Глава 3
Сознание функционировало, но как-то обрывочно. Врачи бы поставили диагноз – мерцательно. Андрей, то отчетливо видел силуэты людей на фоне огромных темных елей, и даже слышал их приглушенные голоса, то проваливался в какую-то странную обволакивающую тишину, в которой возникали и непонятным образом переплетались с его сегодняшними мыслями и желаниями воспоминания о недавнем прошлом.
- Кать, вы плачете? Что-то случилось, вас кто-то обидел? - Это открытка. Здесь такие слова, трогательные до слез…
Как же хочется дотянуться и губами «стереть» с Катиного лица эти прозрачные капельки - немые свидетели ее, так и не понятого им тогда, страдания…,
но уже Малиновский куда-то настойчиво тащит его, намертво вцепившись в рукав пиджака.
- Поедем в клуб, Палыч, отдохнем, расслабимся, с девочками потусуемся…
Прости друг, но теперь по клубам ты будешь тусоваться один. Он отталкивает от себя Ромкину руку, отворачивается, чтобы уйти и… оказывается лицом к лицу с Кирой.
- «Мне больно, смотри, что ты сделал со мной. За что, Андрей? Просто скажи за что».
Как же тяжело… Камнем лежит на сердце вина. Он сейчас все объяснит, попросит прощения и отпустит Киру, чтобы больше не портить ей жизнь…,
но картинка снова меняется, и он опять видит Катю.
Она уходит! Он бросается за ней, за единственной, самой родной и желанной, обнимает, прижимает ее к себе, и отчаянно шепчет на ухо:
- Я люблю тебя, Кать. Люблю! Ты мне веришь?
- Я всегда вам верила... больше чем кому бы то ни было…, - эхом замирает вдали ее печальный голос…
Андрей пошевелился и тихо застонал, приходя в себя. Двое колдовавших возле его машины бандитов насторожились.
- Геныч, а мужик то кажется еще живой, слышь, голос подает?
- Ну и че?
- Надо бы его… того…
- Тебе надо, вот ты и того, - грубо ответил Геныч.
Его приятель подошел к краю дороги, постоял немного, пытаясь что-то разглядеть в холодной темноте, потом вернулся к фургону, достал из кабины монтировку и полез в кювет, но, не пройдя и двух шагов, провалился в глубокий, как губка напитанный водой снег почти по пояс.
- Тьфу ты, - он мерзко выругался и повернул обратно. - Лазай тут по сугробам за каждым придурком. Ну его к черту. Сам к утру окочурится.
Его дружок недобро хмыкнул.
- Правильно соображаешь. Давай-ка лучше быстрей отсюда сматываться, нам еще до света машину нужно спрятать.
Андрей пошевелился, пытаясь нащупать руками твердую почву и приподняться, но в голове все закружилось, зашумело, и он обессилено откинулся на спину, опять проваливаясь в черное вязкое небытие.
Когда Жданов очнулся в следующий раз, ни машин, ни людей на дороге уже не было.
Ветер утих, подмораживало, мокрый снег приобретя ледяную твердость мелкими колючими льдинками царапал ему лицо, но он снега совсем не чувствовал, как не чувствовал уже ни холода ни боли. Было странно и удивительно лежать на спине, видеть над собой черное бездонное небо с беспрестанно сыпавшимися с него белыми крупинками, слушать тишину и ни о чем не думать.
- «О-ко-чу-рит-ся», - всплыло в его сознании необычное слово. Андрей глубоко всей грудью вздохнул и замер, словно прислушиваясь к себе и решая - смириться ему с неизбежным и неотвратимым или…
Он, может быть, и поспал бы еще немного, очень уж почему-то не хотелось Андрею возвращаться в реальный мир, но в темной чернильной тишине его сна кто-то тихонечко скулил и ужасно его тем беспокоил.
Андрей с трудом приподнял отяжелевшие веки, открыл глаза и увидел девушку, которая сидела у его постели и тихо плакала, спрятав лицо в ладонях своих рук.
- «Чего это она?» - удивился Жданов.
Девушка, видимо почувствовала, что он смотрит на нее и резко выпрямилась.
- «Даша?! Что она здесь делает? – удивился Андрей. - Странно. Я же отвез ее домой, она еще мне рукой помахала от калитки, а потом я уехал, а потом… А что случилось потом?.. Я не помню… И где я нахожусь, в конце концов?»
