Глава 81.
Вдруг из встроенного над входом динамика раздался мелодичный и оптимистично бодрый голосок стюардесcы:
– Уважаемые пассажиры! Если вас не очень затруднит, просим пристегнуть ремни, не курить, не пить и не… одним словом, сохранять спокойное положение тела и… духа. Наш самолет терпит крушение…
– А?
– Что?
Практически одновременно воскликнули мы, резко отпрянув друг от друга.
– Что происходит? – изумленно вопрошал взъерошенный и не совсем одетый президент крупнейшей-компании-по-пошиву-модной-одежды-здра…
Ой, что я несу?!
Какое там “здравствуйте”? Сейчас в самую пору воскликнуть: “До свидания”, а то и “про–щай”?..
Ооо… Господи, как же не хочется… не хочется у–ми–рать…
– Ничего не понимаю!!! – в голосе Андрея появились гневные нотки:
– Какое крушение? Почему крушение? Я не давал такого распоряже…
– Андрей Палыч! Вам может не понравиться то, что я скажу… Но этим парадом (или траурной церемонией, уж не знаю теперь) командуете не вы, – и будто для того, чтобы защититься от страшной реальности, я схватила плед и лихорадочно набросила его на свое дрожащее, почти обнаженное тело:
– Андрюша… – в голосе появилась предательская дрожь.
– Кать… – он резко вскочил, встал передо мной на колени и взял своими огромными ладонями мое пылающее лицо:
– Ты назвала меня Андрюшей… Думаешь, все так плохо? – и он посмотрел на меня взглядом, который будто проникал в душу и светился такой теплотой, нежностью и тревогой, что меня вдруг будто пронзила молния догадки…
Господи…
Находясь в такой непосредственной близости от страшного, глумливо ухмыляющегося оскала смерти, не может человек так притворяться! Когда все чувства обнажены… нервы напряжены и ты знаешь, что может быть уже через несколько секунд умрешь страшной, мучительной смертью, невозможно играть, лукавить и насиловать свою мимику, изображая нежность и страсть в каждой черте… трепете ресниц… вздохе сожаления… cожаления, что земная жизнь так коротка (ровно, как и человеческий разум, которого, увы, не хватает, чтобы отличить истинные ценности от плевел ненужной суеты и призрачных целей).
Боже мой…
Я нисколько не удивлюсь, если мое сердце разорвется от боли прежде, чем эту несовершенную железную птицу заодно с нашими жизнями беспощадный рок разорвет в мелкие клочья и разбросает где-то над Бологое…
Это ты, ты во всем виновата! Если бы не твое бесконечное недоверие и привычка носиться с собственным горем, как дурень со ступою, то не было бы этого рокового перелета…
Неужели нельзя было дать Андрею шанс… хотя бы один? Или намек на шанс? Или… хотя бы намек на намек, черт возьми!
И неужели для того, чтобы излечить твою душевную близорукость, высшим силам понадобилось поставить под угрозу наши жизни?
И все это только для того, чтобы до жирафа по имени Катя Пушкарева дошел факт, что Андрей Жданов ее и в самом деле все это время ее того… этого…
в смысле…
– Андрей! Что ты делаешь?!
Нет… это просто невозможно…
Вот ведь не зря говорят: горбатого могила исправит! Хотя, если честно, я даже немного завидую этому обладателю нароста в области позвоночника… у него есть хоть какая-то возможность измениться, а вот у Жданова…
– Андрей… А… ааа…
Ужас!!!
Нет, ну что это за дурацкая привычка – всегда и везде нарушать режим с гигие… бррр! Что я несу? Я хотела сказать, установленные правила?
Ведь сказано же было по-русски: пристегнуть ремни!
Андрей Палыч, прис-тег-нуть ремень на кресле, а не расстегивать собственный!
– Кать… я должен тебе сказать…
А вот этого не надо!
Нечего заговаривать зубы и все только для того, чтобы я не обратила внимания на следующее нарушение рекомендаций во время крушения.
Cохранять вертикальное положение тела…
– Ой!
От неожиданности я поперхнулась вопросом, вертевшимся веретеном в мозгу: как можно сохранить (я сейчас не об остатках чести) это самое положение, когда неистовые мужские руки властно стаскивают тебя вниз, прямо на мягкое покрытие, которым устлан пол салона-вип? Может, Андрюша от волнения перепутал понятия “вертикально” с “горизонтально”?
– Катя…
– Андрей…
– Я так виноват перед тобой…
– Не надо, ничего не говори. Я знаю. Знала все это время…
– Что?! Знала? – он был так потрясен, что я уже стала всерьез опасаться, как бы он не умер раньше времени… Ведь кто знает, может нам уже итак осталось немного…
Быть может, каких-нибудь несколько минут… несколько пригорошней россыпей драгоценных мгновений, ни сравнимых стоимостью со всеми сокровищами этого и всех остальных миров?..
– Ты прочла инструкцию?
– Не просто прочла, а даже выучила наизусть, – я горько усмехнулась.
Да… похоже, что придется нарушить абсолютно все пункты поведения в эктремальных условиях. Мало того, что не сохранено нужное положение тела, так еще и дух туда же… падать, видите ль, вздумал, паршивец этакий!
