ЛанаAkaRowan писал(а):
неподходящие обстоятельства для кризиса экзистенциально-любовной самоидентификации
А бывают подходящие? )))
Понравились ее рассуждения и поведение. Лес помог задуматься? Или скорлупка с волшебной водой?
Все вместе и сразу. Вот так вот выкинет тебя непонятно куда и во что - невольно начнешь думать о всяком разном, может, даже самокопания увенчаются успехом)
ЛанаAkaRowan писал(а):
(Хотя ягоды-малины недоложила!)
Согласна, каюсь( Самой его не хватает. Но я потом подумаю над тем, как реабилитироваться)
Снова спасибо за бетинг!
Китри писал(а):
Ой! Что происходит, происходит-то что!!!
А происходит тут конец!
Часть 15
— Я только одного не понимаю… — сказала задумчиво Катя, глядя вперед в надежде в ближайшее время увидеть вдали шпили королевского дворца Буяна.
Лебедь — живая и относительно здоровая — стояла на корме, также не сводя глаз с горизонта. Лишь по тому, как крепко она вцепилась в рейлинг, можно было понять, что отравление, почти смерть и воскрешение не прошли для нее бесследно.
По прогнозам Миши она должна была сейчас лежать без сил, надеясь на то, что они успеют долететь до ближайшей больницы раньше, чем у нее откажут внутренние органы. Сама Лебедь, как только очнулась и поднялась на ноги, твердо заявила, что с ней все в порядке и она чувствует себя просто отлично. Истина, как обычно, была где-то посередине.
— Только одного? — насмешливо фыркнув, перебил ее Рув. — Всего-навсего? Гениально!
После того, как стало ясно, что с Лебедью все в порядке, он заметно повеселел и, очевидно, включил Катю в число “своих”. Она предпочла бы, чтобы это были те “свои”, которых надо просто уважать и присматривать за ними издалека, вроде почетного гостя, но, судя по всему, он теперь воспринимал ее скорее кем-то вроде заморского витязя в отпуске, невольно превратившемся в служебную командировку.
— М-м-м, одного из того, что меня больше всего интересует на данный момент, — отозвалась Катя, даже не обидевшись. — Зачем им это?
— “Им” — это кому? — уточнил Рув все с той же ухмылкой.
Катя задержала на несколько секунд дыхание и медленно выдохнула через рот. Ничего, она уже несколько лет работает с Андреем Павловичем, Милко и Викой и до сих жива, еще не уволилась и даже не попыталась никого убить, по сравнению с этим выдержать Рува — сущие пустяки.
— Им, — повторила она и покосилась в ту сторону, где сидела с идеально ровной спиной Бабариха.
Грила, Арахна и их свита удалились вниз в каюту сразу после того, как стало понятно, что мертвая вода и впрямь помогла Лебеди, и с тех оттуда и носа не казали. Бабариха же предпочла остаться наверху, причем с таким кислым выражением лица, что Катя всерьез опасалась, что уже почти пересекший горизонт Гелиос вернется, чтобы покарать ту, что портит ему вид на безмятежное море.
— С чего ты взяла, что это они?
— А кто еще? Не Миша, хотя он мог бы, но это не он. Вот по всему выходит, что не он. Раз это не он, не мы и не команда, то кто еще остается? Тем более что они явно не слишком заботятся о ее благополучии.
В то время как остальные ликовали, когда Лебедь открыла глаза после влитого ей в горло глотка мертвой воды, Бабариха, Арахна и Грила скривились так, словно их угостили лимонадом без сахара на основе святой воды.
— Думаешь, у них нет причин?
— Наверняка есть, но со стороны они абсолютно неочевидны. Мне неочевидны. Лебедь — царица Буяна, жена Салтана-младшего. Грила и Арахна — всего лишь сестры свекрови Лебеди, а Бабариха… Та вообще вдовая мачеха Салтана-старшего, получается, она кто-то вроде сводной бабушки Гвидону и вообще никто Лебеди. Зачем им смерть Лебеди, что она им даст? В чем их выигрыш?
— Если Бабариха услышит, что ты ее бабушкой Гвидона назвала, то тебя и мертвая вода не спасет, — хохотнул Рув. — Все так, но это только верхушка айсберга, ну или всего лишь поверхность глубокого озера. Никто не бессмертен, даже царь Салтан-старший, которому, надеюсь, еще жить и жить. А сын и наследник у него один-единственный — Буянский царь Салтан-младший, бывший князь Гвидон, других нет и не предвидится. Если только, конечно, он вдруг во второй раз не женится, но это вряд ли: Салтану, по слухам, он очень любит, и весь королевский двор с нее пылинки сдувает, чтобы она оставалась в добром здравии, а разводов у них там не предумотрено.