- Даша, а почему вы плачете? - решил он разобраться во всем по-порядку.
- Андрей, слава Богу, вы пришли в себя. Как вы себя чувствуете?
- Чувствую?.. Подождите, Даша, дайте мне сосредоточиться…
Андрей закрыл глаза, и повернулся, чтобы лечь на спину…
- Черт! – вскрикнул он от боли и невольно потянулся к затылку.
- Осторожно, Андрей! – перехватила его руку Даша, - у вас же голова разбита.
- Я что попал в аварию? – пытался Андрей выяснить у врача обстоятельства, приведшие его на больничную койку
- Можно сказать и так. Что вы помните, Андрей Палыч?
- Да все я помню, доктор, я только не помню, как я здесь на этой кроватке очутился.
- Тогда расскажите мне в подробностях о событиях того вечера, я знаете ли очень любопытный, и очень люблю подробности.
- Хорошо, - улыбнулся Андрей. – Я возвращался с работы, увидел на остановке девушку, было очень поздно, и я предложил ее подвезти, - Андрей не стал рассказывать, что до этого подвозил еще несколько человек, здраво рассудив, что очень трудно будет объяснить, тем более врачу, мотивы своего поведения. - Я подвез Дашу, ну ту… девушку, которая здесь до вас сидела, - уточнил он.
- Да, да я знаю, - перебил его врач.
- Так вот, я подвез ее до дома, потом поехал обратно в Москву, сбился с дороги, потом у меня двигатель заглох, я несколько раз неудачно пытался его завести, вышел из машины, прошел пешком, наверное, с километр, никого и ничего не встретил, замерз, вернулся обратно, а потом… вот что случилось потом я, кажется, не помню.
- Понятно. Это бывает при сильном сотрясении мозга.
- А у меня сильное?
Доктор широко улыбнулся, как будто собрался сообщить ему что-то очень радостное. – Сильное, Андрей Палыч, сильное.
Вадим Николаевич, так звали доктора, с первой же минуты, как зашел в палату, и аккуратно взяв за плечи, выдворил из нее Дашу: - «Ступайте, милая, все с вашим персональным шофером будет хорошо, я обещаю», - постоянно улыбался и пересыпал свою речь веселыми шутками. Был ли он на самом деле балагуром, или только старался им казаться, неизвестно, но, если он таким способом хотел вывести Андрея из транса, то это ему вполне удалось.
Жданов хоть и чувствовал себя неважно: кружилась и болела голова, его слегка подташнивало, но быстро перенял у доктора ироничную манеру разговаривать и теперь во всю ему подыгрывал.
- Вы совершенно не помните события той ночи?
- Нет, не помню… хотя…, - Андрей зажмурился. - Смутно все как-то…, тени высокие черные, снег падает… колючий…
- Кстати, то, что вы какое-то время лежали на снегу пошло вам на пользу.
- Да что вы, доктор, - рассмеялся Андрей.
- Да, и я сейчас не шучу. На вас напали Андрей, ударили по голове. Удар, судя по всему, был сокрушительный, но в темноте бандит промахнулся и удар пришелся по касательной. Рана не глубокая, но рассечен большой участок кожи, и, наверняка, началось сильное кровотечение, а снег его остановил, понимаете?
- Да уж повезло мне, - Андрей попытался с ходу переварить услышанную от врача информацию, удивляясь, как же так получилось, что он совершенно ничего не помнит.
- Вам вообще очень повезло в ту ночь, Андрей Палыч. При такой травме в девяти случаях из десяти происходит кровоизлияние в мозг, а у вас, слава Богу, гематомы нет. Что касается амнезии, то она временная, и скоро пройдет, вот только следователя нашего немного жаль, он бедолага ждет не дождется, когда я ему разрешу с вами поговорить, а вы ему ничего рассказать и не сможете. Пока не сможете. – Доктор успокаивающе коснулся его плеча.
- Вадим Николаевич, скажите, а к вам я как попал-то?
- Из канавы вы, должно быть, выбрались сами, а потом вас заметил на дороге Петр Иванович, и привез в нашу больницу.
- Понятно, - не стал уточнять Андрей, кто такой Петр Иванович. - А Даша, она как здесь оказалась?
- Насколько я понял, узнала от родителей Петра Ивановича, они с Дашенькой соседи, и видимо рассказали ей о происшествии, а уж Даша сама догадалась, что вы тот самый водитель, что подвозил ее домой в ночь на пятницу. Расстроилась бедняжка. Из-за меня говорит, хороший человек в беду попал…
- Подождите, – опомнился Андрей. - А какой сегодня день?
