4.
Леопольд Львович – хороший адвокат. Хороший адвокат и хороший человек. Он отослал контролёра, когда тот прибежал на мой крик. Я не буду кричать. Я буду вести себя хорошо. Я спокойна, я спокойна. Леопольд Львович внимательно смотрит мне в глаза. Я отвожу взгляд. Слишком быстро, слишком быстро, нельзя отводить взгляд так быстро. Динка учила меня не смотреть в глаза. Никогда не смотреть в глаза человеку, с которым ты говоришь в тюрьме. Можно смотреть собеседнику в переносицу, можно смотреть за его плечо. Но никогда, никогда не смотреть в глаза. Я не знаю, как относиться к Леопольду Львовичу. Но мы с ним разговариваем в тюрьме, и я смотрю ему в переносицу. Он хороший адвокат, он мне улыбается, он пришел рассказать мне хорошие новости. Могут ли быть хорошими новости в тюрьме? - Катя, я собираюсь заявить ходатайство об изменении меры пресечения. И думаю, у нас есть шанс… Я теряюсь и невольно смотрю ему в глаза. Оказывается, у моего адвоката добрые глаза. Этого не может быть. Но мой адвокат мне улыбается. Мой адвокат впервые мне улыбается. Но его слова звучат как китайская грамота. У нас есть шанс… у меня есть шанс на что? Не отвожу взгляд. Динка ругала меня и говорила, что мой взгляд терпеть невозможно. «И никогда не смотри никому в глаза. Это важно, Катька. На тюрьме это очень важно». Динка провела здесь почти год, она знает. А у меня появился шанс. Так говорит мой адвокат с добрыми глазами. Мои руки путешествуют по столу, они гладят его шероховатую поверхность, прячутся под его крышку, выныривают, опять начинают перемещаться по крашеному металлу. Я отстраненно наблюдаю за ними, и забываю смотреть на собеседника. Шанс… На что у меня появился шанс? Шанс на то, что красная пелена с моих воспоминаний спадёт? На то, что мне, наконец, поверят? На то, что эта тварь одумается и прекратит? На то, что Андрей… Нет, нет… Она не прекратит, Андрей ко мне не вернется. Моя прежняя жизнь не вернется, ничто не вернется. Не верю. - Всего лишь на то, что меня отсюда выпустят… - кажется, я говорю это вслух. Леопольд Львович берет меня за руку. Успокаивает? Но я спокойна, спокойна. Я хочу на свободу. Как я хочу отсюда выйти. Я к мамочке хочу. И к папе. Но ещё больше я хочу, чтобы ушла пелена. Пока я не помню те проклятые сутки, я не могу никому помочь, и себе не могу, и… Никому не могу помочь. Ненавижу всё красное. Леопольд Львович прокашлялся, выпустил мою подергивающуюся ладонь и начал говорить: - Катя, ваше освобождение из-под стражи возможно, я пока не могу его гарантировать, но оно возможно. Вы помните, как проводили судебно-психиатрическую экспертизу? Я киваю головой. Смутные воспоминания, не закрытые пеленой. Вопросы, которые я не помню. Мужчины с цепкими глазами. Вопросы, вопросы, вопросы… - Катя, заключение амбулаторной экспертизы неопределенно, но из-за своей неопределенности оно свидетельствует в вашу пользу. Следователь назначит повторную экспертизу, и я не стану возражать. Я киваю головой. - Мы не можем отказаться, Катя, понимаете? Скорее всего, завтра вас ознакомят с постановлением, но… Катя, это будет стационарная экспертиза. Я не понимаю, я опять делаю то, что нельзя делать в этих стенах - я смотрю в глаза своему Леопольду Львовичу. Мой Леопольд Львович берёт вторую мою руку, а я продолжаю смотреть ему в глаза. - Возможно, вас переведут в институт Сербского, но может быть всё будет проходить здесь… Но Катя, вас поместят в камеру, скорее всего одиночную, на несколько недель… Возможно, на месяц… И будут вести наблюдения, и опросят близких. И возможно потребуются медицинские исследования… Возможно, возможно, возможно. Всё, что угодно, ради того, чтобы смыть красную краску с прошлого. И, наконец, достать эту суку. И увидеть Андрея, хотя бы ещё один раз увидеть его глаза и руки. Мне не нравится Леопольд Львович, я хочу увидеть Андрея. Мамочку, папу и Андрея. Даже, если ему на меня наплевать. И уничтожить её. Адвокат продолжает говорить, и чтобы не появилась ещё одна пелена на моей памяти, зеленая, розовая, голубая, мне нужно внимательно слушать. И выбраться отсюда. - …Вы понимаете, Катя, если повторная экспертиза подтвердит первоначальные результаты, это для вас единственный шанс... Единственный шанс для меня – все вспомнить. И поверить в то, что я не виновна. Неужели я не верю себе? Я всем твержу, что я не убийца, а сама… Как я могу жить, не веря себе? Но слушать, Катя, слушать, не отвлекаться. - …Помните, перед помещением в камеру вас обследовали, а вы жаловались, что у вас болит голова? Фельдшер занес это в карту. Не помню. Но если вы говорите, Леопольд Львович, значит так и есть. Вы лучший из адвокатов и плевать, что говорит Динка. Я решила, я буду верить вам. Я верю, что я не убийца, и я верю своему самому лучшему адвокату. Но я опять отвлеклась… Не отвлекайся, слушай, запоминай, верь. О, Леопольд Львович, если б вы сказали, кто вам платит! - У вас сложный случай... Следователь вызвал ваших родственников, сослуживцев и друзей… Их тоже будут опрашивать повторно, и в третий раз, если понадобится… Оценивать будут все в совокупности. Вы понимаете меня, Катя? Я смотрю в крашеную зеленой тусклой краской стену. Я понимаю. Я соглашусь на что угодно. Но меня и не спрашивают, меня ставят в известность. - На время экспертизы меня не ограничат в посещениях, вы не волнуйтесь… Я не волнуюсь. Я не помню очень важную часть своей жизни, но я не волнуюсь. Сейчас – не волнуюсь. Разве похоже, что я волнуюсь? Я волнуюсь не так, Леопольд Львович. Вы видели розовые шрамы на моих запястьях, но вы не видели глубокие царапины у моей безымянной сокамерницы. Теперь у неё тоже будут шрамы. Мерзко, но принесло удовлетворение. Меня оттащила Динка, её оттолкнула Лариса. Безымянную увели из камеры почти сразу. А ещё я волнуюсь, когда вспоминаю её, эту тварь. И у неё тоже будут шрамы, вы только помогите мне отсюда выбраться, Леопольд Львович… И мне плевать, кто вам платит!
|
|