— И?.. — нахмурилась Катя. — Ну, станет потом царем Гвидон… Правда, тогда без царя останется Буян… если к тому времени у Гвидона и Лебеди не появятся дети… — Катя, кажется, начала потихоньку понимать. — Ладно, но ведь до этого еще много лет. Никто не может предсказать, что тогда будет. Какое дело Бабарихе и остальным до того, кто сядет на трон Салтана и что будет с Буяном?
— Не скажи, одно дело — быть престарелой родственницей нового царя, седьмой водой на киселе, которой особо не на что рассчитывать, а другое, скажем, его свекровью или даже бабушкой. У Бабарихи, к твоему сведению, дочь от первого брака есть, еще молодая и незамужняя. А у Арахны имеется племянница со стороны мужа — молодая невеста на выданье. Если Гвидон станет вдруг вдовцом, у них есть шанс сосватать ему нужную им невесту. Или же найти другой способ еще больше приблизиться к трону, а то и залезть на него и обеспечить себе безбедное будущее. Лебедь никогда их особо не жаловала, и они понимают, что если она станет их царицей или же ее будущий сын — их царем, доживать свой век им и их детям будет несладко.
— Но это же…
— Что, мерзко, подло, коварно?
— Да, само собой, но еще… очень глупо. Можно же было бы придумать другой план, выждать, посмотреть, как будут развиваться события. Убийство царицы — это же сложно, опасно и не факт, что получится. Тем более так открыто и очевидно.
— А кто сказал, что они умны? Далеко не все интриганы и преступники светочи разума, знаешь ли, иначе все тюрьмы были бы пусты. Некоторым везет, а иные и попадаются. У некоторых, вон торы с вигвамами политику делают, — Катя не сразу сообразила, что он имел в виду английских тори и вигов, — а у них там, в Тридвенадцатом-королевстве-за-морем, — сплошные интриги и заговоры. Традиция у них такая, многовековая. Отец Салтана-старшего в свое время пытался это изничтожить, и ему это даже частично удалось, а сам Салтан продолжил его дело, но разве ж черного кобеля отмоешь до бела? Вот они и продолжают по привычке интриговать, тем более что семья Бабарихе всегда была в первых рядах на этом фронте.
— Подожди, так вы знали, что они попытаются отравить Лебедь? Поэтому у тебя с собой был безоар!
— Мы…
Договорить он не успел.
— “Победа”, наконец, вошла в зону действия связи, — громко сообщил капитан “Победы”. — Мы связались с Контролем: они счастливы, что с царицей все в порядке, но предупредили, чтобы мы были осторожны: что-то неладное творится в Лукоморье, надо держаться оттуда подальше. Курс на дворцовый причал.
— Нет, — неожиданно сказала Лебедь, — летим к Лукоморью. Мы сможем там пришвартоваться?
— Да, но… — ошеломленно начал было капитан.
— Царица, подумайте, — взмолился Рув.
— Нам надо именно туда, — непреклонно заявила Лебедь. Руки ее дрожали, звезда во лбу заметно потускнела, но голос был тверд. — Я чувствую. Полный вперед, капитан, курс на Лукоморье. Постарайтесь связаться с царем, дайте ему знать, куда мы направляемся.
Что-то подсказывало Кате, что это — в смысле, курс на Лукоморье, — очень плохая идея. Но ее уж точно Лебедь не послушала бы… или, наоборот, послушала бы из благодарности, вопреки своему желанию и интуиции, и Катя промолчала.
* * *
Если бы у Андрея так не болели укусы этих проклятых гоблинов, если бы у него не ныли так плечо и рука, уставшие от огненного хлыста, если бы его голова не начала так до отвращения реально раскалываться от усталости, напряжения и непонимания происходящего, он решил бы, что это сон. Потому что не мог же это действительно его отец стоять сейчас перед ним здесь, на Буяне, с непривычной ухмылкой на губах, но с привычным разочарованием во взгляде. С другой стороны, Андрей еще совсем недавно принял вполне реальную Катю за воображаемую, может, на этот раз все наоборот? Впрочем, судя по реакции Киры, отца она тоже видела, поэтому смело можно было утверждать, что едва ли он галлюцинация или морок. Что он здесь делал оставалось непонятным, и Андрей боялся делать какие-либо предположения на этот счет, просто потому что понимал, что даже самые худшие из них будут, вероятнее всего, намного лучше реальности. День назад Андрей от души посмеялся бы, если бы кто-то описал ему происходящее сейчас, сочтя это выдумкой творчески мыслящего психа. Минуту назад Андрей еще мог бы с искренне верить, что все не так плохо, как казалось на первый взгляд. Но теперь, как следует разглядев отца, он точно понимал, что все не просто действительно плохо, а еще гораздо хуже.
