НРКмания

Традиционно фик как-то не желает оставаться в разумном размере и заканчиваться, поэтому все же далекое от конца продолжение

Часть 10

Миша, хотя Катя, признаться честно, от него этого не ожидала, перед лицом смерти был сдержан и полон достоинства.

— Сколько можно? – с мученическим видом воскликнул он, закатив глаза. — Сколько еще раз мне придется повторять, что я профессионал и не допускаю ошибок? Почти? — быстро поправился он. — Но уж точно не таких… непростительно глупых.

Катя, смотревшая в этот момент на него, а не на Лебедь, как большинство собравшихся на палубе, заметила, что он невольно взглянул в сторону теток царицы и Бабарихи. Правда, взгляд этот был столь мимолетным, что она не могла с полной уверенностью утверждать, что он ей не показался. Бабариха же смотрела на него с откровенной враждебностью, но это точно ни о чем не говорило, поскольку так она смотрела на всех.

В ответ на это Рув лишь снова грозно рыкнул, капая слюной на Мишу. Тот брезгливо поморщился и повернул голову.

— Я не имею к этому ни малейшего отношения, — глядя на лежавшую в нескольких метрах от него бесчувственную Лебедь, твердо заявил Миша.

— Он специалист по естественным последствиям, — тихо вставила Катя.

Строго говоря, она не знала точно, действительно ли Миша не имел к этому отношения или откровенно врал, но, по ее мнению, такие, как он, травили кого-то либо в ходе экспериментов, либо на кураже, просто из интереса, как любимое хобби, от которого невозможно удержаться, либо в ходе выполнения контракта. Миша был не настолько глуп для того, чтобы травить царицу Лебедь «просто из интереса», и не настолько непрофессионален, чтобы так ошибиться. То, что столь публичное отравление могло быть частью хитрого плана – мол, я не мог так опростоволоситься, значит, это не я, — пришло Кате в голову с большим опозданием.

Рув, низко рыча, внимательно всмотрелся в Мишу, принюхался к нему и конце концов пророкотал:

— Говори, почему царица еще не очнулась.

— Не имею ни малейшего понятия, — фыркнул Миша. – Я, к сожалению, не Орфила, чтобы дистанционно определить, чем ее отравили.

Рув неохотно слез с Миши и тот, поднявшись на ноги, сначала тщательно отряхнулся и вытер лицо белоснежным платком с вышитой монограммой, а уже потом присел на корточки перед Лебедью.

Когда царица, сделав глоток коктейля, упала, в наступившей панике и хаосе лишь Рув(1) сохранил спокойствие и трезвость ума. И равновесие. И обед в желудке, что также было непростой задачей, потому что «Победа», видимо, испугавшись происходящего, заложила крутой вираж и полетела, куда нос глядит, так стремительно, что не все смогли удержаться на ногах. Катя вот не смогла, в отличие от Миши и Рува. Рув же первым делом заметно увеличился в размерах и оброс бурой шерстью, затем сорвал с шеи висящий на кожаном шнурке флакончик с белой опалесцирующий жидкостью, ловко откупорил его длинным когтем и влил эту жидкость в рот бездыханной, мертвенно-бледной Лебеди. Несколько долгих томительных секунд ничего не происходило, а затем царица сделала несколько судорожных, хриплых вдохов, и все остальные, в свою очередь, облегченно выдохнули, цепляясь за перила и все, что попалось под руку, чтобы оказаться за бортом. «Победа», казалось, разделяла всеобщие чувства, потому что минут через пять она, успокоилась, как понесшая норовистая лошадь, выбившаяся из сил, замедлила ход и плавно остановилась.

Однако в себя Лебедь так и не пришла, как ни хлопал ее Рув по щекам, как ни поил (и поливал) водой. Грудь ее мерно вздымалась, и на щеках даже появился легкий, едва уловимый румянец, но сознание к Лебеди не возвращалось. Тогда Рув, еще немного подросший и мохнатый, прыгнул на Мишу и повалил того с ног, явно готовый в любую секунду растерзать отравителя. Звание отравителя Миша носил с гордостью, но свою причастность к попытке убийства царицы отрицал решительно и несгибаемо.

— Сок болиголова с берегов Стикса, слюна лернейской гидры и немного царской водки, — определил Миша, заглянув под веки царицы и понюхав ее дыхание и осколки того бокала, из которого она пила. — Оригинальная, но крайне небрежная работа. Пропорции не соблюдены, и потому эффект получился не моментальным, как наверняка предполагалось. Если бы я готовил этот яд, она бы умерла еще до того, как упала на палубу, — не без гордости добавил он.

— Я напоил ее выжимкой из безоара на живой воде(2), она нейтрализует любой яд, — прорычал Рув. — Почему царица не приходит в себя?

— Потому что это смертельный яд, понимаете? Смер-тель-ный. Хоть и дилетантски изготовленный. Соответственно, живая вода в основе выжимки сработала так, как ей и положено в случае с отравленным, но еще не умершим человеком: оживила, но не исцелила, а для исцеления одного безоара здесь недостаточно. Основы школьного курса токсикологии.

— Но Василиса говорила, что это универсальное противоядие… — тяжело сглотнув и как будто бы даже побледнев, начал Рув.

— У Василисы, — если мы об одной и той же Василисе, а я в этом уверен, — была пересдача по противоядиям, а на спецкурс по отравлению бытовых предметов профессор Екатерина ее вообще отказалась брать, — перебил Рува Миша.

— Допустим, — мрачно отозвался Рув. — И что теперь делать?

— Да тут стандартный случай, все как по учебнику, — пожал плечами Миша. — Несколько глотков мертвой воды — и царица придет в себя. Разумеется, в идеале сначала надо было поить ее мертвой водой, а уже потом живой, но вам повезло, что ваша живая вода была не в концентрированном виде и смешана с безоаром. Иначе все могло бы закончиться печально. Хотя, может, еще и закончится, — беспечно продолжил он. — По моим прогнозам после мертвой воды с царицей все будет нормально: минимальный отказ внутренних органов, пару дней в коме — и все, она как новенькая.

— Уверен?

— Клянусь своим дипломом Медичи и кубком Тофаны, — заявил Миша.

— Капитан, возвращаемся во дворец, — зычно крикнул Рув, на глазах уменьшаясь до своего привычного размера. — А уж после я добуду мертвую воду хоть на Кудыкиной горе, хоть в Валгалле.

— Не сомневаюсь, — вежливо отозвался Миша, — только учтите, что у вас есть… около двух, максимум трех часов на это. До захода солнца. Потом — все.

— Что — «все»?

— Вообще все. Ни мертвая вода уже не поможет, ни живая, ни даже сам Кощей.

— Успею, — скрипнул внушительными зубами Рув. — Должен успеть.

— Что ж, могу только пожелать удачи, — отозвался Миша. — Если вы знаете, где здесь добыть мертвую воду, я хочу непременно присутствовать при этом экспери… то есть, при исцелении царицы. В противном случае…

Он замолк и махнул рукой, показывая на безбрежный океан под ними. «Победа» унесла их так далеко, что далекое пятнышко на горизонте могло быть как Буяном, так и царством Салтана, а равно и любым другим островом.

Рув сплюнул на палубу и явно выругался на каком-то неизвестном Кате языке.

— Так, как найти мертвую воду? — схватив Мишу за грудки, требовательно спросил Рув.

— Вы, любезный, что-то перепутали, — мягко сказал Миша, умудряясь как-то легко и незаметно высвободиться из хватки Рува, — я не лозоходец, и не имею ни малейшего представления, как искать мертвую воду. Для этого, знаете ли, существуют специально обученные люди. Лучших из лучших, к слову обучают в Академии Бабы-Яги, но вряд ли вам здесь случайно попадется кто-то из ее выпускников. Ну, а о том, что ключи мертвой воды есть на любом клочке земли, и так все в курсе.

— Что за чушь вы несете? — воскликнула Бабариха, подходя к ним. — Царицу надо срочно доставить во дворец. Немедля! — повелительным тоном добавила она, едва ли не топнув ногой.

— Ишь чего удумали, какую-то воду мертвую искать, — поддержала ее Арахна. — Тоже мне, знахари нашлись. Один гнусный отравитель, другой зверь безмо… безжалостный, — выкрутилась она, вовремя осознав, что именно она чуть не ляпнула, — откуда вам знать, что вода эта поможет?

— Вот-вот, — вклинилась Грила, — а врачи-то поумнее будут, сведущее. Нечего время зря терять. Летим-ка быстро назад, пока не поздно.

— Нет! — рявкнул Рув, снова увеличившись в размерах. — Капитан, ждать моей команды.

— Да как ты смеешь перечить мне, самой... — договорить Бабарихе Рув не дал: подпрыгнув к ней вплотную, он щелкнул прямо перед ее лицом (а скорее даже перед курносым носом, который чудом уцелел) острыми зубами и предупредил:

— Я здесь сейчас главный. Если не хотите вернуться на Буян в трюме под замком, советую не злить меня.

— Да как вы смеете! — задохнулся от возмущения самый смелый из свиты Бабарихи, но и он умолк и затих, стоило Руву яростно взглянуть на него красными горящими глазами.

— Капитан, мы далеко от Буяна? — спросил Рув у капитана — невысокого усатого мужчину, который, казалось, не выпускал изо рта трубку даже во время еды.

— Прилично, но не так чтобы очень, — невозмутимо отозвался капитан. — Ласточка наша, конечно, разогналась так, будто бы ее Дикая Охота преследовала, но она все ж таки не «Синяя чайка», через эфирные поля так резво скакать не может. За час на бреющем долетим, даже меньше, пожалуй. Если у «Победы» остались силы поднажать и еще парочку полей перепрыгнуть, глядишь, и за сорок минут доберемся. Так что, вести корабль на Буян?

— Подождите, тут подумать надо.

Рув взъерошил свои и без того буйные волосы и коротко рыкнул, признавая свое поражение в схватке с мыслительными процессом.

— Надеяться на то, что на ваших картах, капитан, отмечены источники мертвой воды, было бы глупо, так? — уныло спросил он.

— Увы, чего нет — того нет, — развел руками капитан. — Вот пара-тройка мест, где спрятаны сокровища, — это пожалуйста, источник вечной молодости тоже на карте найдется, а мертвой воды нет и быть не может. Кто ж такое на карты наносит?

Рув в сердцах треснул по борту «Победы», и та испуганно вздрогнула и резко ухнула на несколько метров вниз.

— Эй, полегче, приятель! — недобро зыркнул на Рува старпом и погладил яхту по пострадавшему боку.

«Пойти туда, не знаю куда, и то легче было», — пробормотал себе под нос Рув, и тут Катю осенило.

— Я знаю, как найти мертвую воду, — воскликнула она и бросилась к штурвалу.

Катя мало что смыслила в управлении кораблями — что летучими, что обычными, — но это ей и не требовалось, достаточно было удачи и доброй воли «Победы». Вынув из кармана верный клубочек, она быстро намотала нить на рукояти штурвального колеса, неловко потрепала одну из рукоятей — гладкую, теплую, слегка завибрировашую под ее рукой, — и сказала тихо, надеясь, что яхта сработается с клубочком и послушается ее:

— Не подведите нас, милые. Нам позарез надо найти источник мертвой воды. От этого зависит жизнь царицы Лебедь.

По корпусу «Победы» пробежала крупная дрожь, и все, уже наученные горьким опытом, заранее схватились за перила. Все, кроме Бабарихи, Грилы и Арахны, которые что-то бурно обсуждали громким свистящим шепотом. «Победа» чуть накренилась влево, потом замерла на несколько секунд, и резко, как на американских горках, ринулась вниз под аккомпанемент нестройных криков своих пассажиров. Почти у самой воды «Победа» резко остановилась, тут же взмыла вверх и полетела еще быстрее прежнего, ведомая клубочком.

Вцепившаяся в штурвал Катя желала лишь одного — добраться до обитаемой земли живой и невредимой. А уж с источником они как-нибудь да разберутся.



Кира была полностью согласна с тем, что в женщине должна быть какая-то загадка, но только для окружающих, особенно для мужчин. Сама она предпочитала знать о себе все, даже если какие-то из этих знаний она предпочитала тут же забыть или, по крайней мере, притвориться, что это не про нее. Она знала, что у нее сильный характер и в то же время — повышенная эмоциональность (да, именно так, а вовсе не истеричность, как смели высказываться клеветники и злопыхатели. Правда, если Кира слышала это собственными ушами, то больше никто не позволял себе даже думать так о ней, не то, что говорить. Если у них вообще оставалось, чем говорить), и именно поэтому безобразно, до неприличия напилась один единственный раз в жизни. Урок был ею усвоен с первого раза, и после она всегда пила настолько умеренно, что ее никогда не мучило похмелье.

Поэтому, когда она постепенно и с трудом приходила в себя, не в силах разлепить словно засыпанные песком глаза, готовая в буквальном смысле слова убить за глоток воды для пересохшего горла и отвар для раскалывающейся от боли головы, Кира точно знала, что виной всему не похмелье. Она не помнила, что произошло, но ни капли не сомневалась, что алкоголь тут ни при чем. Кира слышала, что после операций, где применяется отсталая методика наркоза, пациенты испытывают примерно такие же ощущения, что и она сейчас, но ее туристическая медицинская страховка предусматривала лечение лишь хилерами(3) в лучших клиниках Буяна, и поэтому вариант наркоза тоже отпадал. В общем, что бы с ней ни случилось, ничем хорошим это не было, и потому, даже когда Кира поняла, что уже в состоянии открыть глаза, она не торопилась это делать. Оставаться в приятном неведении было куда приятнее для душевного равновесия, чем потенциальная суровая правда.

Неизвестно, сколько еще Кира готовилась бы к решительному шагу, если бы не раздавшийся где-то неподалеку насмешливый женский голос:

— Очухалась? Давай, спящая красавица, открывай глаза, здесь принцев нет, чтобы приводить тебя в чувство поцелуем. А мои методы тебе не понравятся, зуб даю.

Кира неохотно открыла, наконец, глаза, проморгалась и обнаружила, что сидит спиной к стене в какой-то полутемной деревянной лачужке. Печка с открытой заслонкой едва горела, а через крошечные окна почти не проникал свет. За столом устроилась рыжеволосая, совершенно незнакомая Кире женщина, курившая трубку.

— Ну, рассказывай, — сказала она, глядя на Киру.

Разумеется, первым порывом Киры было неприлично выругаться, наплевав на бабушкины наставления всегда и везде держать лицо, даже в самых невероятных и странных ситуациях. Бабушке-долгожительнице было легко говорить, ее детство пришлось еще на ту далекую эпоху, когда нерадивых слуг невозбранно охаживали кнутом, и она и представить не могла, что ее внучке может угрожать что-то серьезнее хама-таксиста и криворукого парикмахера. Однако Кира все же сдержалась, посчитав, что ледяное презрительное молчание — наилучшая тактика до тех пор, пока она не соберется с мыслями, чтобы как можно доступнее и эффективнее выразить свое возмущение. Она сделала бы это прямо сейчас, причем невербально, но ей мешали — да как эта рыжая коза смеет так с ней обращаться! — тонкие путы из змеиной кожи, перьев ворона и ночного серебра, стянувшие ее руки и ноги. Впрочем, долго молчать ей не пришлось: незнакомка отложила трубку, вынула из-за пояса острый кинжал и, одернув повязанный вокруг талии цыганский платок, неторопливо подошла к Кире. Присев на корточки, она приставила острый кончик кинжала к щеке Киры и сказала почти ласково:

— Чем дольше ты будешь молчать, тем больше шрамов тебе придется сводить. Считаю до трех, и если не заговоришь, у тебя появятся сразу два. Второй — бонусом. Раз, два…

— Я не понимаю… — Кира осеклась из-за першения в горле, тихо откашлялась — кинжал все еще упирался ей в щеку, — и хрипло продолжила: — Я не понимаю, чего вы от меня хотите. Кто вы такая? Что вам от меня нужно?

— Мне? — картинно удивилась женщина, выгнув бровь. — Мне-то как раз ничего от тебя нужно. А вот что тебе от меня нужно — большой вопрос. Кто тебя нанял? — чуть сильнее вдавив кинжал в щеку Киры, резко спросила она.

— Я не понимаю, о чем вы, — твердо, силясь унять страх, отозвалась Кира. — Я обычная туристка. Что происходит, чего вы хотите?

— Кто. Тебя. Нанял? — повторила женщина, усилия нажим, и Кира почувствовала, как ей на шею стекла капелька крови.

— Никто! Я не знаю, о чем вы говорите. Я вообще вас первый раз вижу!

— Да неужели? А на базаре, значит, не ты была и за мной шпионила, а твой любопытствующий и далеко не бесплотный дух, да?

— Какой базар, я не… — Воспоминания нахлынули на Киру мгновенно и все разом: Андрей в камере, базар, Саша с непонятной девицей, невесть как оказавшийся на Буянском базаре, цыганка… стоп, девица! Эта вот самая девица, которая сейчас грозила ее порезать. Ну, Сашка! Кира ему еще все выскажет! За версту же ясно, что от этой дамочки надо держаться подальше.

— Что, понимание и память прорезались? — хмыкнула девица. — Так кто тебя нанял?

— Никто! Я же сказала, что не понимаю, о чем речь. Я ни за кем не шпионила, вы ошибаетесь.

— Правда, что ль? Значит, на меня ты пялилась из-за моих красивых глаз, да? И за мной поперлась, чтобы сделать мне комплимент? Кто бы тебе ни платил, они просчитались — фиговый из тебя шпион.

Кончик кинжала еще глубже впился в щеку Киры, и та выкрикнула в страхе и отчаянии:

— Я не шпион, клянусь! Никто мне не платит. Я просто… я просто увидела с вами брата, — честно призналась Кира. Что еще ей оставалось? Ну, Сашка!

— Кого?

— Брата. Я даже не знала, что он тоже Буяне.

— Бра-а-ата? — протяжно переспросила девица, в упор глядя Кире в глаза.

— Да, родного брата. Это что, запрещено законом — иметь брата? — не удержавшись, слегка вспылила Кира.

— Брата, — повторила девица. — Ей-же-ей, а ты как будто и не врешь. Ведь не врешь же? — уточнила она, проводя плоской стороной лезвия по уху и шее Киры.

— Нет, — твердо ответила Кира, тяжело сглотнув.

— Это ж надо. Брата! — Это словно привело девицу в восторг, причем настолько что, убрав от Киры кинжал, она встала и хлопнула себя по бедрам, расплывшись в улыбке. — Значит, у нашего Братца Кролика есть, оказывается, сестрица. Лисица или крольчиха, вот в чем вопрос, — прищурившись, девица цепко посмотрела на Киру.

Кира лишь непонимающе вытаращилась на нее, впервые подумав о том, что, быть может, у девицы попросту не все дома, и Саша сидел с ней за столиком и разговаривал вынужденно, решив не злить ненормальную.

— Впрочем, неважно, — махнула рукой эта психическая. — И так, и этак неплохо. Любит нас удача, ой любит, я всегда это говорила, — весело добавила она. — И дельце она нам подкинула почти плевое, а теперь вот и страховку подогнала.

— Да что вам от меня надо? — чувствуя подступающую истерику, спросила Кира. — Я не шпионка и я ничего не знаю о делах брата!

— Может, и так. А может, и нет, но это уже неважно, — ухмыльнулась девица. — Посиди-ка ты пока что девица-красавица здесь, потоскуй, о жизни покумекай, а там видно будет.

— Что? Что будет видно? — тихо уточнила Кира.

— Все, — хохотнула ненормальная рыжая. — Что было, что будет, чем дело кончится, чем сердце успокоится. Если твой Братец Кролик будет вести себя как паинька, так уже и быть, вы оба отправитесь в свой терновый куст. А если нет…

Она помахала в воздухе кинжалом и, подмигнув Кире, вышла из хижины, дверь которой нестерпимо громко и противно скрипела.

