5.
- Это тебе, любимая.
- Андрей, господи… какая красота…
- Ну, я же знал, что тебе понравится…
Я держала в руках маленькое чудо. Гладкое и шершавое одновременно, отполированное чуть солёной водой Балтийского моря. Ракушка, такая тонкая, что сквозь нежно-розовые стенки просвечивает солнце и делает их оранжевыми… почти коралловыми. Держа её на свету, здесь, у окна моей комнаты, я как будто перенеслась на берег моря. Песчаный, предзакатный.
Когда я посмотрела на Андрея, в моих глазах, верно, отразился этот розово-оранжевый свет… Потому что я увидела его и в глазах Андрея. Он улыбался, с такой нестерпимой нежностью, что в глазах, мне показалось, блеснули слёзы. Взял меня за руку и притянул к себе.
- Поедем…
- Сейчас? Что скажет мама?
- Я извинюсь… устал от перелёта…
- Нет, Андрюша, неудобно. У неё стол накрыт.
Неожиданно послушно выпустил руку, вздохнул тяжело, почти жалобно.
- Ладно… надо привыкать… недолго осталось… Но только быстро, хорошо? Я на самом деле устал и не голоден…
Я бережно положила ракушку на стол и ещё раз полюбовалась ею. Самый лучший подарок, который только можно придумать. Улыбнулась:
- Ты купался?
- Пару раз… Вода холодная…
- Ну и что… Так захотелось на Балтийское море…
- Да нет, Кать, ты что? Поедем на юг…
Прежде чем я успела сообразить, о чём он, дверь открылась: мама звала к столу.
Настроение было отличное, и у Андрея, и у меня. У него в глазах поселилась решимость, которая заставляла меня замирать и отводить глаза. А я сказала себе: никакие сомнения не испортят мне радости от его приезда. И о том, что тревожило меня со вчерашнего дня, старалась не думать. Нужно подождать, я сама ещё не верю. Хотя мы оба могли быть готовы к этому. Тот первый раз… но я же не думаю об этом!..
Папа уже оттаял, но всё ещё смотрит с лёгким подозрением. Такой строгий инспектирующий взгляд на нас двоих: всё ли в порядке, всё ли на месте. На том же самом, что и до расставания. Я тоже вглядывалась в Андрея, с тем же вопросом. Хоть и дала себе слово оставить в покое его любовь, в которой уже не может быть сомнений…
Но это только в первую минуту, уже на второй чувство стыда затопило меня. Но он успел увидеть, что что-то не так, и тогда я совершила немыслимый поступок: рассказала ему о разговоре с Изотовой! Тепло, которое накрыло меня с его появлением, сочилось доверием, побуждало всё моё существо открыться ему. Необыкновенное, но, если вдуматься, не такое уж новое для меня чувство. Эта мысль вбрасывала в воспоминание, от которого, по-видимому, лучше было бы избавиться: наша вторая ночь… Противоречивые ощущения. Ведь он не вчера полюбил меня, так хорошие или плохие эти воспоминания?.. Впрочем, мы ведь уже говорили об этом. Ему тоже трудно определить точно, да и возможно ли вообще?
…Он выслушал спокойно, правда, яростный огонёк один раз вспыхнул в глазах.
- Надо же, вспомнила… И тебе рассказала… Надеюсь, ты её прогнала?
- Нет, конечно…
- «Нет, конечно»?.. Ты всё-таки необыкновенная, Кать… Ну ничего, я поговорю с ней…
- Зачем? Ну, подумай, зачем?
- Чтоб не лезла не в своё дело… не расстраивала тебя…
- Да я не расстроилась…
- Не расстроилась? – Взгляд был острым, изучающим. – Да я ведь знаю всё, Кать. Знаю, что ты мучилась…
Он долго молча обнимал меня. Знал, что все слова – ничто по сравнению с этим. Снова приучал меня к себе, к нашей близости. И мне уже непонятно было, от чего я плакала и вспоминала детские стихи…
- Прости, прости меня за всё… Ты одна-единственная… Знаешь, помнишь это?.. Посмотри, что я привёз тебе…
***
Андрею под взглядом папы тоже неуютно, но он мужественно терпит. Мне в чём-то знакома эта реакция, я ведь помню его взгляд, полный спокойного терпения. Особенно я чувствовала это после его возвращения из Киева, но позволяла себе и другим обманывать себя… Так было безопасней, дальше от слабости.