Обычно отец носил строгие деловые мантии в офисе и элегантные домашние – дома. Пожалуй, Андрей никогда и не видел его в чем-то другом. Сейчас же на нем были голубые джинсы с ремнем, на массивной пряжке которого красовался радостно скалящийся череп, и расстегнутая на одну пуговицу белая рубашка с вышивкой на нагрудном кармане в виде алого кадуцея с ядовито-зелеными змеями. В отличие от традиционного варианта здесь из пастей обоих змей капала слюна. Лицо отца было известно лишь его семье и друзьям, знавшим его как Павла Жданова, но вот эта одежда… эта одежда была знаменита во всем мире. Хотя, пожалуй, «знаменита» было не лучшим определением. Скорее уж знаменитым был владелец этой одежды, лицо которого обычно было спрятано под черной полумаской, и поэтому все опознавали его лишь по этим джинсам и рубашке, никогда не менявшимся. Конечно, когда-то еще находились безумцы, пытавшиеся выдавать себя за того, кто сейчас смотрел на Андрея, недовольно скривившись, но судьба их была достаточно печальна и отбила у всех желающих повторить их путь. Со временем эту одежду перестали использовать даже для детских маскарадных костюмов на Хэллоуин, и теперь любой человек при виде этого ремня и этой вышивки мог быть уверен, что перед ним – действительно самый разыскиваемый, опасный и внушающий всем ужас преступник в мире за последние сорок лет. Сам Кощей Бессмертный.
У Кощея было много как заслуг, и, как ни странно, многие из них были вполне реальными, а не фигуральными, то есть теми, за которые он попал на первое место в списках самых опасных преступников почти всех стран мира и считался самым жестоким террористом. Когда-то, если верить его биографии, написанной им самим и критикуемой за литературную бездарность, логические нестыковки, откровенную ложь и неприкрытое самолюбование — и остававшуюся главным бестселлером на протяжении нескольких лет, — он начинал свою карьеру как гениальный врач. Злые языки утверждали даже, что не просто как врач, а как великолепный педиатр, но это, конечно, уж точно был гнусный поклеп и клевета. Однако потом он свернул в ту сторону, куда не смотрели даже традиционные медицины вроде вуду и Врачебной школы Ёсин-рю, главным принципом которых было “Лечить до победного конца”, не уточняя при этом, до чьего именно победного конца — лекарей или смерти. А уж современная новомодная медицина с ее вопиюще мягким для настоящих традиционалистов лозунгом “Не навреди” и вовсе была в ужасе от методов и техник Кощея.
Тем не менее, его вклад в развитие медицины невозможно было отрицать. Когда Нобелевский комитет присудил Кощею премию за одно его блестящее исследование, проведенное, разумеется, под псевдонимом, то это решение оставили в силе, даже когда выяснилась вся правда. Просто Нобелевский комитет, вопреки всем своим правилам, поменял протокол и оставил премию за самой работой, а не за ее автором, а само исследование объявил “даром человечеству от всех жертв кровавых преступлений против гуманности”.
Своих целей, точнее, одной-единственной и самой цели — настоящего бессмертия, Кощей никогда не скрывал. Влад Цепеш в ответ на это ехидно прокомментировал, что Вечность явно не желает встречи в Кощеем, иначе она бы давно уже организовала их свидание, а Имхотеп IV, бессменный правитель Египта на протяжении последних четырехсот лет, недоуменно пожал плечами и предложил Кощею сначала “сделать для этого хоть что-то, а не играть в игрушки, воображая, что это приведет его к цели”. Под “сделать что-то” он, конечно, же подразумевал смерть и мумификацию — единственный, по его мнению, верный способ, наладить хорошие отношения с бессмертием.
Как бы там ни было, к своей цели Кощей шел упорно и безжалостно, по дороге достигнув некоторых успехов, совершив несколько прорывов в медицине и попробовав свои силы не только в похищениях, неэтичных медицинских экспериментах и массовых убийствах, но и в экотерроризме, биотерроризме, разбое, захвате заложников, изобретении и распространении новых смертоносных болезней, оружия массового уничтожения и самого отвратительного, что только видело человечество, — запатентованного рецепта мороженого со вкусом клубничного варенья и сюрстрёмминга, тухлой скандинавской селедки.
Весь мир знал, что он напевал арии из “Риголетто”, когда работал, пил по утрам какао с маршмеллоу, не расставался с “Браунингом” и терпеть не мог домашних животных. Однако никто не знал, кем он был на самом деле.