Вот же с…! Кира протяжно выдохнула и постаралась успокоиться. Сидеть здесь и ждать незнамо чего? Ну уж нет, эта рыжая мерзавка не на ту напала! Кира понятия не имела, что у нее были за дела с ее дорогим братцем, но это не имело никакого значения. Она еще пожалеет, что связалась и с Сашкой, и с самой Кирой.

Устроившись поудобнее — настолько, насколько позволяли ей путы, — Кира сложила пальцы одной руки в дигдзуб-мудру, а вторую опустила вниз в бхумиспарша-мудре и, как учила ее Кристина, одна из лучших выпускниц Беловодского университета, удостоившаяся приглашения в магистратуру Академии Гипербореи, сосредоточилась на сопряжении своей внутренней энергии с течениями ноосферы. Внешние путы, конечно, надежные оковы, но и их можно одолеть, если знать, как.

Кира знала.



— Уходить будем огородами! — авторитетно заявил Кот, стоило им выскочить из околотка.

— Какими огородами, почему огородами? — слегка опешил Андрей, уже успевший пожалеть, что согласился на эту авантюру. — Может, лучше позвать на помощь?

— Некогда и некого, — отрезал Кот. — Все витязи ищут царицу, это во-первых, а во-вторых, тебя они сразу снова закроют, а меня могут и не послушать. Ироды! Не могли сразу понять, что я — это я, а на моем месте — самозванец, — прошипел Кот, и шерсть у него на загривке встала дыбом. — Ничего, я им это еще припомню: меня — и не узнать! Туда! — показав лапой на ближайший огород, скомандовал Кот.

— Зачем туда? И вообще, туда — это куда? — задыхаясь от бега, спросил Андрей, перелезая через забор.

— Я же сказал: предотвращать хищение национального достояния в особо крупном размере, — раздраженно отозвался Кот, ловко перепрыгивая со штакетины на штакетину.

— Это я понял. Кто… хитить-то собирается? И где именно? В смысле, насколько я понимаю, та ель с изумрудно-золотыми орехами стоит где-то на территории царского дворца и надежно охраняется. Может, ворам и удастся туда проникнуть, а нам? Кстати, об охране: может, они их остановят? Да, и при чем тут ты и какой-то самозванец? Что происходит-то, объясни по-человечески. Ну, или по-кошачьи, но так, чтобы я понял.

— Ты, киножурнал «Хочу все знать», что-то ты больно любопытен, — проворчал Кот, грациозно усевшись на очередном высоченном заборе, пока Андрей примерялся, как бы через него перевалиться. — Вот скажи, что ты знаешь об орехах с изумрудными ядрами?

— Что они… Ах ты ж… — Он отпихнул ногой некстати попавшую под нее курицу и едва увернулся от острых зубов сторожевого пса, который, к счастью, был на привязи. — То же, что и весь мир: растут на ели, состоят из золотых скорлупок и изумрудных ядрышек, грызет их белка. Охраняются дворцовой стражей, основа благосостояния Буяна.

— Угу, весь мир, — мявкнул Кот, едва не сорвался с очередного забора и выругался. — Ничего без очков не вижу, у-у-у, тати проклятые. — Он погрозил кулаком куда-то в небо и продолжил: — Неучи вы все, вот что. Что у тебя в школе по биологии было? Ты как себе еловые орехи представляешь, а? Это не риторический вопрос, — добавил он, не услышав ответа.

— Ну… так, — изобразил Андрей рукой еловую шишку. — Конус такой многослойный… многоярусный… с семечками. Узкий или разлапистый.

— Именно. Когнитивный диссонанс уже испытываешь?

— Э-э-э… — Андрей задумался, чуть не расшиб лоб об новый забор и, оказавшись в следующем огороде, остановился как вкопанный. — Я всегда думал… Ладно, я вообще об этом раньше не думал, но, по-моему, это просто… художественное описание далекое от реальности, нет? «И шишки все грызет» — как-то не звучит, то ли дело «орешки». К тому же это золотые зачарованные орешки, они хоть на клене могут расти,

Кот душераздирающе вздохнул.

— Балда ты — вот это звучит так, как надо. Зачарованное золото не проходит контроль качества и уж тем более не выставляется в Палате мер и весов. В отличие от натурального природного феномена. Так, подожди, мы пришли.

Кот остановился напротив огородного пугала и слегка поклонился ему.

— Приветствую, — сказал Кот Пугалу. — У меня архисрочное и сверхважное дело, и нам надо как можно скорее попасть к моему дубу. От этого зависит судьба Буяна.

На взгляд Андрея, после этих слов решительно ничего не произошло, разве что легкий ветерок всколыхнул рваную рубаху пугала и его соломенные волосы, да примостившаяся на плече Пугала ничуть не испуганная, пардон за каламбур, ворона пронзительно каркнула и стремительно сорвалась с места. Кот, однако, церемонно склонил голову и сказал:

— Благодарю. Я у вас в долгу. — Он непринужденно уселся на огромную тыкву, росшую неподалеку от пугала и продолжил, снова обращаясь к Андрею: — Как я уже говорил, у меня лучшая на всем Буяне сеть помощников, осведомителей и просто надежных друзей. Так вот, возвращаясь к нашему разговору: известно, что самый лучший способ скрыть правду — это сказать ее в шутку, но и смешать правду с ложью в точно выверенной пропорции — тоже неплохой вариант. Кто же в здравом уме будет рассказывать всему свету, где и как именно растет самое главное сокровище Буяна? Разумеется, шила в мешке не утаишь, поэтому сохранить в тайне вообще и в принципе все было бы невозможно, вот и пришлось… художественно приукрасить реальность. Та ель во внутреннем дворе царского дворца, к которой время от времени водят экскурсии, — фальшивка. Вернее, сама-то она, конечно, настоящая, но это обычная ель, а орехи, которые грызет белка у ее подножия, — обычный золоченый фундук. Белка, к слову, тоже совершенно обычная. К сожалению, кучка мерзавцев пронюхала, где на самом деле растут орехи. Они заманили меня в ловушку, мря-я-яу, — не сдержал эмоций Кот, — и сейчас уже наверняка подобрались к орехам. Мы должны их опередить! Эта мерзавка Чичичи — одна из них. Это за нами, — сказал вдруг Кот, посмотрев наверх.

Андрей был уверен, что на улице слегка потемнело из-за того, что солнце скрылось за тучкой, но оказалось, что его заслонила стая больших птиц. Очень странных птиц, если вглядеться. А если совсем уж точно, то вовсе и не птиц, как стало ясно, когда стая снизилась и приземлилась возле пугала.

—Мы что, какие-то там мальчишки на побегушках? — возмущенно спросил самый рослый и ширококрылый Обезьян, обращаясь не то к Коту, не то к Пугалу. У него была роскошная длинная белая борода, завитая на кончике, искусно расшитая золотом и серебром шапка и наган в кобуре на кожаной портупее, пересекавшей его широкую грудь. — С чего вы решили, что мы должны прилетать по первому вашему требованию?

— Ну что вы, многоуважаемый Уорра, — поклонившись Летучему Обезьяну, отозвался Кот, — ничего такого мы и не думали. Я просил вас прийти нам помощь как можно быстрее, бросив все, лишь потому, что сейчас вы — единственная надежда Буяна. Поверьте, я ценю то, что вы так стремительно откликнулись на мою просьбу. Видите ли, нам крайне важно в скорейшем времени оказаться у моего дуба, опередив при этом Чичичи. Вы, должно быть, слышали, об этой вашей дальней родственнице…

— Она нам никто! — прорычал Уорра. — Она позорит честь всего благородного отряда приматов.

— Именно, уважаемый Уорра, именно. Поэтому было бы неплохо поймать и обезвредить ее как можно оперативнее, чтобы она еще больше не затенила и не очернила ваш благородный род.

— Хорошо, — недовольно буркнул Уорра. — Но лишь из уважения к царице Лебедь, предоставившей нам приют на Буяне. Держитесь.

Андрею совершенно это не понравилось. Вот прямо ни капли не понравилось. Он мало что знал о Летучих Обезьянах кроме того, что они обитали далеко отсюда, на противоположном конце земного шара, и что несколько лет назад одно из их племен совершило неудачную попытку государственного переворота в той стране, где они жили, попав во все новостные передачи мира. Правда, Андрей не помнил подробностей тех событий, они его совсем не интересовали, но знал, что страна та была не образцом современной демократии, и у мятежников нашлось немало сторонников и сочувствующих. Чем в итоге завершилась та история, память Андрея тоже не сохранила, но что-то ему подсказывало, что мятежникам удалось не просто избежать смертельного правосудия своей родины, но и неплохо устроиться в теплых краях посреди океана.

Еще Андрей знал, что Летучие Обезьяны способы летать с приличной скоростью, и… Он и опомниться не успел, как мощные когтистые лапы вцепились ему в плечи, и он оказался в воздухе.

— Эй, мы так не договаривались! — запротестовал было Андрей, но его никто и слушать не стал.

Высоты он не боялся, но быть в чужой власти в воздухе ему категорически не хотелось. Тем более что Летучие Обезьяны ему, в принципе, и не требовались. Сквозь свист ветра в ушах он едва мог разобрать, что кричал ему Кот:

— Метлы …ны права … номер… остановят инспек… яхтам … …аться …леко … быстрее нет…

Ладно, Обезьяны — так Обезьяны, раз метлы и яхты отпадали Чем быстрее они разделаются с орехами и ворами, тем быстрее Андрей получит шанс отправиться на поиски Кати…

(1) О видовой принадлежности Рува, полагаю, и так все догадались, но я не зря писала о говорящих именах: «Рув» - волк по-цыгански.
(2) Безоар – универсальное противоядие, он же камень, так что, как вы понимаете, выжимка из него – вещь непростая в приготовлении.
(3) Хилеры – преимущественно филиппинские народные целители, которые совершают все хирургические операции без наркоза и ножа, голыми руками, погружая их в пациента.

_________________
Все мои фики тут https://archiveofourown.org/users/Bathilda

«Победа» и позор отряда

_________________
"Не нужно вмешивать в бизнес наши отношения!" А. Жданов

Автор, вопреки обыкновению, вернулся, когда не прошло и трех лет, но в этом кусочке ничего важного не происходит (но надо ж было автору собраться и хоть с чего-то начать продолжать писать), так что читать все равно не рекомендую, пока не появится слово "Конец"

Часть 11

«Единственная свобода – свобода духа и внутреннего «я», — твердила Кире Кристина. – Обретешь ее – и все внешние оковы и препятствия спадут. Можешь хоть из оков высвобождаться, хоть сквозь стены проходить. Главное – не потерять эту внутреннюю свободу. Гудини вот забыл – и все, теперь про него все знают и помнят, но вряд ли его это там утешает».

В теории это звучало легко, и Кире под руководством Кристины даже удавалось достичь внутреннего дзена, но одно дело – когда занимаешься этим в уютной квартире под бокальчик амонтильядо прямиком из винодельни «Подвалы Монтрезора», а совсем другое – когда ты находишься непонятно где, непонятно зачем и твоей жизни угрожает опасность. Хотя нет, на самом деле Кира не могла сосредоточиться на нужных мантрах вовсе не потому, что в запястья и лодыжки ей больно врезались зачарованные путы, пить хотелось так, словно она прошла половину Сахары без капли воды, а голова гудела, как колокол главного храма Китеж-града. Ей мешала удушающая злость: ну, Сашка, ну, погоди! Во что, во что он умудрился влипнуть? Да еще где – на чужом Буяне, даже не дома. Каким недобрым ветром его сюда занесло? Как и почему так оказалось, что на Буяне собралось столько представителей «Зималетто»? И они с Андреем, и Сашка, и эта Пушкарева… Наверняка это она во всем виновата! Конечно, и как это Кире сразу в голову не пришло? Уж, разумеется, она не случайно здесь появилась. Откуда у нее, спрашивается, деньги на такой отпуск? Если только ее не спонсировал Андрей… но это безумное предположение Кира предпочла отмести как совсем уж невозможное. И все же… Нет, ну это ж надо – подраться непонятно с кем за собственную секретаршу! Само по себе это настолько выходило за рамки представлений Киры о допустимой реальности, что решительно отказывалось укладываться у нее в голове. Что он нашел в этой Пушкаревой? Будь та ведьмой, Кира не сомневалась бы, что попросту приворожила Андрея. Тогда вопрос решился бы быстро и просто, и никому и никогда уже не пришлось бы волноваться о кознях Пушкаревой. Но нет, ведь не была она ведьмой, в этом-то и состояла самая главная загадка. Кира проверила ее вдоль и поперек: и своими силами, и вместе с Викой, и с помощью лучшего в столице детективного агентства «Гусли, печь и пояс», где работали бывшие военные боевые маги, самые что ни на есть настоящие. Кира слышала, что один из них участвовал в зачистке известной террористической ячейки Соловья-разбойника в Семидубье, – уж они-то точно могли влет определить ведьму. Тогда чем же она так приворожила Андрея?

До приезда на Буян Кира считала, что Андрей держит при себе Пушкареву по двум причинам: из присущей ему доброты и из-за того, что она действительно разбиралась в финансах, а менять коней на переправе – вредно для бизнеса, не говоря уже о том, что она слишком много знала о делах «Зималетто». И если у Киры когда и закрадывалась мысль, что Андрей не отпускает Пушкареву, чтобы ее излишние знания не стали достоянием общественности, она тут же от нее отмахивалась: неудержимая болтливость легко лечилась, французские революционеры придумали отличное лекарство от этого недуга, и уж конечно же Пушкаревой давно его прописали бы, посмей она угрожать выдать секреты фирмы.

Не зря, не зря Кира с самого начала терпеть не могла Пушкареву, и не только потому, что та выглядела как чучело огородное, да и то – иные чучелы, особенно те, кто перебрались в города и сменили профессию, выглядели даже лучше ее: широкое распространение онлайн-торговли всем, чем угодно, и расторопные чайки-курьеры, бедствовавшие прежде из-за ликвидации свалок, где они обитали, а теперь нашедшие новое призвание, творили чудеса в плане окультуривания даже самых отдаленных уголков страны и ее самых отдаленных от хомо сапиенс обитателей.

В то утро, когда Пушкарева впервые вышла на работу, Кира за завтраком уронила солонку и рассыпала соль, потом впопыхах надела наизнанку новенькое платье из кладбищенской крапивы с вышивкой из веревки повешенного и вдобавок забыла дома телефон, и пришлось за ним возвращаться, что безоговорочно свидетельствовало о том, что новая секретарша Андрея принесет фирме лишь несчастье. Когда «Зималетто» потряхивало от проблем (во всех смыслах слова: и Милко, и Андрей, да и порой сама Кира, чего уж греха таить, в стрессе значительно увеличивали сейсмическую активность отдельно взятого клочка земли, на которой стояла высотка компании, а сколько руководителей с похожими умениями было в других фирмах-арендаторах – и не счесть), Кира была убеждена, что во всем виновата Пушкарева, и ее вот-вот ее прогонят, но нет, каждый раз ее надежды разбивались о непонятное упрямство Андрея. Он прислушивался к этой нелепой девице в пальто от «Баленсиага» — ужасная старомодная безвкусица, да кто вообще их сейчас носит, кроме Пушкаревой? – больше, чем к Кире! А эта кошмарная драка на пляже из-за Пушкаревой? Здесь определенно что-то было нечисто. Не мог же Андрей и в самом деле подраться из-за такого ничтожества?

С другой стороны, с тех пор, как они обручились, Андрей постепенно становился сам не свой. Неужели она и впрямь зря верила в его клятвы в том, что все эти «рыбки» Милко, косяками вьющиеся вокруг него, ничего для него не значили и даже не привлекали его внимания? А ведь Саша не уставал твердить ей, что Андрей изменяет ей направо и налево, но она предпочитала считать, что это просто наговоры. Неужели он был прав? Кира так долго и старательно отказывалась прислушиваться и к Сашке, и к собственной интуиции, что сейчас ей представлялась дикой сама мысль о том, что они не лгали.

Когда-то Андрей был совсем другим – веселым, легким на подъем, полным энтузиазма. Он грезил тем днем, когда «Зималетто» войдет в число лучших домом моды в мире и станет гвоздем программы Ночи высокой моды на Лысой горе. Он устраивал Кире сюрпризы – неожиданную поездку в Старую Прагу на выходные, чтобы послушать в полночь скрипку Далибора, и в Рим, чтобы посмотреть финал две тысячи триста двадцатого сезона Гладиаторских игр, где Кира болела за команду хищников – львов, тигров, пантер, — и не зря, ужин в фамильном ресторане графа Юсупова, столик в котором надо было бронировать за полгода вперед, и купание в Светлояре на закате Ивана Купалы. Что с ним случилось? Кира не могла понять, что случилось, почему он так изменился. Когда очередной финансовый отчет стал для него важнее Киры? Забавно, но сейчас она уже не могла вспомнить того времени, когда она не была в него влюблена, а ведь Кира с раннего детства и почти до самого выпуска из университета воспринимала Андрея как второго брата. Ладно, не совсем как брата, но уж точно как кузена. Если бы не Нюта Мессинг с параллельного курса, так бы все и продолжалось. Андрей тогда должен был передать Кире подарок от Маргариты Рудольфовны, и они договорились встретиться в кафе, где она с однокурсницами праздновала окончание очередной сессии. Андрей пришел, как всегда обаятельный, привлекательный, с неотразимой улыбкой и лукавым огоньком в глазах, передал подарок, чмокнул Киру в щеку и сбежал, даже не выпив кофе, но этого хватило, чтобы Нюта, глядя ему в спину, сказала с ноткой зависти: «Как отлично вы смотритесь вместе! Ваши свадебные фотографии будут ну просто чума!».

С этого все и началось.

Конечно же, Кира использовала все возможные и даже парочку невозможных ведьминских и женских ухищрений, чтобы Андрей перестал видеть в ней подружку детства и почти сестру, и добилась своего! Не сказать, что Андрей очень этому сопротивлялся. Нет, его влюбленность была добровольной и искренней, в этом Кира не сомневалась, иначе она не отказалась бы от своей мечты ради Андрея.

На университетском дипломе настояли родители. Сама Кира с детства не представляла себе будущего без танцев, однако родители считали, что сначала она должна получить «серьезное» образование. «Кирюша, милая, мы не принижаем твой талант, но танцы слишком зависят от милости Терпсихоры, а нрав у нее, сама знаешь, слишком уж капризный. Зато дипломы Академии Якова Брюса признаются во всем мире. В конце концов, Саломея принимает в свой Храм всех, кого сочтет достойной, независимо от возраста. Ты сможешь поступить туда после того, как окончишь Академию». И это было чистой правдой. Кира мечтала учиться во всемирно известной школе танцев «Храм Саломеи», где ее основательница открывала всем, кто, по ее мнению, был того достоин, таинство танца Семи Покрывал. Критерии отбора никто не знал, было лишь известно, что Саломея всегда лично отбирала учениц. Кира верила, что ей удастся попасть туда, но даже если нет, в мире существовало немало танцевальных школ, где было бы честью учиться, и танцев, которые она хотела бы освоить, например, Бхаратнатьям Шивы, или старинный осуохай, или воздушные танцы сильфид. Однако она променяла все это на счастливое семейное будущее с Андреем, и что? Да они даже заявление в ЗАГС смогли подать чуть ли не с десятой попытки: казалось, сама судьба была против этого. Андрей словно бы охладел к ней, как бы Кире ни хотелось верить в обратное, а ведь они еще даже не были женаты. Неужели Саша был прав, и все, что нужно было от нее Андрею – это голос на Совете директоров, а не ее любовь?

Хватит! Кира внезапно поняла, что она по горло сыта таким отношением. Она больше не позволит Андрею так обращаться с ней! Как только она отсюда выберется и выяснит, что вообще происходит, она посмотрит Андрею в глаза, по-настоящему, пристально посмотрит, как может смотреть только настоящая ведьма, ему в глаза и спросит, любит ли он ее еще. И если ответ ей не понравится… О том, как отплатить Андрею, она подумает после, но сначала она купит себе билет до Себасты. Бизнес-класса.