Соглашается с папой во всех чудачествах, поддерживает всё, что бы тот ни сказал. Единственно верная тактика, и он как-то безошибочно точно, без подсказки со стороны, угадал её. Мне даже почти не приходится помогать, чувствую себя легко, свободно… ну, тоже почти. Наверное, известного напряжения сейчас всё равно не избежать.
И вот час этой полуигры вознаграждён одобрительным кряхтением в ответ на невинное сообщение: «Мы прогуляемся…». Потом, по легенде (да и на самом деле), Андрей привезёт меня.
В машине он ещё собран, сосредоточен. На то, чтобы стать другим, требуется время. Другим – это не «он и папа», а «он и я». Все мы играем какие-то роли с разными людьми. Вот почему я не могу без стыда вспоминать теперь, как подслушивала его разговоры… Ведь всё это – полуправда-полуложь. Это была роль «Андрей и…» Впрочем, всему своё время.
И вот мы стоим в прихожей… Мне кажется, я не была здесь вечность.
- Я так скучал, так скучал… Так боялся, что ты поймёшь, что совершила ошибку… или кто-нибудь… Юлиана… - его лицо мрачнеет. - …переубедит тебя… - Гладит по волосам, целует в висок. Пальцы расстёгивают заколку, и волосы рассыпаются по плечам. Он смотрит на них уже просветлевшим взглядом, как будто хочет зафиксировать этот момент… И снова на меня: - Катя… - И я прячу лицо у него на груди.
Я уже люблю эту квартиру. Мне всё здесь нравится, ничто не вызывает отторжения. Наверное, если бы он жил здесь с Кирой, было бы труднее…
И всё-таки Андрей настойчиво говорит о переделке. Хочет всё здесь изменить… вернее, чтобы я изменила. Ему нужно почувствовать меня в своей жизни, он тоже хочет закрепить, оставить…
Постель пахла теми двумя неделями, что нас не было здесь. Пахла разлукой. И мы перестелили её. Свежие простыни, наволочки. Самые светлые, что удалось найти, - бежево-персиковые… терпеть не могу тёмное бельё, и кто его придумал?..
- Оказывается, и я не люблю, - пожимает плечами он.
- Как это? – улыбаюсь я.
- Ну, я не задумывался никогда… покупал, что считается модным… что Кира советовала… А теперь вот ты сказала – и я понял, почувствовал…
- Что любишь светлое постельное бельё?
- Не смейся… Что и раньше любил то, что любишь ты… Ну, и ещё так: люблю тебя со всем, что ты любишь…
Я задумалась на минуту: а я? Тоже буду если не любить, то хотя бы принимать то, что ему нравится? Или мягко подталкивать к своим предпочтениям, считая, что только они – правильные?.. Как же хочется со всем этим разобраться. В общем, замуж хочу…
…- Ракушка понравилась?
- Не то слово…
- Ты знаешь, живые моллюски там зарываются в дно, их практически невозможно встретить на берегу… А вот пустые ракушки – есть… Я выбрал самую красивую. И не просто так… – Он поворачивает голову и, протянув руку, задумчиво перебирает мои волосы. Я придвигаюсь ближе, смотрю на него, жду. – У меня было ощущение, что ты, как улитка, прячешься в раковине. Вот я вижу тебя, слышу, как ты разговариваешь, - и чувствую, что тебя нет. Верней, ты есть, но тебя не видно… Боялся, конечно, что ты стала совсем другая, чужая, но на самом деле знал, что это не так. Потому что не мог забыть тебя… Давай считать, что эта ракушка, которую я привёз, - твоя раковина… пустая… потому что ты сама – уже здесь…
Я уткнулась лицом в его плечо.
- Давай… Но она всё равно мне нравится. Мы будем просто смотреть на неё, да? Жалко, я не взяла её с собой…
Он улыбнулся, откинул одеяло. Прошлёпал босыми ногами по паркету, шаги замерли в прихожей… Через минуту стоял в дверях с ракушкой в руке.
- Я захватил со стола…
Я так обрадовалась, как будто обрела что-то, уже утерянное. Протянула руки. Он отвёл свою, улыбаясь:
- Обещай, что будешь осторожна, как и я…
- Тебе моя раковина дорога как память? – хоть и смущённо, но осмелилась поддеть я его и взяла ракушку. Что-то звякнуло внутри, выпало на постель. Я раздвинула складки – на льняной ткани лежало колечко. Нежное, тонкое золотое кольцо. Обручальное.
- Ты выйдешь за меня замуж?
И мой шёпот, как крик – не с морского дна, со дна души:
- Да…
|