И вот теперь Андрей решительно не мог поверить в то, что Кощеем был его отец. Что его отец был Кощеем. Этого просто не могло быть! Или могло? Отец часто ездил в командировки, пожалуй, намного чаще, чем того требовала работа, — было ли это доказательством того, что он и в самом деле Кощей? С другой стороны, он действительно управлял “Зималетто” и вкладывал в это душу, наличие которой, как известно, ставилось у Кощея под сомнение. Был ли Кощей в состоянии ко всем прочим своим хобби заниматься еще и “Зималетто”? Сомнительно, но вдруг? Отец всегда запрещал Андрею заводить животных, но он охотно играл с овчаркой одних своих друзей и терпел на коленях кошку других. У Андрея голова шла кругом от всего этого, и он только и мог, что молча смотреть на Кощея, разинув рот.
— Отец? — эхом повторил Гвидон.
— Пособник проклятый! — одновременно с ним воскликнул Святозар.
— Не может быть! — выдохнула Кира.
— А я сразу сказал Павлу, чтобы он отдал тебя мне на воспитание, — скорбно вздохнул Кощей. — Тогда, может, из тебя бы вышел хоть какой-то толк. А так — сплошное недоразумение, хотя и не такое, как этот, — бросив короткий взгляд на Воропаева, добавил он.
У Андрея от облегчения подкосились ноги и он, пошатнувшись, едва не упал. Не отец! Впрочем, Андрей быстро понял, что его радость была слишком огромной и несколько преждевременной. Пусть это был и не отец, но явно не чужой его семье человек. А учитывая его внешность и вспоминая случайно оброненные когда-то отцом слова, которым он тогда не придал значения, о том, что “мы были неразлучны с братом с младенчества, пока наши пути не разошлись”, напрашивался лишь один-единственный вывод…
— Дядя Петр? — проверяя свою теорию, хрипло спросил Андрей.
— Ну надо же, дошло, наконец. Не совсем, значит, безнадежный дурак вырос, — хохотнул Кощей.
— Пособник, — снова прорычал Святозар, взмахнув мечом.
— Да я его первый раз в жизни вижу! — отступив назад на дрожащих ногах, возмутился Андрей.
— Врет, — с явным удовольствием ответил Кощей. — Я его на руках когда-то тетешкал. Правда, он тогда только и знал, что слюни пускать и титьку искать, но с тех пор ничего особо и не изменилось.
— Эй, полегче, — оскорбился Андрей, купившись на эту подначку, и слишком поздно сообразил, что демонстрировать недовольство Кощеем — чревато, причем в самом ближайшем будущем.
Что-то подсказывало Андрю, что дядюшка Кощей вряд ли сделает скидку на их родственную связь.
— Ничего, это поправимо, — осклабился Кощей. — Если пойдешь ко мне в ученики, я из тебя сделаю что-нибудь приличное, хоть и не сразу: возиться с тобой много придется, а меня покамест немного недосуг.
— Нет, спасибо, — настолько вежливо, насколько было возможно в данных обстоятельствах, отказался Андрей.
— Зря, — без малейшего сожаления отозвался Кощей и улыбнулся знакомой, отцовской улыбкой, от которой Андрею стало жутко.
— Семейное воссоединение закончено? — сухо уточнил Гвидон — Андрей никак не мог называть его мысленно Салтаном, потому что со школы помнил совсем другого царя Салтана, — и Кощей, просияв, повернулся к нему.
— Ревнуешь, Гвидон? Это ты зря, ты мне всяко дороже, чем он, уж поверь.
— У нас был договор, — тяжело сказал Гвидон.
Он пошире расставил ноги, будто бы укореняясь в родной земле, и держал меч наготове.
— Именно, — жестко ответил Кощей, с которого вмиг слетело все ерничество. — И ты его нарушил.
— Ты обещал не ступать на землю Буяна без моего разрешения! Ты не мог сюда прийти! На тебе лежал запрет!
— А вы с Лебедью обещали являться по первому моему зову, однако же вы этого не сделали, вот и пришлось самому искать… обходные пути.
— “Только если это действительно необходимо”, помнишь? Мы обещали явиться, только если речь будет идти о жизни и смерти.
— Да неужели? Вы теперь лучше меня меня знаете, необходимо это или нет? Жизнь это или уже смерть? Великими специалистами успели стать?
— Да, нам виднее.