Кира представила, как она будет парить над сценой, невесомая, овеваемая дружелюбным ветром, двигаясь во всепоглощающем ритме танца. Стремительная. Легкая. Свободная. Почти всемогущая.

Кира потянулась всем телом, разминаясь, и не сразу поняла, что ее руки и ноги больше не стягивают путы. Свободна!

Ну, держитесь!


«Победа» летела немного неровно и не очень быстро, но целеустремленно. Катя стояла на руле, мертвой хваткой вцепившись в штурвал, хотя, в общем-то, летучий корабль не нуждался сейчас в управлении, идя на автопилоте, любезно предоставленным клубочком. Капитан немного нервно топтался неподалеку, не выпуская из зубов трубку, а его старпом напряженно и суетливо вглядывался то в горизонт c клонящимся к закату солнцем, то вниз, где в прорехах в облаках блестело море, и время от времени гладил «Победу» по борту.

Лебедь — ни жива, ни мертва — лежала на диванчике, который принесли снизу, из каюты. Ей, вероятнее, было бы удобнее в самой каюте, но Рув наотрез отказался оставлять ее без своего присмотра, не до конца доверяя даже верным витязям, и в то же время он не мог, как он сам выразился «торчать там внизу, не видя, что происходит наверху». Зато вниз перебралась часть свиты Бабарихи, Грилы и Арахны, уже не в силах устоять на ногах после многочисленных коктейлей Миши. Сами высокие гостьи и наиболее стойкие из их окружения оставались на палубе, не выпуская из рук бокалов. Они явно хотели досмотреть это шоу до конца (или, возможно, довести до конца отравление Лебеди, Катя готова была поверить в любой расклад), несмотря на то что Рув явно предпочел бы, чтобы они убрались с глаз его долой, и чем дальше, тем лучше.

— Сколько еще? – вполголоса прорычал Рув, встав рядом с Катей и глядя на медленно, но уверенно снижающуюся колесницу Гелиоса. – Времени почти не осталось.

Ответа на этот вопрос у Кати не было, и она лишь пожала плечами. Чтобы немного отвлечься и сменить тему, она спросила осторожно и вполголоса:
— А вы с Лебедью… на Лебедь… ну, то есть, вы давно Лебеди служите?

— Да, – коротко и недружелюбно бросил Рув.

На этом, в общем-то, стоило бы прекратить этот разговор, но Катя, сама не своя от всего происходящего, уставшая от неведения, собрала в кулак все свое мужество и уточнила:
— А на Авалоне вы тоже с ней были? До аварии?

Рув так резко повернулся к ней, что Катя невольно шарахнулась в сторону, задев при этом штурвал. «Победа» на секунду завалилась на бок, Бабариха и остальные хором взвизгнули, Миша, как Катя успела заметить краем глаза, невозмутимо хлопнул залпом рюмку чего-то нежно-бирюзового цвета, а капитан со старпомом дружно поморщились. Катя извиняющимся жестом подняла руки и снова вцепилась в штурвал уже выровнявшейся летучей яхты.

— Откуда знаешь? – низким угрожающим голосом спросил Рув, — Это ты все устроила, змея подколодная?

— Что? – опешила Катя. – Нет! Нет, я тут ни при чем вообще. Клянусь! Я сюда просто отдохнуть приехала, честное слово. Я до этого о Лебеди только в новостях читала.

— Откуда про Авалон тогда знаешь? – прищурился Рув.

— Юлиана сказала.

— Так прям и сказала? – с понятным скептицизмом и недоверием уточнил Рув.

— Нет, конечно, — фыркнула Катя. – Чтобы Юлиана – и что-то прямо сказала? Она просто упомянула, что отправит меня в отпуск к своей сокурснице по Авалону. А дальше – Интернет. Авалон еще со времен Джека Потрошителя публикует данные своих студентов, мол, смотрите, какие гении и мастера своего дела у нас учатся, какие проекты они разрабатывают, какие великолепные дипломы защищают. Ну, тех, кто не хочет, по именам не называют и фотографии их на сайте Авалона не выкладывают, обходятся псевдонимами, но в Интернете действительно можно найти все, что угодно. В тот год, когда Юлиана училась в магистратуре в Авалоне, вместе с ней учились еще шесть иностранных студентов. Закончили курс всего четверо, включая саму Юлиану. Один из них, гений в области вуду, срочно вернулся домой в Африку после неожиданной и скоропостижной смерти отца и двух старших братьев, чтобы занять трон. Он сам говорил об этом в интервью, в смысле, что учился тогда в Авалоне и жаль, что не доучился, но он не мог оставить страну без правителя. Еще один – Андре Бретон, и, кажется, весь мир знает, что до того, как присоединиться к сюртеррористической организации Алисы Кингсли, которая тогда еще считалась эко-активисткой и боролась за права гусениц-курильщиц, он учился в Авалоне и именно там начал разработку с-бомбы*. А еще про одну студентку данных как таковых не нашлось, но в то время, когда она была на третьем курсе, в Лондоне произошла авария, о которой писали все газеты мира, потому что в ней погибла племянница Марьи Моревны Дарья, а в Лондоне в то время заметили Кощея. Это тогда наделало много шума. Дарья, кстати, была наследницей Моревны, та ее, сироту, с детства воспитывала. О том, что она училась в Авалоне, правда, не упоминали, но зато писали, что она жила в Альбионе под фамилией отца, что логично. Никаких студентов по фамилии Рэйвен или Кроу в Авалоне не было, зато имелась студентка под псевдонимом Анна Вронская**, проучившаяся всего три курса. Она специализировалась на трансформации и превращениях, к слову. По-моему, все сходится.

Рув молчал и не отрывал взгляда от горизонта.

– Я права, да?

Рув по-прежнему молчал.

– Значит, права, – кивнула Катя.

– Много будешь знать – плохо будешь спать и не доживешь до утра, – буркнул Рув, все еще не глядя на нее.

– Я только одного не понимаю…

– Только одного? Всего лишь? – насмешливо перебил ее Рув, повернувшись, наконец, к ней.

– Одного, – твердо отозвалась Катя. – Слушай, – от нервов переходя на ты, – продолжила она, – я к этим вашим тайнам… буянского двора не имею никакого отношения. Если бы не Юлиана, я бы в жизни никогда здесь и не побывала бы. Я простой экономист из простой московской компании, я даже не ведьма! Я про все эти отравления, покушения, воскрешения и что там еще у вас творится не знаю и знать не хочу. Как ты сам сказал: меньше знаешь – лучше спишь. А у меня Андрей Палыч, годовой отчет, дача с мамиными мандрагорами. Поэтому единственное, чего я не понимаю, но хотела бы понять, так это зачем Юлиана про Авалон сказала. Ясно же, что имея такую информацию, точку отсчета, можно найти то, что другие годами пытаются отыскать. Кому же в голову придет, что таинственная царица Лебедь – на самом деле вроде бы погибшая наследница оружейной империи Марьи Моревны? Вот только мне-то это знание совсем ни к чему.

Катя вопросительно посмотрела на Рува в слабой надежде, что он, во-первых, поверит ей, во-вторых, даст ответ на ее вопрос. Но, увы, он лишь дернул щекой и сказал угрюмо:
– Юлиана никогда и ничего не делает просто так, но в свои планы она никого не посвящает до самого последнего момента. Иногда – пока не станет слишком поздно. А ты ничего, – добавил он, – хорошо соображаешь.

– А толку-то? – вздохнула Катя, так некстати вспомнив про Андрея Палыча. – Некоторым ум не интересен, им внешность модельную подавай.

– Так оставайся у нас, нам умные всегда пригодятся, – как ни удивительно, без тени насмешки, предложил Рув.

Ответить Катя не успела.

– Можете, конечно, продолжать ворковать, но времени у Лебеди осталось совсем немного, – сообщил у нее над ухом Миша.

Вздрогнув, Катя посмотрела вперед и обнаружила, что «Победа» успела плавно снизиться и приземлиться на каком-то пустынном пляже, прямо за которым начинался глухой лес.

– И… что теперь? – спросила Катя.

– Искать источник, – явно усомнившись в ее уме, ответил Рув.

– Это-то понятно. Кто искать пойдет? Ты?

Катя с трудом могла представить, что Рув оставит Лебедь на яхте, а сам отправится на поиски мертвой воды. Точнее, могла, но это означало бы, что она останется одна с не совсем живой Лебедью, кучей потенциальных отравителей и всего-то тремя витязями непонятно где и с туманными перспективами ближайшего будущего. Эта картина ее определенно не радовала.

Вместо ответа Рув взглядом показал на клубочек, который сам собой размотался со штурвала, снова аккуратно смотался в почти идеально ровный шарик и обернул свободный конец нити вокруг Катиного запястья.

– Я не могу! – почти панически выпалила Катя. – Я не умею! Я даже не ведьма, какой от меня толк?

– Да тут же разве ведьмовство-то поможет? – сказал капитан, попыхивая трубкой. – Тут желание нужно, смелость и решимость, а больше ничего и не требуется.

– Не могу я Лебедь здесь с вами оставить и уйти, – едва ли жалобно сказал Рув. – Чую, беда тогда случится. Да и клубочек-то тебе лично даден, остальным он не станет верой и правдою служить. Неужто ты Лебедь в беде бросишь, на смерть ее обречешь?

Катя всегда корила себя за то, что легко поддавалась на эмоциональный шантаж и психологические манипуляции.

– Если я не вернусь, – мрачно сказала она, – папа у вас тут все с землей сравняет, имейте в виду. – И она спустилась по трапу на сахарно-белый песок. – Ну, вы держитесь тут, – сказала она напоследок и направилась к лесу.



То, что с Дубом творится что-то неладное, стало понятно уже издалека и сверху: большая часть Лукоморья, включая базарную площадь с крытыми торговыми рядами и развлекательный аттракцион “Лабиринт Минотавра”, была оцеплена яркими оранжево-зелеными лентами, и люди бежали оттуда прочь, не разбирая дороги, и многим не удавалось удержаться на ногах, в то время как витязи в ослепительно блестящих на солнце доспехах наоборот пытались подобраться к буквально ходящему ходуном Дубу. Впрочем, достичь цели у них никак не получалось: они бешено размахивали палицами и мечами, сражаясь, казалось, с воздухом, и едва успевали сделать несколько шагов вперед, прежде чем упасть лицом вниз.

— …близиться… …садим вас там… — долетели до Андрея обрывки слов Уорры, заглушаемые свистом ветра.

На посадку отряд летучих обезьян пошел так стремительно, что у Андрея перехватило дыхание, и снова полной грудью он смог вздохнуть, лишь когда они приземлились у внушительного валуна.

— Здесь мы с вами попрощаемся, — сказал Уорра,зависнув над землей. — Мы не вмешиваемся в дела чужаков. К тому же нам не нужны проблемы с королевскими витязями. Удачи. Надеюсь, мы больше никогда не услышим о Чичичи, — многозначительно добавил он, и, стремительно взмыв в воздух, стая улетела.

Разминая плечи, нывшие от крепкой хватки Летучего Обезьяна, Андрей пригляделся к камню, возле которого они стояли, и обнаружил, что это была не просто какая-то там каменюка, а Указательный камень.
“Налево: Кочкино болото — 50 верст, Мануфактура Казы — 70 верст, Гнездовье Раух — 80 верст.
Направо: Интерактивный музей трамваев — 15 верст, Резиденция посланника Красной королевы — 25 верст, Крокодилья Заводь — 45 верст.
Прямо: Лукоморье — 2 версты, Поле чудес — 7 верст, Игорный дом Германа — 13 верст, Маковые поля — 20 верст, Лагуна Сирен — 30 верст.”

Кот, не дожидаясь, пока Андрей уложит в голове поразительное топографическое и культурное разнообразие Буяна и поразмыслит над тем, а не стоит ли потом, когда все закончится, заглянуть в Игорный дом, чтобы развеяться и отдохнуть от этого дикого приключения, помчался вперед. Хорошо, что Дуб был гораздо ближе Маковых полей — скорость Кот развил приличную, чисто гепард, так и мимо цели промахнуться недолго. Влетит прямиком в поля – и что тогда? Сам Андрей и вполовину не был таким быстрым, к тому же проведенное в околотке время не способствовало бодрости и подъему энергии, поэтому он быстро потерял Кота из виду. Через защитный барьер, окружавший Лукоморье вместе с предупредительными лентами оцепления, Андрей проскочил, едва заметив его. Во-первых, его в тот момент гораздо больше заботила отдышка и колющая боль в боку, а во-вторых, родители как только не пытались удержать его дома в старших классах, чтобы он готовился к экзаменам вместо того, чтобы гулять с одноклассниками (точнее, с одноклассницами), но Андрея ничто не могло остановить. Он вообще умел мастерски преодолевать любые препятствия, если по-настоящему того хотел.

Как выяснилось уже метров через двести, попасть на территорию оцепленного Лукоморья было гораздо легче, чем продвигаться по ней: внезапно почувствовав резкую боль в ноге, Андрей споткнулся и едва удержался от падения. Однако когда он взглянул вниз, то не увидел ничего и никого, кто мог бы укусить его, — а в том, что это был укус, сомневаться не приходилось: два полукруга мелких дырок в его лодыжке говорили сами за себя. Пока Андрей озадаченно разглядывал окровавленную левую ногу, где-то совсем рядом раздалось тоненькое мерзкое хихиканье, и его правую щиколотку также укусили, да так пребольно, что он все же плюхнулся на пятую точку. Но в этот раз успел краем глаза увидеть своего обидчика. Точнее, его небольшую, но весьма внушительную часть: широко распахнутую пасть с маленькими и тонкими, но очень-очень острыми зубами в два ряда. Гоблины! Какой идиот призвал сюда гоблинов?! И “идиот” в данном случае было весьма мягким определением того, кто решился на подобный шаг.

Мировая общественность, которая в СМИ обычно характеризовалась не иначе как “озабоченная”, “возмущенная” и “взволнованная”, не раз призывала власти объявить всех гоблинов скопом международными террористами. Эти злобные твари жили лишь ради того, чтобы сеять разрушения, хаос и неразбериху вокруг, где бы они ни оказались, и любое их появление неизменно сопровождалось повреждением имущества и членовредительством, а часто — и смертями. Они определенно обладали разумом, но вот в наличии у них ума и сознания, не говоря уже о сознательности, до сих пор многие сомневались. Они охотно появлялись там, где требовалось посеять панику, вселить страх, разнести что-то в клочья, даже если им не обещали никакой платы. Если же им обещали заплатить за то, чем они и так обожали заниматься, то они вкладывали в два раза больше усилий в свою разрушительную деятельность. Любой призыв гоблинов автоматически приравнивался к теракту, а того, кто это сделал, ждало пожизненное заключение, а то и казнь.

От объявления самих гоблинов международными террористами властей останавливало несколько соображений. Во-первых, то, что сами гоблинам было бы на это совершенно наплевать — едва ли они вообще могли понять, что это такое. Во-вторых, это могло оскорбить их короля Джарета, в изощренном уме, злопамятности, злокозненности и изобретательности которого как раз сомневаться не приходилось. Он был единственным, кто мог контролировать гоблинов, но обычно предпочитал этого не делать. В те редкие случаи, когда он появлялся на Земле и снисходил до ответов на вопросы различным журналистов, он насмешливо и с показной скукой сообщал, что законов его королевства гоблины не нарушают, поэтому он не видит причин наказывать их, ну а если они нарушают законы других королевств, так это не его, Джарета, проблемы. В-третьих, на подобный шаг мог обидеться весь Неблагой двор разом, частью которого был Лабиринт — королевство Джарета, и тогда проделки гоблинов покажутся невинной детской шалостью по сравнению с тем, что сделают фейри, обрушив свое недовольство на головы людей.

Как бы там ни было, гоблины в Лукоморье были настоящей катастрофой, и Андрей не представлял, ни как от них избавиться, ни как пробиться сквозь них к Дубу. Основная опасность гоблинов заключалась не столько в их разрушительной натуре, сколько в том, что на них не действовала обычная магия, и поэтому остановить их было не невозможно, но крайне сложно. Обычно на борьбу с ними призывались специальные магические отряды, но даже им не всегда удавалось одолеть этих тварей, и те по своей воле убирались к себе в королевство, когда им надоедало торчать на одном месте. К счастью, их нетерпеливость была лишь немногим меньше их злобности.

Основной целью гоблинов были витязи. Именно их они атаковали особо остервенело, наваливаясь скопом, кусая там, где витязи не были защищены кольчугами, выдирая куски плоти. Если витязи и обладали магией, против гоблинов она была бессильна, а их мечи и палицы даже не попадали по этим небольшим, стремительным и вертким тварям. На остальных гоблины нападали, явно чтобы вынудить их побыстрее убраться с территории Лукоморья, ну, а заодно, чтобы развлечься и поживиться — во время своих атак они умудрялись в мгновение ока сорвать со своих жертв все мало-мальски ценные вещи. Андрею доставалось меньше, чем витязям, но больше, чем напуганным людям, несущимся, куда глаза глядят, ведь он бежал не от Дуба, а к нему. Метров через четыреста, искусанный, окровавленный и злой Андрей озверел окончательно. С грехом пополам добравшись до декоративного прудика, он плеснул в лицо холодной воды, прикидывая, чем все же можно одолеть гоблинов. Спихнув того, который в эту минуту пытался вцепиться ему бедро, в пруд, Андрей заметил молодые ивы, высаженные вдоль берега, и в голове у него родился план. Может, не самый гениальный и действенный, но хоть какой-то. Погладив листья ближайшей ивы, он попросил:
— Дай пару веточек, пожалуйста. Очень надо, прям позарез. Видишь же, что тут творится.
Ива замерла, словно задумавшись, затем колыхнулась, будто бы от порыва ветра, которого и в помине не было, и, наконец, опустила две тонкие ветки поближе к Андрею
— Спасибо!

Очищенные от листьев, длинные гибкие лозы превратились в отличные хлысты, со свистом рассекающие воздух. Андрей хлестнул очередного покушавшегося на его особо чувствительные места гоблина, с удовлетворением услышал в ответ полный боли визг и решил, что его новое оружие можно и улучшить. Главное — сосредоточиться. Он на секунду зажмурился, сделал глубокий вдох, а на выдохе поджег лозы застывшим пламенем. Положа руку на сердце, застывшее пламя у него, в отличие от обычного, получалось не всегда, когда хотелось бы. С другой стороны, не так уж часто оно было ему нужно, а в таких вот ситуациях — вообще ни разу. К счастью.

— Ну держитесь, — злорадно пообещал Андрей и опустил горящий, но не сгорающий хлыст на спину ближайшему гоблину.

_____
* Алиса Кингсли - это, конечно, Алиса из “Алисы в Стране чудес”. Андре Бретон - основоположник сюрреализма. Правда, в нашем мире он жил в начале двадцатого века, а не двадцать первого, но тут другой мир и другие правила) В фантастической книге Ч.Мьевилла “Последние дни Нового Парижа” в военном Париже была взорвана с-бомба, сюрреалистическая-бомба, превратившая город в ожившие сюрреалистические картины, представления и фантазии сюрреалистов (с женщинами-велосипедами, Изысканным Трупом и прочими странностями). (Хотя и не стараниями Бретона.)
** В сказке про Марью Моревну сестры Ивана-царевича вышли замуж за принцев, явившихся к ним в птичьем обличии. Анна-царевна вышла за принца, превращавшегося в ворона. Рэйвен и Кроу - Raven, Crow - “ворон” по-английски.

_________________
Все мои фики тут https://archiveofourown.org/users/Bathilda

Вот это сюрприз...

Спасибо за продолжение!

_________________
Уезжают таланты, творцы и умы,
едут люди отменно отборные.
И останутся там, как у всякой тюрьмы,
надзиратели и поднадзорные.

И. Губерман

Просто сказочное нахальство! ))) И так тут годами ждешь, так еще и перспективка ничего не узнать в ближайшие тысячелетия, да?

