XVII
Какая белоснежная рубашка…
Как насмешка, противовес полному беспросвету в его душе! И запонки холодным резким весельем блестят-переливаются… Тоже как будто насмехаются… Словно он собрался праздновать что-то.
А ведь так и есть. И почему бы не отметить переход в другую жизнь?
Запонки когда-то давно, в Лондоне, купила Кира. И рубашками она же занималась… Ну, не напрямую, конечно, звонила в сервис, приезжали, забирали-привозили.
Ничего, он тоже не беспомощный. Хорошо, что сохранил для себя этот запасной аэродром – свою квартиру. Последний бастион, он не поддался осаде. В своё время Кира плотно занялась этим вопросом, почему-то озаботилась тем, что у него есть собственная квартира, а ведь он сделал ей предложение и практически всё своё время проводил у неё… Начала осторожно, потом, видя, что попытки не приносят результата, спросила прямо:
- Андрей, ты хочешь оставить путь для отступления?..
На что он, конечно же, ответил «нет, не хочу» и закрепил своё уверение жарким поцелуем…
Рука, завязывающая галстук, остановилась на полпути, и почерневшие глаза впились в своё отражение в зеркале. Нет, не может быть. Не может быть, чтобы он целовал её.
Под сердцем тихонько заныло, и кровь отлила от лица. Как, оказывается, страшно… Он - как маленький мальчик, зависимый, одинокий… И вокруг – ни души. Потому что нужно так же, как к себе, привыкать и к другим. Потому что и они изменятся. Не могут они не увидеть, что он другой, а значит, и сами станут с ним другими…
Ну что ж, познакомимся. Андрей Павлович Жданов… однофамилец того, которого вы знали раньше.
Всё с нуля? С чистого листа? А как набраться смелости сделать первый штрих, а главное – понять, ЧТО рисовать? В голове – пусто, только одна мысль – конец. И этот чёрный костюм, и эта рубашка – для того, чтобы торжественно отметить конец какой-то эры. И начало следующей?.. Ну, это просто по логике приходит в голову, а на самом деле – ни одной мысли, ни единой. Куда идти? Что с ним будет?..
Те же вопросы он вчера задавал себе применительно к Кате. Вчера о себе ещё не думалось, зато за неё уже боялся… И главное - её, единственной, кто знал, что он изменился, кто знал, каким он стал, не было теперь рядом. Насколько было бы легче им обоим, если б они могли поддержать друг друга. Вместе бы привыкали, вместе бы рисовали. Но она не хочет. Её картина – только её, никого не подпустит, и его – в последнюю очередь…
Весь вечер думал об этом, весь вечер рука тянулась к телефону, чтобы набрать её номер. И каждый раз, подержав в ладони аппарат, обречённо выпускал его. Нет смысла звонить сейчас, до совета директоров. Что он может сказать ей? Люблю? Он и раньше говорил это. И она верила. Теперь не поверит – именно потому, что раньше верила… Как глупо. Как всё глупо, бездарно разрушилось. Едва начав строиться. Едва родившись.
И назад дороги нет, вот что самое страшное. Нельзя обернуться, помедлить в нерешительности и отступить. Хотя бы на время. Переждать, затаиться в прошлом, в том далёком прошлом, которое когда-то казалось таким уютным, таким безопасным… Там тоже не было её, но он ведь не знал тогда, как это – когда с ней, вот и не мучился. А теперь он знает. Знает!.. И оттого это перепутье так мучительно. Нельзя шагнуть вперёд без неё, а надо.
…- Палыч, ну ты где?!
- Дома, а что?
- Ну, ты даёшь!.. – Малиновский, кажется, даже подпрыгнул от возмущения. – Все уже собрались, только вас двоих нет, а без Пушкарёвой, между прочим, всё это не имеет смысла!..
- И что? Я ведь не Пушкарёва, чего ты мне-то звонишь?
- Как… А я думал… - Рома явно растерялся. – Я думал, вы вместе… ты с ней…
…Как всё просто у Малины, у его лучшего друга, у лёгкого и беззаботного прожигателя жизни!.. Как иногда хочется быть таким же, но ведь у него даже тогда, в его туманном прошлом, это с трудом получалось!..
- Ром, ты действительно думал, что я с Катей? Вот после всего, что я тебе рассказал, после всего, что мы сделали? Да ты вообще соображаешь, что говоришь? Мне иногда кажется, что нет…
- Ну, а что такого-то, я не пойму? – искренне изумился Малиновский. – Ведь всё выяснилось! Она теперь знает, что ты её честно любишь, в чём проблема?
- Ни в чём, - буркнул Андрей. Объяснять – себе дороже. – Не нужно никому звонить, я уверен, Катя сейчас появится. Тем более, что до совещания ещё почти час, я вообще не понимаю, чего ты истеришь! И я уже выхожу из дома…
- Н-да… И полетим мы с тобой из компании голубями… Кстати, Воропаева-то тоже нет!
- Ну, так что ты мне голову морочишь?!.. Всё, Малиновский, мне некогда, пока!
Малиновский нервничает, это чувствуется… Ну, конечно, даже такого, как он, может пронять то, что случилось… У него ведь тоже – перепутье… Только отступить легче… И переждать, и пересидеть… У него-то лишь жизнь меняется, не он сам…
Чёрт, разбередил всё. Ну, вот где она, где?.. И «голуби» ещё эти…
Но это и к лучшему, что разбередил. Подумать о судьбах своего мира он ещё успеет, а день насущный тоже ведь не отменишь. Теперь, когда открылись глаза, можно подвести итоги, чтобы хоть чуть-чуть усмирить страх перед завтра…
И о компании можно уже думать, вернулась способность размышлять не только о Кате и себе. И всё больше накатывает тоска от потери… наверное, это было неизбежно, но он, раздавленный другой потерей, не думал об этом.
На улице пахнуло неожиданным теплом. Он поднял голову к небу. Небо было по-весеннему нежно-голубым, ветерок свежим. А ведь в этой гонке он даже и не заметил, как подобралась весна. Хоть уже неделю не ставил машину в гараж.
Завёл двигатель и не спеша вывел машину со двора.
Итак, в компании начинается новый виток. Конечно, с доверенностью на руках Воропаеву будет легче контролировать ситуацию, отец понимает это, да и объективно никого больше не видит в роли президента «Зималетто». Сёстры тоже проголосуют за Сашку, так что его президентство, можно сказать, дело решённое.
И это уже будет другая компания. Не его компания. И пусть там остаются близкие ему люди, но отец считает его врагом, а это в тысячу раз страшнее, чем привычная холодная война с Воропаевым.
А это значит – его больше нет в компании, а компании в его жизни. Только сейчас он ясно и спокойно сказал себе это, осмысливая каждое слово. Наверное, до сих пор он до конца не верил в это по-настоящему. Наверное, по инерции он всё ещё продолжал себя чувствовать защищённым, не веря в то, что подобное может произойти в его жизни.
А ведь на самом деле это и есть его будущее, и потому пока – тупик, и думать об этом сейчас бессмысленно…
А Катя… Конечно, пока долги не будут выплачены, она не сможет развязаться с «Зималетто» полностью. Но фактически у неё тоже – новый виток, новая жизнь. Без «Зималетто» и без него. Интересно, а она знает, чем наполнить эту жизнь? Или так же, как он, смотрела сегодня в зеркало, спрашивая себя, что будет завтра?..
И он, ведя машину, изредка смотрит в зеркало заднего вида совсем не для того, чтобы следить за дорогой… Его новые глаза словно магнитом притягивают к себе… И в них он видит прежде всего – её.
Чёрт, а ведь он мог заехать за ней. Просто так, потому что они близкие люди… были близкими. Но он боится. Да, это слабость, но так привык к её верности, к её чувству, поражавшему его ещё в самые первые дни, что теперь невыносимо больно видеть холод в её глазах, эти руки, столько раз обнимавшие его, беспомощно теребящими поясок кофточки… Это видение не покидало его. Ведь в тот вечер не он уходил от неё, это она уходила.
На крыльце «Зималетто» машинально оглянулся по сторонам – нет ли её, не подходит ли она к зданию в последний раз. И неожиданно увидел смутно знакомую фигуру. Человек грузно, неловко пытался выйти из автомобиля. Так это же… Филин?… Рулин?.. кажется, их даже зовут одинаково.
И тут же увидел второго, худого и длинного. Он вышел из машины с другой стороны.
Неприязненно посмотрели друг на друга, но разминуться было невозможно.
- Кажется… господин Жданов?
- Он самый.
Пожали руки и двинулись ко входу. Вот он, кусочек новой реальности «Зималетто». Ну что ж, он сам захотел этого.
***
Катя ещё не приехала. Оказалось, что все они собрались слишком рано, хоть Малиновский и бился утром в истерике. Андрей недоумевал: ему казалось, что с того момента, когда он очнулся от своего беспокойного рваного сна, прошла вечность. А на самом деле время, назначенное для встречи, ещё не подошло.
Он по привычке вошёл в свой бывший кабинет, Малиновский – за ним. Можно было, конечно, подождать в кабинете Романа, но какая разница?.. Ведь тот кабинет – тоже бывший.
Без стука вошла, ухмыляясь, Виктория. Оба повернули головы к двери, гримасы на лицах друзей были примерно одинаковыми. Если бы Клочковой не было в их жизни, её нужно было придумать, чтобы облегчить им расставание с «Зималетто»…
- Рома, выйди, мне бы с Андреем поговорить.
Роман аж дар речи потерял.
- Виктория, вам не кажется, что вы… как бы это помягче выразиться… забываетесь?
- Это ты забываешься! – Секретарша повысила голос и гордо вскинула голову. – Выйди, я сказала!
Малиновский, усмехнувшись, взглянул на Андрея и мотнул головой в сторону грозной посетительницы: нет, ну ты видел? Андрей тоже усмехнулся. Вымученно. Устало.
- Что тебе нужно… Ви-ка?
- Да?.. Можно говорить при Романе?.. Ладно, так даже лучше. – С вызывающим видом уселась в кресло у двери. – Мне деньги нужны.
Друзья снова переглянулись. Андрей ровно заметил:
- Поздно. Твоя ария устарела, смени репертуар.
- Нет, никогда не бывает поздно, Андрюша, и ты это сейчас узнаешь…
Ах, как она значительна, как загадочна. Тошнотворное чувство, владевшее им в то утро, когда он ушёл от Киры, снова дало знать о себе. Сдержаться бы, не сорваться… Он сумеет…
- Так вот. Пушкарёва не знает ещё двух вещей, и я смогу помочь ей узнать! Тебе это в голову не приходило?
Андрей глазами приказал Роману молчать и откинулся на спинку стула.
- Ну, приходило. Дальше?
Вика мгновение озадаченно смотрела на него.
- Дальше?.. А дальше вот что: я дам нашей серой мышке прочитать на ночь одну увлекательнейшую сказку… ну, и, чтоб уж совсем ей не скучно было, расскажу ещё одну увлекательнейшую историю. Про то, как ты проводишь ночи с другими женщинами... Тебе ведь, кажется, в последнее время не всё равно, как она это воспримет? – невинным голоском заключило стихийное бедствие.
Не меняя позы и выражения лица, Андрея спросил скучающе:
- С чего ты взяла?
- Ну, как это… Кира рассказывает! Ты влюбился в это страшилище, крышу сорвало и всё такое!
- Кира, как всегда, всё неправильно поняла. Она ревнует и сама не знает, что говорит. – Господи, и он вынужден играть здесь в откровения с этой недоразвитой!.. Он надеется, что ему это зачтётся. Он честно может потребовать снисхождения, любой суд оправдает его… - Так что, Викуся, можешь идти и рассказывать. Мне уже хуже не будет. А то, что денег лишилась, - так сама виновата. Нечего было компромат по шкафам распихивать…
- Так как же… а Катька…
Он сцепил зубы и тут же широко улыбнулся.
- А что Катя? Мне-то что до Кати? У меня и своих проблем хватает…
Из конференц-зала раздались голоса. Он различил среди них знакомый тихий голос с хрипотцой и, заметив по хищному выражению лица Клочковой, что и она услышала, побледнел. Ва-банк. Или она сейчас поверит ему, или…
Дверь из конференц-зала открылась. На белом, как полотно, лице Киры выделялись лишь сверкающие светлыми льдинками глаза.
- Вика! Чем ты здесь занимаешься? Я тебе что сказала делать? Почему кофе до сих пор нет? Гости уже двадцать минут в конференц-зале!..
И голос её тоже отдавал металлом. Поёжилась не только подруга, но и бывший жених с Малиновским…
Провинившаяся секретарша вскочила. Растерянно переводя глаза с Киры на Андрея, с Андрея на Романа и обратно, бросилась к двери. Она хорошо знала такое настроение своей подруги, в подобные моменты лучше было с ней не шутить…
- Подожди! – Ледяной голос остановил её, и Вика застыла, как вкопанная.
Кира повернулась к Андрею:
- Андрей, все уже собрались и ждут вас. Я скажу пару слов Виктории и тоже приду.
Он пристально посмотрел на неё, но ничего не сказал и, кивнув Роману, пошёл в конференц-зал.
Внутри у него всё дрожало, руки ослабели, и он никак не мог по привычке сжать их в кулаки.
***
- Ты что сделал? Что это всё значит, Жданов? – шептал Малиновский на ухо, когда все рассаживались по местам.
- Молчи, - глухо ответил Андрей, низко наклонив голову. – По-другому нельзя было. Она всё равно рано или поздно проговорилась бы Кате. А так есть надежда, что не решится, зачем ей это?.. Я выиграл время… А потом всё равно придушу…
Малиновский почти с опаской посмотрел на него.
