Эх, пропадай моя черешня!
НАТЕ! (Ура Маяковскому)
- 5 -
- Ну что же, Катенька, поговорим...
Она, конечно, и подумать не могла, что весь этот дешевый спектакль, задуманный ею от обиды, о котором сама она уже не раз успела пожалеть, обернется для нее таким испытанием. И теперь, стоя под испепеляющим взглядом Андрея, спрашивала себя, а на что она вообще надеялась, заставляя его злиться и чувствовать себя неуверенным, чего ждала? Теперь ей не хотелось ничего - ни глупой вендетты, ни его покаяния, ни тем более разговоров по душам. Слишком непосильной была для нее сейчас эта ноша - его мучительная близость. Хотелось только выбраться отсюда, улизнуть из поля его зрения и поскорее. Но это было невозможно.
- Ну, так что же, Катя? Вы ничего не хотите мне сказать?
Тон его был обвиняющим, и всем своим сурово-высокомерным видом он походил на инквизитора, решившего во что бы то ни стало вырвать из нее признание во всех смертных грехах. Он стоял совсем близко, но не касался ее намеренно, и она снова занервничала. Андрей уловил ее замешательство и даже почувствовал, как она сделала над собой усилие, чтобы ответить.
- Какой смысл в разговорах, Андрей Палыч? Все уже сделано.
- Что все? - не понял он.
Катя болезненно поморщилась и горестно выдохнула.
- Да сколько же можно? Что еще вы от меня хотите?
- Правду! - отрезал Жданов. - Только правду.
Неожиданно для себя Катя рассмеялась, неестественно резко и отрывисто.
- Это моя реплика, Андрей Палыч, вам не кажется?
Во взгляде Жданова мелькнуло недоумение, но тут же сменилось откровенным раздражением.
- Вот только не надо со мной играть, Катя! И не думайте водить меня за нос! Никто не уйдет отсюда, пока мы, наконец, все не выясним.
Катя вскинула голову и впервые посмотрела на Жданова открыто и как будто даже с вызовом.
- Свежо предание, да верится с трудом.
Жданов взглянул на нее так, словно впервые увидел.
- Что происходит? - схватил за плечи и затряс. - Да что, черт возьми, происходит?! Катя!
Она решительно сбросила с себя его руки.
- Я не скажу вам ничего такого, что стало бы для вас новостью, Андрей Палыч... Не вынуждайте меня произносить это вслух... Никому из нас этот разговор удовольствия не доставит...
- Ах, даже так... А мне, знаете ли, весьма любопытно послушать вас, Катенька! Поверьте, мне очень, очень интересно знать, как вы из меня дурака делали... Да что там, из меня, из всего Зималетто!
- Прекратите...
- Лихо, ничего не скажешь! Обвели вокруг пальца, как младенца... - Он придвинулся к ней вплотную и, уже не сдерживаясь, язвительно выплевывал ей в лицо рвущиеся наружу обвинения. - Ай да Катенька... Ай да Коленька! Кто бы мог подумать... Друг детства, говорите... Песочница общая... А, ну да, ну да... Только теперь песочница побольше и песочек в ней не какой-нибудь, а самый что ни есть золотой! Что, заигрались детки в монополию? Решили, так сказать, попрактиковаться? По-взрослому, да? Да так заигрались, что всякую осторожность потеряли...
Договорить Жданов не успел. Звонкая пощечина обожгла щеку. Он даже не дернулся, только почему-то удивился и замер, не сводя с Кати злого взгляда. Она инстинктивно отступила назад, прижав к груди руку, ту самую, что так порывисто взметнулась вверх. Ладонь горела.
Криво усмехнувшись, Андрей шагнул вслед за ней. И что-то было в его глазах такое, что заставило Катерину внутренне съежиться и попятиться назад. А он все шел на нее и недобро ухмылялся, пока она, тихо охнув, не остановилась, наткнувшись спиной на его стол.
Андрей придвинулся к ней вплотную, так тесно, что почувствовал, как нервно зачастило у него в груди ее сердечко, и в широко распахнутых глазах ее взметнулась испуганная искорка. Ему безумно захотелось обнять ее, прижать к себе что есть мочи, раздавить, смять, растрепать, упиваясь своей абсолютной властью над ней. А ведь ей сейчас и деться-то от него некуда. И жгучее желание, так долго, не находившее выхода, всколыхнулось внутри и запульсировало в висках, выталкивая из его головы остатки здравого смысла.
