в затею Петра. Врач безмятежно пожал плечами. Хотел было забрать оружие воздействия, с явным намёком – не хочешь ты, тогда – я сам. Но Павлу неожиданно передался воспитательный запал друга. Да и сын заслужил. Ох, заслужил! За каждую слезинку Марго, за её дрожащий голос, за нервную бессонницу, за скорбную складочку на лбу. Пётр утвердительно кивнул, вопросительно поднял брови, показывая на пальцах: «Один раз или два?» Павел сдержанно кивнул: «Как получится…» Вознесенский решительно шагнул к изголовью. Андрей ещё раз вздохнул, посчитав, что положенные пять минут истекли, решил лечь удобней…
- Какого чёрта!! – взвыл он, прочувствовав вдруг необычайно остро свою многострадальную мышцу пониже спины. Даже через одежду ощущения были далеко не из приятных. Дёрнуться и вскочить ему тоже не удавалось, потому, как одновременно со всем этим, кто-то железной хваткой блокировал ему голову и руки.
- Спокойно, - скомандовал сверху знакомый бас, - без резких движений. Тебе нельзя.
Хватка усилилась.
- Пётр!! Ты охре…!! - орал Андрей, теперь уже профессионально выворачиваясь из захвата. Вскочил.– Твою!!…
- Обычно, это моя фраза, - съехидничал Вознесенский. В очередной раз они нос к носу стояли друг перед другом. Казалось, что могучими вдохами Андрей пытается втянуть весь воздух палаты, оставив соперника корчиться в муках от недостатка кислорода.
- Это что сейчас было?!! – рявкнул. Вода в стакане на тумбочке пошла мелкой рябью. Но ни один мускул Петра не дрогнул от этого рыка.
- Воспитательный момЭнт! – невозмутимо сообщил врач, не спеша заправляя поданный кем-то ремень. Андрей вскинул руки, сжал кулаки, собираясь взреветь. Заметив боковым зрением какое-то движение, перевёл взбешённый взгляд в сторону и на мгновение онемел от увиденного:
- Па-па? – только и смог выдавить он. Отец спокойно поднял с пола портфель с бумагами и устроился на стуле. Щёлкнул застёжкой, только после этого устремил взор на сына:
- Мы с Валерием Сергеевичем, а позже и с Петром, глядя на поведение, как нам казалось, уже взрослых детей, пришли к одной очень важной мысли. Мы вам, что такое хорошо, что такое плохо объясняли, воспитывали, поддерживали, любили очень, а вот пороли мало, - глубокомысленно закончил он. Андрей в немом изумлении переводил взгляд с одного на другого, а потом угрожающе уточнил:
- И вы что? – в присутствии отца сдержал бешенство. - Решили именно сегодня и именно со мной исправить это досадное упущение?!
Пётр откровенно захохотал, садясь на диван. А Павел в своей невозмутимой манере только слегка взмахнул рукой:
- Ты мой единственный и любимый сын.
- Заметь, с небольшой поправкой, это и мой аргумент тоже, - встрял Пётр, всё ещё похохатывая, - а любимых детей всегда воспитывают, если те плохо себя ведут. Волнуются за них. И абсолютно не важно, насколько дети взрослые.
Жданов-младший лишь открывал и закрывал рот, глядя на этих двоих, которые откровенно веселились, наслаждаясь его реакцией. И как им такое в голову пришло!? Какая-то дикая, не влезающая ни в какие разумные рамки ситуация! Он – тридцатилетний мужик! А они – как набедокурившего мальчишку! Чёрт возьми!! Его щёки заливал румянец какой-то непонятной природы. Эмоции, зашкаливая, ударили по вискам, застучали в ушах:
- Аа-аатлична-аа!!! – взревел он, взмахнув руками. - Это из-за всепоглощающей родительской любви я только что ТАААК ОГРЁБ!? И, главное, за что?!!
Он, прерывисто дыша, с силой провёл по загудевшему затылку.
