И месяца не прошло, да?
***
Теперь Катя поднималась за ночь несколько раз – организм требовал. Под утро обнаружила спящего рядом мужа – даже не заметила, как он пришел. Пристроилась ближе, стараясь не делать резких движений, не разбудить, и заснула уже до утра.
Когда проснулась - он еще спал. Устроилась поудобней, рассматривала его лицо - он почти не изменился с момента их знакомства: такой же худощавый, подвижный. Только появились мимические морщинки вокруг глаз… и вертикальная складка между бровей теперь не разглаживалась даже во сне. Как бы ей хотелось стереть ее, помочь ему расслабиться, скинуть напряжение, в котором он жил. Но если он успокоится, это будет уже не её Саша.
Он заворочался, в полусне протянул к ней руку и попытался подмять под себя. Была у него такая дурацкая привычка – толком не проснувшись, деловито перетянуть ее на свою половину кровати, устроиться сверху, уткнувшись носом в ее шею, и досыпать еще минут десять. После этого, в зависимости от обстоятельств, они могли заняться любовью или разбежаться по ванным комнатам, чтобы успеть на совещание или встречу. Сейчас он, конечно, отвык от этого утреннего ритуала, но когда отсутствовал по несколько дней, как в этот раз, снова забывал про Катино положение, и пытался восполнить недостаток ее тепла как умел.
Катя увернулась от его руки, прижалась к нему так, как ей было удобно, чмокнула куда-то в щеку, тихо засмеялась.
- Ты все-таки страшный, ужасный собственник!
Он обнял ее, только после этого приоткрыл один глаз:
- Каать, скажи, ты скучала?
- Мы очень скучали по тебе!
- Мы?.. – он нахмурился, потом увидел, как изменилось ее лицо, как она попыталась отстраниться, спохватился. – Ах, да… вы… Как вы тут без меня?
- Саша… мне иногда кажется, что ты просто не замечаешь, что мы с тобой ждем ребенка. Мы, мы с тобой! – тыкала пальцем в его грудь.
Он поймал ее руку, несильно сжал ее, поцеловал ладонь.
- Катенька… у тебя так глаза сверкают, что страшно становится. Может быть, ты поцелуешь мужа, по которому, вроде бы, соскучилась?
Потянул ее на себя, сил сопротивляться у Кати не было.
- Сашка, я люблю тебя. Ужасно скучаю, когда тебя нет, честное слово! Но ты совершенно невыносим!
- Любишь?
- Люблю…
- Значит, вынесешь?
- Ты сам считал, сколько раз задавал мне уже этот вопрос? Но знаешь, Саш… давай постараемся обходиться без жертв.
Он гладил ее по волосам, по лицу, поражался мягкости и гладкости кожи – как у ребенка, до беременности она не была такой нежной. Без жертв…
Катя таяла в его объятиях. Ей не нужны были его признания для того, чтобы чувствовать себя любимой. Единственный раз, когда он говорил о своей любви – он шептал, что жить без нее не может, она вспоминала с волнением и замирающим сердцем. Но она знала это и без его слов. Скорее, даже волновалась, когда он проявлял особую прыткость в выражении чувств – это был знак, что что-то с ним происходит. А слова… ну что такое слова? Они были в ее той, другой жизни: Денис, потом Андрей – обещания, эффектные поступки. Жданов, дерущийся с дворовой шпаной, клятвы под луной… Горько вспоминать. Саша ни в чем не клялся – он делал, выполнял все свои обещания, и он был с ней, заботился о ней.
Они занялись любовью – трепетно, нежно, осторожно. Потом выяснили, что никому никуда не надо бежать – редкий случай даже для субботы, и Саша снова заснул, сказывались полночи в пути. Катя устроила голову на его плече, и почему-то подумала о том, что очень повзрослела с ним, благодаря ему. До этого мечтала и работала, работала и мечтала. А за последние несколько лет узнала, что такое реальность, что такое настоящий мужчина из плоти и крови. И поняла, что означает ощущать саму себя и собственные желания, а не жить чужими. Научилась различать важное и не очень. Чему стоит придавать значение, а о чем и задумываться ни к чему. Она не слушала то, что ей говорят «доброжелатели», а их хватало. Ей не приходило в голову проверять Сашу, подлавливать. Она знала, что он ее любит. И этого было более чем достаточно.