Она дернулась, когда он крепко сжал ее плечи и, не ослабляя хватки, с силой спустился к предплечьям, вытягивая ее руки по швам. Склонился к лицу близко-близко и, блуждая лихорадочным взглядом по ее губам, проговорил чуть хрипловато:
- Скажи мне только одно... Когда ты мне в любви признавалась... Там, в гостинице, помнишь?.. - он отпустил ее руки, навалившись на нее еще сильнее, и вместо того, чтобы оттолкнуть его, Катя вынуждена была опереться о столешницу, чтобы не опрокинуться назад. А он, воспользовавшись ее беспомощностью, обхватил ладонями ее лицо, поглаживая большими пальцами щеки. - Я помню. А ты?.. Помнишь?.. Как глаза мне закрывала... Так легче врать было?
Ее взгляд застыл на несколько тягучих мгновений, а потом вдруг полыхнул таким отчаянным негодованием, что перекрыло дыхание.
- Лицемер!
Толкнула его что было сил и, изловчившись, вывернулась из цепких рук и отскочила за президентское кресло.
Места для маневра было совсем мало, и в запале она снесла со стола монитор, который, падая, зацепился проводами за тяжелый органайзер и с грохотом потащил его за собой.
Андрей, никак не ожидавший от Катерины такой прыти, на секунду замешкался, а когда ринулся за ней, споткнулся, задев ногой раскуроченные провода, и больно приложился подбородком об угол стола. Выпрямляясь в полный рост и поминая всех на свете чертей, шарахнул кулаком по столу, но, видимо, был слишком зол, и даже этот простой жест получился смазанным, зато эффектным – все бумаги, лежавшие на столе, испугано встрепенулись и белокрылой стайкой закружили ему под ноги.
Взбешенный, он попытался добраться до Катерины, но стол, вокруг которого она отступала от него, оказался весьма ощутимой преградой, отделяющей их друг от друга.
- Ну, куда же вы, Катенька, убегаете… Или правильнее будет «к кому»?
Она продолжала пятиться назад вокруг стола то спиной, то боком, не сводя с Андрея настороженного взгляда.
- Как же так, Катюша?.. Ты же мне обещала… клялась, что всегда будешь со мной… А ведь я тебе верил…
- Нет, не так… Это я верила вам… Я! – она повысила голос. – Я просто не знала тогда, что вам нельзя верить… что никого, кроме себя вы не любите… просто не умеете… Вы играете с людьми, как ребенок со зверушкой… причиняя ей боль и радуясь при этом… Но вы давно уже не ребенок… да только игры ваши все такие же жестокие…
- Какие игры, Катя? Что за бред?
- Хотя нет… Дети жестоки по незнанию, а вы… Просто так… от скуки. Вы… - она тоже споткнулась, запутавшись каблуком в проводах, но устояла. - Вы чудовище!
Андрей нахмурился.
- Вот как… А Зорькин ваш, значит, агнец божий? Сама добродетель во плоти, - зло усмехнулся он и, одурев окончательно от бессмысленной беготни по кругу, перемахнул через стол и вырос прямо перед Катериной. Отступать ей снова было некуда – позади закрытая дверь в каморку.
– Ну да, куда уж мне... оскорблено выдохнул он, а в следующее мгновение шагнул к Катерине с такой угрожающей решимостью, от которой она вся съежилась.
Ей даже показалось, что сейчас он ее ударит и, поддавшись сиюминутной панике, зажмурилась, дернулась в сторону, но угодила прямо в его объятия, и он тут же припечатал ее спиной к двери. Раздумывал лишь долю секунды, а потом впился в ее губы жестким, требовательным поцелуем.
Она отчаянно забилась в его руках в бесполезной попытке вырваться, отчего он разозлился еще больше и крепче сжал ладонями ее голову. Она беспомощно лупила по нему кулачками, но безуспешно – он оторвался от нее, лишь когда в легких закончился воздух. Судорожно вдохнул и собрался было повторить, но она завертела головой и закричала сквозь подступающие слезы:
- Нет!.. Не смей прикасаться ко мне!.. Не смей!.. Не смей…
Он позволил ей отвернуться, но и только. По-прежнему крепко сжимал ее в объятиях. Не хочет, чтоб он ее целовал? Ладно… Не сворачивать же ей, в конце концов, шею! Но и отпускать ее он не собирался. Прижался щекой к ее щеке и яростно зашептал в ухо:
- Я тебе настолько противен, да?.. А еще месяц назад ты не жаловалась… Ну, скажи мне, чем он лучше меня, а, Кать? Что он делает лучше? Что, черт возьми, он такое, что ты так рвешься к нему?!