- Воскресенье, 3 марта.
- Так все это не сегодня ночью случилось?
- Нет. Двое суток назад.
- Ничего себе. Вот это отшибло память, так отшибло.
- Не расстраивайтесь, Андрей, я вас уверяю, все пройдет, и вы на радость нашему следователю все вспомните, да, собственно, что вам вспоминать, только сам момент нападения, да как мы вас полусонного по кабинетам возили.
- Доктор, - забеспокоился Андрей, - мне домой позвонить нужно. Как это можно сделать?
- Я и сам хотел вам предложить. - Врач достал из кармана и протянул ему трубку. - Мы сразу же сообщили нашему участковому о вас, но сами понимаете, данных никаких, так что ваши родные, скорее всего, ничего не знают.
- Боюсь, что вы правы. Спасибо, - Андрей взял у него из рук мобильный.
- Разговаривайте. Только лежите, не вставайте и старайтесь не напрягать память, договорились? Чуть попозже я к вам опять зайду.
Дождавшись, когда за веселым доктором закроется дверь, Андрей стал взволнованно набирать номер квартиры родителей.
- Ма, это я, - радостно сообщил он, услышав в трубке родной голос.
- Мам, ну не надо, … ну подожди, - оправдывался он, пытаясь вставить хоть слово в поток материнских упреков. - Почему сразу загулял…, мам со мной такое… Эгоист?…, да, конечно, ты права…, да все не так, мам… я в такую историю попал… С отцом? Хорошо, давай я поговорю с отцом. Прости меня, ма… не переживай, со мной все в порядке.
Пап, здравствуй… я понимаю, вы переволновались, но я… Да не зарвался я!... Я не кричу, просто ты не слышишь меня, а я в… Прости, что ты сказал? Ничего не хочешь слышать?... Да я понял… Уезжаете?... Когда?... Завтра?... Нет, я не смогу вас проводить… Кирочка, это замечательно…Да, ты, наверное, прав, я так и не вырос… Да, я буду работать в Зималетто… Я тоже надеюсь, что сработаемся…
Пока. Счастливо вам долететь.
Он несколько минут лежал, разглядывая погасший экран мобильника и прокручивая в памяти только что состоявшийся разговор с родителями. Почему они уверены, что он загулял и назло всем не давал о себе знать? Почему им даже в голову не пришло, что с ним могло что-то случиться? От этих вопросов ему стало как-то не по себе, а обида на отца и мать, уже поселившись в сердце, все разрасталась и крепла.
- «Как же так? Уезжают. Даже не поменяли билеты, не отложили вылет. А если бы я и сегодня не позвонил? Так бы и улетели? Значит, - вдруг со всей очевидностью понял он, - я их уже так достал, что им все равно есть я или меня нет.- Отчаяние от осознания собственной никомуненужности и одиночества опалило изнутри как огнем. - Как ты там недавно рассуждал, Жданов? Никто и нигде? Отлично! Замечательно! Вот именно – НИКТО и НИГДЕ!».
- Роман, привет… Да не кричи ты так! Не кричи, говорю… Я в больнице… Спасибо, что искал. Только я не в Москве, а в Подмосковье… Как попал? Как попал, так и попал, долго рассказывать. Послушай меня, Ром. Я завтра тебе позвоню, сообщу адрес и как до меня добраться... Нет, завтра я сказал… Не спорь со мной, у меня сотрясение мозга мне волноваться нельзя… Вот…, молодец. Купи мне новый телефон и заблокируй карточки… Да, все… Ну как ты правильно понимаешь, документов и машины у меня тоже нет… Нет, машину не покупай, обойдемся пока телефоном. Да и главное, Ром, никому не говори, что я в больнице. Пусть думают, что у меня очередной загул... Звонил, конечно… А они так и думают... Знаю, вот пусть и улетают спокойно. Кире будь другом сам позвони, соври там чего-нибудь поправдоподобней… Согласен, я злоупотребляю твоей дружбой, но слушать еще и ее выговоры, у меня сейчас никаких сил нет.
Все, Ром, пока. Помни, ты обещал, никому ни слова.
Последний раз редактировалось Сплин 24 ноя 2011, 13:21, всего редактировалось 1 раз.
|