|
Вы просите песен – их есть у меня!
Концерт по заявкам, те, кто такие заявки не делал, могут не читать – на развитие сюжета в XXI веке эта часть не влияет.
Благодарность дорогим читателям, писателям Мельникову-Печерскому и Борису Акунину, у которых автор слямзил стилевые особенности, а еще – моей прапрабабушке… догадайтесь, как ее звали…
Предупреждая возможные вопросы, скажу, что Мыша в XXI в. не планируется. Я его в XIX оставлю. Да, и год я сменила…
Если так дело пойдет, уходя в толщу времен, я скоро доберусь до эпохи динозавров.
Интерлюдия или «Молода еще я девица была…»
Молода еще я девица была,
Наша армия в поход далёко шла,
Вечерело, я стояла у ворот,
А навстречу мне все конница идет.
Вдруг подъехал ко мне барин молодой,
Говорит: Напой, красавица, водой,
Он напился, долго руку мне он жал,
Наклонился и меня поцеловал.
ДОлго-долго я смотрела ему вслед,
Жарко стало мне, в очах мутился свет.
Всю-то ноченьку мне спать было невмочь:
Раскрасавец-барин снился мне всю ночь.
Город Рыбинск, Ярославской губернии, 1850 г.
Дом купца второй гильдии Иринарха Степановича Гудкова.
- Ну и куда это годится, братец? Лизавете, дочке твоей уж двадцать три года, а все в отцовском доме проживает… Вот моей Машеньке на годик меньше, а она уж четвертый год как пристроена, дом ведет, сыночка нянчит и второго ждет…
Иринарх Степанович вздохнул – права, права была его младшая сестрица Ольга Степановна. Засиделась его доченька любимая в девках.
А Ольга Степановна, видно, решила брату высказать все наболевшее.
- Конечно, ты ее жалеешь, она у тебя последняя, единственная доченька после трех сыновей, без матери выросла – Дарьюшка ведь твоя умерла, когда ей и десяти годков не было. Но ведь творит, что пожелает… Вот что она за книжками просиживает? Нет, грамота, конечно, нужна – мы же не крестьяне какие лапотные. И Псалтирь почитать, и ребеночку азбуку объяснить, и счета проверить. Но она вон всю горницу свою томами пудовыми заставила.
Ну хорошо, французский в пансионе выучила – это для девицы вроде украшения, некоторым кавалерам нравится. Но ведь она еще и английским занялась. А приятель твой Джон Иванович и рад ей помогать.
- Ольга, к Джону Ивановичу не цепляйся, - оборвал брат сестру, - честнее и добрее его в нашем городе человека не найти, хоть и не православный.
Джон Гиббонс лет двадцать пять назад был выписан в Рыбинск из Манчестера вместе с закупленной для фабрики паровой машиной. Так он всю жизнь при паровых машинах и состоял, а их уже почти десяток насчитывался в Рыбинске; в России великобританец прижился, но жену себе вывез из родного Манчестера; правда, в Рыбинске Дорис быстро превратилась в Дарью Петровну. Английская чета купила домик на берегу речки Черемухи, как раз рядом с домом Иринарха Степановича. Детей у них не случилось, и они всей душой привязались к детям своего соседа и друга, особенно к Лизаньке.
- А что она в конторе болтается и на пристани? За тобой в поездки ездит?
- Лиза не болтается, она – девица умная, расчеты вести умеет…
- Вот пускай свой дом заведет и там расчеты ведет по хозяйству, чтобы прислуга не обокрала, - настаивала на своем Ольга Степановна. – И еще карты эти, это старухи в карты играют, у которых ничего в жизни не осталось, а ей-то зачем…
- Лизанька только у себя дома играет, с приличными людьми, интересно же. Да ты, Ольга, не поймешь…
Ольга Степановна, конечно, знала, что ее брат во многом не похож на рыбинское купечество. Он продолжил отцовское торговое дело, но к заоблачным барышам не рвался. Любил книжку почитать, с учеными людьми побеседовать. Недаром его младший сын теперь в Москве на доктора учился. Еще Иринарх Степанович очень охоту любил, да не ради добычи, а ради того, чтобы по лесу погулять. Дочку отцовской властью не давил, вот и выросла Елизавета Иринарховна девицей образованной, но молчаливой и своевольной.
- Я знаю, братец, приданое ты за ней достойное даешь, и сватался кое-кто, но она ведь и разговаривать ни с кем из женихов не захотела. И ведь была бы красавица писаная, а то одни глазищи в пол-лица, бледненькая, худенькая.
Иринарх Степанович был человек спокойный, но упрямый, так что Ольга Степановна услышала от него, что уже не раз слышала:
- Лизу к венцу принуждать не буду.