Да, в последнее время будни пожирали их отношения. Сегодня было редкое утро, не занятое делами, не испорченное спешкой и суетой. В их обычные дни Катя машинально подставляла губы для поцелуя, а Алекс привычным жестом притягивал ее к себе, когда, наконец, добирался до кровати. То, что раньше было приятными, только их, мелочами, постепенно превращалось в нечто каждодневное и почти обязательное. Саша невероятно много работал, она отставала, но не сильно, и скоро у них будет ребенок… она так хотела мальчика, похожего на него. Такого же красивого, умного, яркого. Видела, что Саша не готов к этому. Но очарованная моментом и разомлевшая от его нежности, она в очередной раз успокоила себя мыслью, что, когда их малыш появится на свет, все станет иначе, все изменится; и Сашка не сможет устоять, влюбится в это маленькое чудо, которому она уже отдала большую часть своей души.
И на этой мысли ее сморил сон.
***
Роды были тяжелые. Схватки начались ночью, и Алекс повез Катю в роддом сам, забыв обо всем и обо всех, никому ничего не сообщил. И только ближе к полудню Елена Александровна, взволнованная отсутствием дочери дома, дозвонилась ему на мобильный. Ему казалось, что он сходит с ума. Просидел много часов у изголовья Кати, ощущая ее боль как свою, пока его, бледного и разбитого, не выгнали «на воздух». За что она так страдает, зачем? Разве это стоит того? Он метался по коридору, не находя выхода своей злости. Откуда-то всплывали страшные мысли – что он ее больше не увидит, что она может умереть, что этот ребенок убьет ее. Рванул обратно к палате, но его не впустили «по просьбе жены». Приехали Пушкаревы – что-то объясняли, пытались с ним разговаривать – он их не слышал. Вышел врач, сказал, что нужно делать кесарево, других вариантов нет, что-то объяснял про анестезию. Родители Кати разохались и закивали головами, а Алекс молча все сильнее сжимал в руке непрерывно вибрировавший телефон. Его Катю будут резать – какого черта это маленькое чудовище не хочет так просто покидать ее тело? В голове какой-то хаос из мыслей, голосов, и главная мысль – ничего от него не зависит. Он не может ровным счетом ничего. И воспоминания о ее теле, коже, ее запахе захватили его целиком. Прижался лбом к шероховатой больничной стене, отключился от окружающего мира. Долго так простоял, пока его не потрогали за предплечье, осторожно привлекая к себе внимание.
- Саш… Саша…
Обернулся, бессильно пробормотал:
- Елена Алексанна… - как бы отмахиваясь, говоря – ну оставьте меня в покое.
- Саш, всё закончилось, все хорошо – мальчик.
- Катя?
- С ней все хорошо…
Медсестра из-за спины Елены Александровны:
- С вашей женой и сыном все в порядке. Сейчас ее перевезут в палату, и Вы сможете к ней пройти. И ребенка туда скоро принесут.
Осмотрелся вокруг – за окном темно, наступает вторая ночь, как Катя здесь. Столько часов мучений… что они сказали? Все хорошо, все закончилось?
***
Когда он вошел к ней, в ушах стоял звон. Увидел измученное, но счастливое лицо – белое-белое, тени вокруг усталых, но светящихся радостью глаз. Наклонился над ней, провел руками по ее лицу, прижался губами ко лбу, глазам, губам.
- Кать… я тебя люблю… как же я тебя люблю…
- Я знаю, знаю. – Погладила его по волосам, как маленького.
Услышал ее голос, и шум, гул в голове начал успокаиваться, стихать. Поцеловал ее руки.
- Ты уже видел его?
- Кать, я сейчас ничего не соображаю. Кого - «его»?
Произнес эти слова и тут же понял, что сморозил очередную глупость, но услышав ее ответ, вздохнул с облегчением – не заметила…
- Нашего малыша… Саша, это так удивительно… ты представляешь, у нас теперь есть ребенок…
Теперь у них есть ребенок… сын… программа-минимум выполнена. Он бы сказал, что максимум. С него, пожалуй, хватит.