— Да неужели? — повторил Кощей, повысив голос. — Виднее? Виднее?! Думаешь, твоя печень отправит тебе предупреждение перед тем, как отказать? Или твои легкие заблаговременно пошлют тебе сигнал СОС до того, как перестать работать? Или что звезда по лбу Лебеди сначала начнет мигать, как разряжающийся аккумулятор, прежде чем окончательно потухнуть? Спешу тебя разочаровать: нет, все будет совсем не так. Вы либо просто отключитесь, мгновенно и без прелюдий, как по щелчку пальцев, либо внезапно начнете корчиться в страшной агонии, долго и мучительно, и если меня не будет рядом, никто вам не поможет. На этот раз вас не станет окончательно и бесповоротно, — гневно закончил Кощей. — Я не для того потратил на вас столько времени и сил, чтобы вы свели на нет все мои усилия. К тому же эксперимент еще не закончен! И если ты считаешь, что можешь спрятать от меня Лебедь, то советую подумать еще раз. С тобой, если ты помнишь, проще чем с ней. Тебя еще можно будет попробовать снова вытащить, а ее так просто не вернешь.
— Это у тебя надо спрашивать, где Лебедь и что ты с ней сделал! — явно едва сдерживаясь от того, чтобы не броситься на Кощея, воскликнул Гвидон. — Клянусь, если ты хоть волос тронул на ее голове, я найду способ, чтобы тебя уничтожить, бессмертный ты или нет!
— Я? Ты… Ты хочешь сказать, что ты умудрился потерять Лебедь? — аж задохнулся от негодования Кощей. — Мало того, что мне пришлось прибегнуть к помощи одного идиота и кучи гоблинов, чтобы попасть сюда, так теперь ты говоришь, что кто-то украл Лебедь?
До этого момента Андрей хоть и слышал их, но не слушал, занятый своими тяжелыми мыслями. Дядя Петр был настолько похож на отца, что он избегал смотреть на него, и не мог не думать о том, точно ли это не он. В смысле, не отец. Тайну личности Кощея пытались узнать многие, и “сенсационных разоблачительных” статей о нем выходило как минимум по десятку в год. Наиболее вероятным местом его рождения называли Лондон, потому что там его замечали чаще всего — как невесело шутили сами лондонцы, “непонятно, кто любит Лондон больше: Кощей или инопланетяне, которые повадились на нас нападать чаще, чем туман”*. Более того, еще давно была высказана популярная теория о том, что Кощей — контрамот, тот, кто живет из будущего в прошлое, и именно он — Джек Потрошитель. Что, если Кощей — не просто контрамот, а дискретный контрамот? В конце концов, знаменитый Янус Полуэктович Невструев не мог быть единственным дискретным контрамотом в истории. Не поэтому ли отец решил выйти на пенсию и перебраться в Лондон? Потому что так удобнее притворяться Павлом Ждановом и действовать как Петр Жданов, он же Кощей Бессмертный? Идея была дикой, и от нее к горлу Андрея подступала тошнота, но при этом — реальной. Но даже если нет, мог отец сознательно помогать брату? Тот отец, которого Андрей знал, — нет. Однако у того отца не было брата-убийцы. При том, что Андрей всегда знал, что семья отца далеко не законопослушная и благочестивая, он скорее ожидал чего-то в масштабах Аль Капоне, но точно не такого. Совсем не такого.
От этих размышлений его отвлекло упоминание пропавшей Лебеди. Там, где Лебедь, там и Катя!
— Это конкуренты! — воскликнул Кощей. — Наверняка этот чертов Моро! Или Франкенштейн. Неважно, надо вернуть ее как можно быстрее, и…
— Кощей, смотри, — перебил его вдруг негромкий голос, и лишь сейчас Андрей обратил внимание на того, кто все это время неприметно стоял позади Кощея.
Невысокого роста, тощий, белобрысый — до этого момента он словно бы сливался с окружающим пейзажем и не отсвечивал, — однако сейчас он смотрел на Кощея до странности яркими голубыми глазами, и становилось понятно, что он далеко не так прост, незаметен и безобиден, каким показался на первый мимолетный взгляд.
Он показывал куда-то в небо, и когда все дружно задрали головы, оказалось, что к Лукоморью стремительно приближается, снижаясь, летучий корабль, точнее, если судить по очертаниям и размеру, летучая яхта. На фоне темнеющего закатного неба, лилового с розовыми всполохами, ее четкие линии выглядели совершенными и идеально красивыми. Яхта не зажгла еще огни, однако на носу ее горел фонарик. Лишь после почти одновременного возгласа Гвидона и Кощея: “Лебедь!”, Андрей сообразил, что это не фонарь вовсе, а та самая пресловутая звезда во лбу царицы.
— Жива, — с облегчением выдохнул Гвидон.
— Ну, вот что, — решительно сказал Кощей, хлопнув в ладони, — мне это изрядно надоело. Уговор, Гвидон, уговор. Я уже устал вас с Лебедью звать. Не пришли по-хорошему? Будем по-плохому. Горынушка, доставь-ка Лебедь к нам на лодку, будь так добр. Осторожно. Мне она нужна живой и невредимой. Остальные меня совсем не интересуют.