- И не принуждай, но что-то делать надо.
Иринарх Степанович понял, что деятельная сестрица не отвяжется и со вздохом сказал:
- Говори, ведь уже что-то ты придумала…
- А вот что… Василий Кириллович, брат моего мужа покойного, как ты знаешь, в Саратове обосновался. Он большими деньгами ворочает, дети у него уже своими семьями живут. Вот он давно меня приглашает в Саратов, навестить его. Я третьего дня от него письмо получила, и есть там кое-что насчет моей племянницы.
- Насчет Лизы? – удивился Иринарх Степанович. – Что это он про мою дочь тебе пишет?
- Потому и пишет, что знает – ты его слова как должно не примешь. Через меня оно надежнее…
- Так он и видел-то Лизу раза три. Последний раз год назад, когда у нас гостил.
- Вот-вот, с ним тогда его старший приказчик приезжал, Мишей зовут.
- Помню, был такой скромный юноша.
- Да-да, скромный, тихий, почтительный, но в делах разбирается. Василий Кириллович хочет его своим доверенным лицом сделать на Рыбинской бирже, а потом и все дела на Верхней Волге ему поручить. И родня у него приличная, Борщевы в Саратове несколько лавок имеют, текстилем торгуют.
- А что же сын в приказчики пошел?
- Так он восьмой сын у родителей, на всех отцовского капиталу не хватило. Мишеньке уже двадцать шесть минуло, а все не женится. Ему сватали девушку в Саратове хорошую, а он, видя в Василии Кирилловиче благодетеля, признался, что с того приезда приглянулась ему Лизавета твоя. Не знаю, чего уж он в ней нашел. Но она за ним, как за каменной стеной будет.
- Да она-то на него внимания не обратила, а я уже тебе говорил – неволить Лизу не буду.
Ольга Степановна даже руками всплеснула.
- Да кто же ее неволит! Мы ей не скажем ничего про Мишу, она путешествовать любит, давно Волгу посмотреть хотела. У Василия Кирилловича - свой пароход, нам он лучшую каюту обещает предоставить. Вот мы потихонечку и поплывем от Рыбинска до Саратова. А там, у дяди, глядишь, с Мишей-то и сладится. Только ехать надо прямо сейчас, пока еще до родов моей Машеньки месяца четыре есть.
Тут в кабинет отца вошла Елизавета Иринарховна, невысокая, тоненькая девушка в скромном синем платьице с воротничком из небеленых кружев. Прямые темно-русые волосы без затей забранные в узел; очень светлая кожа, отчего еще больше казались светло-карие глаза; рот немножко великоват, а, когда улыбается (что случается нечасто), видно, что один зубик нижний косовато стоит, что ее, впрочем, не портит.
Тетушка вздохнула, бросив взгляд на племянницу: про папильотки и шиньоны Лизавета и слышать не желает, на тоненьких пальчиках – ни колечка (а ведь есть, есть кое-что в шкатулочке); ни тебе пухлых щечек, ни тебе румянца (могла бы и подрумяниться), ни приятных округлостей (а откуда им взяться, если любимое блюдо – чай с антоновскими яблоками, да кофей без молока). Да, далеко ей до Машеньки (надо сказать, что Машенька, дочка Ольги Степановны, напоминала сдобную булочку, украшенную розовым кремом и вишенками). «Впрочем, - подумала практичная Ольга Степановна, - зато в Саратове можно будет сказать, что ей восемнадцать, никто и не усомнится».
За чаем Лизе было сообщено, что она сопровождает тетушку в Саратов. Лизавета Иринарховна очень обрадовалась. И началась подготовка к путешествию.
Каюту им Василий Кириллович лучшую предоставил, вещи в долгую дорогу собрали и договорились прямо на пристани у парохода встретиться. Иринарх Степанович в назначенное время Лизу привез, с ней вместе прошел в каюту, помог вещи разместить, а Ольги Степановны все нет и нет.
Наконец, минут за десять до отхода появилась коляска, а в ней – взволнованная тетушка, вся заплаканная. Оказывается, несчастье у нее дома случилось. Машенька споткнулась, да с крыльца-то и упала. Доктора вызвали, вроде обошлось с ребеночком, но велели пока лежать, не вставать. Никак не могла мать дочку в таком состоянии покинуть, и внучек двухлетний заботы требовал. Посовещавшись, решились отправить Лизу одну, хорошо хоть на пристани увидели знакомое лицо – Емельян Семеныч, почтенный московский купец, владелец дровяных складов плыл по делам, правда, ехал из экономии вторым классом, и только до Самары, но обещал за девицей приглядеть.
