|
6.
Как-то быстро созрело решение, мы одновременно поняли, что хотим поделиться нашим счастьем с миром, почувствовать торжественность какую-то, что ли…
Ресторан был маленький, даже не ресторан – ресторанчик, десять столиков всего. Традиционный приглушённый полумрак подсвечивают снизу, как прожекторы, разноцветные лучи маленьких узких настольных ламп…
Мы молчим. Нам так хорошо, что все слова слабы и немощны. Андрей… мой Андрей. Как же мне хорошо с тобой. А тебе? Со мной? Я пока ещё слепо вглядываюсь в тебя, я незрячая, мне легче руками… И мы не разнимаем рук. Они лежат, сцепленные, на скатерти, как цветок… Как там, на стене… А рядом, в небольшой вазе, принесённой официантом, - настоящие цветы. Тюльпаны… Мы купили их прямо у входа.
- Я счастливый… А ты?
- Ты ещё спрашиваешь…
- У тебя лицо светится… кожа…
- Это от лампы…
- Нет… глаза… Какая ты будешь красивая в платье…
- В каком платье?
- Ну, знаешь, есть такие платья… свадебные называются…
- Кстати… я тут подумала: а почему мы не шьём свадебные платья? Каждый показ на Западе таким платьем завершается… Странно, что Милко до сих пор…
- Кать, - Андрей тихо улыбается, и я вижу, что маневр мой вполне разгадан, - если мы будем говорить о работе, никогда не поженимся…
- Поженимся… На работе…
- Ты серьёзно?
Как бы я тоже хотела это понять. Серьёзно я или нет. Хочу я пышного торжества или нет. И тут же ответила себе: нет, не хочу… Замуж хочу, а застолья до поздней ночи не хочу…
А что мне известно о таких застольях? Я почти и не бывала на свадьбах. В детстве когда-то, смутно помню, а в сознательном возрасте один раз: несколько лет назад нас пригласили на свадьбу сына папиной дальней родственницы. Весь вечер я сидела, забившись в уголок, откуда папа время от времени вытаскивал меня, чтобы «похвалиться» перед гостями... Я краснела и мечтала умереть. И ведь улизнуть даже нельзя было, как любой другой в двадцать лет: как это, Кате Пушкарёвой уйти без родителей? Нечего было и думать об этом... Пришлось терпеть эту пытку до конца…
И уж тем более я не хочу чего-то такого, что готовила Кира. Список в двести гостей, коробки с приглашениями… Усилием воли запретив сомнительным воспоминаниям увести себя в ненужную сторону, я подумала о другом: о родителях Андрея. И поёжилась… Представила себе, сколько всё это может стоить и кто будет оплачивать…
- Андрюш, я… я не хочу всех этих банкетов, тостов… ну, правда…
- А чего ты хочешь? - Он улыбался. – У меня такое подозрение, что я опять хочу того же, что и ты…
- Я вот думаю: это хорошо или плохо?.. Но нет, - посерьёзнев, спохватилась я, - скажи сначала, чего бы тебе хотелось. И тогда решим…
- Да я приму всё, что ты скажешь. - Он сжал мою руку легонько. – Ну, чего ты боишься? А, Катюнь?
Я стушевалась, опустила голову. Чего я боюсь? Да всего боюсь… А больше всего, что его мать не примет меня, ведь она так хотела, чтобы он был с Кирой!.. И потом, стоять среди всех этих незнакомых людей, под чужими испытующими взглядами…
Андрей вздохнул покорно.
- Ладно, давай не будем сейчас говорить об этом. Сначала скажем твоим, потом моим… Мы же как раз должны ехать к ним, вот и обрадуем… Ну, а потом уже будем решать все… технические вопросы.
Я посмотрела на него. Он широко, подбадривающе улыбался.
- Кать, мне вообще всё равно, честно. Я тебя во всём поддержу. Захочешь на необитаемом острове расписаться – поедем…
- Ты не обиделся?
- Ну, что ты… - Он поднял свой бокал. Вино было светлым, лёгким – как этот вечер. – Давай выпьем за нас. Ну, чуть-чуть, глоточек…
Эти слова напомнили мне о том, чего он ещё не знал, что-то внутри вдруг дрогнуло, и в глазах выступили слёзы. И я уже собиралась, честно-честно, собиралась рассказать ему… Но мне не дали. За спиной Андрея внезапно выросла высокая худощавая фигура, и я с изумлением узнала Александра. Вот уж, воистину - поделились с миром…
Андрей заметил мой взгляд и, подняв голову, обернулся. Ничуть не удивившись, тут же повернулся снова ко мне, усмехнулся, покачал головой.
