|
XVIII
Кажется, это называется «остолбенеть». Андрей с минуту молча смотрел на Катю, пытаясь понять, не начались ли у него галлюцинации. Слуховые. От хронической бессонницы, почему бы и нет…
Остальные, казалось, были не так уж удивлены. Роман хмыкнул, потирая ладонью затылок; Павел Олегович понимающе склонил набок голову; Киру бросило в жар, и теперь бледное её лицо было в красных пятнах. Катя сидела со спокойным выражением на лице, опустив глаза.
Наконец он выдавил из себя:
- Катя, ты… вы серьёзно?
Она медленно подняла глаза и посмотрела на него.
- Да, Андрей Палыч…
- Но я… я не согласен!
И тут же почувствовал, как на правую ногу словно легла железобетонная плита. Малиновский беспокойно заёрзал на стуле, явно порываясь что-то сказать. Андрей с силой отбросил его ногу со своей и раздражённо дёрнулся.
- Для меня это такая же неожиданность, как для всех, - сцепив зубы, сказал он. – И если моё мнение кого-то интересует, то я против.
- Андрюша, не волнуйся: мы все против, - елейным голосом подхватил Воропаев, глаза его блестели. Свет надежды! Минуту назад он был уверен, что всё рухнуло, и вот соперник своим отказом расчищает ему дорогу!
Павел Олегович приподнял брови и покачал головой.
- Однако… Екатерина Валерьевна, вам не кажется, что при подобных обстоятельствах продолжать разговор бессмысленно?
- Нет, - твёрдо откликнулась она. Сказала, бесстрашно глядя на Андрея: - Я настаиваю на разговоре. А Андрей Палыч… Андрей Палыч присоединится к нам позже.
Он встал… нет, вскочил. Тоже не сводя с неё глаз, сказал:
- Я ухожу. Ухожу сейчас из здания в частности и из компании в целом. – И, отодвинув стул, стремительно пошёл к выходу под беспомощные окрики матери. Голос отца уже у двери остановил его.
- Андрей! Стой. Не будь ребёнком.
Он медленно повернулся и с вызовом посмотрел на отца.
- Ты и так уже наломал столько дров, что неизвестно, сколько времени понадобится, чтобы исправить всё это! Хочешь сбежать от ответственности? – Павел Олегович холодно покачал головой. – Не получится. Ты уйдёшь отсюда только тогда, когда Я, - он повысил голос, - разрешу. – И после паузы глаза в глаза с сыном повернулся к сидящим за столом. – Я прошу всех далеко не расходиться. Несмотря на неприглядность всей этой ситуации, Екатерина Валерьевна проявила себя профессионалом, и я считаю для себя возможным прислушаться к её просьбе. Через полчаса совещание возобновится. Прошу всех быть на месте к этому времени. А тебя, Андрей, прошу подойти пораньше…
…Двери одна за другой захлопывались за ним. Он шёл, не разбирая дороги, словно продирался сквозь бурелом, круша кусты и ветки на своём пути. Опомнился лишь в приёмной Малиновского, обнаружив себя уперевшимся руками в дверь с матовым стеклом. Само стекло было прямо перед лицом, перед глазами. Матовое, как белёсое молоко… как туман. Подошедший сзади Малиновский толкнул рукой дверь над его плечом, и он увидел кабинет. Который видел тысячи раз. Обычный офисный кабинет. Кабинет вице-президента.
Вошёл и, сгорбившись, опустился на стул. Было холодно.
Роман молча прошёл к шкафу, достал бутылку и два стакана. Разлил виски по стаканам, выпил свой залпом и только после этого взглянул на друга. Тот сидел так же неподвижно. Подтолкнул к нему стакан.
- Выпей.
Андрей безучастно посмотрел на стакан, потом, будто даже не заметив его, поднял глаза на Малиновского.
- Зачем она это делает?
- Ну, наконец-то, - выдохнул Роман. – А то я уж думал, ты меня послал подальше… - Сосредоточенно посмотрел на Жданова. - Вариантов всего два: либо мстит тебе таким вот изощрённым способом типа «получай, чего добивался, ты заработал», либо… Либо делает тебе прощальный подарок… ну, или просто подарок, а то ты меня сейчас испепелишь… Она ведь всегда тебе в рот смотрела и одобряла во всём.
Андрей поморщился.
- Выбирай выражения…
- Уф, ну слава богу. - Роман заметно повеселел, оказавшись в привычной стихии. Уж очень сильно пугал его этот новый Жданов в последнее время.
На этот раз не спеша налив виски, со стаканом в руке переместился на своё рабочее место. С интересом взглянул на друга.
- А ты знаешь, Жданов, я ведь даже знаю, какой вариант правильный. Ты в рубашке родился. Наверное, в этой самой, - и он скользнул взглядом по костюму Андрея. – Недаром ты сегодня такой торжественный…
- Кончай хохмить, Малиновский… Мне удавиться хочется…
- Да чё ты перепугался-то так? Как будто привидение увидел…
- Да как ты не понимаешь, что это унижает меня?!.. хотя куда уж больше… таких свиней, как я, ещё поискать… И я не хочу, чтобы она думала, что я и остался таким, что только этого и ждал!..
- Ну ладно, ладно, ты очень убедительно поломался для начала, и, я уверен, она оценила это… Теперь-то уж и здравый смысл подключить можно… Успокойся, я же говорю: она не мстит. Не похоже. Да и что-то мне подсказывает, что не стала бы она усложнять. Если б действительно хотела отомстить, быстренько бы и с удовольствием подписала доверенность на Сашку… и вместо печати поцелуем скрепила бы… эх, жаль, она губы не красит!.. Представляешь – юридический документ с красными губками а-ля Мэрилин Монро…
Андрей с тоской исподлобья взглянул на него.
- Ну, всё, умолкаю, умолкаю… Может, ещё не всё потеряно. Может, не сегодня-завтра начнёт краситься… из этой истории выводы делать надо, а кто, как не Катенька, у нас выводы делать умеет… Да и тебе соответствовать, как ни крути, придётся… нельзя, нельзя так безответственно, как раньше, к внешности подходить…
Как ни тяжело было Андрею подниматься, он всё-таки сделал это. С жалостью посмотрел на друга.
- Дурак ты, Малиновский. А просвещать тебя у меня ни сил, ни желания нет…
- Ну извини, Андрюх. Правда, извини. Ну, что ты сегодня всё уйти порываешься? Куда, Андрей? – И, воодушевившись собственной мыслью, наклонился и впился взглядом в Жданова. – Нет, правда, ты примерно хотя бы представляешь? Или так, куда глаза глядят?.. А ведь твоё место - в «Зималетто»…
Андрей снова устало опустился на стул. Сцепил руки замком.
- Что вы все заладили: твоё место, твоё место… Было моё. Теперь меня ничто здесь не держит.
- Очень пафосно, очень. Еле сдерживаю слёзы… Но подожди, кто «все» заладили? Кто ещё?
Помолчав, Андрей глухо произнёс:
- Катя…
Роман хлопнул ладонью по столу.
- Вот Катюшка!.. Да и Эр Дэ Малиновский не подкачал… Ну, и чё ты дёргаешься? Понятно ведь, чего она хочет. А ты: зачем, зачем…
- Чего она хочет? – Андрей с надеждой поднял голову.
Вот ведь…
Роман с удивлением обнаружил, что готов смутиться. Так и подмывало ответить другу в своём обычном духе, но что-то мешало, останавливало. Кажется, от него ждут совсем другого ответа, но в этом-то как раз он и пас! Жданову с кем-то другим поговорить надо, но с кем?.. Мысленно перебрав всех теоретических кандидатов, Малиновский отверг их одного за другим. Даже Маргариту. Так что Жданчик его один, как перст, а он сидит тут, упражняется в остроумии…
- Да откуда я знаю… Тебя, наверное, - как можно беспечней ответил он. – Во всяком случае, хочет, чтобы ты остался в компании. Но, как говорил один киногерой, призывая поверить ему как историку, насильно осчастливить нельзя, а значит, Катенька зря старается? Да? – И он бросил на Андрея острый внимательный взгляд, прикрытый мнимой расслабленностью.
Андрей опять уронил лицо в ладони.
- Я не знаю…
- Ну, я понимаю, понимаю. Ты растерян, сбит с толку… и не только сегодня, вообще в последнее время. Но ты же прекрасно понимаешь, что у ухода твоего сплошные минусы. И не только для тебя… и не только для меня. А для компании. Сам же постоянно твердил, что Воропаеву «Зималетто» не нужна. Вот и подумай, что он может натворить с этой доверенностью на руках. Да даже если Пал Олегыч станет сегодня президентом «Зималетто», это компанию не спасёт. Воропаев в любой момент может завершить процесс. Как только ему это станет выгодно.
- Не преувеличивай. Отец доверяет ему.