“Горынушка” — интересно, как ему жилось с таким-то именем, видимо, не любили его родители, — кивнул, размял плечи и легко взмыл в воздух, на лету расправляя крылья.
Никогда в жизни Андрей не испытывал такую смесь эмоций, которая обрушилась на него в эту секунду. Он привык к разочарованию родителей. Он почти смирился с тем, что ему никогда не быть достойным семейного имени. Обоих семейных имен. Он давно перестал даже пытаться что-то с этим сделать. Однако все те его родственники, которые были лучше, умнее, талантливее, способнее его, находились где-то далеко, большую их часть он никогда не видел, с кем-то встречался мельком раз в жизни, про кого-то знал даже не по рассказам родителей, а по их случайным оговоркам, и поэтому так ему было легче смириться со своей бесталанностью. И одновременно — легче ее принять. Ему не с кем было соревноваться и никому, кроме родителей, не надо было ничего доказывать. Возможно, окружай его толпа разочарованных родичей, он старался бы лучше, прикладывал бы большей усилий, но вышло так, как вышло.
Теперь же, глядя на парящего в небе Горына, Андрей завидовал, и эта зависть выжигала его изнутри, грозя выплеснуться наружу безжалостным пламенем. А страх за Катю давил ему на сердце так, что, казалось, оно сейчас проломит ему грудь и вырвется наружу. У Андрея не было времени на раздумья, и к лучшему: вероятно, делай он это сознательно, он не смог бы. У него просто-напросто ничего не получилось бы. А так он ринулся вперед, не успев даже понять, что он делает, и оказался в воздухе прежде, чем чем до него дошло, что он вообще творит.
Земля ушла у него из-под ног неохотно, но все же отпустила его, а воздух с удовольствием распахнул ему свои объятия. Удерживаться в них было нелегко, и поначалу Андрею, чувствовавшему себя тяжелым и неуклюжим, казалось, что сейчас он рухнет на землю, но нет, его новая сущность уверенно несла его к цели на мощных крыльях. Цель эта — светлая, вертлявая и быстрая, — маячила впереди, мчась к летучей яхте, и нельзя было, никак нельзя было допустить, чтобы этот новоявленный родственничек Андрея (а они явно были в родстве, пусть масти у них были разные, но вышли они из одной колоды) добрался до нее раньше его. Это выглядело почти невозможной задачей, но Андрей просто-напросто отказывался проигрывать. Он достаточно в этой жизни уже проиграл, не смог, не сдюжил, не приложил достаточно усилий, не захотел, и сейчас не мог, не имел права отступать и сдаваться.
— Племянничек, не дури, — раздался снизу усиленный чарами голос Кощея, — целее будешь.
Андрей еще не освоился в сеой новой форме, но он сделал все возможное, чтобы выставить на задней лапе средний палец. Он очень надеялся, что у него получилось и Кощей это увидел. Выпустив длинную струю огня, Андрей помчался вперед, запрещая себе даже каплю сомнения в своих силах.
* * *
— Мамочки, — пискнула Катя и не спряталась за спину Рува только потому, что тот уже загородил собой Лебедь. Больше прятаться было не за кого: Миша уже спрятался куда-то сам, капитал вцепился в руль, а витязи и остальная команда заняли боевые позиции.
Когда отец еще служил, ей доводилось видеть боевых механизированных драконов и в полете, и на аэродроме, а в университете им устроили итоговый зачет по физкультуре в виде игры в модифицированную “Зарницу”, где они должны были, помимо всего прочего, пролететь километр на древних, разваливающихся на ходу Змеях Горынычах на механическом управлении, и поразить цель. Хорошо еще, что те Горынычи были двухместными, и студентов разбили тогда на команды, иначе Катя ни за что не закончила бы университет с жирным-то «неудом» по физре и долгом за коровник, который она непременно сожгла бы, приняв за цель, будь она одна.
Никогда в жизни она не думала, что ей доведется вживую увидеть редчайших в мире созданий, по большей части давно вымерших и не поддающихся искусственному выведению, созданию их органических копий или мультиплицированию. Давным давно прошли те времена, когда великие империи сражались друг с другом летучими драконьими взводами, когда цари перекупали вражеских драконов, осыпая тех золотом и прекрасными девами, когда драконы разоряли села и города, охраняли огромные караваны на Шелковом пути и наставляли наследников престолов в ратном деле. Немногие оставшиеся драконы предпочитали нынче жить, не афишируя своих способностей, а те семьи, о которых всем было известно, обычно выбирали себе карьеру в воздушных войсках своих стран. Тем более что использовать свои возможности в частных подрядах им запрещалось международной конвенцией.
