7
Какая удивительная осень… Листья желтеют, но и не думают опадать… Крона на деревьях всё та же, даже ветвей не видно… Мама говорила – снег поздно выпадет и будет долго лежать…
Притихший, опустевший дом, и она в доме одна. Стоит у окна в спальне и смотрит на калитку… Ждёт.
Ольга Вячеславовна уехала в город по своим делам, Андрей настоял на том, чтобы Катя ехала домой – сам задержался из-за важного делового разговора. И вот она стоит в своём пустом доме и ждёт его, вспоминая вчерашний вечер…
Вот и Света что-то такое о листьях говорила. Что к холодной зиме такой затянувшийся листопад…
Сначала встреча была грустной, очень грустной. Целый день лил дождь, и оконное стекло, около которого они втроём сидели, было залито дождём… такими серебристыми подтёками – живой витраж. Красиво, конечно, но грустно. Слепое окно, и оно не выручало, как обычно выручают окна при встречах с людьми, которых давно не видел… Приходилось опускать глаза или смотреть на официанта.
Девочки тоже были смущены и поначалу чувствовали себя не в своей тарелке. То, что было с восхищением и удивлением озвучено Таней в первую минуту, задало тон всему разговору… «Катя… Ты же совсем другая!»… Да, она другая, и они другие. Но, может, так только кажется? Может, ей просто хочется, чтобы всё изменилось?
Ведь Танюша осталась прежней, разве что ещё больше располнела… Ей идёт, вид – цветущий… И с таким удовольствием показывала фотографии своего мальчика, Катя невольно улыбалась, слушая её… И радовалась за неё искренне. Тоже любовь. Такая же любовь… Только проще всё, понятней.
И Света доброты своей не растеряла – а могла бы в борьбе со своей «тоже любовью»… Развелась наконец… Устала мучить себя и тех двоих, у которых тоже – любовь. Причёска другая, несколько новых морщинок – а в целом та же Света, оптимистка с переменным успехом. И не обозлилась на весь свет, и не давала горьких советов, чего можно было ожидать. Наоборот, они были в полном восторге от её известий. Под конец, когда маски смущения и неловкости стали прозрачней, разговорились, и можно было почувствовать прежнюю теплоту – как тогда, во время новогодних завтраков общими салатами…
- Ой, Кать, ты не представляешь, как мы обрадовались! Сначала даже не поверили! Но Ольга Вячеславовна ведь и раньше нам говорила, так что пришлось поверить…
- Свет, ты что говоришь-то! – укоризненно смотрела на подругу Таня. – Не слушай её, Кать, я так сразу-сразу поверила! Мы ведь знали, что ты изменилась, что красивая стала! Андрей Палыч не мог в тебя не влюбиться! Только как же… как же вам встретиться тогда удалось? Как он увидел тебя? Ты ведь совсем в «Зималетто» не приходила…
Катя грустно улыбалась.
- Никак… Мы не виделись… ну, почти… он пришёл ко мне один раз, когда решался вопрос о доверенности…
Таня растерянно посмотрела на Свету.
- Но как же вы тогда… когда успели?
Катя молчала, только улыбалась, глядя на неё.
- Подожди… ты что, хочешь сказать… - шёпотом проговорила Таня. – Что он влюбился в тебя… ТОГДА? Когда ты работала в «Зималетто»?!..
…Да, это было светло и немножко грустно… её история, увиденная теперь и этими доверчивыми глазами… Конечно, без подробностей, к чему они теперь?
Одно было важно, одно имело настоящую ценность: они не затаили на неё ни обиды, ни тем более неприязни… Они даже словно с трудом вспоминали уже подробности своего увольнения. Им было комфортно в новой жизни, они видели в ней смысл… Груз упал с души, и только теперь, когда это произошло, Катя поняла, как же он был тяжёл.
…Как тихо в доме. Даже часов, больших настенных часов в столовой, не слышно. А она так любит слушать их тиканье-шуршанье, когда они сидят вечером вдвоём после ужина…
После ужина. Ольга Вячеславовна всё объяснила ей, сказала, что приготовила котлеты, пюре – всё на плите.
Вот ещё одна проблема. Неожиданная, обидная… Кажется – мелочь, а на самом деле звено всё той же цепи…
Она провела пальцем по стеклу и вздохнула. Вспомнила тот недавний вечер, когда впервые пришла сюда – чтобы остаться…
- Катюша! Ну, как же я рада!.. – Доброе лицо Ольги Вячеславовны расплывалось в довольной улыбке, лучики морщин разбегались от глаз… И так тепло сразу стало и от улыбки этой, и от взгляда!
