Как-то вот и весна написалась. Грустная. Но ведь она и не была у НИХ веселой.
Весна
Как красиво сказал поэт:
«Улыбкой ясною природа
Сквозь сон встречает утро года…»
Медленно, словно долго и со вкусом потягиваясь и позевывая, природа просыпается после зимнего сна. Но тому, кто каждый день подмечает мельчайшие изменения в ней, кажется, что пробуждение это происходит стремительно. Еще утром покрывающее землю белое пушистое одеяло к вечеру вдруг кособоко оседает, приобретая грязновато-серый оттенок. На другой день от грязи и копоти оно покрывается неряшливыми черными пятнами и начинает «рваться» - то тут, то там в нем появляются дыры, сквозь которые проглядывает голая земля. С каждым днем эти дыры становятся все больше. Иногда по ночам зима еще возвращается и пытается залатать прорехи в сплетенном ею за долгие холодные месяцы земном саване, но жаркие весенние лучи с каждым новым днем делают ее усилия все более бесполезными. И снежное одеяло продолжает расползаться и расползаться, пока однажды земля не обнажается полностью, чтобы, будучи напоенной талой водой, дать жизнь травам и цветам, пустить живительные соки по корням деревьев к их кронам. И вот уже маленькие, едва заметные чешуйки на ветках кустов и деревьев наливаются соком и набухают – в них уже зреет жизнь. Проходит совсем немного времени, и из клейких почек проглядывают совсем крошечные сморщенные листочки. Пока они не успели распуститься, издали кажется, будто дерево окутано легким, прозрачным, нежно-зеленым пологом. Но длится это недолго. Листочки неудержимо стремятся вырваться из своей тесной оболочки и полностью развернуть плечи. Они тянутся к солнышку, чтобы, поймав его лучи, в своих тайных комнатах совершить грандиозное чудо фотосинтеза и напоить кислородом воздух Земли, давшей им жизнь. А на одевшихся листвой ветвях уже затевают брачные игры птахи и, услаждая своим пением самый изысканный слух, стараются привлечь к себе внимание той единственной, с которой в скором времени они выведут птенцов. Жизнь продолжается. Казалось, еще совсем недавно земля выглядела унылой и несчастной беспризорницей. И вот, спустя лишь несколько недель, неожиданно расцвела и предстала уже во всей своей красе - боярышней, одетой в легкий зеленый сарафан, расписанный узором из пестрых цветов, с вплетенной в волосы небесно-голубой лентой. Румяная - тихими ясными восходами, звонкоголосая - самыми радостными и светлыми птичьими песнями.
***
Обычно с приходом весны Андреем овладевало нетерпение, свойственное многим деятельным и неугомонным людям. Чем длиннее становился день, тем больше сил и энергии прибавлялось в молодом теле, тем фривольнее и смелее становились мысли, посещающие его голову. Хотелось раскинуть руки, закричать во всю силу своих здоровых легких и обнять весь мир.
Но та весна навсегда останется в его памяти самой черной. Для всех одевались свежей листвой деревья, зеленела трава, пели о пробуждении природы птицы, только не для него. Для него же была лишь беспросветная тьма, сотканная из ЕЕ недоверия и его безнадежности. Он помнил только съедающее его душу отчаяние от потери своей единственной любви да остервенелое желание – поначалу - найти ее, а потом (когда все его попытки оказались тщетными) – просто умереть. Он помнил о тяжком бремени обязательств перед отцом и компанией, но понимание этого не омрачали его существования так, как размышления о собственной подлости по отношению к единственной женщине, сумевшей научить его любить, показавшей ему, какова она - настоящая любовь. Помнил он и блеснувший лучик надежды, когда Катя вернулась, и придавивший его груз вины и безысходной печали, когда он осознал, что вернулась она не к нему, не ради него. Помнил, как бежал от нее, чтобы не иметь соблазна в тысячный раз молить ее о прощении, чтобы не столбенеть от равнодушия и немого укора в ее взгляде, не слышать ее решительного «нет», после которого, раз за разом, отмирало по кусочку его сердце.
Неужели это он когда-то радовался горячим лучам все дольше остающегося на небе солнца, а с его закатом спешил выплеснуть накопившиеся за день эмоции в вечерних развлечениях, на которые всегда был так щедр большой город? Почему же теперь его не трогают покрывающиеся зеленым ковром газоны, распускающиеся цветы, не радует вид все сильнее обнажающихся с приходом тепла прекрасных женских тел? Почему ни одно из них больше не кажется столь прекрасным? Куда подевалась его былая легкость (перевернутое уходящей зимой сознание тут же нашептывает другое, более емкое слово – легкомыслие), почему на том месте сейчас лишь отчаянная тоска?
Только вопросы, вопросы, вопросы… на которые, как ни старайся, в одиночку не найти ответов.
***
Пустота… серость… холод. Даже египетская жара не согрела. И бегство не подарило успокоения истерзанной душе и не принесло желанного забвения, как не приносят умиротворения ни звон капели, ни пение птиц, ни окрашивающиеся в сочную зелень деревья. Сердце забилось в самый дальний, самый темный уголок души и только изредка напоминает о себе острыми уколами при воспоминании о НЕМ, о ЕГО предательстве. Но думать об этом нельзя. Иначе то, что еще осталось от ее израненного сердечка, грозит сжаться в едва заметную точку, сконцентрировавшую в себе боль, сравнимую по силе разве что со смертельной дозой радиации в атомном реакторе, а потом разорваться внутри ее хрупкого тела и сжечь его. Дотла. А может, так было бы лучше всего? Чтобы больше никогда не мучиться, НЕ СУЩЕСТВОВАТЬ.
Но нет, надо жить. Она одна у родителей, которые не смогут без нее. Надо сделать все возможное, чтобы снова прямо и открыто смотреть людям в лицо, но научиться скрывать от них свои истинные мысли и чувства. Надо снова учиться ходить, дышать, говорить… и улыбаться. И пусть в груди пусто и холодно, она должна показать, что живая, сильная, что им не удалось окончательно уничтожить ее. Спасибо Юлиане – помогла выжить, вселила уверенность в себе, преобразила, научила уверенно держаться. Никто и никогда не увидит больше, как у нее внутри все сжимается от страха перед неизвестностью. Никто, даже ОН, не поймет, что она до сих пор не смогла задушить в себе разрушительную любовь к нему, до сих пор готова растаять от одного его взгляда. Забыть, забыть о любви! Видеть его осталось совсем недолго, а потом она сумеет вырвать из памяти любое воспоминание о нем, вытравить имя, клеймом выжженное на ее сердце. А потом… Что будет потом, Катя старалась не представлять. У нее еще будет достаточно времени для этого.