Катя никогда не интересовалась драконами и могла опознать лишь тех, кто регулярно появлялся в новостях: кельтских черных рогатых, породнившихся с королевской семьей. медноголовых драконов майя, смутьянов и революционеров, отечественных малахитовых сибирских, представленных скандальным кланом Демидовых. К какому виду принадлежал изящный серебристый дракон, чешуйчатую спину которого закат окрасил кроваво-красным, Катя не имела ни малейшего понятия. А когда она заметила также неопознанного ею темного массивного дракона, следовавшего по пятам за первым, она зажмурилась и поняла, что вот тут-то им и конец. Потому что они оба неслись прямиком на “Победу”, и было понятно, что против сразу двух огромных зубастых тварей они ничего не смогут поделать. Собственно, они и одного не одолели бы.
— Горын, — едва слышно выдохнула Лебедь.
Кого она имела в виду можно было только гадать: Катя точно не собиралась спрашивать ее об этом. Сейчас, по крайней мере. А “потом” у них вряд ли было.
Чего Катя точно не ожидала, так это что черный дракон, явно с большим усилием догнавший серебристого, попробует цапнуть того за хвост. Серебристый, судя по всему, тоже был к этому не готов. Он резко развернулся, едва не перекувырнувшись в воздухе через голову, и пошел в атаку на Черного.
— Иди на посадку, живо, — скомандовал Рув капитану “Победы”, и тот кивнул, хотя и не сразу, завороженный зрелищем двух мутузивших друг друга в воздухе драконов, уже пустивших в ход свое пламя.
— Шевелись, — рыкнул Рув, и капитан резко крутанул руль, бросив яхту вниз.
Драконы, оставшиеся выше и чуть сбоку, сначала этого не заметили, но как только Серебристый понял, что его первоначальная цель уходит, поспешил за ней, пытаясь одновременно оторваться от Черного. Тот, возмущенно взревев, бросился в погоню и за соперником, и за “Победой”. Было в нем что-то знакомое, но Катя никак не могла сообразить, что именно. Он определенно не принадлежал к кельтскому роду — отсутствие рогов и шерсти на груди ясно давало это понять, — но где тогда Катя могла его видеть? Почти настигнув Серебряного, он внезапно опустился на полкорпуса вниз, вывернул короткую массивную шею, и к ужасу всех присутствующих на палубе “Победы” мужчин, дыхнул огнем на самое его чувствительное место. Видимо, даже у драконов эта часть анатомии не была полностью защищена бронированной чешуей. Серебристый взревел и камнем полетел вниз, а Черный повернул голову к “Победе” и крылом изобразил нетерпеливый жест: мол, летите уже отсюда побыстрее.
Этого не могло быть! Просто не могло быть, и все тут!
— Андрей Павлович? — изумленно спросила Катя так, словно он мог ее слышать. Вряд ли даже драконы, при всех их способностях, могли услышать сказанных почти шепотом слова на таком расстоянии.
Но этот дракон, кажется, все же смог, потому что он совершенно отчетливо закатил светящиеся янтарным светом глаза и снова махнул крылом с внушительным когтем. “Победа” с удвоенной скоростью ринулась вперед, к Лукоморью, до которого было уже рукой подать, но внезапный удар снизу сбил ее с курса, отбросил вбок и отправил в неконтролируемое падение. Мокрый и злой, Серебристый, у которого не получилось с первого раза схватить “Победу”, когда он вынырнул из моря аккурат под ней, смог уцепиться за нее со второй попытки, заодно не дав ей пропахать носом волны. Зависнув над водой, яхта отчаянно пыталась вырваться из хватки Серебристого, но безуспешно: дракон крепко держал ее, таща в сторону берега.
— Огонь, — громко скомандовал Рув. — Капитан, держите нас.
Витязи и остальные члены команды выпустили в Серебристого десяток самонаводящихся стрел с разрывными наконечниками, и хотя они не причинили тому особого ущерба, отскочив от его брони, они все же отвлекли его, чем и воспользовался Андрей Павлович, спикировав на Серебристого, как ястреб на добычу. Освободившаяся “Победа” по инерции пролетела вперед и все же нырнула носом в море. Рув одной рукой ухватил Лебедь, а второй — Катю, не дав им улететь в воду. “Победа” с трудом выпрямилась и медленно, но уверенно полетела вперед, рассекая килем волны, пока драконы позади нее сражались друг с другом. Пока все смотрели на возвышавшуюся впереди скалу Лукоморья, на которой возвышался Дуб, Катя не сводила глаз с драконов.
— Так его, Андрей Палыч, — заорала она, когда зубы черного дракона сомкнулись на крыле Серебристого. Тот не остался в долгу и, извернувшись, цапнул Андрея за ногу… за лапу. Взревев, Андрей с удвоенной силой бросился на соперника.