- О-о! – язвительно начал врач, жестом указывая, чтобы Андрей лёг, сам поднялся и сделал шаг к нему. - Боюсь, список не вместится даже на формате А4. Если только очень мелкими буковками. Ложись!
Уже скомандовал, так как Андрей оставил без внимания его жест. Жданов-младший, скрипнув зубами, медленно опустился на кровать. Врач стал рядом, взял его за запястье, подсчитывая пульс. Держал крепко, без шансов вывернуться. Андрей кипел. Отец молчал, зная, что Пётру нужна тишина. Спустя минуту Вознесенский строго уточнил:
- Выбирай, с чего начать: пьянство? Или, может, враньё близким? Игнорирование рекомендаций врача? – отпустил руку пациента, сел рядом, привычным движением одел фонендоскоп. Андрей автоматически приподнял футболку.
- Или за то, что в баре произошло, а потом в машине? Маму до полусмерти напугал, - продолжил отец, бросая на сына суровый взгляд исподлобья. После достал бумаги, папки и педантично разложил их на столе.
- За это я бы ещё добавил. Отдельной статьёй, - грозно нахмурился Пётр, отвлекаясь, а потом замогильным голосом добавил. - И чтобы больше мой персонал не клеил! Не смей толкать девчонок на должностное преступление!
У Андрея желваки играли на скулах. Им показалось мало предыдущего инцидента? Вдобавок ко всему, теперь его строго отчитывают за все прегрешения. Благодаря этим двоим, за последние несколько минут, в очередной раз ощутил себя ребёнком – весьма неприятное ощущение для мужчины его возраста и положения.
- Палачи. Пытки запрещены Женевской конвенцией, - процедил Андрей. Пётр и отец выжидающе посмотрели на него. Жданов – младший покусал губу, загоняя раздражение поглубже, и почти смиренно ответил, - я всё понял. Осознал. Исправлюсь.
- Дышим глубже, - потребовал Пётр, продолжил прослушивать, – успокаиваемся.
Павел внимательно следил за происходящим.
- Петь, по-моему, ты требуешь невозможного, - заметил он. - Пары минут, чтобы прийти в себя, Андрюше явно недостаточно. Надо же ещё осмыслить происходящее. Потому, как мы сейчас…
Отец выдержал паузу, и Андрей уловил, что папа с трудом сдерживает улыбку.
- …порвали стереотип поведения терпеливого отца.
- Порвали, по-моему, не только его. Сатрапы, - едва сдерживая гнев, прохрипел Жданов-младший.
- Да! – азартно подхватил врач, отходя от Андрея. – Тем самым молниеносно запустив процесс осознания действительности. О чём свидетельствует быстрое и безоговорочное признание всех проступков и обещание их исправить. Опустим малоинформативные эмоциональные излияния и узрим корень конфликта: наши действия достигли нужной цели! Что ж, миссия выполнена, я удалюсь. У вас полчаса. Время пошло. Паша, после зайдёшь ко мне.
Андрей сердито провёл глазами выходящего Вознесенского. Они ещё и издеваются!? Этот трёп отца с Петром и разговором-то не назовёшь. Что ж так навеяло? Где-то с задворок памяти всплыла витиеватая фраза Малиновского: «Сбей её с толку изящным парадоксом…» Жданов – младший мысленно улыбнулся. Понятно. Павел и Пётр. Отец и друг. Эти двое сейчас напомнили Андрею себя самого и Малиновского. Их словесные пикировки и взаимные подшучивания. Как в будущее заглянул. Только вряд ли они будут воспитывать своих детей так, как пару минут назад его или Малиновского. Особенно, если будет девочка. Очаровательная малышка с огромными карими глазами. Дёрнулся, словно от удара. Стоп. Больно. Не сейчас.
- Андрюша, - осторожно позвал отец. Павел сосредоточенно наблюдал за сыном. – Мы можем поговорить?
Тот кивнул, как-то встряхнулся, сел, хотел было взять со стола папку с антикризисным планом, но Жданов – старший не позволил.
- Это подождёт, сейчас важнее другое.
Андрей медленно, будто сомневаясь в реальности услышанного, убрал руку. Отец отодвинул бумаги.