Ну чё я скажу? Мало! Лебедь эта умирающая так и не туда ни сюда, с тайнами ясности больше не становится... Хотя Андрюша, спасший чувствительные свои местечки от гоблинов порадовал )) Да еще и не только дерется, но иногда и мозги использует, подбирая оружие, опасное для противника. Киру я прям представила, как она освободилась от пут грезами о танце. Правда, чтоб она согласилась на толчею осуохай, как-то слабо верится.
А надписи с Указательного камня я перечитала несколько раз. Всё такое завлекательное )))

немного бетинга в холодном декабре без отпуска )))

_________________
Андрей: Надо было показать ей то, что я писал сам. Она бы сравнила с твоими идиотскими сочинениями! Она бы всё поняла.
Роман: Думаешь, Катю можно было бы убедить?

Прелестная, прелестная прелесть!
Вудунаследник умилил.
А к платью из кладбищенской крапивы подошли бы еще аксессуары из лебединых пёрьев

_________________
"Не нужно вмешивать в бизнес наши отношения!" А. Жданов

Любимый "Отпуск"! Вместе с новым кусочком перечитаю всё с самого начала, потому что память уже не та но помнится главное - как это вкусно!

_________________
Не простая птица ёж. Не взлетит, пока не пнёшь.

Яна, Амалия, Китри, Лана, спасибо!
Автор тут обнаружил, что то ли он совсем закоренелый склерозник, то ли его ответ сожрал глюк форума - я была уверена, что отвечала

Да, автор не только вернулся, но даже полон решимости закончить фик если не до НГ, то хотя бы в каникулы. Очередной "маленький")) кусочек есть, но, думаю, выложу его через день-другой вместе с еще одним кусочком)

_________________
Все мои фики тут https://archiveofourown.org/users/Bathilda

Давай-давай-давай-давай!!!!

_________________
Андрей: Надо было показать ей то, что я писал сам. Она бы сравнила с твоими идиотскими сочинениями! Она бы всё поняла.
Роман: Думаешь, Катю можно было бы убедить?

Это уже во второй части балета, там, где будет умирающий Лебедь))


Кстати, отдельное спасибо! Я очень, очень долго тупила, пытаясь понять, что не так с ЗАКСом, пока не сообразила, что я пишу фик, а не про ЗакСобрание

Часть 12

Лес Катя не любила. Любой и в принципе. Все эти насекомые, паутина, корни, буераки и ямы под ногами, сырость, гнилые листья, опять насекомые, трясины, одичавшие Избушки-на-курьих-ножках, звери, маскирующиеся под коряги, и коряги, похожие на хищных зверей, поганки, прикидывающиеся опятами, ведьмины круги, бурелом и колючие непролазные кусты, снова насекомые — она, типичное дитя городских джунглей, терпеть не могла всего этого. Пестрый клубочек мгновенно слился с прелой листвой, затерялся в ней, и если бы Катя не сжимала крепко кончик его нити, она бы точно заблудилась. А так ей приходилось спешить за клубочком, уворачиваясь от низко склонившихся ветвей, летевших прямо ей в лицо жуков и пчел, бросавшихся ей наперерез зайцев, не разбирающих дороги, норовивших упасть ей на темечко шишек и диких яблок. Она огибала старые мощные дубы и разлапистые ели, топтала грибы и цветы, перемазалась спелой малиной и изодрала одежду, продираясь через малинник, перепрыгивала через узловатые корни и муравейники и, наконец, споткнулась о неприметный камушек и шлепнулась лицом в лужу.

Отплевавшись и вытерев мокрое лицо чуть менее мокрым подолом, она осталась сидеть на земле, не в состоянии подняться. Этот забег с препятствиями отнял у нее все силы, и ей нужно было сначала отдышаться, прежде чем продолжить поиски.

— Сейчас, подожди, — вяло сказала она, взглянув на свою правую руку, в которой держала клубочек, и похолодела, обнаружив, что выпустила нить. — Эй, ты где? — позвала она, когда поняла, что Клубочка нигде не видно. — Клубочек, ты меня слышишь? Ты где, вернись!

Но Клубочек, по всей видимости, все же отличался от собаки-поводыря и ищейки в одном флаконе, и не отозвался на призывы Кати. Ну, отлично! Не хватало еще заблудиться в незнакомом лесу на ночь глядя! Кстати, о ночи: в лесу действительно ощутимо потемнело, и Катю прошиб вдруг холодный пот: она-то как-нибудь, может, и переночует в лесу, а вот Лебедь умрет!

Слезы сами собой навернулись ей на глаза, и Катя всхлипнула. Все пропало!

— Вот куда ты полезла? — услышала она вдруг знакомый голос.

— П-папа? — икнув, пораженно спросила она, увидев у соседнего дерева отца.

Он стоял, сложив руки на груди, и на лице его было выражение, которое Катя отлично знала, — недовольство с толикой разочарования и беспокойства.

— Ты мне скажи, ты чем думала, когда пошла по лесу шляться? Да ты на даче, когда с матерью идешь грибы собирать, через раз умудряешься заблудиться, а это дикий лес, опасный, неровен час — сгинешь тут. Голову-то иногда включать надо.

— Я… подожди, пап, ты как здесь?..

— Как-как? Да вот так. За тобой приехал. Нечего по всяким сомнительным местам шастать, — проворчал отец, подойдя чуть поближе. — Отпуск ей подавай, Буян ей подавай! Нормальные люди, между прочим, с семьей отдыхают, а на даче дел немеряно. Все, возвращаемся домой. Мать борщ вчера сварила, с мозгами, как ты любишь.

Он протянул ей руку, и первым инстинктивным порывом Кати было взять ее, встать с земли и отправиться домой, ведь обычно она старалась не перечить отцу, особенно когда тот находился в таком настроении, но…

— Не могу, — помотала она головой, — мне источник надо найти, без мертвой воды Лебедь не выживет!

— Не выдумывай, источник ей какой-то нужен, — проворчал отец. — Без тебя обойдутся, не маленькие. Она кто? Царица, у нее охранник есть, витязи, муж, опять же. Они и так уже все на ушах стоят, как-нибудь разберутся. А ты что? Ты, чай, не спасателем работаешь, а экономистом. Работник умственного труда. Куда в чужие дела лезешь? Не мешай людям работать. Пошли, говорю.

Когда отец говорил таким голосом, спорить с ним было бесполезно. Катя встала, сделала было шаг к нему, но остановилась.

— Не могу, — прошептала она. — Я Руву обещала. Лебедь, она… Она хорошая, искренняя такая, меня тепло приняла, я от нее только добро видела. Еще она подруга Юлианы. Не могу я ее вот так вот предать!

— Катерина! — прикрикнул отец. — Ты мне это брось. И так творишь невесть что. Из банка ушла, непонятно где и кем работаешь: то ли финдиректор, то ли девочка на побегушках, и карьерных перспектив никаких. Тьфу ты, даже вспоминать о твоей конторе не хочется, вечно ты там допоздна сидишь, Трудовой кодекс Хаммурапи как не для них писан. Все, возвращаемся домой, пора уже за ум браться.

Он потянулся к ней, чтобы схватить за руку, но Катя отшатнулась от него, едва снова не упав.

— Нет! Пока не найду источник — никуда я не пойду! И вообще… — она запнулась, лишь сейчас почувствовав что-то неладное. — Как ты здесь оказался? Вот прямо здесь-здесь.

Лицо отца исказилось от злости, и в его чертах Катя увидела что-то совершенно чужое и пугающее. Настолько, что она развернулась и помчалась прочь, не разбирая дороги. Заблудится — значит, заблудится, но лучше так, чем оставаться рядом с… вот с этим.

Остановилась она, когда ее легкие и сердце наотрез отказались в таком бешеном темпе. Убедившись, что за ней не гонятся, Катя прислонилась спиной к ближайшему дереву и медленно сползла вниз по корявому стволу, силясь отдышаться. Несмотря ни на что, она не до конца была уверена, что это и в самом деле не отец пытался вернуть ее домой, и еще не совсем рассеявшийся ужас разбавляло чувство вины. В конце концов, отец всегда желал ей только добра, даже если иногда его представление о том, что хорошо для Кати, а что нет, расходились с ее собственными. Пожалуй, никогда еще она не противоречила отцу так открыто и дерзко. Разумеется, они с мамой не всегда действовали так, как он хотел и просил, но обычно их сопротивление было скрытым и хитроумным, и они не чурались манипуляций и лести, когда долгие и изнурительные уговоры не помогали. А вдруг этот отец-не отец прав? Действительно, ну куда она полезла? Что она может? Она ведь никто и звать ее никак.

— Вот-вот, — словно в ответ на ее мысли, сказала… Вика, выходя из-за куста. — Пушкарева, ты, как всегда, в своем репертуаре. Ничего не можешь нормально сделать.

— Кто бы говорил, — пробормотала в ответ Катя. Появление Вики удивило ее еще меньше, чем внезапно возникший посреди леса на неведомом острове отец. Мало ли, вон, Андрей Палыч и Кира прилетели же на Буян, Вика вполне могла за ними увязаться.

— Ты посмотри на себя: ни рожи, ни кожи, ни ловкости, даже колдовать не умеешь, а все туда же, царицу поперлась спасать. Думаешь, тебе за это медаль дадут, героиней на весь мир объявят, ко двору Буянскому приблизят, золотом осыплют? Размечталась! У тебя всего-то один талант — считать, да еще Андрею преданно в рот заглядывать. Больше ты ни на что не годишься, — фыркнула Вика.

— То ли дело ты, да? — устало спросила Катя.

Это их вечное противостояние, которое в “Зималетто” можно было игнорировать, делать вид, что она выше этого, пользоваться тем, что рабочий этикет и врожденное отсутствие агрессии и острого языка не позволяли ответить ей на все насмешки и оскорбления и вступить в открытый конфликт, давно вымотало Катю настолько, что сейчас ей хотелось не столько высказать Вике все наболевшее — хотя перспектива была заманчивой, — сколько просто заставить ее заткнуться и исчезнуть. Тем более что в глубине души Катя понимала, что Вика в чем-то права.

— У меня-то как раз много талантов, поэтому я — лицо компании, а ты работаешь в чулане, — ухмыльнулась Вика и потянулась, наглядно демонстрируя все свои достоинства, которые подчеркивало обтягивающее ярко-красное платье. — Меня запоминают и узнают, а ты для всех так и остаешься невнятным убожеством. Считать и компьютер может, даже получше тебя, а умение правильно общаться с нужными людьми и видеть выгоду дано не каждому. Тебе — не дано. Ты что, правда веришь, что найдешь мертвую воду и спасешь Лебедь? Размечталась! Нашлась героиня, тоже мне. Да ты по коридору “Зималетто” не можешь пройти, чтобы не споткнуться или не врезаться в кого-нибудь. С такими спасателями и врагов не надо.

— А ты, конечно, нашла бы и спасла на раз-два, — огрызнулась Катя.

На нее накатила вдруг страшная слабость и апатия. Меньше всего ей хотелось сейчас вставать и куда-то идти. Лес в стремительно надвигающихся сумерках казался ей даже уютным: темно-зеленая трава и мох вполне могли сойти за мягкий матрас, а сомкнувшиеся над ее головой кроны деревьев — за полог, защищающий ее от враждебного мира.

— Я? Нет, конечно, — рассмеялась Вика. — Что я, дура, что ли? Я же не ты, я бы и пытаться не стала. Переждала бы в лесу, вернулась на корабль ночью, ободранная, промокшая и замерзшая, рыдая, что не смогла найти источник и спасти царицу, убивалась бы по ней, как по родной. Потом мы бы траурно вернулись во дворец, и я сделала все возможное, чтобы утешить горюющего вдовца. А там и до трона царицы рукой подать. Но даже если и не выгорело бы… уж королевская кровать мне точно покорилась бы. Быть фавориткой тоже неплохо.

Катя невольно скривилась, и Вика снова фыркнула, еще более презрительно.

— Ой, вот только не надо строить из себя святошу! Можно подумать ты не хотела бы жить, как королева. Не переться каждое утро на работу, не горбатиться за смешную зарплату, не терпеть криков Андрея, обеспечить родителей, иметь все, что твоей душе угодно. Давай, скажи, что тебе ничего не надо. А еще говорят, что ты умная. Дура ты, как есть дура.

Нет, если посмотреть под этим углом, то в чем-то Вика и впрямь была права. Не то чтобы Катя всегда мечтала стать миллионершей, причем без особого труда, но много денег — намного лучше, чем мало денег. Родителям, опять же, помогать надо. Царицей — не царицей, но стать, например, министром финансов Буяна Катя не отказалась бы. И интересно, и почетно, и никого соблазнять не надо. Для этого, по схеме Вики, и делать-то ничего не придется, только наоборот, не-делать: просто не вставать вот с этого самого места еще пару часов. Ага, а потом сообщить Гвидону, то есть, царю Салтану-младшему, с его обаятельной улыбкой и всегда немного печальным взглядом, буквально светящемуся при одном только взгляде на Лебедь, что Катя не смогла спасти его жену. А потом попытаться его обаять, и втереться к нему в доверие, и убедить, что ради памяти Лебеди и во искупление своей вины Катя готова на все, в том числе и поработать в министерстве финансов, а там, глядишь, Гвидон и впрямь задумается о новой женитьбе, и… Всю усталость и сонливость Кати вдруг как рукой сняло. Неловко поднявшись на ноги, которых почти уже не чувствовала, она оперлась рукой о дерево и сказала в чувством:

— Какая же ты все-таки тварь!

И поковыляла прочь, сама не зная, куда идет, лишь бы подальше от Вики.

— Эй, ты куда? Пушкарева, не глупи, хочешь, чтобы тебя сожрали ночью в лесу дикие звери? Вернись!

Не слушая ее, Катя лишь ускорила шаг, насколько это было возможно. Лес затих, будто бы дневные животные и птицы уже приготовились к ночи, а ночные еще не проснулись, хотя в нем было не так темно, как ей казалось, еще минуту назад. Возможно, у нее еще есть время.

Катя вздрогнула, когда у нее прямо над головой раздалось глухое уханье совы, и решила, что ей лучше поторопиться, пусть это было сложно, учитывая, что она понятия не имела, в каком направлении ей двигаться, а заросли ежевики вокруг не стремились расступаться, чтобы дать ей дорогу. Когда Катя, наконец, продралась сквозь них, она шумно выдохнула, одернула остатки лохмотьев, которые еще недавно были приличной одеждой, сделала шаг вперед и угодила прямиком в ручей. Стремительный ледяной ручей. Ноги у нее, естественно, мгновенно промокли, и Катя от души выругалась. Впрочем, как говорится, нет худа без добра: идея пойти против течения, вдоль относительно свободного от препятствий берега показалась ей здравой и удачной. Уж лучше так, чем снова плутать наугад по кустам.

И все же: ну как, как ее угораздило оказаться в такой ситуации. Еще неделю назад она рассчитывала затраты на новую коллекцию “Зималетто” в трех вариантах: какой ее видел Милко, какая при этом разрешена законом и какую компания в действительности могла себе позволить, не продав души как минимум половины работников, и даже не мечтала об отпуске на море. И зачем Юлиана на самом деле ее сюда отправила? Не отдохнуть же, само собой. Но какой от Кати может быть толк, тем более если она не представляет, что вообще творится вокруг. Интересно, Андрей так и сидит в околотке? Как только “Победа” вернется на Буян — с живой и невредимой Лебедью, разумеется, — Катя будет умолять отпустить его. Если только Кира уже не сделала этого. Кира… Что-то подсказывало Кате, что теперь ей вряд ли удастся продолжить работать в “Зималетто”, даже если она и решит там остаться. С чем она, кстати, так и не определилась. Правда, в свете происходящего, она сомневалась, что ей захочется перейти на работу к Юлиане. Ладно, Буян, но командировку куда-нибудь, скажем, в Валгаллу она точно не переживет.

Занятая мыслями о туманном будущем и пугающем настоящем, Катя едва не врезалась в забор, внезапно выросший перед ней. Охнув, она отступила назад, посмотрела на украшающие штакетник черепа, чередующиеся с крынками, тяжело вздохнула и постучала в калитку.

— Здравствуйте, — громко сказала она. — Можно войти? Есть здесь кто-нибудь?

Калитка была приоткрыта, и Катя подозревала, что она не скрипнет, если открыть ее пошире и зайти во двор, но она все еще хотела жить, поэтому послушно ждала снаружи приглашения войти. Домик за забором был небольшим и симпатичным, с резными цветными ставнями и красной черепичной крышей. Несколько клумб во дворе цвели пышным цветом, а в дальнем углу стоял колодец с воротом.

— Здравствуйте, — еще громче повторила она. — Хозяева дома? Можно мне войти?

Ответа так и не последовало, и Катя со вздохом опустилась на землю, прислонившись спиной к забору.

— Я не то, чтобы против свежего воздуха и прогулок на природе, — сказал Коля, присаживаясь рядом с ней, плечом к плечу, как когда-то в детстве, когда они после уроков шли гулять в парк и ели одну плюшку на двоих на скамейке под кленом, — но что мы тут делаем, а?

— Не знаю, что здесь делаешь ты, но лично я ищу источник мертвой воды, — искоса взглянув на него, ответила Катя.

— Это был риторический вопрос. Почти. Пушкарева, серьезно, ты реально хочешь найти источник? Вот прямо пойти к Бабе-Яге и спросить у нее? Ты вообще, что ли, с ума сошла?

— Что тебя так смущает?

— «Смущает»? Да нет, ровным счетом ничего. Моя лучшая подруга хочет покончить жизнь самоубийством одним из самых экзотических и неприятных способов на земле, но меня это совершенно не смущает. Ты бы еще к Кощею подошла с вопросом о том, как найти его смерть. Ты совсем ку-ку, да? — яростно жестикулируя, выдал Коля. — Какой источник, какая Баба-Яга? Это не для нас, ты что, не понимаешь?

— В смысле, не для нас? — искренне удивилась Катя. — Это еще почему?

— Потому, — сердито буркнул Коля. — Мы с тобой, к сожалению или к счастью, слишком умны и бесталанны для того общества, в котором родились, я всегда это говорил. Вон, тобой на работе шеф с удовольствием пользуется, но ни в грош тебя не ставит. — «Где-то я это уже слышала», — пробормотала себе под нос Катя, но Колю это не остановило. — А все потому, что мы с тобой не соответствуем представлениям общества о прекрасном. Хотя вот кто, кто сказал, что это их прекрасное на самом деле прекрасно? Но нашего мнения все равно никто не спрашивает. У нас есть мозги, но нас никто не воспринимает всерьез. И, если уж быть совсем честным, то ты не помнишь, что ли, что у нас с тобой по физкультуре в школе было? Да ни тебе, ни мне ни разу не удалось даже приподнять меч-кладенец, не то что научиться с ним управляться. А сколько раз мы падали с тренировочного Змея Горыныча? Ты сколько раз попадала в мишень при стрельбе из лука? Именно, ни разу, как и я! Разве с такими данными можно стать героем, то есть, героиней? Нет, конечно, даже не мечтай!

— Ну, знаешь ли, физическая сила и ловкость здесь не главное, — возмутилась Катя. — Помыслы важнее.

— Ага, то-то и оно.

— Ты это о чем?

— Не хотел я затрагивать эту тему, но раз уж ты сама начала… — помявшись, сказал Коля, немного помолчал и продолжил, взъерошив волосы: — Герой, вроде как, должен быть без страха и упрека, чист сердцем, благороден душой и все такое, а ты…

— Что — «я»?

— Пушкарева, ты отчет подделывала?

— Подделывала, — с упавшим сердцем подтвердила Катя.

— Гуляющего налево шефа перед невестой выгораживала и прикрывала?

— Выгораживала.

— А когда ты про своего помолвленного Жданова с придыханием и с горящими глазами, рассказывала, ты им как шефом восхищалась, или как потенциальным рыцарем на белом коне? Только честно?

В ответ Катя лишь виновато опустила голову.

— Ну, и вот, — развел руками Коля.