Оказавшись одна в каюте Лиза испытала чувство восторга – почти две недели свободы, столько всего увидеть можно, новые места, новые люди! Хоть батюшка и много ей дозволял, а все-таки в купеческом доме иногда такая тоска бывает.
Утром Лиза устроилась на палубе, в кресле, прихватив с собой том Карамзина – скоро будет Кострома, надо перечитать, откуда династия царская пошла. Но набежали тучи, стало свежо – Лиза прошла в салон первого класса, где нашли убежище и другие немногочисленные пассажиры. Хорошенькая барышня что-то неуверенно брякала на фортепьяно, украдкой бросая томные взоры на стоявших у пианино молодых людей. Высокий широкоплечий брюнет что-то нашептывал барышне, а его приятель, рыжеватый блондин бросил на Лизу пару нагловатых взглядов. Глаза у блондина были зеленые, похожие на виноградины, и смотрели беззастенчиво и оценивающе.
Лиза сочла нужным пересесть на другой диванчик, так, чтобы смотреть в окно, на Волгу, но взгляд развязного блондина все равно чувствовала. Барышню ее толстая маменька призвала в каюту, и оба кавалера отправились на палубу.
Проходя мимо Лизы, блондин, не понижая голоса, заметил по-английски: «Посмотри на маленькую мисс, какие глаза! Может, стоит обратить внимание?». А брюнет насмешливо поцитировал: «Я очи знал, о эти очи!».
Стихи были из новых, но Лиза их уже читала, мода на сочинения господина Тютчева дошла уже и до Рыбинска (для въедливых читателей – автор допустил анахронизм, это стихотворение Тютчева было опубликовано позднее).
Она не выдержала и, поднявшись с диванчика, обратилась к невежам со словами:
- Вы знаете английский, но, похоже, не знаете, как себя должны вести джентльмены.
Высокий брюнет несколько смутился, а нахальный блондин улыбнулся еще шире. Лиза даже растерялась, но к счастью, в этот момент в салон вошел Емельян Семеныч, и Лиза бросилась к нему. К ее изумлению, Емельян Семеныч раскланялся с обидчиками, как с хорошими знакомыми, молодые люди прошествовали на палубу, а Емельян Семеныч предложил Елизавете Иринарховне выпить с ним в салоне чаю.
Лиза с удовольствим согласилась и, как бы между прочим, поинтересовалась, откуда купец этих господ знает. Москвич оказался словоохотлив и с удовольствием поведал следующее:
Это господин Александр Андреевич Жданов, гвардейский поручик. Мой батюшка крепостным у его деда был, да выкупился на волю, деньги торговлей заработав. Ждановы – род небогатый, из московского дворянства. Когда-то, говорят, очень состоятельные были, но дед и прадед все спустили. Оба красавцы были, гульнуть любили, а дед-то еще что удумал – на цыганке женился, которая в хоре пела. И ведь какой нравный был – рассказывают, предводитель дворянства Звенигородского уезда (а у Ждановых именьице-то под Звенигородом) отказался его цыганку принимать. Так он к нему в дом ворвался с криками: «Как ты смеешь мою супругу венчанную обижать!» Да саблей, что из походов на турок привез, все вазы у него переколотил, а диваны вспорол. Вот от цыганки и пошла у них в роду такая масть – волос темный и глаз черный. Отец-то, хоть и наполовину цыган, разумным оказался. Остатки состояния подсобрал, именьице подмосковное в порядок привел, перезаложил и на девице приличной женился, хотя и немецких кровей. А сынок, видно, в деда пошел. В Петербурге в гвардии служил поручиком, а теперь за художества какие-то его в армейский полк, в Оренбург отправляют.
- А спутник его кто? – спросила Лиза, втайне очень обрадованная тем, что почтенный москвич такой разговорчивый оказался.
- А! Это Малиновский, они с ним не разлей вода. Петр Станиславович Малиновский, из поляков будет, шляхтич варшавский, стало быть. Говорит, что граф, да врет, наверное. Тоже шалопай, клейма негде ставить. Дуэль они в столице устроили, дама была замешана из высшего общества. Какого-то сановника оскорбили и высмеяли. Вот Жданова и отправили в Оренбург, а Малиновского, куда-то на юг, на Кавказ. Они решили вместе до Самары плыть, а дальше им путь в разные стороны лежит. Да не обидели ли вас эти молодцы?
- Не волнуйтесь, Емельян Семеныч, просто мы пару слов друг другу сказали по-английски.
- Ну и хорошо, я наслышан, что вы, Елизавета Иринарховна, девица образованная.
Последний раз редактировалось alter 07 июн 2010, 01:04, всего редактировалось 2 раз(а).
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Так замечательно пишите! 
Она мне уже нравится. Особенно имя. 
Обзываться не хотела, имела в виду, исходя из сказанного автором:
