|
Глава 5
Не любимая, нелюбимая…
Тихо, тихо… Троллейбусов, машин, людей - ещё почти нет, но снежинки в мёрзлом спокойном воздухе создают иллюзию хоть какого-то движения. Катя идёт к остановке – ещё рано, но сегодня почему-то хочется приехать в «Зималетто», когда там никого ещё нет. Или просто дома не хотелось оставаться? Неважно, главное – она идёт по предрассветной заснеженной улице, и ей кажется, что затишье - праздник - всё ещё продолжается…
Праздник… Для неё это слово впору брать в кавычки. Какой такой праздник? Ну, папа с Колькой пошумели, как обычно. Мама красивые длинные серьги надела, а её причесала «парадно», косичек не стала заплетать. Случайно так получилось, мама ещё не знала, что Катя больше не хочет косичек. Растеряна пока, правда, знает только одно: косичкам – нет.
В новогоднюю ночь она, как все нормальные люди, «подводила итоги». Чертила линии, заполняла таблицы. Это был такой своеобразный отчёт, её собственный. Баланс. Итак?.. Замужество с любимым человеком в одном столбце и полное отсутствие какой-либо перспективы с ним же - в другом. Когда он заорал на неё в конференц-зале, она представила себе долгую череду дней – когда-нибудь седой старушкой она будет сидеть за этим столом, а он так и будет орать на неё. И дома его будут ждать седая Кира, зрелые дети и молодые внуки… ну, и маленькие правнуки, чего уж там. Или ещё лучше: он не будет орать. Он вообще ничего «не будет», потому что её в его жизни уже не будет. Ну, мало ли как случается. Люди меняются и, бывает, теряют интерес к тем, кому раньше верили, с кем были близки. Не потому, что кто-то виноват, а просто так, само собой получается. Если бы это не было заложено, жизнь была бы пресной и раз и навсегда запрограммированной, а её течение – мутным вялым потоком. Но под влиянием воды и ветра меняются геологические породы и даже камни, эти изменения и составляют рисунок сиюминутной жизни. Что будет с ней, если в одно прекрасное утро он скажет ей: Катенька, вы свободны? Или не скажет, но подумает, и изо дня в день она будет видеть его хмурое, с еле скрываемой неприязнью лицо?
На последнем ударе курантов она закрыла глаза… и ни о чём не подумала. Невидящим, полным готовых пролиться слёз, взглядом смотрела на уже целующихся и чокающихся родителей и не могла поверить. Ну, как же так? Она, каждую минуту анализирующая, размышляющая – и ничего не загадала? В самый главный, возможно, самый важный момент – на стыке лет, ушедшего и только что родившегося? Разве таким должно быть настоящее начало новой жизни?..
Ну, а если её не будет – жизни? Не только новой, никакой? Есть ведь такие бабочки, они живут, только пока солнце нуждается в них. Потом солнце уходит на другую сторону земли, наступает ночь, и, став бесполезными, бабочки умирают.
Бежали минуты. У пахучей еловой лапы с висящим на ней большим ярко-синим шаром, с нетронутым бокалом шампанского в руке, Катя стояла, закусив губу, и думала обо всём этом уже почти без грусти, спокойно, как о факте.
Продлить жизнь. Перестать зависеть от солнца. Обмануть ночь…
И нечего расстраиваться из-за примет, Пушкарёва. Философски ко всему подходить: может быть, это знак. Может быть, хватит думать – и пришла пора действий. Звучит почти, как сигнал к атаке… Это будет тихая, никому не заметная война. Никому, кроме неё.
Она будет, как и прежде, служить ему. Она будет преданна, исполнительна, будет очень-очень добра с ним. В конце концов, он теперь её муж. Супруг. И она обязана заботиться о нём – ещё больше, чем прежде…
…И здесь, в «Зималетто» - ёлка, большая, разлапистая, почти как дома. И шары, такие, как она больше всего любит, - очень-очень большие, круглые… Она постояла немного у ёлки, поглаживая, согревая в руках синий шар. Забавно, но это успокаивает. Может быть, до той поры, когда с ёлок снимут игрушки, она ещё успеет загадать своё желание.
За спиной открылись двери лифта, она обернулась. Смеясь, в офис входили Андрей Павлович Жданов и Кира Юрьевна. Катя будто впервые увидела его. И поразилась: он совсем другой. Он в сто раз роднее, вот такой, без флёра, в которую одевала его её мечта. И она совсем не чувствует в себе страха или смущения, потому что чувствует себя способной понять всего его, до кончиков пальцев, понять даже то, чего он сам в себе не понимает.
- Здравствуйте, Андрей Палыч… Кира Юрьевна…
- Здравствуйте, здравствуйте, Катя… - Продолжая посмеиваться, Кира взглянула на Андрея, но тот, ещё тоже с остатками улыбки на лице, смотрел на Катю. – Андрюш, я пойду, поработаю…
Андрей перевёл на неё глаза, кивнул.
- Да-да, конечно… - И снова на Катю:
- Добрый день, Катя… как ваши дела?
- Мои? Всё хорошо… Или вы о чём-то конкретном спрашиваете?
- Нет, вообще… как встретили Новый год.
- Всё замечательно, спасибо большое.
- Коля приходил?
- Ну, конечно…
- С гитарой?
Она промолчала. Странная пикировка, в которой уже никто никого не боится, кроме самих себя. Они улыбаются друг другу, но как-то уж слишком значительно, почти в открытой борьбе. Но разве не значительно то, что происходит? Ещё какое событие. Встреча супругов в новом году. Жалко, что живописца в штате «Зималетто» не предусмотрено…
Но, несмотря на его улыбку и все её переосмысления, к горлу подступает комок обиды. Опять – Коля. Что она снова сделала не так? Она чувствовала, что Андрея покоробил Колин приход, когда праздновали день рожденья… Недаром сердце недобро сжалось, когда в дверном глазке вспыхнул канареечный Колькин галстук… Это она ещё не знала, что дальше будет. И, хоть она и защищена теперь… нет, прежде всего - Андрей защищён, но всё равно он почему-то нервничает. Неспокойно ему. И лучше, если б Кольки вообще не было. Но она же просила его не приходить, сделала всё, что могла. А если даже и пришёл – что здесь криминального? Несмотря ни на что, песню слушать было прияяятно…
Улыбка сбежала с его лица. Не нравится ему что-то – по-прежнему. А зачем тогда она, спрашивается, затеяла эту женитьбу? А он – согласился?..
- Пойдёмте, Катя, - тусклым голосом сказал он. - Сегодня много дел.
И она послушно пошла за ним в кабинет.
Дел действительно было много. У Милко почти готова новая коллекция, и это значит – калькуляция, смета, закупки… И отчётный совет акционеров после показа, а ЭТО значит – лично для неё, Кати, ответственный период. И у Андрея такое лицо… она уже знает, о чём он попросит. Она этого боялась, надеялась, что на этот раз не будет настаивать. А с другой стороны – разве есть другой выход? Показать реальные цифры акционерам – всё равно что рассказать им обо всём. А он этого не хочет, панически не хочет. И она обещала ему, что поддержит.
…Совещание Андрею провести не удалось. Явилась Кристина, и всё перешло в плоскость шуток, а потом ещё хуже - обсуждения будущей свадьбы. Андрей и Катя сидели, как на экзекуции; он пытался всё-таки вернуть совещание в деловое русло, она - сжималась в комок и мечтала исчезнуть. И чувствовала, как неприятно всё происходящее Кире. Та всегда мгновенно улавливала нежелание Андрея говорить о свадьбе, сейчас – было видно, что особенно остро это поняла. Она пристально смотрела на Андрея, и Кате было ясно: скандал не за горами. Так и случилось.
Приехал Александр. По полочкам разложил ситуацию: не хочешь жениться (а я только «за») – не вопрос, делим деньги и разбегаемся. Не могу больше смотреть, как ты издеваешься над моей сестрой.
И сестра поставила точку: свадьбы – не будет.
Всё предельно просто. Андрею не избежать этой женитьбы, и вопрос только в том, чтобы оттягивать сие радостное событие до того момента, когда он сможет развестись с другой. А она, «другая», за это время должна подготовить себе плацдарм – потому что поняла: она не хочет и не должна умереть, когда крылья обмякнут, а лапки ослабеют, и тихо, как осенний листок, она упадёт со своего пьедестала.
А потом Зорькин сотворил такое… Она готова была порвать его на мелкие кусочки, как бумажную салфетку! Как злило, тревожило, заставляло волноваться за него это его увлечение Клочковой! Ну, умный же парень, что он вбил себе в голову?.. Знала ещё в самом начале: не обойтись здесь без проблем. Кто бы сомневался!.. Полчаса болтовни по телефону с Викой, её злейшим врагом, для которой он – Катин бой-френд! Унижение, хуже не придумаешь! И перед женсоветом пришлось краснеть, благо возмущение особо имитировать не пришлось – само собой появилось…
- Зорькин, будешь такие номера выкидывать – уволю… и фирму – закрою, - едва не плача, в отчаянии сказала она ему. – Ну, как ты не понимаешь, что подставляешь меня? Ты думаешь, ты ей нужен? Ей только посмеяться надо мной, а из тебя - денег побольше вытянуть!..
Уж сколько их было, таких разговоров. Он ничего не хотел слушать и вызывающе, отчего становился ещё более жалким, твердил что-то вроде «лучше сделать и жалеть, чем жалеть, что не сделал»… Но сейчас, видя, что раздражил её не на шутку, оборонительно-воинственно оправдывался: так получилось, позвонил, а её не было, вот почему, почему её не было?!.. а Вика была, ну, он и поговорил с ней пять минут, а что, нельзя, это преступление?..
Она положила трубку и несколько минут сидела, огорчённо, но вместе с тем и раздражённо глядя в пустоту. Как это может всё осложнить, а у неё и без того сложностей хватает!
И только в конце дня одно событие порадовало: пришёл факс из Владивостока, первая ласточка их нововведений. Представительство японской фирмы заинтересовалось предложением франшизы «Зималетто». Андрей попросил всё разузнать об этой фирме, они втроём обсудили полученную информацию и остались довольны. Но в понедельник предстоит рассчитать коллекцию, и кто знает, какие сюрпризы преподнесёт расчёт, уже не говоря о традиционных сюрпризах от фирм-поставщиков… Катя тряхнула головой и сняла пальто с вешалки. Дала же себе слово не думать о неприятностях «впрок». Ничего нельзя красть у самой себя, даже время.
У Андрея при виде неё вытянулось лицо.
- Катя, вы уходите?.. А я думал…
- Но мы вроде бы всё закончили?.. Но, если нужно, я, конечно, могу задержаться.
Он помолчал, как будто думал.
- Нет. Вы правы. До завтра, Катенька.
И снова этот странный, странный взгляд. Ей хотелось вынуть паспорт из сумки и открыть перед его лицом на нужной странице. Или пусть вырвет эту страницу и носит с собой – чтобы не забывать. Или она что-то ещё сделала не так?..
И тут же захотелось его пожалеть. Ведь она теперь так много знает о нём и оттого любит ещё больше. Смешно, но эта печать действительно изменила зрение…
***
- Я не понимаю, чего ты бесишься, ну чего ты бесишься?!.. Вовремя успел, подстраховался, радоваться должен, ну пусть делает, что хочет, тебе-то что?..
- Как ты не понимаешь? Он уводит её из-под контроля, ты думаешь, это шуточки – документы подделывать? Да я уже вижу, как она отказывается!
- Но не отказалась же!
- Сейчас – не отказалась, но это дело времени. Да меня чуть кондрашка не хватил, когда я эту серенаду услышал! И сегодня… ты слышал?!.. она ревнует его, ревнует к этой пустоголовой, дураку ясно!..
- Ну, ревнует. Тебе-то что? Ты боишься, что Зорькин убедит её не подделывать отчёта?
Андрей тупо смотрел на него.
- Нет, это чушь.
- Ну, что тогда?
Андрей упрямо поджал губы и, заложив руки в карманы, прошёл назад и вперёд по кабинету. Обернулся:
- Ты видел, как она ушла?
Малиновский растерянно глянул на дверь каморки, потом снова на него.
- А ты разве не видел? Она вышла и…
- Малиновский! Она не так ушла, как обычно, понимаешь? Она никогда не уходит первая, сама. Я её отпускаю, понимаешь, Я!.. А теперь ей не терпится уйти, потому что её ждёт этот певец и у неё есть дела поважнее – разобраться с его звонками Клочковой!.. И в один прекрасный день может оказаться, что мои слова вообще станут для неё пустым звуком. Ну ладно, скрывать крах компании – это моё дело, и она подчиняется, но отчёт... Она запросто может отказаться. – Андрей нервно приложил к губам кулак, задумался. – Нет, Малиновский, это плохо. Очень, очень плохо, и никакая женитьба тут не поможет! Чёрт, надо было раньше об этом подумать… Я-то думал, все проблемы решатся, но как я её заставлю документацию фирмы менять?!..
Малиновский тоже помолчал. Выражение лица его по мере раздумья менялось, и наконец оно просветлело и губы расползлись в широченной улыбке.
- Жданов, ну всё, ты попал. Что я тебе скажу – это действительно похоже на ревность. Только твою… да ты послушай сначала!!.. Ты можешь спокойно с ней поговорить. О ревности и любви. Она ничего не заподозрит.
- О чём?!
- Да-да, о своей ревности и любви… Ну, помнишь, мы ведь это уже обсуждали… Скажи ей прямо: Катя, я злюсь и схожу с ума при мысли о том, что могу вас потерять… Ну, где тут враньё, где? Так, чуть-чуть лукавства… Но этого хватит. Она растает. Если, конечно, ещё не успела окончательно к Зорькину перебежать…
- Малиновский…
Андрей обошёл стол и опустился на свой стул. Был он по-прежнему мрачен и сосредоточен. Качнул головой.
- Не вовремя… Как это не вовремя! Ты слышал, что сегодня Кира сказала?
- Ну, глухой бы не слышал, - усмехнулся Малиновский. – И что ты собираешься делать? Возвращать её?
- А что мне ещё остаётся? Ты же слышал, что её братец заявил. Несостоявшиеся родственники разорвут «Зималетто» на части… а что рвать, если…
- …если от «Зималетто» ничего не осталось.
Тяжёлый вздох снова всколыхнул неспокойный воздух президентского кабинета.
…Катя - Кира… Кира - Катя… Одна нашла себе новый предмет для обожания, другая хочет сделать из него усовершенствованную модель, а чуть что не так – «я отменяю свадьбу»...
Ему бы хоть капельку настоящего, хотя бы чуточку – и он бы справился с остальным. Тяжело и уже невозможно жить в спёртой, беспросветной духоте – обязательств, игр, счетов… Но так сложилась его жизнь – ничего настоящего в ней нет, истинного, честного. «Чуть-чуть лукавства»… Это «чуть-чуть» давит и выворачивает. Почему-то сейчас особенно. Не задумывался, а теперь – противно…
Он и сам не понял, как оказался в Катином дворе. Тополь ветками качает перед лобовым стеклом, бампер почти упёрся в сугроб… Детская площадка, скамейки, фонари… Что он делает здесь, под чужими окнами? Чужими… Катя – чужая. Как вернуть её.
И как же он устал… Что он скажет ей? Что он вообще может ей сказать? Малиновский толкает его на подлость, но он не станет этого делать. «Скажи прямо…» Нет у него такой правды, чтобы можно было оформить в слова.
Но всё же вынул телефон.
- Кать, это я. Я снова здесь, в вашем дворе. Мне ОЧЕНЬ нужно с вами поговорить, я прошу вас, спуститесь…
Видимо, что-то такое было в его голосе, что заставило её согласиться. Открыла дверь, но внутрь не садится, медлит.
- Садитесь, Кать, я вас долго не задержу…
Неловко скользнула на сиденье; видно, что удивлена, но в остальном лицо непроницаемо. Было время, когда он мог прочесть на её лице всё – и читал, только не знал об этом, потому что не думал, что ему это нужно.
- Кать, я хочу… Вы простите, может, я буду что-то не то говорить, но вы должны меня понять. – Он помолчал, провёл рукой по лицу и, убрав руку, открыто посмотрел на неё. И она невольно повернула к нему голову. – Когда вы пришли в компанию, я понял, что появился человек, которому я могу всецело доверять… А в последнее время я чувствую, что теряю ваше доверие.
Какая-то усмешка тронула её губы – горькая, понимающая, но и удивлённая…
- Чему вы улыбаетесь?
- Андрей Палыч… я просто подумала, что могу сказать вам то же самое. Ведь вы мне тоже не доверяете?..
Он опустил глаза.
- Всё так перепуталось, Кать… может быть, вы и правы. Скажите, вы изменили отношение ко мне из-за того… из-за того, что случилось между нами? Ну, из-за… вы, наверное, думаете, что я - слабый, мелочный… трусливый…
Она резко качнула головой, прерывая его.
- Нет, вы здесь ни при чём!
- Не я? А кто?
Она снова повернула к нему лицо.
- Никто. И я по-прежнему хорошо отношусь к вам, уверяю вас. И, как и раньше, готова сделать всё, чтобы в компании всё наладилось. Вы сами видите, это необходимо. Кира Юрьевна нервничает, у вас уже сейчас проблемы из-за свадьбы, а дальше будет ещё хуже… Ведь вы не сможете её отменить…
- Отменить свадьбу, Катя?!..
Он резко выдохнул и снова вдохнул. Призрак будущего скандала засиял на горизонте так же явственно, как светлый лик луны… Впервые. А ведь в последнее время он часто чувствовал, что внутри назревает что-то, готовится прорваться… Но нет, по крайней мере сейчас - думать об этом немыслимо.
- Нет, мы не сможем этого сделать, Кать. Нам надо успеть… Ну, в крайнем случае - перенести, ненадолго, и то нежелательно…
- Может быть, к тому времени вы уже поймёте, что вам нечего опасаться, и мы сможем развестись.
Час от часу не легче. Развестись?! Зачем тогда вообще было всё это?!.. Но она как будто не заметила его волнения. Продолжала спокойно:
- Я понимаю всё, я очень хорошо понимаю. И вы зря беспокоитесь, что я могу подвести вас.
- Но вы… если вы… - Не шла у него эта проклятая фамилия с языка. Он этим Зорькиным оскомину ей уже набил. И себе. Прав Малиновский, у него паранойя. Ему лечиться надо.
Вздохнул.
- Ладно, Кать… не нужно было мне приезжать, только растревожил вас… простите меня, идите домой, отдыхайте…
Она задержала на нём взгляд, улыбнулась ласково. И даже дотронулась робко до рукава его пальто. Правда, руку тут же отняла.
- Андрей Палыч… я вас прошу – не волнуйтесь. Никогда я не буду думать плохо о вас, никогда вас не предам. – И, помолчав, добавила: - Я с вами. Пока я нужна вам, я – с вами…
Он уже хотел обрадоваться, возликовать, услышав те же слова, которыми она заставила его воспарить однажды… но что-то кольнуло, и опять недоверчиво, и опять страшно стало. Пока я нужна вам… Кто знает, что она там себе надумывает? КТО будет определять, нужна или нет? Похоже, она взяла это на себя… И когда наступит этот момент, когда, по её мнению, станет не нужна – его просто поставят перед фактом?..
У него даже голова разболелась от всей этой неразберихи. Но, как ни странно, стало легче. Потому что – не «лукавил»… Всё-таки - настоящее…
Перед тем, что предстояло ему (самое ненастоящее, что только можно было сегодня придумать), это было необходимо. Как хорошо, что какая-то сила привела его в этот двор.
…Букет едва протиснулся в дверной проём. Первой к Кире вошла его Искренняя Любовь, а потом уж он сам, скромно и на краешке. Не хватает ему собственных сил, и нужна была помощь этих гигантских кричащих цветов…
Но от того, что не было сил, много было сказано и правды. Ведь только теперь он осознал, почему сделал Кире предложение. И его даже в корысти обвинить невозможно, потому что не думал он тогда ни о чём. Играл… Игра в президентство, в жениховство, в преданного сына и страстного любовника-прожигателя жизни… Сколько ролей, и ни в одной из них – не задумываться. Потому что если задумался, роль перестаёт быть ролью, и опять – скучно. Пустота.
Но наступает время вылупливаться из своей пустоты, как орех из кожуры – под каким-то неумолимым давлением. Процесс тяжёлый, отсюда и усталость.
И про усталость он сказал Кире – но полуправду. Она видела только то, что на поверхности, но объяснять ничего не надо было.
«Зималетто» - нелёгкий груз.
Главное, под ним настоящего не растерять…
Последний раз редактировалось natally 14 дек 2009, 10:55, всего редактировалось 1 раз.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Начала читать 
Да, такое странноватое ощущение драйва и холодка, почти кощунство, вторгаться в знакомые ситуации и разрушать их новыми эмоциями, рождёнными новыми обстоятельствами. Лавирую. 
Мне вообще кажется, что инфантилизм и тугоумие Андрея, мягко говоря, преувеличены увлекающимися его внешностью зрителями. Я сейчас подробно отсмотрела период до соблазнения: он всегда принимал решения сам и видел-понимал больше, чем хотел показать. И таки ему удалось обмануть, и окружающих, и зрителей.