Катя вошла в дом за ней и Андреем, и сразу же вспомнился последний раз, когда она была здесь. Такие разные, такие странные чувства владели ею. Ощущение, что это её родной дом, - с ощущением, что ещё не время… что она ещё чужая для этих вещей. А впрочем, она тогда ничего не знала. Была растеряна, подавлена после разговора с Женей. Боялась собственной тени, собственного голоса… Что же удивительного, что рассказ Ольги Вячеславовны напугал её. Нужно было в тишине привыкать ко всему, подождать, пока хотя бы высохнут слёзы… Но картины, описываемые Ольгой Вячеславовной, так и стояли перед глазами.
Она тихонько погладила полированную столешницу комода, словно попросила прощения… Поставила на комод сумку, огляделась. Дверь в спальню была открыта, она видела Андрея, что-то складывающего в шкафу. Словно почувствовав на себе её взгляд, он обернулся и тоже посмотрел на неё. Она улыбнулась.
И тут же из кухни вышла Ольга Вячеславовна. Стала перед ней, сложила руки на груди, чуть наклонила голову, словно любуясь…
- Катюш, я сейчас подогрею ужин, а потом мы с тобой сядем, и ты мне всё-всё расскажешь…
- Что расскажу, Ольга Вячеславовна? – удивлённо улыбнулась Катя.
- Всё… Как вы будете жить, как ты будешь хозяйничать… Я ведь понимаю – всё теперь изменится…
Катя рассмеялась.
- Да с чего вы взяли? Я не собираюсь ничего менять… Всё будет так же, как раньше.
Ольга Вячеславовна как-то странно посмотрела на неё и недоверчиво покачала головой…
Да, теперь она понимала, о чём шла речь. То, что казалось таким простым, таким естественным ей, наотрез отказывалась понимать Ольга Вячеславовна и не нравилось – она видела, чувствовала это – Андрею… Они считают, что если она не будет распоряжаться здесь всем – навсегда останется гостьей в доме… И это отношение делает её виноватой, но она-то как раз никакой вины за собой не чувствует.
Ему больно от того, что она не считает эту посуду своей, что садится за стол, лишь помыв руки, как в гостях… Но она не видит смысла в ином, пока в доме Ольга Вячеславовна! Она прекрасно справлялась с хозяйством до того, как появилась Катя. А теперь вдруг увидела в ней свою опору и потеряла ориентиры? Что за глупость?
Ольга Вячеславовна просто знает: распоряжаться должна хозяйка. Её так научили, её жизненный опыт говорит об этом, и она пытается пристроить его к тому, что происходит с ними… И ей так хочется, чтобы Катя стала хозяйкой!.. Если будет не так, то вроде как и Катя ненастоящая… Статус придаёт уверенности их отношениям? Но ведь это глупо, глупо! Она приехала сюда навсегда, неужели необходимо это доказывать?!..
Но у неё появилось тревожное чувство, что Андрей наблюдает за ней. В первые дни гнала это чувство от себя, упрекала в мнительности… Но всякий раз, произнося имя Ольги Вячеславовны – надо ли было съездить за покупками, отдать вещи в химчистку или приготовить обед, - чувствовала его обиду. И страх? Он боится, что она оставила себе пути для отступления, назначила им испытательный срок?
Нет, она не может этого понять. Разве её руки, губы не говорят ему об обратном? Она ведь чувствует – он верит ей, да и не он ли первый понял всё о её любви? Значит, боится, что она уйдёт любя… И что, теперь всю жизнь доказывать, что этого не произойдёт?
…Скрипнула калитка, сердце радостно забилось. Вот он идёт по дорожке – во всей фигуре деловитость, уверенность. В руках – цветы. Нет, не может быть, чтобы он обижался… Ведь тогда, на озере, он был таким сильным, она почувствовала, что он всё-всё понимает…
Она вышла к нему, обняла за шею, приподнялась целуя… В глазах его – нежность. И никаких обид.
Огляделась по сторонам, ища вазу. Она же помнит, здесь была ещё одна ваза… Другая – в спальне, в ней цветы, которые он принёс вчера…
Андрей повесил куртку на вешалку, разулся. Увидел её замешательство, без улыбки поднял вверх брови.
