3.4
Еще за завтраком, Андрей Павлович с удивлением заметил, что Катенька на него чрезвычайно сердита. Это проявлялось в жестах, взглядах, случайно оброненных репликах - во всем сквозило охлаждение и негодование…
Мужчина недоумевал: почему? Что такого он сделал? Или не сделал?
Зато Кирочка после вчерашнего романса так и светилась. Она щебетала без устали, бросала на майора кокетливые взгляды и таинственно улыбалась. Жданов отвечал ей скорее машинально, озадаченный обидой Кати. Даже не заметил, как согласился на конную прогулку по лесу. Спохватился, подумал: «зачем?» Потом вздохнул. Какая разница – чем заниматься. Прогулка, так прогулка.
Вывел своего вороного, Прайда, оседлал. Пристроился в хвост кавалькады, которая отправилась к имению Мишиных родителей, опустил поводья, позволив Прайду везти его по своему разумению. Кира, царственно восседающая на гнедой кобылке, тоже отстала, пристроилась рядом, завела романтический разговор о природе, о трелях соловьиных… И не сказать, что Андрей Павлович природу не любил… Очень даже любил с замиранием сердца слушать тех же соловьев или жаворонков. Опять же – просто помолчать, созерцая неземную красоту закатов-восходов. Но сейчас ему больше всего хотелось пустить Прайда вскачь, догнать Катеньку, гарцующую на белой в яблоках, да потребовать разъяснения досадного недоразумения. Так что не до разговоров ему было, не до любования золотой нивой, волнующейся в такт порывам ветра. Юленька поравнялась с Кирой, стала расспрашивать про платье для бала, а Жданов воспользовался случаем и устремился вперед.
Катенька уже добралась да березовой рощи и остановилась в изумлении. Оглянулась, ища с кем бы поделиться чудом, приложила пальчик к губам, повелевая Андрею молчать. Солнце запуталось в ветвях белоствольных деревьев, осветило рощицу мягким волшебным светом. Словно в царство Берендеево попали. И куст - не куст, а леший замер. И в шептании ветра чудится смех невидимых существ… А у высокой статной березы нескладный долговязый лосенок обнюхивает гриб, разглядывает его с удивлением, пробует губами, фыркает. Глазищами-маслинами испуганно косит, таращится на жучков, снующих вокруг гриба, прислушивается к шорохам.
Совсем близко негромко рассмеялась подъезжающая Кира, и какая-то осторожная птица испуганно вспорхнула, нарушив очарование природной акварели. Лосенок ломанулся через кусты прочь, наполняя рощу треском ломающихся веток, топотом. Все пришло в движение.
Катенька недовольно обернулась, ища кузину, а в это время ее лошадка шарахнулась в сторону, чуть не сбросив наездницу. Андрей успел подхватить девушку за талию, не дал упасть. Теряющая равновесие Катя ухватилась за его плечо, прижалась на миг к мощному мужскому торсу и замерла…
Всего-то несколько мгновений, но растянулись они в вечность… Катя встретилась взглядом с потемневшими шоколадными глазами, зажмурилась, порозовела. У Андрея сладко заныло сердце, так бы и держал бесконечно в руках драгоценную ношу, только прижал бы к себе еще крепче, пересадил на Прайда, увез далеко-далеко, где нет ни Киры, ни Михаила… На Катиных губах блуждает робкая улыбка, ее глаза снова обожглись о расплавленный шоколад, опустились, скрылись под стрелками-ресницами и вновь потянулись в карий омут… Жданов смотрит на каштановый локон, играющий на ветру, скользящий вдоль маленького ушка и едва удерживается, чтобы не повторить губами его движение, тоже скользнуть вдоль нежной щеки вниз, к белоснежной шейке, потом вернуться к чуть приоткрытым губам, прильнуть к ним, испить их чудесный аромат. Внутри золотистых глаз медом разливается истома… Андрей не в силах больше выносить эту нечаянную близость, он наклоняется к лицу девушки, не осознавая, где мечты, а где реальность…
Кира с Юленькой выезжают из-за деревьев, но чуть раньше Коля успевает деликатно кашлянуть. Катя отпрянула, смущенно отвернулась. Майор выпрямился в седле, постепенно приходя в себя. Тряхнул головой, прогоняя наваждение. Проводил взглядом отъехавшую девушку, потом повернулся к Коле. Николай вдруг широко улыбнулся и подмигнул дяде. «Что за подмигивание! Никакого уважения». – Возмущенно думает Андрей Павлович. А внутри ворочается разбуженный вулкан…
Николай уговорил Юлю за Мишей поехать, а дядю с девушками оставил отдыхать на полянке. Андрей спрыгнул с коня, и помог спешиться девушкам. Сел на поваленное дерево, травинку сорвал, покусывает задумчиво… А барышни надумали венки плести, цветы собирают. Катя нет-нет да посмотрит украдкой на мужчину, любопытно ей, что за мысли бродят в его голове. Почему теребит он рассеянно свой манжет, а сейчас вот - ворошит смоляную шевелюру…
А Жданов вспоминает, как девушка потянулась к нему… Нет, не показалось. И на порыв благодарности не похоже. Может, снова шутит Катерина Валериановна, разыгрывает его? Но разве можно подделать разливающийся румянец… И этот взгляд… Если бы точно знать… Как-нибудь проверить?
Возвращаются Николя, Юленька и с ними - Михаил. Кира приносит венок из ромашек, одуванчиков, васильков, одевает его на Андрея, все смеются. Почему-то нежный веночек очень идет к мужественному ждановскому лицу, делает его более юным, бесшабашным. Мужчина срывает на полянке несколько цветков и преподносит Кире импровизированный букет, ручку целует. Миша что-то нежно говорит в полголоса Катеньке, но она хмурится и отбрасывает в сторону свой венок.
Путешественники возвращаются в Колесово. День еще в разгаре, девушки отправляются на качели, а Ждановы – помогать в последних приговлениях к балу. Миша остается подле Катеньки, надо же кому-то раскачивать качели. Через некоторое время Кира и Юленька тоже идут украшать залу. Юля - понятно, успела по Коленьке соскучиться, а Кира… Кира делает загадочное лицо и сообщает по секрету Ждановым, что Миша уже сегодня сделает Катеньке предложение… По крайней мере завтра-послезавтра, после бала. И что из них получится чудесная пара… И что ей кажется, что в Колесово начнется сезон свадеб. Она многозначительно глядит на Андрея Павловича, но особенный взгляд пропадает даром, майор стоит у окна и наблюдает за парочкой у качелей. Миша берет Катеньку за руку, а она вырывается. Встает и идет к дому, не оборачиваясь на поклонника.
Не похожи они на счастливую пару. Но ведь милые бранятся - только тешатся….
|