Катя окончательно пригорюнилась и уперлась лбом в согнутые колени. Да что ж такое-то, а? Она признавала, что допустила много ошибок в своей жизни, и не всегда была честна, вопреки воспитанию отца, и ее мотивы были порой далеки от благородных, и на обрученного шефа она заглядывалась, но неужели это все перечеркивает ее благие намерения? Не всегда, не всегда они ведут в ад. Сейчас она просто хотела спасти Лебедь, неужели ее прошлые грехи такие уж ужасные, что из-за них она должна опустить руки и покорно отступить в сторону? С другой стороны, героиня из нее и впрямь так себе…

— Так, ну все, — решительно сказала Катя, неловко поднимаясь на ноги.

— Домой? — с явной надеждой спросил Коля.

— Устроил мне тут гадание на ромашке! — зло ответила Катя. — Могу - не могу, способна — не способна, достойна — недостойна, получится — не получится. Я вам кто, Гамлет, что ли? Делай или не делай, нечего рассусоливать. Я такая, какая есть — что поделать, другой не предвидится. Что смогу, как смогу, то и сделаю.

— Кать, не глупи, пропадешь же!

— Там видно будет. Разберусь по ходу дела.

— Подожди, ты куда? — схватил ее за руку Коля, увидев, что она пошла дальше, мимо дома.

— Куда глаза глядят. Я хотела спросить, не знают ли хозяева, где найти источник. Раз они не отзываются, значит, или их нет дома, или они не хотят со мной общаться. А мне некогда ждать, когда они соизволят до меня снизойти.

— Ты что, не знаешь, что так дела не делаются? — не отпуская ее, сказал Коля. — Сама вышла к месту, где тебе могут помочь, а теперь сбегаешь отсюда? Сама-то подумай.

— Я думаю. Думаю о том, что мне надо поторопиться, и на всякие сложные и долгоиграющие игры у меня времени нет. Вот это вот все: затопить печку, убраться, испечь пирог, организовать баню — во-первых, я не успею, а во-вторых, это не по моей части. Буду искать сама.

— Что ж ты такая упертая-то, а? Ослица какая-то, а не экономист! — Коля разжал пальцы и кивком показал на калитку. — Иди. Будем считать, что отступление от привычных правил стандартного протокола — это результат переговоров.

Катя взглянула на калитку, которая гостеприимно распахнулась сама собой без единого звука, а когда снова повернулась к Коле, то оказалось, что он исчез.

— Предатель! — возмутилась Катя и, секунду поколебавшись, зашла во двор.

— Ну, здравствуй, девица, здравствуй, красавица, — напевно приветствовала ее Ольга Вячеславовна, встав на крыльце.

— Здравствуйте. Я стучалась, — на всякий случай сообщила Катя. — И я обратно не поверну, пока не найду источник мертвой воды.

— Да я уже поняла, — усмехнулась Ольга Вячеславовна. — Ослица.

Катя потопталась на месте, собираясь с духом, и спросила:

— Скажите, пожалуйста, вы знаете, где он? Я… я готова заплатить, если цена будет мне по плечу… То есть, нет, я заплачу в любом случае. Найду как.

Катя прекрасно понимала, что платить надо за все, особенно в таких ситуациях, так же как отдавала себе отчет в том, что порой цена бывает настолько высокой, что она может и надорваться. Но выбора у нее не было.

— Это я тоже вижу. Не волнуйся, обещаю, что ты сможешь заплатить, и я даже не потребую от тебя первенца. А пока что… набери-ка ты мне воды. Старая я стала, мне самой уже трудно.

— Да, конечно.

Катя подошла к колодцу, подергала цепь, чтобы убедиться, что ведро опущено на дно, и взялась за рукоять ворота… и отшатнулась с криком: ее ладони, коснувшиеся гладкой деревянной ручки, словно обожгло огнем. Или не “словно”, а действительно обожгло: кожа у нее тут же покраснела, а кое-где даже пошла волдырями. Ольга Вячеславовна наблюдала за ней с нескрываемым интересом. Катя подула на руки, стиснула зубы и сказала себе, что боль — в голове, а значит, усилием воли ее можно отключить. В теории так, возможно, и было, но в действительности еще более сильная боль заставила ее выпустить рукоять и во второй раз. Отчаянно тряся кистями рук, чтобы хоть как-то унять боль, Катя смотрела только на колодец, избегая взгляда Ольги Вячеславовны. Прикусив губу, Катя сделала глубокий вдох и решила, что чем дольше она тянет, тем меньше у нее шансов поднять ведро. Хотя она и так не представляла, как ей это удастся: кожа на ладонях у нее уже облезла и висела черно-белыми лохмотьями. Даже легкое дуновение ветра причиняло боль, но у нее по-прежнему не было выбора. Взявшись за ручку, она выдохнула и заорала во весь голос — так было хоть немного, но легче. Почти негнущиеся пальцы упорно цеплялись за рукоять, отвратительно пахло горящим мясом, а цилиндр крутился еле-еле, и ведро со дна поднималось поистине черепашьими темпами. Катя была уверена, что и эта попытка не увенчается успехом, но в какой-то момент ей показалось, что от боли ее руки онемели и потеряли чувствительность, и крутить ручку стало намного проще. Она даже перестала кричать, и просто молча тянула ведро, пыхтя и кривясь от напряжения. Наконец ведро поравнялось с краем колодца, и Катя, с трудом удерживая рукоять одной рукой, второй ухватилась за ведро и кое-как поставила его на землю. А потом сама плюхнулась рядом и заревела.

— Нечего мне тут сырость разводить, — проворчала Ольга Вячеславовна. — Ослица. Чего реветь-то?

Икнув, Катя рискнула посмотреть на свои обожжённые ладони, ожидая увидеть черно-красный обгорелый ужас, но увидела лишь розовую кожу с припухшими мозолями. Да и от боли осталось одно воспоминание. И правда, чего реветь?

— Справилась, молодец. Значит, получишь, что хотела.

— А… а цена. То есть, спасибо, большое спасибо, но в обмен на что?

— Ни на что. Это, девочка, не так работает, ты же не молодильные яблоки или, там, смерть Кощееву искала. Мертвая вода — это другое. Считай это наградой за твои усилия и твердолобость.

С этими словами она подняла ведро, воды в котором оказалось всего-то чуть-чуть на самом донышке, и налила ее во что-то крошечное… в скорлупку от грецкого ореха!

— Держи. Донесешь — будет твоя Лебедь жить. Не донесешь — не обессудь.

Да она издевается!

— Донесу, — мрачно пообещала Катя. Умрет — но донесет. И плевать на вечную неуклюжесть и на стремительно темнеющий лес, где нет ни единой тропинки, зато вдосталь корней и ям.

И понесла. Руки дрожали, и Катя лишь крепче стиснула пальцами скорлупку, боясь пролить даже каплю.

— Донесу, — бормотала она себе под нос, — куда деваться-то? Я не для того эту чертову воду добывала, чтобы ни с чем вернуться. Пусть Лебедь только попробует не очнуться. Донесу, убьюсь, но донесу.

Она понимала, что до “Победы” надо добраться как можно скорее, но идти приходилось медленно, не отрывая глаз от земли, чтобы не споткнуться.

— Только попробуй не донести, — пригрозила она самой себе. — Вот только попробуй!

Она не знала, сколько еще ей надо было пройти, — клубочек, предатель ты этакий, куда ты делся? — но по ее ощущениям времени у нее осталось совсем немного. А сил — еще меньше.

— На секундочку, — сказала она, остановившись у какого-то дерева, и прислонилась к нему плечом. — Всего секунду передохну.

— Катенька, ну наконец-то! Еле-еле вас нашел.

Катя справилась с корнями и ухабинами, но вздрогнула и едва не разлила воду, услышав знакомый голос. Забавно, что когда-то он вызывал у нее пресловутых бабочек в животе, а сейчас она лишь тяжело вздохнула и буркнула, закатив глаза:

— Вас тут только не хватало.

* * *

К третьему десятку гоблинов азарт и здоровая злость в Андрее достигли своего пика.

— Сами напросились, — с ухмылкой приговаривал он, рассекая очередного зазевавшегося гоблина пополам. Те, кому повезло больше, отделывались ожогами и переломами.

Откровенно говоря, он никогда не думал, что способен создать такое мощное и стабильное застывшее пламя. Прежде оно у него выходило далеко не всегда, а когда все же получалось, то было слабым и быстро гасло. Отец не скрывал своего разочарования, а мама немедленно начинала утешать Андрея и убеждать его (а заодно и отца) в том, что все у него еще впереди, что он еще очень молод, что потом он станет настоящим мастером пламени, и это еще больше выводило его из себя. Учитывая его наследственность с обеих сторон, он уже в детском саду должен был пугать своих обидчиков-соседей по горшку огнем. Ладно, с маминой стороны эта наследственность была не так ярко выражена, судя по ее немногочисленным рассказам, но из оговорок отца, о семье которого Андрей почти ничего не знал (и, повзрослев, осознал, что это и к лучшему), складывалось впечатление, что к окончанию школы он уже должен был бы стать грозой если не мира, то по крайней мере всего города. Потенциальной. Однако прежде он лишь рисовался перед девушками своими умениями — только на это их и хватало. Сейчас же лоза исправно полыхала и не думала гаснуть, не говоря уже о том, чтобы сгореть — пусть только попробует!

Огненный хлыст исправно расправлялся с гоблинами, но мелкие твари были настолько шустрыми, что некоторые все же умудрялись цапнуть его то за одну ногу, то за другую. Тогда Андрей ненадолго останавливался, тряс ногой, проклинал гоблинов (некоторые из этих проклятий даже срабатывали прямо на месте) и шел дальше. К шестому десятку гоблинов у Андрея онемели рука и плечо, ноги горели от укусов, и он с доброй ностальгией вспоминал то заседание Совета директоров, на котором он потел от ужаса, представляя фальшивый отчет о работе компании. Какое безмятежное, мирное время!

После очередного укуса Андрей умудрился от души пнуть злобную заразу, отправив ее в ближайшие кусты, и решил немного перевести дух. Угрожающе поигрывая хлыстом левой рукой, Андрей потер свежий укус, размял плечо и утер пот со лба.

— Не время останавливаться, добрый молодец, — прогудел у него за спиной мужской голос.

Андрей вздрогнул и обернулся — у него за спиной стоял витязь. Точнее, куча витязей. Целый отряд витязей, выстроившихся за Андреем квадратом. В любом других обстоятельствах это выглядело бы довольно устрашающе… Это и выглядело чертовски устрашающе, особенно учитывая, что витязи зажгли на максимум факелы, входившие в их стандартную экипировку наравне с мечами-кладенцами, палицами и жемчужинами-в-раковине — военным аналогом яблочка-на-тарелочке. Через одного витязи держали факелы опущенными вниз или поднятыми вверх, создавая надежную, надо полагать, преграду для гоблинов.

— Да неужели? — с язвительностью, достойной Сашки Воропаева, сказал Андрей.

Вообще-то, работа в правоохранительных органах или вместо правоохранительных органов, да еще и чужой страны, никогда не была в его списке “кем я хочу стать, когда вырасту” (президент “Зималетто”, положа руку на сердце, тоже, но об этом как раз он старался не думать).

— Поистине. Враг не дремлет, Дуб в опасности, — пробасил витязь, не меняя сурового выражения лица.

В этот момент гоблин вцепился зазевавшемуся Андрею в руку, и он вынужден был согласиться с витязем. Щелкнув огненным хлыстом, разгоревшимся с новой силой, Андрей тяжело вздохнул и снова пошел вперед. Ладно, чем быстрее он с этим всем покончит и поможет местной полиции, тем больше у него шансов найти Катю целой и невредимой.

Откровенно говоря, Андрей малодушно надеялся, что к тому времени, как они с витязями доберутся до Дуба, Кот как-то сам уже со всем разберется. Но, увы, ему не повезло: Дуб ходил ходуном и едва не сгибался пополам, по трясущейся и звенящей цепи носился кругами огромный черный клубок, шипящий и истошно вопящий. Иногда среди этой какофонии можно было разобрать отдельные человеческие слова: “Интеллигент блохастый!”, “Мошенник смердячий!”, “Рыболюб!”, “Лисофил!”. Время от времени среди веток мелькал то рыбий хвост, то плавник, то зубастая пасть, а сверху на Андрея и остальных сыпались листья и увесистые желуди, которые больно ударяли по темечку и плечами. Один из них, летевший прямо ему в нос, Андрей успел вовремя поймать и ничуть не удивился, увидев, что желудь был золотым. Интересно, неужели раньше никто не придавал значения тому, что официально распространяемая версия Буяна о том, что основа их национального благосостояния — орешки с золотыми скорлупками и изумрудными ядрами, которые грызет во дворе королевского дворца черная белка, — растут на ели, полна противоречий? Какие, спрашивается, орехи на ели? Со скорлупками и ядрами величиной с вишню? Тем более что на той елке, которую показывали во всех передачах, посвященных острову, — это было единственное предоставленное Буяном видео длиной в полминуты, других фото и видео в мире просто не существовало, — отчетливо видны были обычные еловые шишки. С другой стороны, обычные туристы вряд ли смогли бы подтвердить или опровергнуть свои подозрения, если таковые у них имелись, а от не-туристов Буян наверняка умел защищаться. Да чтоб ему провалиться, как Атлантиде, со всеми его тайнами!

Витязь, который был сейчас у отряда за главного, все с тем же каменно-угрюмым выражением лица на удивление аккуратно вынул из пальцев Андрея желудь и убрал его в свою тактическую торбу.

— Собственность царства.

— Угу, я так и понял. Лучше скажи, что делать-то будем?

— Спасибо за помощь, добрый молодец. Дальше мы сами.

Если витязь считал, что Андрей начнет возражать, то он ошибся. Сами — так сами. Андрей пожал плечами и отошел в сторону. Только сейчас он заметил, что все гоблины куда-то разом исчезли. Это было подозрительно, но он все же потушил застывшее пламя, и хлыст в его руке снова превратился в обычную ветку. По правде говоря, он вдруг испугался, что пламя погаснет само собой, просто потому что продержалось так долго.

Витязи обступили Дуб, и едва ли не синхронно почесали затылки, скрытые шлемами. Как самим разбираться с дерущимися Котами, агрессивной Русалкой, сошедшим с ума Дубом добрых двадцати метров в обхвате и все остальным, они явно не совсем представляли. Андрей, впрочем, тоже. Не то чтобы это было его проблемой, но он все еще хотел побыстрее со всем покончить.

Сеанс недолгих коллективных и молчаливых раздумий прервал громкий и тонкий, на грани ультразвука, крик. В ту же секунду, пока все зажимали себе уши, пытаясь сообразить, что происходит, Дуб на мгновение замер, а затем принялся трястись сильнее обычного, ощерившись тысячей мелких зубов. Опять они! Конечно, поняв, что у них появился шанс поживиться, гоблины прекратили терроризировать людей и отгонять их прочь от Лукоморья, даже если это и было их основной задачей, и ринулись грабить Дуб. Крик прекратился так же внезапно, как и начался, зато коты, наконец-то расцепившись, заорали в два голоса: “Воры! Лови их, мя-я-яу-у-у-у!”. Витязи переглянулись, подошли поближе к Дубу и попробовали было забраться на него по цепи, но гоблины не дремали и бросились в атаку, защищая то, что уже считали своей законной добычей. Витязи с воплями тяжело попадали на землю, зажимая укушенные носы и подбитые глаза. Коты с утробным рычанием носились по дереву, то и дело взвизгивая, когда до них добирались гоблины. Впрочем, и гоблинам доставалось по первое число и от них, и от Русалки, смахивающей врагов тяжелым хвостом, однако численный перевес был все же не в пользу защитников Дуба, и потому “собственность царства” продолжала уплывать в чужие загребущие лапы.

Вокруг царил хаос и оглушительный шум и гам, однако Андрея внезапно охватило чувство, порой появляющееся ни с того ни с сего в детстве посреди веселой игры, или в юности на отвязной вечеринке, или уже во взрослом возрасте в разгар интересного и перспективного проекта, — нестерпимая скука, внезапное раздражение и желание оказаться как можно дальше отсюда. То, что еще минуту назад было неожиданным, но захватывающим приключением и даже поводом для гордости, превратилось в тягостное обязательство, совершенно, до отвращения неинтересное. И это вдруг привело Андрея в невероятную ярость. Его сотрудники думали, что видели его в гневе? Ха, как бы не так! То, что он испытывал прежде, когда Милко в очередной раз капризничал, и образцы новой коллекции превращались в труху, когда конкуренты запускали к ним в офис северную моль, чтобы уничтожить наряды из шкур мамонта, когда Воропаев появлялся в офисе и кофе тут же скисал прямо во рту, когда Катя любезничала с тем налоговиком, нагрянувшим с проверкой, — все это было ерундой, цветочками по сравнению с тем, что Андрей чувствовал сейчас. Легкой летней моросью по сравнению с тайфуном. Он ощутил, как клокочущая у него в груди ярость перерождается в ревущее безжалостное пламя. Вот сейчас родители точно им гордились бы.

Сунув два пальца в рот, как когда-то научил его Ромка, Андрей залихватски свистнул, надеясь, что хоть немного, но был похож на Соловья-Разбойника, и заорал во все горло:

— Значит так, я сейчас считаю до пяти, и если к тому времени, как я досчитаю, на Дубе останется хоть одна живая, условно живая и неживая, но чересчур активная душа, я спалю его к чертовой матери.

И чтобы доказать, что он не шутит, Андрей без малейшего напряжения, первый раз в жизни, но так, словно делал это сотни раз, он выдохнул чистое смертельное пламя длиной в метр.

— Для тех, кто не в курсе: я не с Буяна, так что нах… плевать я хотел на ваш Дуб, ваше достояние и все остальное. Спалю без малейших колебаний, даже не сомневайтесь. Раз, два, три… — Андрей снова выдохнул столп пламени для наглядности и продолжил после короткой паузы: — Четыре…

Гоблины дружно издали возмущенный и полный негодования вопль, злясь на то, что их лишили наживы, но все же благоразумно исчезли, правда, напоследок обстреляв Андрея и витязей желудями — обычными, не золотыми, и невесть откуда взявшимися камнями. Русалка повисла вниз головой, зацепившись хвостом за самую нижнюю ветку, и клацнула внушительными зубами прямо перед лицом Андрея, как бы намекая на то, что она-то уж точно никуда не денется с Дуба, просто потому что не может. Оба Кота слетели с дерева, и один из них немедленно пустился наутек.

— Базилио, мер–р-р-рзавец, не уйдешь! — прошипел Кот Ученый, бросаясь в погоню.

— Пять, — закончил Андрей.

Русалка оскалилась, неразборчиво ругнулась и проворно скрылась в листьях, напоследок шлепнув Андрея хвостом.

Наступившая вдруг тишина показалась Андрею райской музыкой.

— Спасибо, добрый молодец, — хлопнув Андрея по плечу, сказал витязь. — Справился ты с татями коварными, честь тебе и хвала. Умения твои достойны восхищения, однако же они могут опасны, если применять их неосторожно.

Стальной блеск в глазах витязя намекал на то, Андрей пожалеет, если не будет соблюдать осторожность, несмотря на все свои заслуги.

— У меня, знаешь ли, тут у вас помощница пропала. Любимая. Катенька. Мне ее найти надо. Позарез надо. А уж осторожно или нет — это как получится. По обстоятельствам. Она, видишь ли, не одна пропала, она с вашей царицей пропала, — многозначительно глядя на витязя, ответил Андрей.

Витязь помолчал и снова хлопнул Андрея по плечу, но теперь гораздо сильнее.

— Добро, — кивнул он. — Остальные наши братья сейчас царицу Лебедь ищут, во все стороны разошлись, везде гонцов отправили, ни одного камня не перевернутым не оставят, ни одного слуха — не проверенным. Сейчас мы здесь закончим и к ним присоединимся. Найдем нашу царицу и твою девицу.