– Андрюша, я долго думал, – Жданов-старший не отводил испытующего взгляда от сына. – Ты не смог поговорить о проблемах фирмы открыто, стремясь оправдать все мои надежды. А позже не хотел разговаривать и слушать я. Но есть ещё кое-что.
Андрей напряжённо смотрел на отца. О чём он? Не давая сыну до конца опомниться, Жданов продолжил:
- Что касается выборов. Я знал – ты займёшь место президента.
Андрей с трудом подавил скептическое хмыканье. Значит, говорить всё равно будут о фирме. Что ж к этому он уже давно готов. Но зачем отец решил начать разбор полётов с доисторических времён?
- Пап, ты с самого начала сомневался во мне, - сын с силой потёр подбородок, тянул время, сдерживая резкость.– Ты не верил в мой план, голосовал за Сашу.
Павел спокойно выдержал взгляд Андрея.
- Голосовал. Но, если бы я хотел видеть президентом Александра, то назначил бы его единолично. Сам. А так были выборы. Твоя победа завоёвана в борьбе, - он помедлил и чуть иронично прокомментировал, – в этом случае времени тебе хватило, чтобы просчитать ситуацию. И ты минимизировал риски, заручившись голосом Кирюши.
Сын молча проглотил отцовскую колкость.
- Тебя задело, что я поддержал Сашин проект и его кандидатуру. И ты с удвоенной силой старался убедить всех, что ты лучше, и твои идеи продуктивней. Я надеялся, что ты подстрахуешься и поправишь план.
- А я продолжал гнуть свою линию, - мрачно усмехнулся Жданов - младший. Сложил руки на груди, немного отодвинулся, опираясь на спинку кровати.
- Да, - кивнул Павел, постучал пальцами по столу, не спеша продолжил, - знаешь, Саша очень хорошо тебя изучил.
- Ты о том, что он предупреждал всех о моём провале ещё в начале? – сдержанно отметил Андрей. Что ж, Палыч, придётся проглотить и эту горькую пилюлю отцовского сожаления о нерадивом отпрыске.
Жданов - старший нахмурился:
- Нет. Я о том, что Сашка активно контролировал твои действия, зная, как тебя злят подобные маневры. И тем самым он периодически лишал тебя равновесия, заставлял нервничать. Ты в рекордно короткие сроки должен был принимать жизненно важные для компании решения, доказывая ему своё превосходство.
Андрей сложил руки на груди. Папа озвучивает очевидные факты, но от этого они не становятся менее неприятными.
- Он предсказуем, в своём желании власти, - пожал плечами, открыто посмотрел на отца. - Ему нравится чувствовать себя значимым.
- Ему нравится манипулировать тобой. И ты сам ему это позволил. Никогда не позволял, а тут вдруг поддался, – резкая отповедь Павла заставила склонить голову, - он зажимал тебя во временные рамки, а ты, вместо того чтобы искать пути решения проблем «Зималетто», занимался тем, что нейтрализовывал Сашины маневры.
Оглушительная секунда тишины. Андрей нервно повёл плечами.
- Я прав? – негромко уточнил Павел, пристально всматриваясь в сына. Жданов – младший медленно кивнул. Лучше бы отец кричал, чем этот бесстрастный ровный тон, острым скальпелем препарирующий совесть.
- Он часто приходил в офис. Интересовался делами. После чего подробно описывал мне каждый свой визит в «Зималетто», комментируя и озвучивая замечания, - сообщил отец.
Андрей крепко сцепил пальцы в замок:
- Вот как, - вырвалось запальчивое.
Жданов – старший свёл брови, бросил пронзительный взгляд на сына:
- Я предполагал нечто подобное, но, во-первых, я надеялся на тебя. Что ни говори, а ты умеешь идти вперёд, взяв эмоции под контроль. Во-вторых, надеялся, что вам удастся преодолеть конфликт и работать в команде. У тебя это получается замечательно.