- Катюнь, на кухне ведь есть ваза… Или ты боишься туда заходить?
Пошла, глотая внезапные слёзы, на кухню. Налила в вазу цветы, поставила на стол. Зажгла плиту под сковородкой, приоткрыла крышку – да, всё правильно, она не перепутала… Села у стола, бездумно глядя на цветы. Слышала, как Андрей вошёл в ванную, потом пошёл в спальню… И она ведь так ждала его! Встать, пойти к нему…
Он уже убирал вешалку с костюмом в шкаф. Услышав её шаги, обернулся.
- У нас холодно, надень свитер, - сказала она.
- Иди сюда, - вместо ответа проговорил он.
…Да, так гораздо лучше. Как хорошо спасаться от него же им же… Он обнимает её, гладит по волосам, и она успокаивается.
- Сейчас будем ужинать. – Как бодро у неё получается… - Ты голодный, я знаю…
- А ты нет?
- И я… Пойдём.
…Попробовав котлету – вздрогнула. Внутри совсем холодные, не прогрелись. Да, может, он прав, в конце концов? Что же это с ней, неужели даже котлеты подогреть не в состоянии?..
Но он словно и не заметил. Ел с удовольствием, и виду не показал, что что-то не так. Тем более, что весь был поглощён своим рассказом. Разговор с Сергеем Радьковым, из-за которого он задержался, увлёк его.
- Он правда согласился? Как я рада, Андрей!
- Согласился, Кать! Мне удалось заинтересовать его!
- Я даже знаю чем…
- Знаешь? Ну, скажи мне…
- Наверняка перспективой выпуска авторской коллекции…
- Точно! Это не входило в его обязанности у Сафронова, а ему бы хотелось участвовать в разработке проекта… И он не боится, вот что меня подкупило в нём! Не мялся, не просчитывал выгод… И я вижу – это не только из-за возраста, он просто такой человек…
- Вот поэтому я и вспомнила о нём…
Она действительно была рада и удивлена. Но меньше, чем Андрей: она-то видела глаза Сергея, когда он говорил о своей работе… Именно такие люди нужны сейчас Андрею: не закоснелые, разочаровавшиеся исполнители, а творческие, вдохновлённые, полные идей помощники…
- Со временем, возможно, и для производства можно будет найти такого человека, - словно продолжая её мысль, говорил Андрей. – Олег Борисович, конечно, хороший специалист, но для того, что мы планируем, нужно другое…
Глядя на него – такого наполненного радостью, словно ожившего, она вспомнила о его отце. Как было бы хорошо, если б сейчас он увидел его. Возможно, и для него самого одним разочарованием стало бы меньше…
…Подбежал Джим, потёрся о ногу… Ольга Вячеславовна кормила его перед отъездом, но, может быть, ещё раз нужно покормить? Собака – живое существо в доме, а она всё ещё воспринимает его как игрушку… Совсем не знает, как обращаться с ним. Может быть, купить книжку по уходу за собаками его породы?..
Подняла глаза на Андрея – и замерла. Опять в его глазах то же странное выражение. Не выдержала:
- Почему ты так смотришь?
Глаза стали непроницаемыми, он пожал плечами.
- Просто так… Я всё время на тебя смотрю, ты не замечала?
- Заметила… Ты иногда так странно смотришь, как будто чего-то ждёшь от меня…
- Я ведь уже дождался, разве нет?
…Значит, она не ошиблась. Этот холодный блеск в глазах знаком ей. Значит, всё-таки ему нужны доказательства. Того, что она здесь, - мало.
- Андрюш, что я должна сделать? Скажи мне…
- Да ничего ты не должна делать. Разве я что-то требую от тебя? – Голос мягкий, дружелюбный… Но почему она всё равно слышит в нём обиду?.. Но он продолжает, и его слова успокаивают её: - Кать, давай не будем ссориться. Эта притирка и мне даётся тяжело, но я верю. И люблю. – Он наклонился, взял её руку в свою. Погладил. И она вдруг накрыла его руку своей второй рукой и, порывисто поднеся к губам, поцеловала… Посмотрела на него – вопрошающе, доверчиво…
- И я… Я тоже тебе верю. А если ты думаешь, что мне тяжело, то это не так… я бы тебе сказала…
- Хорошо, - дрогнувшим голосом проговорил он. – Пусть не тяжело, пусть – трудно… Но мы справимся? Да, Кать?