— Надеюсь. Собственно, вы тут сами заканчивайте, а я на поиски. Здесь от меня толку нет, а там…

— Да ты не торопись, — сжав его плечо, с которого он так и не убрал руку, криво усмехнулся витязь. — Наслышан я о твоих подвигах, из-за которых ты в околоток попал. Перед царем за тебя лично просить буду, чтобы помиловал за помощь твою в защите Дуба, да только одного тебя я все равно отсюда не отпущу. И без того на Буяне сейчас неразберихи хватает, незачем еще добавлять. Да и братья наши некоторые — горячие головы, ну как примут тебя за татя? У нас на острове такие, как ты, не водятся.

— “Не водятся”? — вскипел Андрей. — Я тебе не зверушка какая-то, чтобы водиться, я….

Утихшее было пламя снова начало разгораться у него в груди, и витязь, почувствовав это, встал прямо перед Андреем, скрестив руки на груди.

— Охолонись, молодец. Не враги мы тебе. Лучше… — он осекся, недоуменно глядя на что-то за спиной Андрея. — Это что еще за диво?

Был бы это кто-то другой, Андрей заподозрил бы ловушку, но витязь казался ему честным — в пределах разумного, конечно, — малым. Он обернулся, всмотрелся в “диво” и шумно выдохнул.

— Вот зря ты меня не отпустил, — сообщил он. — Боюсь, сейчас и я перестану у вас “водиться”.

_________________
Все мои фики тут https://archiveofourown.org/users/Bathilda

Уря-уря, Буян буянит по полной, в лесу битком народа, а великий повелитель огня вынужден то полыхать, то прикручивать фитилек )))

"Мать борщ вчера сварила, с мозгами, как ты любишь."
Вот на этом месте меня внезапно появившийся папа уже не просто напряг, а реально напугал. Людоедством повеяло...

Похихикала на рассуждениях Коли о том, что Катя в героини не годится. Что-то мне это напомнило )))

"То, что еще минуту назад было неожиданным, но захватывающим приключением и даже поводом для гордости, превратилось в тягостное обязательство."
Да-да! Это наш Андрюша. Порывы у него прекрасные, но рутинной работы он не любит.

"Боюсь, сейчас и я перестану у вас “водиться”."
Очень надеюсь, что ты на таком клифхангере надолго не бросишь )))



Хочу лирическое отступление (или вообще отдельный драббл) про одичавшую Избушку-на-курножках. Мне ее жалко!

*а смайлики у меня опять не ставятся, заразы* Тут были бы книсен и сердечко или букеик )))

_________________
Андрей: Надо было показать ей то, что я писал сам. Она бы сравнила с твоими идиотскими сочинениями! Она бы всё поняла.
Роман: Думаешь, Катю можно было бы убедить?

Автор неожиданно резко упал в астрал реал, но потихоньку начинает из него выходить)


Нет, конечно, всегда есть те, кто в мозгах в принципе не нуждается, и они только на борщ и сгодятся, но вообще это ж вполне себе действующий рецепт нашей суровой действительности))


Да! Нормальные герои идут в обход через бар, фитнесс-клуб и бутик "Армани"))


В общечеловеческих мерках получилось надолго, но по меркам автора - относительно быстро))

За бетинг отдельное спасибо, поправила!


Я подумаю) Как только добью фик)
Не знаю, вроде бы, ставятся смайлы, но форум давно уже живет своей жизнью(

Единение Киры с природой никогда не проходило гладко, и оттого они редко оставались один на один. В детстве, когда они с Сашкой и Кристиной отправились в лес, чтобы собрать маме букет из цветков папоротника, Кира заблудилась, случайно попала на танцы леших в честь Иванова дня, немного испугалась, но охотно протанцевала с ними всю ночь и в итоге благополучно вышла из леса под утро, вот только лишь через неделю, пропустив контрольную по алгебре, отчего получила тройку в четверти. В университете Кира была на свадьбе очередной дочери Лесного короля — ее однокурсница была кузиной жениха и пригласила весь поток, — и там они так напились селитряного вина и водки из гнилушек, что отправились гулять по ночному лесу, где катались на могильной свинье, изображая из себя ковбоев, задували блуждающие огни, глазевшие на свадебный пир, отчего те возмущались и гоняли студентов по всем окрестным холмам, жаля током, затем купались голышом в болоте, за что разбуженная и злая баба-болотница исхлестала их вениками из осоки, и перецеловали там всех лягушек (принцесс и принцев среди них не оказалось, зато имелся один скрывавшийся от кредиторов должник). К середине ночи Кира отстала от друзей, села под осину и долго жаловалась сочувственно ухавшей сове на Андрея, который тогда еще не поддался ее чарам, а на обратном пути к Холму едва не угодила в капкан, провалилась ногой в лисью нору, за что и была цапнута за голую пятку. От той ночи у нее остался маленький шрам и вкус лягушачьей кожи и болотной воды в памяти (а еще контакты того норвежского тролля, который активно звал ее замуж).

Иными словами, Кира не очень дружила с природой, и та отвечала ей взаимностью. (Кристина ворчала, что силу черпать надо именно из корней, на что Кира неизменно отвечала, что ее вполне устраивают бетон, кирпич и стекло, которые окружали ее всю жизнь.) Вот и сейчас, глядя на простиравшуюся перед ней пустошь, Кира тоскливо подумала, что выбраться отсюда будет нелегкой задачей.

Ну попадись ей та мерзавка! Кира ее на тысячи кусочков порвет! Ни в какую полицию она обращаться и не подумает, сама с ней разберется. А пока… Кира оглянулась на хижину, в которой ее держали, сосредоточилась, щелкнула пальцами и с мстительным удовлетворением посмотрела на вспыхнувшее пламя. В своей привычной жизни в Москве не факт, что это удалось бы ей так легко и с первого раза, но похищение, плен и здоровая ярость поистине творили чудеса. Правда, это все также окончательно лишило Киру сил. Тяжело вздохнув, Кира вынуждена была прибегнуть к старому доброму испытанному методу решения той проблемы, которая стояла перед ней в данную минуту, и пошла сама не зная куда, точнее, куда глаза глядят.

Идти в сандалиях по пустоши было нелегко: Кира то и дело спотыкалась, да к тому же натерла палец. Пейзаж вокруг не отличался разнообразием: невысокие и неопознанные Кирой кустики, высокая трава, холмики и пригорки и редкие чахлые деревья. Кроме жужжания и стрекота насекомых никак других звуков не было слышно, и это немного действовало Кире на нервы. Это и напекшее ей макушку солнце, которое хоть и начало уже клониться к закату, но очень уж медленно и неохотно. Кира не знала, сколько времени она брела по пустоши, пока, наконец, не устала настолько, что уже едва волочила ноги и мечтала только о том, как сесть и отдохнуть. Она с удовольствием плюхнулась бы на землю прямо там, где стояла, но идея сидеть в траве, которая здесь была высотой по пояс, не вызывала у нее энтузиазма, несмотря ни на что, и потому ей пришлось плестись до ближайшего деревца, видневшегося вдали. «Еще чуть-чуть, — стиснув зубы, сказала Кира самой себе, — совсем немного, несколько сотен метров — и привал, только дойди».

И она дошла. Изнывая от жары и от жажды, она буквально рухнула на землю и со стоном блаженства вытянула гудящие, распухшие ноги. Как мало, оказывается, надо человеку для счастья — всего лишь крепкий ствол дерева за спиной… Подозрительно крепкий, твердый и тонкий ствол, поняла Кира, немного придя в себя. Встав, она с подозрением оглядела дерево и увидела, что это и не дерево вовсе, а увенчанный металлическим петушком указательный столб! Будущее перестало казаться ей таким мрачным и тяжелым, как еще минуту назад. Задрав голову и щурясь от солнца, Кира с трудом разобрала надписи на ржавых табличках, глядящих в разные стороны.

«Лукоморье — 5 верст». «Игорный дом Германа — 3 версты». «Маковые поля — 17 верст». «Царский дворец — 40 верст».

Так, ей определенно надо было в Лукоморье! К тому же 5 верст — это совсем немного. Кира вздохнула, потянулась и усилием воли настроила себя на пятиверстовую прогулку. Она отошла совсем недалеко, всего-то, наверное, метров на пятьдесят, когда услышала за спиной громкий скрип, почти скрежет. Кира резко обернулась, однако никого и ничего не увидела. Учитывая, что спрятаться вокруг было негде, это вызывало не столько облегчение, сколько опасение. Кира отвернулась, сделала несколько медленных шагов вперед, немного постояла на месте, потом сделала еще несколько шагов, но звук так и не повторился. Наверное, стоило бы списать его на местные особенности — мало ли, вдруг это здешние стрекозы так стрекочут, но что-то подсказывало Кире, что все не так легко и просто. Пройдя еще пару метров, она вновь резко обернулась, но живых душ вокруг по-прежнему не наблюдалось. Кира уже готова поверить в то, что ей показалось, но что-то не давало ей покоя. Что-то в этой безлюдной пустоши было не так, и это беспокоило ее, как камушек в ботинке. Однако Кира не могла торчать здесь весь день, пытаясь понять, в чем дело, ей надо было идти к Лукоморью. Обернувшись в последний раз, Кира решительно направилась вперед… и остановилась, как вкопанная. Лукоморье! Теперь указатель на Лукоморье был повернут совсем в другую сторону, противоположную той, в которую она шла.

— Ах ты… сукин сын! — выпалила Кира.

Она вернулась к столбу и пристально на него посмотрела. Он по-прежнему выглядел обычным указательным столбом, далеко не новым и основательно потрепанным жизнью. Вот только обычные указательные столбы не меняли направления табличек по своему усмотрению. Петушок наверху — потускневший, испещренный пятнами ржавчины, с поникшей головой, — сидел тихо и не подавал признаков жизни. Правда, у Киры появилось дурацкое ощущение, что у него был немного виноватый вид, но мало ли что померещится от усталости, жары и жажды.

— Зараза! — Кира пнула столб и охнула, ударившись пальцем.

Петушок наверху, еще секунду назад неподвижный и безжизненный, встрепенулся, расправил патиновые крылья и издевательски кукарекнул, посмотрев на Киру одним прищуренным глазом — второй был покрыт толстым слоем грязи. Таблички, словно поняв, что им нет больше нужды притворяться, неторопливо, но уверенно начали вращаться вокруг столба с тем скрежетом, который Кира слышала ранее. Не сделав и половины оборота, они опять замерли, и теперь Лукоморье, если им верить — а Кира верить уже не собиралась, — было где-то слева.

— У, я тебе! — пригрозила Кира, хотя и и воздержалась на этот раз от членовредительства — и своего, и столба.

Теперь было совершенно непонятно, куда идти и в какой стороне на самом деле искать Лукоморье. Подумав немного, Кира решила, что назад она не пойдет, но и туда, куда прежде указывала табличка, — тоже, и, повернув направо, отправилась туда, куда готовилось садиться солнце. Теперь идти было еще труднее, Кира спотыкалась в несколько раз чаще, пить хотелось уже совсем нестерпимо, и она впервые за день реально испугалась остаться здесь навсегда. Вдруг ее никто не найдет? И вообще, станут ли ее искать? Единственным, кого могло бы обеспокоить ее исчезновение, был Андрей, но он сидел за решеткой и, вероятно, понятия не имел, что она пропала. Сколько там человек мог жить без воды? Внезапно у Киры появилось такое ощущение, что она покрывается трещинами, как иссохшая земля, год не видевшая ни капли дождя. Она уже готова была сесть на землю и зареветь, поддавшись приступу паники, но тут она услышала нечто странное — явно мужской голос, выкрикивающий что-то неразборчивое неподалеку. Сначала она посчитала это галлюцинацией, но нет, звук становился все ближе и ближе, и уже через несколько минут из-за особо пышного куста вышел паренек, на котором висела огромная рекламная вывеска с яркой надписью: «Уж полночь близится, а Германа все нет? Конечно, он же в Игорном доме! Тройка, семерка, туз — ваш ключ к богатству! Проверьте, любит ли вас удача в «Игорном доме Германа». Скидка 50% на первую игру!». Ниже более мелким шрифтом был написан адрес: «Проектируемый тракт № 666. Налево от северо-восточной границы Поля чудес, между путевыми столбами №13 и π». Прислушавшись, Кира поняла, что парень выкрикивал тот же текст, что и на вывеске, только скороговоркой, да к тому же немного шепелявя, так что разобрать его без письменного оригинала перед глазами было практически невозможно. Заметив Киру, он запнулся на полуслове, затем тяжело вздохнул, попытался выпрямить спину, согнутую под тяжестью вывески, и заорал еще громче и оттого невнятнее. Кира предупреждающе подняла руку, когда он замолк и набрал в грудь воздуха, намереваясь пойти на второй круг, и сказала нетерпеливо:

— Не надо. Я уже все поняла.

— Поняла она! — фыркнул парень. — Мало ли кто что там понял, мне не за это платят.

И снова скороговоркой выпалил свой рекламно-зазывательный текст.

— Видишь счетчик? — спросил он, показывая на странный гибрид наручных часов и миниатюрного перекидного календаря на своем предплечье. Он показывал цифру «517», которая на глазах Киры превратилась в «518». — Тысячу в день надо набрать. А еще вот, держи, — всучил он Кире рекламную листовку. — Премия за каждого, кого я приведу.

— Здесь, на Пустоши? — невольно удивилась Кира.

— Ага. Здесь обычно полно туристов шляется. В основном, конечно, их сразу целыми группами привозят сначала сюда, а потом к «Герману», но это круизники, у них все в тур включено, так что им фалеры бесполезно раздавать. Зато с Буяна туристы сюда самостоятельно приезжают, они там, в смысле, власти, нас недолюбливают, поэтому их турагентства к нам никого не присылают. Так мне же и лучше, хоть на них заработать можно. А уж охотники за сокровищами — вообще золотое дно, они ж азартные и легких денег хотят, им прямая дорогая к «Герману».

— Круизники? Туристы? Охотники? — тряхнув головой, переспросила Кира, ничего не понимая.

— Ну да! Ты что, не в курсе, что ли? — По-прежнему безымянный парень прервался на свою рекламную речевку, которую он проорал Кире практически прямо в ухо. — Да ладно! Ты откуда свалилась-то? Короче, тут рядом проходят маршруты многих круизных лайнеров, на которых богатеи со всего мира за большие бабки плавают по морям-океанам по всему свету. Только так получается, что до нас они проводят почти неделю в море без захода в порт, и после нас — полнедели, поэтому они там на борту начинают сходить с ума от скуки, хотя у них там на борту чего только нет, веселись — не хочу, хочешь в бильярд играй, хочешь киношку смотри, хочешь — в бассейне круги нарезай. Вот круизные боcсы и придумали у Буяна останавливаться, круизникам экскурсии по Полю чудес проводить, а потом их к «Герману» отправлять. Для них это часть программы, для «Германа» — заработок, все довольны, все в выигрыше. А потом и компании помельче смекнули, что на турах в Поле чудес можно наварить денег, и понеслось.

— Ясно, — сказала Кира, уже пожалевшая, что спросила, тем более что намного яснее ситуация не стала. — А как отсюда дойти до Лукоморья?

— Так это… ногами, — почесав нос, отозвался парень.

— В какую сторону идти? — скрипнув зубами, уточнила Кира.

— Куда-то… туда, — махнув рукой влево, сказал парень. — Кажется. Что? Я, что ли, хожу туда? Я ж не идиот двенадцать верст по Полю чудес топать.

— Как двенадцать?! Но на указателе было пять!

— На указателе! Нашла, кому верить. В Поле чудес вообще никому и ничему верить нельзя. Двенадцать или тринадцать, около того. А на лавках-самоходках еще дольше, они в обход ездят, но там хоть дорога приличная.

— На лавках-самоходках?

— Ну, да. Что, думаешь, туристы с Буяна от Лукоморья до «Германа» через Поле чудес пешком чапают? Нет, конечно! Оттуда лавки-самоходки ездят. Еще от «Германа» до Лукоморья и обратно ходят шаттлы, но это только для клиентов.

— Так, — тряхнула головой Кира, так и не сумев уложить в голове все, что она только что услышала, — мы идем в этого твоего «Германа».



Идти до игорного дома, по словам парня, которого, как выяснилось, звали Прохор, было недалеко, всего-то около получаса. Первые пять минут он непрерывно орал свою рекламную речевку. На шестой минуте озверевшая, вымотанная и умирающая от жажды Кира, понимая, что Прохор сейчас — ее единственный шанс добраться до цивилизации, спросила, что такого особенного в этом Поле чудес, раз туристы добровольно соглашаются приехать в эту дыру, что здесь ищут охотники за сокровищами. Иначе она просто убила бы его на месте, не в силах больше слушать про Германа и удачу.

— Ты ваще, что ли, ничего не знаешь? Подожди, а как ты тогда здесь оказалась-то? Ладно, короче, ты хотя бы в курсе, что наше Поле чудес — это перекати-поле третьего класса? Его на Буян попутным ветром принесло еще до того, как остров Гвидон облюбовал. До Гвидона на Буяне только пираты да контрабандисты время от времени высаживались: ноги размять, запасы пресный воды пополнить, прикопать кого… Потом-то, само собой, высаживаться перестали, потому что с Полем чудес связываться дураков мало, все знают, что у перекати-полей дурной нрав, изменчивая натура и ветер в голове. Через несколько лет после этого у итальянского миллионера Джеппетто Гольдони похитили сына Пиноккио и запросили за него приличный выкуп. Говорят, что Гольдони не сразу поверил в это, потому что пацан был тем еще оторвой и сам часто сбегал из дома, и тогда похитители отрезали у него нос. Ну, не весь, самый кончик. Типа, как доказательство. Хотя вот я лично считаю, что вся эта история — чушь собачья. Это ж попробуй так у пацана нос откочережить, чтобы не разнести ему пол-лица, и чтобы он жив остался. И вообще, кто присылает нос в качестве доказательства? Кто кого по отрезанному носу опознает, а? Я и свой-то нос отдельно от себя не узнаю, не то что чужой! Мутное дело, короче. Зато после этого Гольдони якобы сразу же заплатил выкуп, какие-то несусветные бабки. И вот пока похитители праздновали свой успех, Пиноккио под шумок дал деру, а заодно прихватил с собой выкуп. Оказалось, что держали его где-то здесь, на Поле чудес, но это потом выяснилось, а тогда-то пацан этого не знал. Сколько-то дней он в Поле от похитителей прятался и в какой-то момент закопал сумку с деньгами, потому что попробуй с ней побегай, тяжелая ж! Потом Поле вывело его к берегу, а там как раз мимо проплывал «Морской цирк Карабаса-Барабаса», и он подобрал Пиноккио. Подозрительно удачное совпадение, я тебе скажу. Тем более что все знают, что Карабас-Барабас — пособник Кощея. В общем, Пиноккио вернулся к отцу, правда, потом снова куда-то исчез и на этот раз с концами. Но до этого он успел рассказать, что на месте зарытой сумки с выкупом выросло дерево, на котором были листья из баксов и золотые монеты вместо плодов. Ну, сюда и ринулись толпы охотников за сокровищами — денежное дерево искать. Потом «Герман» сюда перебрался из Гоморры, когда там экология вконец испортилась, потом Гвидон объявился, а потом круизники и туристы валом повалили. Это только сегодня здесь никого нет, потому что на Буяне что-то стряслось, и они никого не впускают и не выпускают. Поле, конечно, продолжает чудить, но, говорят, оно поспокойнее стало.

Сердце Киры тревожно зашлось, когда она услышала, что на Буяне что-то случилось. Только бы с Андреем все было в порядке! Надо как можно быстрее выбираться отсюда!



Чего она не могла отрицать, так это то, что персонал «Игорного дома Германа» был безукоризненно вежлив и отлично вышколен, а само казино, снаружи выглядевшее как особняк в стиле классицизма, внутри был обставлен настолько элегантно, насколько позволяла его специфика и выбранный для декора поздний византийский стиль. Этим все его достоинства исчерпывались.