- Прав, прав, - вздохнул Роман. – Но и Пал Олегыч может ошибаться. К тому же он долг перед Сашкиным отцом чувствует и даже мысли не допускает, что его сын может навредить «Зималетто»… Короче, как бы там ни было, риск налицо, с этим ты не можешь спорить. Ну, и что? Тебе всё равно, что будет с «Зималетто»?
- Нет, конечно. Ты прекрасно знаешь!..
- Всё, всё… Теперь знаю. А вот два дня назад казалось, что тебе глубоко плевать… Кстати, Пал Олегыч тоже мог это видеть… Ты даже не попытался бороться, Андрюха! Оправдаться, начать всё сначала…
- Начать всё сначала, - прошептал Андрей, глядя на него невидящими глазами. – Да-да, я думал только об этом, Малиновский. Оправдаться, начать всё сначала…
Вот чёрт!.. Малиновский едва сдержался, чтоб не выругаться вслух. Он ему про Фому, а этот всё про свою Ерёму…
- Ну, так вот и подумай, как тебе будет легче сделать это, - спокойно откликнулся он. – Оставшись в компании и имея доверенность с её подписью… или уйдя на все четыре стороны, туда, где сосны шумят.
- Что? Какие сосны?
- Ну, или море. Или куда ты там собирался? В общем, одна у тебя сейчас дорога - в конференц-зал…
***
О чём он думал, когда шёл туда? О чём думал, когда отец сказал ему, что согласился с доводами Катерины и не будет иметь ничего против его кандидатуры, если и он сможет привести не менее убедительные? О чём думал, наконец, когда весь вдруг ожил, чувствуя забытое уже приятное волнение, которое испытывал раньше, обдумывая планы развития компании?..
Да, его спустило на землю. Даже грохнуло. Но неужели есть шанс подняться? Как, откуда это взялось? Может быть, эти тёплые светло-коричневые глаза придавали ему уверенности…
Они стали прежними. Её глаза стали прежними, тот мёртвый свет, который пугал его, ушёл из них. И это радовало его больше, чем все доверенности, вместе взятые, чем даже окрылившее его воодушевление… Ведь это тоже было связано с ней, всё это неразрывно было связано с ней.
Он так хотел, чтобы она осталась. Отчаянно хотел, чтобы, как прежде, работала с ним. Но он душил в себе это чувство. Это было неправильно. Он должен сам… он должен попытаться сам.
До выборов президента «Зималетто» оставалось время, и он пошёл к лифту провожать её. Адвокаты деликатно держались поодаль.
Весь холл пропах валерьянкой. Одуревшие то ли от происходящего в компании, то ли от спасительного лекарства дамы чуть ли не рыдали в голос, прощаясь с Катей. Он молча ждал, подперев стену у лифта.
Наконец она подошла к нему. Он наклонил голову.
- Мы ещё увидимся?
- Не знаю… наверное, да. – Она снова стала мягкой и застенчивой. Его Катей. – Ведь мне всё равно придётся…
- Да-да. Ты ведь настоящая глава «Ника-моды». – Он даже не попытался понизить голос, хоть девушки из женсовета все, как одна, заложили волосы за уши и подались вперёд. – Но, Кать, - стараясь не сорваться в мольбу, продолжил он, - п р и д ё т с я?.. Может, я всё-таки не так противен тебе, может, ты… - он всё же сбился… - Может, ты ещё простишь меня?
Она испуганно оглянулась на женсовет и с отчаянием – на лифт.
- Я простила тебя, - сказала чуть слышно. – Разве ты ещё не понял?..
Лифт открылся.
- Я не об этом, - повысил он голос ей вслед.
Она вошла в лифт вслед за Филиным и Рулиным, обернулась, нажала на кнопку.
- У вас всё будет хорошо, Андрей Палыч. Удачи вам.
Двери закрылись. Минуту он стоял неподвижно, затем обернулся и обвёл взглядом холл.
Посетители, Федя, застывший женсовет… Да, он должен попытаться. Сам. Один.
…Президентом «Зималетто» стал Воропаев. Кира всё-таки проголосовала за него. Да это было и неизбежно. Неужели после всего, что ей пришлось вынести из-за него, она могла его поддержать.