- Да, - прошептала она.
…Этой ночью она рассказала ему то, что давно хотела рассказать. Самые свои потаённые мысли, в которых боялась признаться даже самой себе – в той, самой первой их, острой разлуке… И лишь воображаемому психологу однажды доверила их… О том, как заходила в магазин и, едва ли отдавая себе отчёт, покупала ему подарки – мелкие вещицы, которая, она знала, никогда бы не подарила ему. Одновременно стыдясь и гордясь, покупала… А потом, складывая их в коробку и пряча в шкаф, проговаривала про себя слова, которые никогда бы ему не сказала. Стыдясь и гордясь – проговаривала…
В темноте она не видела его лица, но слышала его сбивчивое дыхание. Она знала, чувствовала – стоит ей протянуть руку, и она убедится, что ресницы его стали влажными…
- Где же это всё, Кать? Где это всё теперь? Ты выбросила эти вещи, да?
- Нет… Я всё это отдам тебе, я привезла их… сюда…
Он брал её руку, приподнимал и целовал – от плеча до кисти…
- Не может быть… Не может быть, Кать, что нам всё-таки удалось быть вместе… Мне страшно подумать, что всего этого могло не быть… И ведь мы уже почти смирились…
- Да, почти… И это «почти» оказалось очень сильным… И самым главным! Так почему же ты боишься, Андрюша? Разве смогу я теперь оставить тебя, ну подумай…
- Не знаю. – Он отворачивал голову и смотрел в проём окна между шторами. – Я боюсь всего, что может разлучить нас.
- И поэтому хочешь забальзамировать меня? Чтоб я лежала здесь и никогда не вставала?
И он вдруг поворачивал голову и с улыбкой в голосе говорил:
- А что, хорошая идея… Нет, мне правда нравится…
- Да, ты будешь иметь гарантии… Это как страховка – оплатил, и спишь спокойно…
- Страховка… Никогда не понимал этого слова… Как будто то, что теряешь, может иметь эквиваленты…
- Ну вот видишь, ты ведь всё, всё понимаешь… Я говорю именно об этом…
- Ты хочешь сказать – никогда ни в чём нельзя быть уверенным до конца?
- Я хочу сказать – всегда и во всём мы должны быть уверены друг в друге…
Он молчал, тихонько пожимал ей руку в темноте. А потом, поворачиваясь к ней и целуя её, спрашивал полушутливо:
- Означает ли это, что, ещё не дождавшись предложения, ты уже ответила «нет»?
…Она ждала этого, она думала об этом даже вчера, когда Света рассказывала о своём разводе! Но так надеялась, что он не будет торопиться, что подождёт…
Попыталась отшутиться, перенять его тон…
- Нет…
- Что «нет»? Что это не так или всё-таки – нет?
Она попыталась засмеяться – смешок вышел ломаным, напряжённым, и в ответ – тоже напряжённая тишина. Ну, а чего она ожидала? Что он будет смеяться вместе с ней?
- Андрюша, рано… - Но он молчал, и она сжала его руку. – Ты слышишь? Почему ты молчишь?
- Кать, давай я тоже скажу тебе: рано. Ну, как? Что ты испытываешь? И что предлагаешь испытывать мне?..
Ну как, как разобраться во всём этом? Да услышав от него такое, она бежала бы со всех ног! Проклиная и лелея свою боль… Но разве сейчас ей не больно? Сейчас, когда не прошло и месяца после того потрясения от собственного отражения в зеркале? Это слово «свадьба» горчит, она реально чувствует во рту горечь… Да, она будет стоять в этом платье рядом с любимым человеком, но разве само оно не будет напоминать ей о боли? Теперь, когда она гонит от себя любое воспоминание о Жене?..
Андрей вдруг приподнялся, наклонился над ней… Провёл рукой по щеке, по волосам… Сначала она видела в темноте лишь силуэт, но потом разглядела и его глаза. Его, любимые, ни на чьи больше не похожие глаза!
- Спи… Я дурак. Я знал, что нельзя сейчас спрашивать.
- Андрей, я…
- Ничего не говори. Давай не будем об этом говорить…
- Пока…
- Хорошо, пусть будет пока. Не будем. Кать… – И, наклонившись ещё ниже, поцеловал её. И губы, её опухшие от недавних поцелуев губы потянулись к его губам… Что ж, может быть, это выход. Не говорить, а целовать… Пока.
-------------------------------------------------------------------
|