Как выяснилось, хотя все рейсы лавок-самоходок на сегодня были отменены по распоряжению властей Буяна, через час шаттлы «Германа» должны были отвезти в Лукоморье всех желающих. На этом хорошие новости заканчивались. Сначала одна девушка-администратор, затем другая, а затем и старший распорядитель с неизменными улыбками и внешне дружелюбно, но твердо и твердо и непреклонно заявили Кире, что шаттлами могут воспользоваться лишь клиенты «Игорного дома Германа» и никак иначе. Клиентами считались те, кто приехал в шаттле в игорный дом, что подтверждалось соответствующим проездным талончиком, и все игроки, купившие игровые фишки. Поскольку у Кира не было ни талончика, ни фишек, то пустить ее в шаттл не было решительно никакой возможности, «нам очень жаль, но никаких исключений быть не может ни при каких обстоятельствах, да, даже в вопросе жизни и смерти, спасибо за понимание. Да, конечно, жалобы и претензии принимаются владельцами «Игорного дома Германа» в письменном виде заказным письмом на бересте по-этрусски и рассматриваются в течение месяца со дня поступления. Да, даже если это срочный вопрос. Таковы правила, просим нас понять».

— Однако мадам всегда может стать клиентом нашего игорного дома, и вопрос с шаттлом будет решен в ту же секунду, — вкрадчиво заметил, наконец, старший распорядитель — невысокий, круглый как мячик и с длинными, топорщившимися во все стороны усами*. — У нас огромный выбор различных игр, от старых добрых фараона и бриджа до покера, офицерской кукушки, русской рулетки и этого новомодного блэкджека. Особенно рекомендую русскую рулетку, у нас играют сразу в несколько ее разновидностей: классика, царская водка и люки. Последнее весьма любопытно, скажу я вам. Игроки бросают кости, встают на люк с тем числом, которое им выпало, а потом крупье нажимает рычаг, и люки открываются. А там внизу чего только нет, от пуха и бассейна-джакузи до кольев и тигров! Делать ставки на то, кто куда попадет — отдельный вид развлечения и, конечно же, тоже игра. Впрочем, это дело вкуса, разумеется. Кукушка тоже весьма хороша.

— Мадам не по своей воле застряла тут без денег, телефона и документов, — мрачно отозвалась Кира. — Мне не на что играть.

— О, мадам не стоит беспокоиться о деньгах, — с энтузиазмом воскликнул распорядитель. — «Игорный дом Германа» по праву гордится тем, что мы придерживаемся тысячелетних традиций игры. У нас на кон можно ставить не только деньги.

Да, стоило сразу догадаться, что это традиционный игорный дом, где ценились не только и не столько деньги. Играть в таких отваживались либо заядлые (и зависимые) игроманы, либо баловни удачи (впрочем, те, кого одарила своей милостью Фортуна, не допускались ни в одно казино мира), либо отчаянные — или отчаявшиеся — головы. Кира не была уверена, что она достаточно отчаялась, чтобы сделать здесь ставку, но, с другой стороны, какой у нее был выбор? Впрочем, если играть с умом, то можно было обойтись без невосполнимых потерь. Теоретически. Кира глубоко вздохнула, подумала и кивнула.

— Отлично, просто чудесно! Рады приветствовать вас в нашем «Игровом доме Германа»! — с энтузиазмом воскликнул распорядитель. — Пойдемте, я покажу вам, где можно выбрать игру и сделать ставку. Право слово, ну зачем вам золото, когда у вас множество других возможностей. Золото ваших волос гораздо ценнее какого-то металла!

Э, нет. Вот в эти игры Кира точно играть отказывалась. Ничего такого она ставить на кон не собиралась. Были и другие, более безопасные ставки.

— Плата? — проскрипела пожилая кассирша с пергидрольными кудряшками, которая продавала игровые фишки, не выпуская изо рта трубку, а из рук — яблочка-на-тарелочке.

Кира прикусила губу и решилась, изо всех сил надеясь, что сделала правильный выбор:

— Я… обручена. Мы с женихом приехали вместе отдохнуть, и…

— Поздравляю, — без малейшей теплоты в голосе перебила ее кассирша. — Плата?

— Наша с женихом взаимная любовь, — выпалила Кира.

Кассирша склонила голову набок, впервые с начала разговора взглянула на на Киру и кивнула:

— Принято. Особо на это не разгуляешься, так что о русской рулетке можешь забыть. Выбирай что-то попроще.

Кира выбрала старый добрый блэкджек… и, конечно же, как и следовало ожидать, проиграла. Крупье дежурно посочувствовала ее проигрышу и сосредоточилась, чтобы забрать свой выигрыш. Она явно рассчитывала, что управится за считанные секунды, как это обычно и бывало, однако ее молчание и полная неподвижность затянулись почти на полминуты. Наконец, она нахмурилась и, не глядя на Киру, взмахом руки позвала распорядителя.

— Ну что же вы, — мягким тоном, за которым скрывалась сталь, сказал администратор, отводя Киру за локоть в сторону. — Мы с уважением относимся ко всем нашим клиентам, но лишь до тех пор, пока они не пытаются нас обмануть. Тогда… — он до боли сжал локоть Киры и продолжил с явной угрозой в спокойном голосе: — Мы принимаем меры.

— Не понимаю, о чем вы, — собрав в кулак все свое хладнокровие и дремлющую глубоко в груди ярость, отозвалась Кира, надменно вздернув подбородок. — Я проиграла и не отказываюсь платить то, что поставила на кон.

— Вы поставили то, чего у вас нет! — раздув ноздри, заявил распорядитель. — Никакой взаимности у вас и в помине нет. Ваша часть платы наличествует, признаю, но второй части попросту не существует!

Это было именно то, на что Кира рассчитывала и чего одновременно так боялась, когда делала свою ставку, но все же ее боль, разочарование и злость были настолько велики, что она пошатнулась и едва сдержала слезы. А еще ее затопила вдруг волна такой лютой ненависти, напугавшая ее саму, что она была на волосок от того, чтобы не проклясть Андрея прямо здесь и сейчас. Если бы не обстоятельства, она, наверное, так бы и сделала.

— В таком случае, не вижу никакой проблемы, — сквозь зубы ответила Кира, стараясь хоть немного успокоиться, и сунула распорядителю под нос листовку, которую всучил ей Прохор. — У вас скидка пятьдесят процентов на первую игру. Так что забирайте свою часть, и мы в расчете.

Сейчас это ее решение казалось Кире благом, хотя еще десять минут назад она думала, что не сможет этого пережить. Распорядитель коротко кивнул, и боль, разрывавшая сердце и душу Киры пополам, тут же утихла. Нет, она не исчезла совсем, просто стала другой, как дергает и болит дырка на месте удаленного гнилого зуба, причинявшего невероятные страдания.

— Думаю, вам лучше подождать шаттл на парковке снаружи, — растеряв все свое обаяние, скрипучим голосом сказал распорядитель, и Кира с нескрываемым облегчением согласилась.

Уже через пятнадцать минут она ехала в сторону Лукоморья — опустошенная, уставшая до безумия, но живая и не потерявшая ничего, чего она не готова была отдать добровольно и даже с определенным облегчением и радостью.



Обычно шаттлы «Германа» высаживали своих гостей у Дуба, однако сейчас по распоряжению властей Буяна они могли доехать лишь до границы Поля чудес с основной частью острова и высадить пассажиров там, чтобы те могли дойти до ближайшей остановки общественного транспорта, не ступая на территорию Лукоморья.

Кира, едва державшаяся на ногах, вышла из шаттла последний и собиралась поковылять за остальными пассажирами к остановке Печек-лавочек, но ее планы нарушил душераздирающий кошачий мяв, перешедший в утробное рычание. Взглянув налево, где проходила оцепленная заградительной лентой граница Лукоморья, Кира увидела огромный черный клубок, катившийся в ее сторону. Остальные бросились врассыпную, Кира же застыла на месте, и не только шока и неожиданности: кроме двух сцепившихся в драке огромных котов, стремительно летевших прямо на нее, она увидела еще кое-что, точнее, кое-кого — эту мерзавку, свою похитительницу. Та притаилась за деревом сбоку, не сводя глаз с котов, и держала в руке немалых размером обнаженный нож.

Вся усталость Киры вмиг улетучилась.

— Ах ты ж сучка крашеная! — прошипела себе под нос Кира, не думая, ринулась за ограждение, подняла с земли богатырскую палицу — весу та была немалого, но сейчас это не имело никакого значения, — и опустила ее на голову рыжей мерзавке.

Та издала сдавленный крик и кулем упала Кире под ноги.

— Баз… — хрипло простонала она и отключилась.

То-то же, знай наших, чертовка!

Между тем, со стороны молотящих друг друга лапами и рвущих зубами котов послышался сдавленное шипение, и Кира, обернувшись, успела увидеть, как один из драчунов отвлекся на нее и на бездыханную мерзавку, а второй, быстро воспользовавшись этим, вцепился ему в хребет, вонзил когти в бок и придавил к земле всем своим весом. Кот снизу трепыхался, силясь освободиться, но тот, что сверху, был если не сильнее, то явно решительнее и мотивированнее, и через несколько минут его противник затих. Победитель выждал немного, чтобы удостовериться, что оппонент и впрямь повержен, а не притворяется, чтобы сбежать, и тяжело дыша, скатился с него на землю. А Кира вдруг поняла, что сидит под деревом рядом с неподвижной рыжей тварью, но она совершенно не помнила, в какой момент ноги отказались ее держать.

Кот-победитель тяжело поднялся на лапы, пошатываясь, подошел к Кире, выудил откуда-то очки и, нацепив их на нос, галантно поклонился ей.

— Сударыня, премного благодарен вам за оказанную мне помощь и мужество, проявленное при поимке государственной преступницы мирового масштаба!

Кира моргнула, стараясь сосредоточиться на смысле его слов и уточнила, пнув мыском ногу мерзавки:

— Это вы про нее?

— Конечно! Они с подельником, — тут он дернул ухом, показывая на второго кота, — хотели обокрасть Буян, но совместными усилиями, сударыня, нам удалось их остановить и задержать.

Ну, Сашка, ну погоди! Во что он влип на этот раз? Нет, Кира не станет его жалеть, выгораживать или оправдывать. Из-за его делишек она чуть не сгинула на Поле чудес, и была близка к тому, чтобы продать душу в «Игорном доме Германа», так что ни помощи, ни сочувствия он от нее не дождется!

— Это… хорошо.

— Куда уж лучше! — воскликнул Кот. — Алиса и Базилио — одни из самых разыскиваемых международных преступников, и, к слову, за их головы положена награда. Немалая награда.

Кхм, не то чтобы Киру так сильно интересовали деньги, но она чувствовала, что заслуживала компенсацию за все, что пережила сегодня.

— Что ж, я, пожалуй, не против ее получить, — сказала она наконец. — Что для этого надо сделать?

— Всего лишь передать их в руки витязей, — отозвался Кот.

— Ведите, — вставая на дрожавшие ноги, сказала Кира. — Но для начала…

__
* Образ распорядителя и принципы ставок в «Игорном доме Германа» автор заимствовал не только из общемирового фольклора, но и частично из стихотворения К.Россетти «Базар гоблинов» в переводе М.Лук, где гоблины: «Один усат, как кот, Другой крадётся мышкой. А третий – толст, как крот, - зажал кошель под мышкой». И оттуда же:
« – А золото волос? –
Ей гоблины с упрёком.
И наконец всерьёз:
– Купи у нас за локон!»

_________________
Все мои фики тут https://archiveofourown.org/users/Bathilda

"вообще это ж вполне себе действующий рецепт нашей суровой действительности))"
Вообще да, но там в сочетании с папой, которого в действительности не должно быть )))

Ща всех, кто мне тут мешает - позатыкаю кляпами, скручу и в уголок отдыхать положу. И сяду наслаждаться продой!

_________________
Андрей: Надо было показать ей то, что я писал сам. Она бы сравнила с твоими идиотскими сочинениями! Она бы всё поняла.
Роман: Думаешь, Катю можно было бы убедить?

Да, вот бы и нашей Кире так отделаться от того, что существует только наполовину! Однако отличный у нее был план и сработал, как ожидалось. Может ей и в самом деле полегчает.
Лавки-самоходки? Я уже подзабыла подробности начала... не помню или ты не описывала, как на них ездят? Боком вроде должно быть неудобно и при сколько-то приличной скорости крайнего будет сносить ))) А если как верхом... Тоже не очень понятен процесс. Не откажусь в следующей части обнаружить некоторые подробности )))

Подумала - понапрягала воображение. В самом деле, Киру на природе трудно себе представить. Чтоб по собственной воле и ей там нравилось.

Интересно, Буян всем поможет избавиться от лишнего груза и принять действительность без розовых очков?

Вот поверила я тебе "по меркам автора - недолго"! Ну, прода и впрямь резво родилась, это факт. Но где тут хоть слово про то, что там такое у Андрюши, что он того гляди "перестанет здесь водиться"? А? А?!!

_________________
Андрей: Надо было показать ей то, что я писал сам. Она бы сравнила с твоими идиотскими сочинениями! Она бы всё поняла.
Роман: Думаешь, Катю можно было бы убедить?

Трудовой кодекс Хаммурапи. Тренировочный змей горыныч!!!!!! Свинья могильная! Ииии
Пламенный Андрюша с хлыстом прекрасен.
Семья Пал Олегыча, уважаемого, тревожит

_________________
"Не нужно вмешивать в бизнес наши отношения!" А. Жданов

И забыла сказать же! Поведение сказочных менеждеров-администраторов из казино было настолько несказочно-узнаваемо, что аж зубы заныли ))

_________________
Андрей: Надо было показать ей то, что я писал сам. Она бы сравнила с твоими идиотскими сочинениями! Она бы всё поняла.
Роман: Думаешь, Катю можно было бы убедить?

Лана, Китри,


Подробности не обещаю, но про то, что неудобно, - в этом и смысл! Источник их вдохновения - старые (во всех смыслах слова) маршрутки!)))



Это часть причинно-следственной связи)

Спасибо за бетинг , поправлю к выкладке следующей части, она же, вероятно, если не последняя, то точно предпоследняя.


И это правильно! Там есть кому и чему беспокоить)

_________________
Все мои фики тут https://archiveofourown.org/users/Bathilda

Маленькая предпоследняя часть - с клиффхангером))



Гвидон так быстро и нервно ходил из угла в угол вот уже третий час, что в конце концов ковер из медвежьей шкуры с головой предупреждающе рыкнул на него, боясь остаться с проплешиной.

— Прости, — пробормотал Гвидон и принялся ходить от двери до окна и назад.

Все его существо рвалось сейчас туда, наружу, на поиски любимой Лебеди, и когда-то именно так он и поступил бы – и поступал, было дело! — но князь Гвидон мог позволить себе много того, о чем царь Салтан Второй и мечтать теперь не мог. Ему потребовалось много времени, чтобы принять то, что дела государственные были теперь важнее личных. Он уважал отца и безмерно любил матушку, но порой ему казалось, что если бы у первого было меньше возможностей, а у второй – слепой материнской любви, им всем было бы немного легче.

Ах, Лебедь, где ты, все ли с тобой в порядке? Сердце подсказывало ему, что она жива, но это вовсе не значило, что с ней все было хорошо. И хотя ее слова о том, что она чувствовала присутствие того, кто много лет снился им обоим в кошмарах, никак не выходили у Гвидона из головы, он знал бы, наверняка почувствовал бы, случись с ней самое худшее.

Внезапные громкие крики за окном остановили его на полпути к двери, и, резко развернувшись, Гвидон с бешено бьющимся сердцем выглянул наружу, отчаянно надеясь увидеть там вернувшуюся Лебедь, живую и здоровую, но, увы. Немногие из оставшихся в королевском дворце витязи — остальные либо искали Лебедь, либо подавляли беспорядки в Лукоморье, — гонялись по внутреннему двору за кем-то или чем-то, что Гвидон не мог рассмотреть с такого расстояния, что с бешеной скоростью металось туда-сюда, а белка, грызущая орехи с изумрудными ядрами, куда-то делась со своего привычного места в золоченой резной беседке. Вот только этого еще не хватало! Так, довольно с него! Гвидон прекрасно понимал, что он, как царь, не имел права покидать свой безопасный кабинет и кидаться в гущу сражения, с кем бы оно ни было, тем более что он пообещал это Черномору, но сил оставаться здесь и бездействовать у него больше не было. Он привычным жестом проверил, при нем ли его меч и кинжал, снял со стены легкий щит, рывком открыл дверь и нос к носу столкнулся со стоявшим на пороге мужчиной. Его лицо было смутно знакомо Гвидону, и он с огромным трудом, но все же вспомнил, что видел его в числе заморской делегации, прибывшей на Буян “налаживать связи”. Судя по тому, как он дернулся и отшатнулся, он явно не ожидал увидеть Гвидона. А судя по тому, как быстро он спрятал руку за спину, явился он с недобрыми намерениями.

Годы назад, когда Гвидон уже был волен делать то, что хочет, но для него еще это было внове, его эмоции часто брали над ним верх. Тогда он наверняка расправился бы с этим наглецом, который посмел явиться к нему в дом, где его приняли как дорогого гостя, прямо здесь и сейчас. Однако с тех пор Гвидон прошел долгий путь и многому научился в своем стремлении стать достойным Буяна царем и достойным Лебеди мужем.

— В-ваше в-величество, — запинаясь, сказал тать, и на щеках его появился лихорадочный румянец, — меня… прислали к вам… ваш витязь просил вам сказать, что вам срочно в Лукоморье надо. Вы там нужны.

— Витязь, говоришь? — усмехнулся Гвидон, понимая, что его полуулыбка его вышла мрачной и кривой.

— Д-да. Остальные витязи заняты, там что-то неладное творится, а я… мимо проходил, вот меня и попросили об одолжении.

— Что ж, это ты очень удачно мимо проходил. Ну, пошли тогда.

— Куда?

— Как куда? В Лукоморье, конечно, где я “нужен”. Проводишь меня, а заодно, может, и пособишь чем.

— Я… да, конечно, идемте.

Тать сглотнул и, кажется, мысленно выдохнул с облегчением. По крайней мере, паника и страх в его глазах немного поутихли. Что ж, посмотрим, кому и зачем Гвидон так нужен в Лукоморье.

Из-за исчезновения Лебеди и беспорядков в Лукоморье, всех, кто работал во дворце, распустили по домам, а гостям было наказано не покидать их покои. Дворец охраняли сейчас не больше полутора десятков витязей, да и те, судя по всему, были заняты тем, что случилось во дворе. Разумеется, поездка в Лукоморье была ловушкой, но Буян был царством Гвидона, его островом, его вотчиной. Просто — его, целиком и полностью. Кто бы ни заманивал его в эту ловушку, — даже если это был тот единственный, кого Гвидон действительно боялся, — на что бы он ни надеялся, он просчитался. Здесь Гвидон сильнее всех, здесь он — хозяин, его меч — самый острый, любое его слово — приказ. Нет, не был всемогущ, и у него хватало ограничений, но даже когда Лебедь была рядом, здесь он мог справиться почти со всем и всеми. Даже самый главный их враг был здесь не настолько почти всесилен, как в любом другом месте. Теперь же, когда Гвидона снедало, сводило с ума беспокойство за Лебедь, когда ее не было подле него, чтобы сдерживать, он чувствовал, что в состоянии одолеть даже своего смертельного врага, если придется. Он сделает что угодно, чтобы защитить жену и Буян, и ему хватит на это сил. Должно хватить.



— Нет, — сказала Катя, не дав Андрею и рта раскрыть.

— Что — “нет”? — опешил тот.

— Все нет, — сурово заявила Катя. — Вот вообще все.

— Катенька, с вами все в порядке? — ласково, как будто пытаясь уговорить взбесившуюся вдруг собаку не нападать, спросил Андрей. — Я вас в этом чертовом лесу полдня искал, между прочим, а вы так меня встречаете. С вами тут ничего не случилось?

“Ну что вы, Андрей Павлович, что могло случиться со мной в незнакомом лесу на чужом острове в поисках источника мертвой воды для отравленной царицы? Ровным счетом ничего”, — вертелось на языке у Кати

— Ничего не случилось, и искать меня не надо было.