Андрей невольно поёжился. Что это? Признание его положительных качеств или очередной виток родительского разочарования? И эта идея работы в команде с Сашкой… отец никогда наивным не был, но тут, видимо, действует фактор многолетней дружбы с Воропаевыми. В частности с Юрием. Но Саша-то другой.
- У
меня получается, - не удержался Жданов – младший, соскользнул с почтительности на иронию, - люблю футбол. Только вот Сашка не командный игрок. Он скорее… боксёр!
И внезапно получил от отца привычную шутливую оплеуху. Павел просто касался волос на аккуратно причёсанной макушке сына, поднимая вихры вверх в смешном беспорядке.
- Оболтус!
Андрей разрешил себе откровенную улыбку, правильно расценив реакцию Павла. Как-то перед матчем, в котором должен был играть Андрей, а отец болеть на трибуне, они зашли в спортклуб и неожиданно заметили на противоположной стороне атлетического манежа Сашу. Тот усердно, с каким-то упоением, прыгал на скакалке, при этом носки его кроссовок по-детски косолапо смотрели друг на друга. Сашка неловко сбивался и пару раз начинал заново. Картину дополняли майка и боксёрские трусы. Жданов – старший, в силу деликатности, сдержал эмоции. А вот Жданов – младший, в силу темперамента, получил короткое внушение от отца, а секундой позже уже жёсткое требование выйти из зала и успокоиться, от него же.
Сын поправил взъерошенные пряди, плутовато сощурился.
- Па, тебе не кажется, что свой лимит телесных наказаний я уже исчерпал?
- Как там говорится? - Павел тоже позволил себе усмешку. - Посмотрим на твоё поведение.
Исподволь возвращалась в диалог былая лёгкость и непринуждённость. Павел наблюдал за Андреем. На инстинктивном уровне ощущал бушующие эмоции сына, видел, как старательно тот контролирует их. Андрей неосознанным жестом коснулся затылка, провёл с усилием по шее. Полыхавшие чувства, накалённые несколько минут назад, постепенно стали затухать. Чудовищная смесь вины, страха, недоверия, да ещё много чего медленно меркли, отпуская душу. Уступали место надежде на прощение и принятие. Спокойный, без тени осуждения, взгляд отца, его мягкая улыбка, тёплый шутливый тон стали завершающими штрихами той причудливой картины, глядя на которую, к Андрею возвращалось уже подзабытое ощущение того, что его любят, не смотря ни на что. И то, что папа вытворил вместе с Петром, оглашение списка его провинностей, в котором не была и намёка на упрёк за развал фирмы, извинения самого Андрея, болтовня после, этот разговор тет-а-тет, неожиданно дали понять, что отцу не всё равно, что с тобой происходит. Окрепла уверенность, что тебя любят по-прежнему, безусловно, просто потому что ты – сын. И тебя простили. Родители принимают все твои несовершенства, промахи и неудачи, и просто хотят быть рядом. Не для того чтобы контролировать, а чтобы поддержать. И отец в него верит. Верит и снова доверяет.
Павел через мгновение добавил, решительно расставляя все точки над «i»:
- По поводу плана. Не верить в него и считать рискованным – разные понятия.
Повисла тишина. Отец чуть ближе наклонился к сыну:
- Когда ты вступил в должность, я поддерживал все твои идеи, нововведения, согласился с назначением Кати на пост фин. директора. Я доверял тебе.
- Пап, прости, - Андрей не опустил глаз, уверенно продолжил,- я виноват. Только я.
Павел так же не отводил взгляда:
- Не только ты, – снова ощутил волнение сына. Уловил, как тот вздрогнул, вдохнул резко, нервно, собираясь с мыслями. Но Жданов – старший не позволил ему противоречить. – Более того. Во всём произошедшем есть и моя вина.