- Сашка, Сашка… И здесь от тебя покоя нет…
- Андрю-юша, покой нам только снится! – Воропаев, осклабившись, смотрел на меня. – Мир тесен, Андрюша, я тебе давно говорил… А вообще забавно, конечно… Я ведь не один здесь…
- А с кем? С тем, кто помогает тебе носить яды? Ну, на все случаи жизни… в таких маленьких симпатичных бутылочках…
- Спасибо за комплимент, Андрей, но мой яд не нуждается в таре, - пробасил Воропаев. – А из бутылочек я предпочитаю пить хорошее вино, вот как вы сейчас… - Александр скользнул взглядом по столу: салфетки, наши руки, лампа с красноватым абажуром… Я вздохнула. Вечер был испорчен. - И помощники мне не нужны…
Он слегка повернулся, кивнул куда-то в темноту, в сторону дальнего столика... Я смутно рассмотрела мужской силуэт.
- Да это ведь Никита… ты помнишь Никиту?
Андрей невольно обернулся и посмотрел на того, о ком говорил Воропаев.
- Смутно…
- Да он с Кирой встречается, с Кирой… Пытается расшевелить её, вывести из транса, в который ты её погрузил.. Или ты уже и Киру помнишь смутно? – Но, увидев, что Андрей собирается встать, примирительно дотронулся рукой до его плеча и улыбнулся. – Ну, ладно, ладно, я здесь не для того, чтобы мешать такому… изысканному тет-а-тету… Вот, встретились со старым приятелем, решили по бокальчику выпить… Я так понимаю, у вас серьёзнейший разговор, и было бы преступлением прерывать его… - И, сделав уже шаг назад, почти отвернувшись, бросил через плечо, глядя на меня: - И всё-таки помните, Катя: этот человек коварен, и женитьба на вас может быть лишь очередной попыткой пробиться в президентское кресло… Поженитесь, а там и ребёнок не за горами… Правильно, декрет, то-сё… Кто вас заменит, как вы думаете?..
- Воропаев, ты достал меня… - Андрей всё-таки поднялся, но Воропаев уже уходил, пробираясь между столиками.
- Андрей…
Он обернулся, пытаясь сдержать ярость, она всё ещё пылала в глазах. Но, увидев моё лицо, бросился на стул, перегнулся, схватил руку.
- Катюнь, что с тобой? Ты побледнела… Переживаешь? Ну, не надо! Обещаю тебе: я заставлю его замолчать раз и навсегда…
Я покачала головой.
- Нет… не нужно… не уходи… Мне вдруг стало душно… пойдём отсюда.
Мы уже поднялись, но я протянула руку к цветам, и он помог мне вынуть их из вазы.
Нет, этот злой дух ничего не испортил. Он просто не мог испортить того, что уже было между нами. Светлый дух, паривший над этим днём, этим вечером, был неприкасаем, неуязвим.
Но я вдруг представила себе лицо Андрея, его лицо в тот момент, когда я скажу ему о том, что, быть может… И очень сильно испугалась. Я не вынесу, если не увижу радости в его глазах. Я потом никогда не забуду этого лица, всю жизнь буду вспоминать о нём…
А ведь радости и просто так может не быть, совсем не потому, о чём с таким наслаждением пророчествует Воропаев... Я сама-то рада? Сама до сих пор не верю и не могу определить, как относиться к происходящему... Мечтать, чтобы оказалось правдой? Или всё же хотелось повременить, привыкнуть, вжиться друг в друга?.. Вот и у него могут быть такие мысли, такие чувства. Если мы ещё только нащупываем, только идём друг к другу… нас тянет неодолимо, но мы ещё не слились, не срослись корнями… Мы ещё думаем по-разному, мы ещё даже имена, ласковые слова робко произносим… Да и Воропаев, не желая этого, в чём-то прав оказался: «Зималетто» ещё только поднимает голову, выходит на новый уровень. Нужно сейчас все силы направить на работу, всем вместе, без форс-мажоров… И первая реакция Андрея может быть неосознанно недовольной, досадливой, а как потом жить с этим?..
Когда мы проходили мимо столика, где сидели Воропаев с Никитой, я заметила пристальный взгляд Андрея на Никиту. Взгляд этот изучал и даже предостерегал, в нём была дружеская озабоченность. Я знала, что не ошиблась, что Кира останется ему другом…
Мы долго гуляли. Я держала его под руку, слушала его голос, и, твёрдо решив завтра же покончить со всеми сомнениями, успокоилась. Воропаев – дурак, а дети – это счастье. И для Андрея – счастье. И ни шага в сторону, Пушкарёва, иначе расстрел на месте – собственной же совестью…
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Вот читала и эмоции переполняли, а потом осталось только одно ощущение от главы - "бережная" она какая-то и очень сокровенная 
Ах... 
Как читатели скажут, можно и закончить... (но пока не планировала 