- Не надо… пожалуйста… - она уже не отбивалась от него, а только жалобно всхлипывала, просунув между ним и собой свои локти. – Не надо… Не унижайтесь… Ничего доказывать мне больше не надо… Теперь это ни к чему… Я больше не работаю у вас… Я уволилась… сегодня… Слышите?.. Вы совершенно свободны… Отпустите меня… Пустите…
До Андрея, казалось, не доходил смысл ее слов, он только понял, что она плачет. Обескураженный, он машинально поднес руку к ее лицу, чтобы вытереть влажную щеку и прижать ее к себе, но неожиданно из-за спины раздался ломкий мальчишеский голос:
- Вы слышали, что вам сказали? Отпустите ее.
И в сердце снова противно заскрежетало. Накатило уже привычное раздражение. Этот сопляк, как назойливая муха, снова здесь. Жужжит и выводит из себя. В памяти всплыло воспоминание из детства - самодельная мухобойка из черной резины, которая при правильном применении одним смачным шлепком размазывала вредоносное насекомое по стене, порождая в душе чувство глубочайшего удовлетворения.
Жданов оглянулся, машинально сжимая в кулаке воображаемую деревянную рукоятку мухобойки.
- Ты еще здесь? – рыкнул Жданов. – Пошел вон!
- Я без Кати никуда не уйду, - твердо возразил Зорькин. Вы же слышали, она уволилась.
Жданов снова посмотрел на Катю, надеясь не увидеть в ее глазах подтверждение этим словам, но она, привалившись спиной к двери каморки, еще вздрагивала и закрывала лицо руками. С нехорошим предчувствием он снова обернулся на Зорькина и не сразу заметил, что, кроме них, в кабинете находится еще и Малиновский, а в дверях, навострив уши, с нескрываемым интересом застыла Клочкова.
***
Вся компания, заняв выжидательно-наблюдательную позицию, коротала время в приемной: Зорькин - озабоченный собственным незавидным, как он полагал, положением, Малиновский – озадаченный бредовыми распоряжениями друга и шефа относительно все того же незавидного положения Зорькина, и Виктория – почуявшая запах жареного, который не смог оставить ее равнодушной настолько, что вот уже полчаса после окончания работы, она все еще высиживала свое рабочее место.
Не известно, сколько еще они скучали бы в том же составе, если бы из президентского кабинета не послышались странные звуки, очень напоминающие звуки борьбы, а затем и крики и уже не только Жданова, но и Пушкаревой, что само по себе не могло не насторожить.
Первым не выдержал Зорькин и после очередного вопля за дверями, совершив немыслимый пируэт вокруг отвлекшегося Малиновского, обошел его справа и буквально ворвался в кабинет, за ним – Роман, еще не решивший, кого именно первым будет встряхивать за шкирку, ну, и конечно, Клочкова, которую вид Жданова, обнимающего и (о, Боже!) целующего Пушкареву, можно сказать, на поле брани вверг в длительный ступор.
Малиновский что-то пристально разглядывал на паркете, в куче разбросанных бумаг.
Он поднял с пола измятый, затоптанный лист и, с сомнением поглядывая то на Катю, то на Андрея, зачем-то перевернул его и тупо уставился в пустоту на обратной стороне.
Перевернув страницу назад, Малиновский уже знал, что это, но все еще отказывался верить. Даже когда читал первые слова собственного сочинения, почему-то еще надеялся, что все это какое-то недоразумение. И лишь подняв голову и взглянув, на Катю, которая внимательно следила за ним покрасневшими, воспаленными глазами, окончательно понял, что явка провалена.
- Эээ… Катенька…- глупо улыбнулся он.
Хотел сказать что-то еще, что-то пустячное, ничего не значащее, что обычно всегда вставлял в экстренных случаях, дабы сгладить щекотливую ситуацию, но отчего-то не смог, смутился как школьник под строгим учительским оком и спрятал взгляд в злосчастной бумажке. Даже разозлился на себя за такую заминку, но только придумать ничего так и не успел.