- Спокойно ты как-то говоришь это… что-то мне не по себе, Палыч…
- Вот и мне тоже. Давно…
- Так что у тебя с Пушкарёвой всё-таки? – не выдержал Малиновский.
- Ты считаешь, что сейчас лучшее время – это обсуждать?..
…И правда, не лучшее было время – обсуждать с кем бы то ни было. Он сначала сам с собой обсудит – что же у него с ней? И он, почти не таясь, смотрел на неё, ласкал взглядом.
Что-то в ней изменилось неуловимо. То ли причёска другая, то ли осанка более уверенная… И такой она нравилась ему ещё больше!
Нечего обсуждать. Его тянуло к ней, он любил её и не понимал, как можно было раньше не любить. Да и не было такого. Он ничего не помнит.
Эта глупая ситуация должна разрешиться. Когда двое любят друг друга, глупо терять время и того хуже – расстаться навсегда. Она не может этого не понять. Ведь она у него умная…
Сосредоточенно сдвинув брови, она вчитывалась в переданный ей адвокатом документ. Ручка в пальцах дрогнула, и, вместо того, чтобы подписать, Катя отложила её в сторону. Следом на стол легла доверенность. Подняла глаза на Павла Олеговича.
- Я доверяю своим адвокатам, Павел Олегович, и Дмитрию Михайловичу тоже, так что по самой доверенности вопросов нет… Но есть один пункт, который меня смущает.
Павел Олегович слегка прищурил глаза.
- Что же это?
- Доверенное лицо, - спокойно ответила Катя.
Но слова эти были подобны грому. Лица всех сидящих в конференц-зале изменились, даже у рассеянной Кристины в глазах появился интерес. Воропаев побледнел и подался вперёд.
- И что же вас… смущает? – не выдавая волнения, спросил Жданов-старший.
- Меня не устраивает кандидатура, вписанная в доверенность. Павел Олегович, вам наверняка уже объяснили, что план по спасению компании был единственным верным решением, поэтому я считаю, что имею право голоса, раз уж так сложилось, что какое-то время я участвовала в реализации плана…
Жданов чуть усмехнулся с досадой, качнул головой.
- Да, Екатерина Валерьевна, недооценили мы вас… Но неужели вы действительно так считаете?
- Да, считаю, - твёрдо сказала Катя. – Я ни на чём не настаиваю и волевым решением делать ничего не буду. Но я хочу, чтобы вы выслушали меня. – И добавила чуть мягче: - Наедине, если можно.
- Но почему же вы раньше ничего не сказали? Как я понимаю, и адвокаты ваши не в курсе… - Павел Олегович повернул голову в сторону энергично перешёптывающихся Филина и Рулина. Катя тоже мельком взглянула на них.
- Да, они не знали… Но я посоветуюсь и с ними… позже…
- Собственно, в этом нет необходимости, - подал голос один из Борисов. – Главное – правильно оформить доверенность, соблюсти законность сделки, а уж на чьё имя она будет выписана – сугубо личное дело руководства компании… А если быть ещё точнее – единолично Екатерины Валерьевны Пушкарёвой. И если уж спрашивать меня, - продолжал Филин, - то я советовал бы Екатерине Валерьевне оставить управление «Ника-модой» в своих руках…
- Да что же это такое, Павел Олегович?! – взорвался вышедший из ступора Александр. – Как вы позволяете этим выскочкам решать что-то за нас?! Да я бы на вашем месте выставил их вон! ВОН!!! – эхом прогремело по «Зималетто». – А что до вас, НЕуважаемая Екатерина Валерьевна, - и лицо несостоявшегося президента «Ника-моды» исказилось в страшной улыбке, - то смотрите, как вам не пожалеть, и горько не пожалеть, об этой самодеятельности…
Наклонив голову, Павел Олегович поднял руку.
- Са-ша!.. Не будем горячиться. В любой ситуации нужно сохранять холодную голову… - Повернулся к юристу. – Что вы скажете, Дмитрий Михайлович?
Тот отвёл глаза.
- Формально, да и по существу господин Филин прав… Но мы можем позвонить Роберту Генриховичу, - он понизил голос, склонившись к Жданову. – Возможно, специалист по уголовному праву найдёт какой-то выход.
Павел Олегович покачал головой.
- Нет-нет, не будем торопиться. Сначала я выслушаю госпожу Пушкарёву. Но, может быть, перед этим вы всё-таки назовёте имя вашего претендента, Екатерина Валерьевна? Об этом мы можем просить вас?
- Да, конечно, - кивнула Катя. В лице её не было ни кровинки. – Это Жданов. Андрей Павлович Жданов, бывший президент «Зималетто»…
|