Но ничто не могло поколебать его умиротворённого состояния. Он обрёл равновесие и теперь словно смотрел на всё со стороны. И всё яснее становилось с каждой минутой, что война с Кирой – это неправильно и ненадолго. Он сумеет сделать так, чтобы они остались друзьями. В конце концов, он виноват перед ней. И она заслуживает хотя бы того, чтобы он не смотрел на неё волком, ведь одно лишь тёплое слово может подбодрить её…
Она, похоже, тоже считала себя виноватой. Она поняла, она что-то поняла!.. Ощущение это, ещё с утра поразившее его, усиливалось. Оборвав явление Вики в президентский кабинет, она словно оборвала и тихую войну, которую они вели друг с другом. Не злилась, не раздражалась, не обдавала холодом презрения… Да, она выглядела уставшей, но он видел: причина её спокойствия не в этом. Она что-то решила для себя, перешла какой-то рубеж.
Он уже надевал пальто, когда она подошла к нему.
- Андрей, мне нужно поговорить с тобой.
Он вздохнул.
- Хорошо, сейчас только Малиновскому скажу…
- Нет-нет, - она жестом остановила его. – Не нужно. Это не срочно. Так даже лучше… я тоже очень устала, мне нужно остаться одной. Поговорим завтра. Ты ведь придёшь завтра в офис? – И она открыто, внимательно посмотрела на него.
Он ответил ей таким же взглядом.
- Конечно, приду. Ты думала, я буду сидеть дома и оттуда контролировать работу Сашки? Нет, Кирюш. Я буду ходить в офис, как раньше ходил, каждый день…
Её лицо просветлело.
- Хорошо. Я очень рада, правда. Ну, а… - Видно было, что она очень хочет сказать ещё что-то или спросить о чём-то… Решилась: - Ну, а с Катей у тебя как?.. – И всё-таки не выдержала, сорвалась в сарказм: - Жертвы были не напрасны?
Он со спокойным сожалением посмотрел на неё.
- Нет. Жертвы были не напрасны.
- Ну, хорошо! – как-то нервно, весело воскликнула она. – Тогда до завтра?
- До завтра…
…Вот и определилось его «завтра». Завтра он придёт в бывший кабинет Ветрова и попытается вытащить компанию из долгов. А если у Воропаева другие планы, то заставит его… Но выбора у нового президента нет: либо работать в тандеме, либо уйти. Отец сегодня долго объяснял им это. И Сашка вроде перестал сопротивляться. И даже воодушевился слегка живой перспективой борьбы со Ждановым… Ничего, пройдёт время, и он поймёт, что слово «тандем» обозначает несколько другое.
А свои собственные амбиции он пока сдал в архив. Пусть Воропаев наслаждается своей новой должностью, пусть презрительно отвергает его предложения, чтобы потом принять их. Он остался в компании не для того, чтобы соперничать с ним. Тихо будет делать своё дело, не обращая внимания на внешнюю мишуру, которая так важна для Воропаева. Да и для него была когда-то важна…
Когда-то, когда-то… Катя, вернись…
Нет, он не верит в расставание. Сам не знает, почему так происходит, но что-то не даёт умереть до конца. «Умереть до конца» - хорош оборотец... Точно к ним ко всем сейчас применимо… Они все – он, Катя, Кира – немного умерли, но можно ведь снова научиться дышать?..
Интересно, куда она поехала? Ещё в конференц-зале разговаривала с кем-то по телефону, договаривалась о встрече… И снова невольная улыбка, как и тогда, расплылась у него на лице. Да, по телефону. Тому самому… Значит, и платье сохранила. Значит, всё было не зря.
Не зря. И всё-таки - чему он, дурак, радуется?! Разве её «удачи вам» не было красноречивей любого прощания? Ей больше не больно, она стала уверенней, но руки не протянула, и получается - для него всё потеряно. Ведь она уверена и во всём, что разлучает его с ней…
А он по-прежнему ощущал, чувствовал её около себя. И тело уже тосковало, скучало, сегодня он понял это особенно отчётливо. Даже её голоса было достаточно: сердце билось, в горле пересыхало… Обычные человеческие реакции обычного человеческого чувства.
Дома положил телефон на видное место и, слоняясь из комнаты в комнату, поглядывал на него. Где-то внутри знал: он сегодня ещё раз услышит её голос. Пусть даже сам не скажет ни слова, как когда-то в детстве. И плевать, что номер определится, пусть хоть так знает, что он думает о ней…
Был бы хоть кто-нибудь рядом, кого можно было бы наивно спросить: «А жалость – это хорошо?» - и услышать ответ. О том, что это не отменяет любви. О том, что Катя на правильном пути и ему только нужно ещё сделать несколько шагов…
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Да, известная открыточка. И прежде всего своей способностью к реанимации... 
Опять же, увести девочку могут... 