- Вы не ошиблись, Роман Дмитрич, - услышал он чуть осипший Катин голос. – Это именно то, о чем вы подумали.
Жданов вопрошающе уставился на Романа. Тот молча сунул в руки Андрею бумагу.
Она видела, как непонимающе сдвинулись брови на лице Андрея, и как стремительно оно потеряло свой цвет, когда взгляд коснулся первых знакомых строк, и как заплескалось в глазах волнение, граничащее с паникой, когда пришло осознание масштабов случившейся катастрофы. Но обращаясь к нему, открыто взглянуть на него не смогла и сосредоточилась на его ботинках, вернее, на том, что было под ними.
- Заявление об увольнении я оставила на вашем… Вы стоите на нем.
Он машинально перевел взгляд себе под ноги, но сфокусироваться не смог. Не это сейчас занимало все его мысли. Поднял глаза на Катю и, не оборачиваясь назад, бросил:
- Малиновский, выйди. И этого с собой прихвати, - и, не дожидаясь, когда за незваными посетителями закроется дверь, шагнул к Кате.
Весь пыл куда-то ушел, испарился бесследно, остались только страх и неуверенность, прятавшиеся доселе за пустой, озлобленной бравадой.
- Так ты знала?.. – обреченно выдохнул он.
Она кивнула.
Помедлив, он сделал еще один шаг к ней навстречу.
- Что же ты наделала…
- Сэкономила ваши время и деньги… - вынужденный взгляд в сторону. И слабая тень невеселой усмешки скользнула по ее лицу. - Не придется отправлять меня в командировку… тем более на Колыму…
- Глупенькая… - подошел совсем близко. – Почему не сказала?.. Сама измучилась и меня извела… Там все неправда, в той мерзкой бумажке, все не так… Дурацкая шутка Малиновского… Катя…
Протестующее всплеснула руками и, отстраняясь, сбивчиво затараторила:
- Отчет я вам по почте отправила… Он готов… Документы по Никамоде… тут… где-то… На столе… были… Доверенность на ваше имя…
- Катя… - поймал ее руки и крепко сжал запястья. Она дернулась от него и быстро замотала головой, судорожно вдыхая, гася подступающий к горлу спазм.
- Не надо…
Как будто и не услышал, медленно сгреб ее, сопротивляющуюся, в охапку, покачнулся вместе с ней и привалился к стене, ведомый сейчас одним единственным чувством - страхом, безотчетным страхом быть отвергнутым и покинутым ею сейчас и навсегда.
Она вырывалась из крепко стискивающих ее рук на этот раз практически беззвучно, ни от кого и в никуда, почти рефлекторно, как от внезапно накрывшей боли - просто вспять.
А он совсем не ощущал, как молотят по нему ее кулачки, чувствовал только, как прерывисто вздрагивают хрупкие плечи, и повторял, как в забытьи: «Катя, Катя, Катя…». А мозг со скоростью вычислительной машины уже перебирал различные варианты ответов на один единственный вопрос: «Что же делать?.. Что делать? Что делать?!!».
Андрей переступал с ноги на ногу, стараясь удержать равновесие в их неустойчивом тандеме, и глухо бубнил в Катину растрепанную макушку сумбурные оправдания, нить которых она периодически теряла, заставляя себя не слушать, не слышать, не заметив даже, как хрустнули под чьей-то ногой слетевшие с нее в запале очки.
Она почти затихла, перестав биться в истерике, и он что-то тихонько нашептывал ей в висок, просто чтобы не молчать, не останавливаться, не позволять пугающей безысходности выжрать внутренности до смертельной пустоты.
Это было очень важно сейчас – просто что-то делать: что-то говорить, прижимать ее к себе, гладить по голове, точно зная, что не имеет на это никакого права, но по-другому просто не мог. Почти физически Андрей ощущал ту решимость, с которой ее душа рвалась от него, как от беды. И хоть сейчас Катя и стояла неподвижно, будто бы смирившись со своим положением, он точно знал, что в ее несчастной головке теплится лишь одна мысль – как поскорее избавиться от него, Андрея. И это сводило его с ума.
(Продолжение следует)
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Ждем!!! 
С нетерпением!!!
, скажу просто...
Да нееет, это АВТОР - СУПЕР! 