– И ты… ты знала все это время и до сих пор не убила меня? – в темных глазах цвета горького шоколада было в этот момент столько раскаянья, боли и… любви ( теперь я в этом уже не сомневалась), что я тут же простила все его мальчишеские выходки и ошибки.
– Не убила… Но сделаю это сейчас, если ты сейчас же не прекратишь стягивать с меня плед… Аааа!!!
Но почему, почему я даже сейчас, в такой трагический момент будто бы провоцирую его на столь аморальные действия?
– Катя… – доносилось до меня сквозь страшный шум в голове… наше тяжелое прерывистое дыхание и гул самолета, который казалось, ревет, как раненый насмерть зверь.
– Анд…рей… – я противоречила самой себе, пытаясь обращаться к нему в тот момент, когда его уши были зажаты с двух сторон… моими ритмично сокращающимися бедрами…
– Ты меня слышишь?
М-да…
Если только можно считать это хищное урчание за согласие… Тем более, что у него есть весьма уважительная причина, мешающая дать вразумительный и четкий ответ… Ведь его мягкие губы сейчас очень заняты, а язык и вовсе превратился из предмета для речи в раскаленный язык пламени, который беспощадно и дерзко жжет мое целомудрие, разум и сознание …
Задыхаясь, извиваясь и корчась во власти этой стихии под названием Андрей Жданов, я выдохнула:
– Анд… рей… Я хотела сказать, что Коля… мы с ним…
– Что? Коля? – он отпустил меня, резко привстал и навис надо мной тяжелой грозовой тучей:
– Неужели ты не можешь не думать о нем даже в такой момент?
– Дурачок, – и слегка взъерошила его мягкие, густые волосы…
Как жаль… что я потеряла так много времени, лишая себя возможности дурашливо зарываться пальцами в эти смоляные пряди…
Жаль…
– Что? Ты назвала меня кретином? – и он крепко, почти больно схватил меня за плечи и рывком опрокинул на спину.
– Ненормальный… – от близости его пылающего, напряженного, cловно натянутая тетива, тела, все окружающие предметы вдруг куда-то поплыли и закружились в сумасшедшем, словно дикие пляски туземцев, танце, перед моим затуманившимся взглядом.
– Да еще и дебилом вдобавок? – возмутился он еще сильнее и полоснул своим раскаленным ртом по моей щеке, шее и груди…
– Неужели ты еще до сих пор не понял? – языки пламени, в которые превратился рот Андрея охватили мою грудь таким бушующим и мощным потоком, что облекать мысли в одеяния из слов и фраз становилось все труднее и труднее… все больше получались слоги… междометия (только цензурные, честное пионерское!) и просто звуки…
– Куда уж мне, убогому, понять? – прорычал он, прекратив, наконец, терзать мою грудь, приподнявшись на колени и рванув, что было силы, молнию брюк.
– Андрей… – не веря своим глазам, я приподнялась и попыталась дотянуться до отброшенного в сторону пледа:
– Ты же не собираешься?
– Совсем даже наоборот! – отрезал он, резко отбрасывая в сторону, извините за натуралистичность, штаны.
– Ты сошел с ума!
– Не отрицаю и уже давно, – прохрипел он под прерывистый аккомпанемент своего тяжелого дыхания.
– У нас так мало времени… ведь мы должны поговорить! – тщетно пыталась я разбудить его здравый смысл (если только возможно разбудить то, чего никогда не было в принципе)!
– Сейчас… cейчас поговорим, – услышала я прерывистый шепот.
– Что ты де… – договорить, впрочем, как и додумать, я не успела… поскольку мои ноги были крепко схвачены, согнуты в коленях, а бедра немного приподняты. А потом… потом мое тело вдруг резко и глубоко пронзил толчок такой мощности, что я даже не поняла, на каком свете уже нахожусь…
Поэтому стоит ли удивляться, что я вдруг потерялась в пересечении времени и пространства… мига и вечности… жизни и… ладно, не будем о грустном. Огненный смерч из частых толчков, хриплых стонов и всепоглощающей нежности поглотил нас с Андреем до такой степени властно, что мы и забыли о том печальном факте, что, быть может, эти мгновенья – последние в нашем земном существовании…
Прощальный дуэт нашего дыхания… Cимфония бездонного взгляда… трепета ресниц… кульминации пронзительного вскрика…
Я будто увидела со стороны, как мое тело выгнулось дугой и забилось под тяжестью мужского в сладких, мучительных почти до боли от наслаждения, судорогах…
– Ка… тя… – услышала я его затем его резкий вскрик, который будто просочился сквозь стекло иллюминатора и унесся куда-то к взгрустнувшим звездам, рассеявшись в бесконечности…
– Анд… рей… прощай…
– Катенька… – отвечал он, бережно собирая теплыми губами капли слез на моих щеках и шее:
– Любимая моя… родная… Не отдам! Не отдам тебя никому, даже этой…
– Этой? Ты о ком? – у меня еще хватило сил удивиться, улыбнувшись вопреки рвущимся наружу рыданиям.
– Об этой нахалке с косой…
|