***
Марго застала своих родных мужчин за разговором. Она остановилась в небольшом коридорчике перед входом в палату. Не отказала себе в удовольствии: неслышно прислонилась к стене и с мягкой улыбкой любовалась ими. Говорил больше Андрей. Павел внимательно слушал. Жданов – младший обстоятельно изложил все события в компании и свои шаги на пути спасения «Зималетто». Рассказал, зачем была создана «Ника-мода», пояснил, почему они должна продолжать отношения с ней. Говорил о работе с Катей. Уверял в её честности, порядочности. Настаивал, что виноват только он и никто больше. Не замечал, с каким восхищением говорил о девушке. Обсудили антикризисный план. Сын со знанием дела перечислял все пункты. Энергично доказывал правильность каждого решения. Доказывал фактами и цифрами. Описал, какие шаги на пути преодоления кризиса уже сделаны, какие ещё впереди. В запале несколько раз неосознанным жестом поправлял отсутствующие очки. В очередной раз не найдя их на привычном месте раздражённо поморщился. Невидящим взглядом посмотрел в документы и сердито встряхнул ни в чём неповинные бумаги. Отец, заметив недовольство сына, лукаво улыбнулся:
- Мама лютует или Пётр контролирует? - подначил Павел, намекая на отсутствие очков.
- Оба лютуют, - передёрнул плечами нетерпеливый отпрыск.
Жданов – старший забрал у него документы из рук со словами:
- Что ты кипятишься? Пётр ведь предупреждал, что читать тебе разрешат не раньше завтрашнего дня. В бумагах я сам сориентируюсь, а ты рассказывай дальше.
Жданов – старший слушал, изучал текст, уже исходя из комментариев сына. Действительно – схема с подставной фирмой работает, антикризисный план тоже. Да и сам план при ближайшем рассмотрении покорил и удивил Павла. Много нестандартных решений. Идеи явно были результатом совместной работы Кати и Андрея. А вот интересные пути их реализации, рисковые ходы – это в духе сына. Но всё было выверено и просчитано до последней запятой логичной и рассудительной Катериной. Эти двое нашли и собирались реализовать непривычные для «Зималетто» решения, органично вписав их в стратегию компании. Фирма уверенно держится на плаву. Для финального рывка им немного не хватило времени. Сейчас следует держаться заданного курса и «Зималетто» выйдет из кризиса. Ну, почему тогда Катя, участвовавшая во всём этом, неожиданно сошла с дистанции и исчезла? Ведь Андрей и Катерина были отличным тандемом. Устала врать и ушла? До этого терпела, а, когда оставалось подождать немного, исчезла. Отец Пушкарёвой, Валерий Сергеевич, показался Павлу человеком слова, честным, порядочным. Павел по совету юриста и, с согласия Малиновского и Воропаева, позвонил Пушкарёвым. Поставил в известность о том, что Катя, неверно оформила документы и, фактически являясь владелицей фирмы, отказывается от переговоров. Акционеры «Зималетто» вынуждены принять меры, обратившись в суд. Валерий Сергеевич приехал в офис. Они долго беседовали. О фирме, делах, потом Пушкарёв заговорил о детях. Ощущалось, что Валерий Сергеевич готов одновременно перегрызть горло обидчикам за дочь и снести голову своей разумной Катерине, увязшей в такой серьёзной истории. Но, что удивительно, Пушкарёв ни минуты не сомневался, что это недоразумение, дети просто ошиблись, и достаточно тщательно разобраться в делах, как всё встанет на свои места. Валерий Сергеевич рассказал, где находится Катя, почему не могла приехать, после пообещал, что она прилетит, завтра же подпишет все документы. Разговор с Пушкарёвым успокоил Павла. Жданов понял – Катя вернёт им компанию. И если отталкиваться от рассказа сына, то следует просить её не распускать «Ника-моду». И всё же, что на самом деле произошло между сыном и Катериной? Откуда такая уверенность в честности этой девочки? И то с каким воодушевлением сын говорил о ней, наталкивает на определённые мысли.
- Пашка, Андрюша, - тепло окликнула Маргарита. Муж обернулся, Андрей вскинул голову, - всё хорошо?
Два одинаковых кивка, две очаровательные полуулыбки, адресованные ей. «Господи, спасибо! - мысленно воззвала Марго. - Они помирились! И всё будет хорошо! Просто обязано быть хорошо!»