— Ну, знаете ли, Катенька! — фыркнул Андрей. — Я из-за вас в тюрьму попал, потом вы меня оставили там практически гнить, но я все равно не мог не пойти на ваши поиски, потому что… В общем, я не хотел, чтобы с вами произошло что-то плохое. А вы со мной… так.

Катя терпеть не могла, когда Андрей был расстроен и разочарован. Еще больше она ненавидела, когда был расстроен из-за нее и разочарован в ней.

— Простите, — промямлила она, повесив голову. Действительно, как она могла так разговаривать с Андреем? Он же ради нее старался. Он ее на работу взял, и доверял ей, и терпел ее, и… и…

Катина рука предательски задрожала, едва не пролив воду. Это резко привело ее в чувство, и она осторожно отступила назад.

— Простите, Андрей Павлович, — повторила она, но уже тверже и спокойнее, — но вы… шли бы, откуда пришли.

— В смысле? – пораженно спросил Андрей. Он снял очки, растерянно посмотрел на Катю, машинально вертя их в руках, и снова надел. — Никуда я без вас не пойду. Зря я, что ли вас искал, чуть себе ноги не переломав? Пойдемте, Катя, — приказным тоном добавил он.

Он протянул руку, чтобы взять ее за локоть, и Катя лишь чудом увернулась от него, не переставая держать ореховую скорлупку строго горизонтально.

— Нет! То есть, спасибо, конечно, за все спасибо, но я как-нибудь без вас разберусь, хорошо?

— Плохо! Катенька, вы вообще себя слышите? С чем вы разбираться собрались? Нам не разбираться, а выбираться отсюда надо, и чем быстрее, тем лучше. Идемте же, хватит время терять. Надеюсь, нам удастся улететь с Буяна сегодня же ночью, не могли же они вообще все рейсы отменить. В крайнем случае с пересадкой через Византию полетим, если придется. Ноги моей здесь больше никогда не будет, занесла же нас сюда нелегкая! Ладно мы с Кирой, но вы-то зачем сюда поперлись? Чего вам в Москве не сиделось? У вас смета и отчет на носу, вы не забыли? А вы — сюда, отпуск вам было срочно подавай! Да еще и с этим… поваром. Ну? Что вы стоите? Не надо из себя жену Лота изображать, она вас засудит, у нее на это эксклюзивное право. Идемте же.

— Я-то себя слышу, а вы меня? — с горечью спросила Катя.

В эту секунду ей стало вдруг кристально ясно, что Андрей ее не слышал. Не слушал. Не в данную минуту, а вообще. Возможно, когда-то давно она была права, и он действительно в какой-то момент испытывал к ней чуточку больше, чем просто симпатию к ценному сотруднику. А может, она заблуждалась и выдавала желаемое за действительное. Но, как бы там ни было, он никогда ее в действительности не слушал и не слышал. Только по работе он к ней и прислушивался, да и то не всегда, но все, что касалось ее лично, ее интересов, ее мыслей, он пропускал мимо ушей. Да и было ли в ней что-то интересное? Интересное для Андрея? Что, если нет? Но даже если это в ней говорила усталость, обида и неуверенность в себе, Катя вдруг задалась вопросом, пыталась ли она сама когда-нибудь по-настоящему посмотреть на Андрея? Это был слишком сложный вопрос и слишком неподходящие обстоятельства для кризиса экзистенциально-любовной самоидентификации. Потом. Все потом. Катя прикрыла на секунду глаза, тряхнула головой и сказала задумчиво:

— Знаете, я сейчас впервые в жизни поняла, почему некоторые люди матом не ругаются, а разговаривают на нем. Вот, вроде бы, я даже не злюсь, не особо обижена, и вообще, может, вы — это не вы, а послать вас все равно очень хочется.

— А-а-а?..

— Идите уже, откуда пришли, — махнула свободной рукой Катя… и вдруг почувствовала, как вокруг ее запястья обернулось что-то тонкое — клубочек! родненький!

Лес вокруг внезапно заметно поредел, и в просвет между деревьями Катя увидела песок пляжа и пришвартованную “Победу”. Уже темнело, но солнце еще не зашло. Катя выдохнула, перевела взгляд на ту руку в которой держала скорлупку, и обнаружила вместо нее обычную пластиковую бутылку, доверху наполненную водой. Разумеется, ни одной живой души, не считая щебечущих над головой птиц, вокруг не было. Да, в отца, явившегося сюда на ее поиски, было гораздо проще поверить, чем в Андрея. Вот только отца Катя здесь видеть решительно не хотела бы, а Андрея… его да, наверное. Несмотря ни на что. Все эти хождения кругами и бесконечное повторение на разные лады одних и тех же истин о ней самой — известных, неизвестных и тех, в которых она сейчас начала сомневаться, — изрядно ее утомили. Она снова тяжело вздохнула, пообещала себе вволю настрадаться, когда вернется в царский дворец с живой и здоровой Лебедью, и поспешила к летучей яхте.



От разгневанной Киры стоило держаться подальше где угодно и когда угодно. От разъяренной Киры с палицей на плече и недобрым выражением лица, посреди чужого острова, где только что хозяйничали гоблины и творилось непонятно что, сразу стоило бежать, куда глаза глядят, не огляывась.

К сожалению, бежать Андрею было некуда. Можно было, конечно, попросить политического убежища у Русалки на Дубе, но что-то ему подсказывало, что его там вряд ли встретят с распростертыми объятиями. К тому в схватке “Русалка vs. Кира” он ставил на Киру. Тем более что рядом с Кирой, плечом, так сказать к плечу, ковылял недавний знакомец Андрея и практически боевой товарищ — Кот Ученый. “Ковылял” — потому что он волоком тащил за собой за пеструю веревку своего побежденного и бессознательного соперника. Второй кот был связан, и не просто связан: приглядевшись, Андрей увидел, что к его боку той же пестрой веревкой была примотана рыжеволосая женщина в неприлично коротком платье, поэтому-то Кот Ученый с таким трудом тащил эту двойную ношу.

Увидев Андрея, Кира споткнулась, но удержала равновесие, поправила палицу на плече и направилась прямиком к нему, чеканя шаг, словно на марше. Теперь выражение ее лица было откровенно враждебным, если говорить мягко. А если говорить честно, то всем разумным людям лучше было бы скрыться при ее приближении. Андрей тяжело сглотнул и едва удержался, от того, чтобы совершенно не по-мужски, зато по-человечески разумно спрятаться за спину витязя.

— Твоя пропавшая девица? — уточнил тот с усмешкой.

— Нет! — почти в ужасе отозвался Андрей. — Моя Катя не такая.

Ему и одной Киры хватало, двух он бы не пережил. В прямом смысле слова. А их двоих на одной территории не пережило бы как минимум “Зималетто”, а то и весь мир.

— А кто тогда?

— Это моя… Кира. Невеста.

— А, твоя бывшая.

— Да нет, настоящая.

Изданный Андреем вздох можно было с полным правом назвать криком души.

— Ну, тогда сочувствую, эк же тебя угораздило, — хмыкнул витязь, хлопнул его по плечу и отошел подальше.

Андрей тоскливо посмотрел в сторону моря, его единственного пути отступления, — нет, слишком далеко, не успеет он туда добежать.

— Андрей.

Кира остановилась в шаге от него, глядя ему прямо в глаза.

— Кира. Ты… Ты в порядке? Как ты?.. Как ты здесь оказалась? Кстати, милый аксессуар, — добавил он, взглядом показывая на палицу. — Милко одобрил бы.

— Вряд ли, — сухо ответила Кира и сняла с плеча палицу, едва не зашибив при этом Андрея. — Это как ты здесь оказался? Ты же должен быть в тюрьме!

— Благодаря тебе, между прочим! — возмущенно сказал Андрей, на секунду отринув чувство самосохранения. — За что тебе большое человеческое спасибо.

— Мне? Ты ничего не путаешь, Андрюша? — задохнулась от негодования Кира, и Андрей невольно попятился. — Напомнить тебе, что если бы не решил подраться непонятно с кем за эту твою Пушкареву, тебя не бросили бы за решетку? А меня — не похитили бы. Так что это ты сам во всем виноват! Как, впрочем, и всегда. Удобно валить все каждый раз на кого-то другого, верно? Приятно, и совесть не мучает. Это не твой план оказался убыточным, а “изменилась конъюнктура рынка”, не ты напропалую флиртовал на показе с женой того ревнивого офицера, а он “трагически неверно оценил ситуацию в силу собственной близорукости и скудости ума” и почти сломал тебе нос. Ты не представляешь, как я от этого устала! От твоего вранья, твоего притворства, от Пушкаревой твоей! По горло сыта!

Последние слова она практически выкрикнула и в сердцах махнула палицей — не специально, просто от эмоций, но при этом она снова чуть не задела Андрея, и тот, проворно отскочив в сторону, с пылом ответил:

— Но так оно все и было! Что я могу с этим поделать? Тебя послушать, так я вообще во бедах этого мира виноват. А Катя никакая не моя, и… Подожди, когда это тебя похитили? Кто? Зачем? Что случилось?

— Она, — кивком показала на все еще привязанную к зловредному Коту неопознанную дамочку, — но это уже неважно. Если бы не твоя… выходка, я бы не оказалась одна на том чертовом базаре, не увидела бы ее с Сашкой, не бродила бы черт знает сколько по Полю чудес, не попадала бы к “Герману”, и… и…

Андрей был уверен, что она сейчас разрыдается, но нет. Лицо ее и впрямь на секунду исказилось, а глаза покраснели и налились слезами, но если раньше это законилось бы рыданиями, то теперь Кира лишь закусила губу, тряхнула головой и сказала устало и с какой-то обреченностью:

— Знаешь что? Это уже неважно. Совсем неважно, представляешь? Я бы очень хотела, чтобы это по-прежнему что-то значило, чтобы я могла простить тебя — я же всегда, всегда и все тебя прощала, вот дура-то! — чтобы мы помирились, как обычно, и я продолжила готовиться к свадьбе… только ничего этого уже не будет, — почти шепотом закончила она. — Знаешь, как это больно? Нет, конечно, откуда тебе! Но раньше мне всегда было гораздо больнее. Каждый раз, когда я позволяла убедить себя, чтобы ты меня любишь, что не изменяешь мне со всем этим аквариумом Милко, что правда хочешь на мне жениться — тогда мне было намного больнее. Сейчас — не так, и, что самое главное, ты никогда больше не сможешь сделать мне так больно. Правильно говорят, что нет худа без добра. Поэтому иди ты к черту Андрей. Или к своей Пушкаревой, это одно и то же.

Она бросила палицу ему под ноги и, круто развернувшись, хотела было уйти, но в последний момент повернулась обратно и от души влепила Андрею звонкую пощечину. Конечно, Андрей и раньше видел пресловутые звездочки в глазах, но эти были особенно яркими, прямо кометы, а не звездочки, а то и целые сверхновые.

— Это тебе за все.

— Истеричка, — держась за щеку, буркнул ей в спину наполовину оглушенный Андрей, инстинкт самосохранения которого улетел на хвосте одной из танцевавших перед его глазами комет.

— Кобель и обманщик, — не поворачиваясь, ответила Кира.

Даже если бы Андрей и впрямь хотел бы этого, он вряд ли смог бы ее остановить, однако пока он сомневался, стоит ли отпускать ее одну в данных обстоятельствах или же лучше дать ей время остыть и не лезть на рожон, к Дубу на огромной скорости подлетел роскошный Пегас особой, Буянской породы, на котором сидели двое: Воропаев и смутно знакомый, но не опознанный Андреем с первого взгляда мужчина.

— Саша?

Кира не успела уйти далеко и сказала она это достаточно громко, чтобы Андрей услышал, если можно так выразиться, полное отсутствие радости, удивления или беспокойства в ее голосе. Зато что точно там было, так это раздражение и даже злость. Не то чтобы это не грело душу Андрею — он всегда радовался, когда кто-то разделял его чувства к Воропаеву, — но еще больше настораживало. Присутствие Воропаева никогда не сулило ничего хорошего, особенно в такой обстановке, а уж если даже Кира не была счастлива его видеть, то это значило, что дело — швах. Тем более что Андрей никогда еще не видел Воропаева таким мрачным и… напуганным?

— Кира?! — А вот сам Воропаев явно был шокирован, увидев Киру.

— Да, представь себе, — с семейным ядом в голосе ответила та.

— Что ты?..

— Нет уж, это ты мне скажи, что ты тут делаешь? Да еще в такой компании!

— Прошу прощения? — поднял бровь спутник Воропаева.

— Я не про вас, а про эту, — отозвалась Кира, брезгливо показав на даму в пестром — таком же, к слову, пестром, как и веревка, которой ее привязали к Коту, — платье.

Воропаев на глазах побледнел, увидев эту живописную и по-прежнему бесчувственную компанию.

— А, тогда я вас понимаю, — учтиво отозвался мужчина и добавил, обращаясь к витязю: — Святозар, доклад. Известно что-нибудь про царицу?

— Никак нет, Ваше величество, — с искренним сожалением пророкотал Святозар, и только теперь потрясенный Андрей сообразил, с кем именно прилетел Воропаев и где он его раньше видел — в новостях. (Кира с явным изумлением и подозрением посмотрела на брата, но тот сделал вид, что не заметил этого.) — Все остальные ее ищут. Нам же несколько часов назад доложили о беспорядках в Лукоморье. Прибыв на место, мы обнаружили здесь гоблинов, устроивших хаос и террор населения. Они явно выдавливали людей за пределы Лукоморья. Как выяснилось, пару дней назад нашего Кота Ученого подменили на самозванца…

— И никто этого не заметил?

— Нет, — виновато ответил Святозар. — Очень уж он убедительно ходил и говорил. Ну, Русалка-то наверняка поняла, но она ж разве скажет?

— Ясно. Дальше что?

— Мы пытались взять ситуацию под контроль, но если бы не этот добрый молодец, нам пришлось бы худо. Дюже эти гоблины зловредные.

Царь Салтан Второй одобрительно посмотрел на Андрея и благодарно кивнул.

— За это тебе низкий поклон. Буян не забудет твоих заслуг.

Андрей, к собственному удивлению, смутился и пробормотал что-то невнятное вроде “Да ладно, ничего такого, с кем не бывает”. Но, чего греха таить, ему было приятно, что сам царь Буяна признал его заслуги. По крайней мере, теперь он мог рассчитывать, что ему не только простят побег из тюрьмы, но и разрешат участвовать в поисках Кати.

— День назад на базаре за мелкое воровство и хулиганство задержали Чичичи, — продолжил Святозар. — Точнее, когда ее только арестовали и поместили в околоток, удостоверения личности при ней не было, и мы не знали точно, кто это. У них весь их мафиозный клан Чичичи — преступники, поди разбери, кто из них кто. Она сбежала аккурат тогда, когда в околоток пришла информация о том, что это действительно та самая преступница в международном розыске. В ориентировке на нее сказано, что она может быть в родстве с гоблинами, и, судя по всему, так оно и есть.

— Я полагаю, что целью злоумышленников были желуди с Дуба?

— Похоже на то, Ваше величество. Думаю Базилио — это вон тот самозванец, пытался завоевать доверие Русалки, чтобы она показала ему, какие из желудей обычные, а какие — нет. Так-то ведь никто другой не разберет. Но с Русалкой попробуй договорись, вот они и устроили этот балаган с помощью гоблинов.

— Да, а еще, судя по всему, они попытались украсть нашу Белку.

— Что? Вот стервецы! Но да, это логично, — кивнул Святозар, переварив эту информацию. — Ваше величество, позвольте уточнить: так пытались или все же украли?

— Не знаю точно, да это и неважно, — отозвался царь. — Уж кто-кто, а Белка может за себя постоять. Ну, что, кому я здесь и для чего был так срочно нужен? — обращаясь к Воропаеву, спросил он с явно напускным дружелюбием.

— Я не знаю, — сдавленным голосом ответил Воропаев. — Мне витязь просил это вам передать, и…

— Хватит! — схватив его за грудки, прорычал Гвидон, потеряв, наконец, и терпение, и самообладание. — На кого ты работаешь? Что вы задумали? Ведь не ради же золотых желудей меня сюда заманили.

— Ничего, я тут не причем, я ничего не знаю! — в панике воскликнул Воропаев.

Гвидон выхватил из ножен кинжал, в мгновение ока повалил Воропаева на землю и, встав коленом ему на грудь, приставил кинжал ему к горлу.

— Довольно! Не испытывай мое милосердие, его сейчас на тебя не хватит.

— Саша! — с испугом воскликнула Кира. Как бы рассержена она не него ни была, его смерти она определенно не хотела. — Ваше величество, пощадите его, умоляю! Саша, лучше признайся!

— Я… — прохрипел Воропаев. — Я не могу, он меня убьет. От него точно милосердия не дождешься!

Услышав это, Гвидон вскочил на ноги, словно обжегшись, переложил кинжал в левую руку, а правой обнажил меч, и c дикими глазами начал озираться. Андрей недоуменно переглянулся с Кирой, в то время как витязь отзеркалил своего царя, а Воропаев неловко поднялся и встал, сгорбившись поодаль ото всех, настороженно оглядываясь. Что-то было не так, осознал вдруг Андрей, но он никак не мог понять, что именно. А еще что-то мешалось ему в уголке левого глаза, мешая нормально видеть. Он попытался проморгаться, снял и протер очки, но это не помогло. Остальные, кажется, испытывали примерно то же самое: Гвидон, складка между бровей которого стала еще глубже, резко поворачивался то в одну сторону, то в другую, словно рассчитывая увидеть врага, Святозар пошире расставил ноги и замер каменной статуей, готовой отразить любой удар. Воропаев часто и тяжело дышал, борясь с паникой, а Кира подобрала с земли свою палицу и предупреждающе выставила ее перед собой, прищурившись. Андрей же, которого это слепое пятно в глазу безмерно раздражало, потряс головой, силясь избавиться от внезапного звона в ушах. Когда ему это внезапно удалось, вокруг наступила благословенная тишина.

— Ну что за люди? — раздался вдруг в этой тишине знакомый и в то же время чужой голос. — Ничего нельзя поручить сделать, все провалят. Самому, все приходится делать самому.

Андрей повернул голову и увидел там, где только что совершенно точно никого не было, две фигуры. Сначала они расплывались перед глазами, словно были сотканы из тумана, но затем они обрели четкость и многомерность, и Андрей отшатнулся, не доверяя собственному зрению. Но судя по тому, как охнула Кира, Андрей и впрямь видел то, что видел. Того, кого видел.

— Отец?!

_________________
Все мои фики тут https://archiveofourown.org/users/Bathilda

Молодец, сразу предупредила про клиффхангер )))

В некоторых местах хихикала, в некоторых ржала, но временами и задумывалась. На самом деле, всем бы такие приключения, чтобы мозги встряхнулись и встали если и не на нужное место, то хоть на новое.

О, какая Кира!!! С палицей и наконец с тем самоуважением, о котором в сериале она толковала Маше. "Истеричка! - Кобель и обманщик." Не пара, не пара, не пара...

неподходящие обстоятельства для кризиса экзистенциально-любовной самоидентификации
А бывают подходящие? )))
Понравились ее рассуждения и поведение. Лес помог задуматься? Или скорлупка с волшебной водой?

Какие интриги, какие переплетения. Вот Павлуши там очень не хватало ))) А то ходят все, на лавочках-маршрутках поезживают, на пегасах скачут, а порядку нет!



Даже жалко, что скоро конец. Все такие знакомые и при этом чуть-чуть другие. Любопытно за ними следить. (Хотя ягоды-малины недоложила!)

_________________
Андрей: Надо было показать ей то, что я писал сам. Она бы сравнила с твоими идиотскими сочинениями! Она бы всё поняла.
Роман: Думаешь, Катю можно было бы убедить?

Ой! Что происходит, происходит-то что!!!

_________________
"Не нужно вмешивать в бизнес наши отношения!" А. Жданов