Глава 8
Всю дорогу под монотонный стук колес, не замечая толчеи пассажиров, не слыша гула их голосов, она думала, вспоминала годы, прожитые без него, своего единственного…
Глупая гордость подначивала ее, провоцировала на необдуманные действия.
Кирин обман сделал свое дело, но не только он разлучил их - она сама, сама виновата! Хотела доказать, что сможет жить без него, и даже ребенок не смог остудить ее голову, затуманенную обидой.
А потом было тяжело… Очень тяжело: объяснение с родителями, косые взгляды, перешептывания за спиной, одинокие ночи, когда некому пожаловаться на плохое самочувствие, не с кем разделить радость толкнувшейся новой жизни… Родители уже не были так близки, как раньше, да и постарели, а виной тому была она - ее неудавшаяся личная жизнь.
Перед самыми ее родами отец попал в больницу. Мать постоянно находилась при нем – очень он был плох…
Сама себе вызвала скорую и поехала в роддом. Врачи смотрели недоуменно – такое в наше время случается нечасто, а нянечки жалели… Потом все утряслось, наладилось как-то. На выписку за ребенком приехал Колька – друг же! И опять нянечки жалели ее, шептались за спиной: «Сам-то как дитя… непутевый…»
А первое купание… Она надеялась на мать, а та растерялась: давно младенцев в руках не держала. Пришлось самой, хоть и страшно было. В тот момент - она точно помнит, подумала об Андрее – он бы не испугался, у него такие надежные руки…
Человек ко всему привыкает, привыкла и она: к бессонным ночам, к тяжелым сумкам, к безденежью. Деньги, оставшиеся после продажи квартиры, таяли как мартовский снег…
Опять помог Зорькин – организовал фирму. Ну и она ему помогла – кредит в банке ей удалось взять. Третий год она пашет как лошадь: без отпусков, почти без выходных. А что делать - семью кормить надо, одевать, обувать. Она теперь за старшую. Она - главный кормилец. Родители помогают, как могут, но за ними самими уход нужен…
Она устала, очень устала быть самостоятельной. Хотелось привалиться к надежному плечу, спрятаться за каменной стеной… Неужели это она хотела все делать по-своему, не слушая чьих-либо советов, не веря в доброе к себе отношение?! Глупая была - обиду свою лелеяла, не поверила, что любит он ее… «Вместе с грязной водой выплеснула и ребенка…» А теперь пожинает плоды…
Как хорошо, что Андрей нашел ее - хоть кусочек счастья! Как глоток воды в пустыне. Один глоток? Или целый родник? Он уверен, что река счастья понесет их к дальним берегам, а она сомневается…
У него натура такая – он загорается, вспыхивает, но быстро остывает. И один он быть не может, а Кира его бросила. Натешится он с ней, и остынет… Ну и пусть! Могу я побыть счастливой? И почему остынет? Можно не дать остыть, если самой подогревать их любовь, отдавать, не скупясь, все свои нерастраченные чувства. Главное - не бояться изменить свою жизнь, а что получится - лучше или хуже, она (жизнь) и покажет…
Обратная дорога не располагала к думам: вагон был переполнен, всю дорогу пришлось стоять в тесном соприкосновении с другими дачниками, возвращающимися с «отдыха» на грядках. Тяжелые корзины, ведра, рюкзаки… У нее тоже два ведра со смородиной и еще сумка через плечо… Стоять тяжело, душно, но поезд везет, а как дойти от станции до дома?
*
На этот раз он оставил машину у подъезда и ждал ее на платформе. Не стал окликать, а просто подошел и подхватил тяжелые ведра.
- Андрей… Как ты здесь оказался? Мы не договаривались…
- А вот взял и приехал! Чего мне дома одному делать.
- Ты без машины?
- Она у дома. Я не подумал, что ты с грузом… Устала?
- Очень…
- Давай, ты на лавочке посидишь, а я схожу за машиной?
- Не нужно. Я же теперь без груза - дойду…
В квартире он сразу прошел на кухню – поставить ведра, а Катя задержалась в прихожей.
Когда он вернулся, она сидела на скамеечке, привалившись спиной к стене, и закрыв глаза. А из-под плотно сомкнутых ресниц по щекам текли слезы.
- Катюш! Ты что? Что случилось?
- Ничего… устала очень. Целый день на солнцепеке – смородину собирала, потом дорога…Господи, еще варенье варить!
- Кать, ну зачем тебе столько ягод? Зачем мучить себя?
- Ты не понимаешь - родители привыкли так жить: заготовки, компоты, варенья… А у самих уже силы не те, не могут они сами. Не могу я лишить их привычной жизни! Они и так из-за меня здесь оказались. Отец-то ничего, смирился – он сам с периферии, а мама – коренная москвичка. Она с отцом всю жизнь по гарнизонам моталась, мечтала на старости в Москве пожить, а тут я со своими проблемами…
- А может, попроще что сделать с ягодами?
- Можно было бы заморозить, но у нас нет морозильной камеры. В прошлом году собрались купить – я тогда премию большую получила, а выяснилось, что у меня сапоги вышли из строя, и Лизоньке шубку надо – так и не купили… Зимой и не нужна вроде, а теперь…
- Кать, до завтра с ними ничего не случится?
- Да хоть и случится, я сегодня не в состоянии ничего делать.
- Атлична! Завтра утром купим морозилку и проблема будет решена!
- Андрей, ну зачем? Я же не из-за того сказала…
- Катюш, ну что ты все сама да сама! Дай мне позаботиться о тебе…
- Ох, Андрюша! Я так устала решать все сама… Если бы ты только знал, как я устала…
- Тогда слушайся меня! Договорились? Будешь слушаться?
- Буду…
- Все, решили! Теперь прими ванну, отдохни…
Когда она вышла уже не такая уставшая, посвежевшая и даже с румянцем на лице, вкусно пахло свежезаваренным чаем, а на сковородке скворчала яичница.
- Кать, я тут похозяйничал… но кроме яиц ничего не нашел.
- Ой, я и забыла! В сумке пирожки – мама напекла, с малиной и крыжовником! Сейчас достану!
Вечер обещал быть по-домашнему уютным, почти семейным…
- Сейчас поешь и ляжешь спать, отдохнешь хорошенько…
От этих слов Жданова Катя напряглась - выронила из рук вилку и с трудом проглотила кусок пирога
- А… ты… домой поедешь?
- Кать, ты устала, тебе отдохнуть надо…
- Да, конечно, я пойду, лягу…
- А поесть?
- Я… мне … не хочется… Ты поезжай, поздно уже…
И она пошла к своему диванчику. Вся поникшая, враз увядшая…
Он бросился к ней, схватил за плечи, развернул к себе лицом.
- Катя, прости! Прости меня, пожалуйста! Я не то говорю! Никуда я от тебя не уеду. Как верный пес буду сидеть на половичке у твоей постели - сторожить твой сон буду… Ждать буду, когда усталость твоя пройдет… Кать, простишь?
- Глупый ты… я без тебя быть еще больше устала…
Погладила его по колючей щеке. Взъерошила волосы, зашептала на ухо.
- Не хочу, чтобы ты был песиком. Лучше котиком…
- Почему?
- Котики не спят на ковриках. Они к хозяйке в постель забираются…
На столе остывали нетронутая яичница и ароматный чай.
Не до них было хозяевам. У них свой жар и пыл…
- А кто-то хотел уехать…
- Кать, я…
- Ах, нет, кто-то хотел на коврике…
- Кать, ну не вспоминай! Я – глупец! Признаю!
- Где бы записать эти слова…
- Кать… ты такая…
- Это я еще уставшая, учти…
- Учту! Ты знаешь, чего я боюсь?
- Чего?
- Боюсь, что ты остынешь… Будешь говорить:
…« Не сегодня… голова болит…», или «Как? Опять? Мы же на прошлой неделе…»
Она засмеялась и обняла его.
- Я никогда не скажу тебе «Нет»! Обещаю! И даже когда ты состаришься, станешь немощным… Мы все равно что-нибудь придумаем!
- Можно подумать, ты не состаришься!
Она опять засмеялась.
- Нам, женщинам, легче. Нам же приходится лежать, а не стоять…
Теперь уже рассмеялись оба.
- Ну, это будет еще не скоро. А сегодняшнее обещание ты не забыла? Если я…
- Я скажу «да»…
Ах, эти летние ночи! Они такие короткие! Не зря их называют воробьиными: не успели глаз сомкнуть, а уже утро…Но ничего - впереди только день, а потом будет опять ночь, и можно будет выспаться… Может быть удастся…
Глава 9.
- Жданов! Офис опять гудит.
- По какому поводу на этот раз? Кого обсуждают?
- Тебя, естественно. Ты же у нас летаешь как молодой орел. Помолодел, похорошел, похудел, кстати. Где твой пивной животик, который явно намечался? Растряс в трудах праведных? Или в утехах любовных? Признавайся!
- В чем признаваться-то?
Роман перестал балагурить, спросил серьезно.
- Как у вас с Катериной?
- Ром-ка-а! Ты не представляешь! Ничего не забылось. Будто и не расставались, и пяти лет этих не было…
- Жениться будешь?
- Я бы хоть сейчас, а она боится…
- А чего ей бояться-то?..
- Ну, дети - вдруг не подружатся, вдруг нас не примут как родителей…
- Твою Элизу когда привезут?
- Не скоро еще. А вот с Елизаветой сегодня иду знакомиться. Волнуюсь больше , чем на экзамене – вдруг я ей не понравлюсь?
- Понравишься… Она все же женщина, хотя и маленькая, а женщинам ты нравишься. Успокойся! Эх, Андрюха! Не понимаешь ты главного!
- ?
- Главное – они у тебя есть! Уже…
- Прости, Роман… Я со своим счастьем, совсем голову потерял… У вас-то как? Без перемен?
- Без них… Мне кажется, я с ума сойду. Не могу я видеть, как она мучается! Третий год одно и тоже: месяц ожидания, надежд, и…отчаяние. Я уже график ее критических дней как таблицу умножения знаю. Домой боюсь в эти дни идти…
- Плачет?
- Теперь уже нет. Наоборот, веселой старается быть. А глаза как у побитой собаки… виноватые глаза… будто я ее виню
- А сам-то ты как? Очень хочешь детей?
- Да знаешь, вроде и не хотел особо, а раз не получаются – то выложь да подай! Не обо мне речь, я бы пережил. Полю жалко. Извелась вся…
- А врачи что говорят? Есть надежда?
- В том-то и дело, что ничего серьезного не находят! Есть, конечно, отклонения. Но с ними другие рожают без проблем.
Я с одним старичком тут переговорил – меня ведь тоже обследовали, сам понимаешь. Так он считает, что ей надо успокоиться и перестать ждать, перестать так сильно стремиться к этому. Он говорит, что часто бывает так, что супруги, не надеясь родить своего ребенка, усыновляют чужого, и почти сразу заводится свой.
- Это что же, награда что ли за благородный поступок?
- С точки зрения веры – да, награда, а с точки зрения науки – женщина успокаивается, ведет нормальный образ жизни, выработка гормонов упорядочивается и детородных клеток тоже, ну и происходит то, что и должно произойти.
- Уж не хотите ли вы взять чужого ребенка?
- Об этом пока речи не было. Подождем. Мы ведь первый год и сами не хотели, остерегались… два года только, как решили… Врачи диагноз «бесплодие» еще не ставят… Ладно, закрыли тему! Тебе пора. У тебя свидание важное, а я настроение тебе испортил. Езжай! Старайся обольстить свою Елизавету!
_________________ АрхивСведения о моих книгах: topic1796.html?&p=1287322#Архив
|