— Хвост! — крикнула вдруг Лебедь. — Хвост его слабое место!
Сначала было непонятно, услышал ли ее Андрей, но когда он смог, наконец, вырваться из хватки Серебристого, то первым делом куснул его за хвост, да так мощно, что Серебристый, вновь взревев, потерял равновесие. Андрей успел полоснуть его когтями по боку и снова по хвосту. Серебристый снова рухнул в воду, а Андрей, не теряя времени даром, завис над “Победой” и, свесив голову, посмотрел на Лебедь и Катю. Если он бы он сейчас мог, он был наверняка снял бы очки и рассеянно их протер бы, обдумывая, что делать дальше.
— Лукоморье, пожалуйста, — вздохнув, устало сказала Лебедь. — Гвидон ведь там, верно? Я чувствую, что он там. Они оба там. Посади нас на Лукоморье, поближе к Гвидону.
Андрей кивнул, едва не задев лбом мачту, и потащил всячески помогающую ему “Победу” за собой.
* * *
— Ты охренел? — первым делом спросил недовольный Кощей, когда “Победа” пришвартовалась у самого края скалы, и Рув вместе с неловко приземлившимся Андрей помогли выйти Лебеди и Кате. — Ты что творишь, племянничек? Ты вообще соображаешь, что чуть брата четвеюродного не притопил? А у него, между прочим, еще детей нет! Вас и так мало осталось, кто мне в будущем служить будет, если он бездетным помрет?
Горын, как раз к этому времени вынырнувший из мора и кое-как доплевшийся до Лукоморья, доковылял до Кощея и теперь сверлил Андрея злобным взглядом, машинально сдирая с себя прицепившихся к нему крабов. Ответить Андрей, краем глаза заметивший изумленный взгляд Кати при виде Кощея, не успел,
— Ты не имел права являться сюда! — с ледяным возмущением, за котором явно скрывалась подступающая паника, заявила Лебедь, в упор глядя на Кощея.
— А вы не имели права мне отказывать, — парировал Кощей, — однако ж мы все нарушили свои обещания. Это весело, признаю, но утомительно. Вы уже готовы внять голосу разума или вас еще половить? И так тут целый голливудский боевик мне устроили, и чего ради?
— Мы не нуждаемся в тебе! — выкрикнула Лебедь, прижимаясь к мужу. — Больше не нуждаемся?
— Да неужели? То-то я смотрю на тебя — и не вижу, сияние звезды все затмевает, — ехидно заметил Кощей, и все вдруг осознали, что звезда во лбу Лебеди и впрямь потускнела настолько, что на царицу можно было спокойно смотреть, совершенно не щурясь. — А впрочем, как знаете. Утомили вы меня, неблагодарные. Не хотите? Воля ваша, помирайте, как хотите. Мне, конечно, жаль вложенного в вас труда, но да ладно, переживу. Тем более что результаты работы над вами еще на одну Нобелевку потянут. Живые вы мне для этого без надобности, не то, что вашим семействам. Счастливо оставаться.
Он ухмыльнулся, круто развернулся и пошел прочь. Андрей успел досчитать до десяти, прежде чем Гвидон, пошушукавшись с Лебедью, остановил его:
— Подожди. Хорошо, мы придем. Завтра утром, не раньше.
— Ладно, завтра — так завтра, так уж и быть. Вот все говорят, что я бездушный, а из меня, между прочим, можно веревки вить, — доверительным тоном сказал Кощей Андрею, подмигнул… и они с Горыном растворились в воздухе, будто бы их никогда и не было.
Это во вздохом облегчения встретили абсолютно все присутствующие, включая Русалку и сам Дуб.
* * *
Лететь дальше без заправки и отдыха “Победа” не могла, поэтому Святозар быстро организовал транспорт: за Воропаевым, Базилио и Алисой прислали черную бронированную клетку — стандартный тюремный вариант, обитый шкурой немейского льва, королевскую чету забрала карета, запряженная четверкой фестралов, а витязи разъехались на служебных импортных шестиместных виманах. Кира, хоть и злилась на брата, но все же настояла на то, чтобы отправиться с ним на допрос как его законный представитель. У самого у него права голоса не было до начала допроса, но по законам Буяна представлять его мог кто угодно, не обязательно адвокат. Во время всей этой суеты с подготовкой отъезда Андрей сидел под Дубом плечом к плечу с Катей, которая нерешительно присела рядом с ним, не вымолвил ни слова и чувствовал себя не в своей тарелке. Он не мог понять, что же не давало ему покоя — не считая, разумеется, новообретенного знания о наличии в его семейном древе Кощея Бессмертного, освоенной им способности обращаться в дракона и разрыва с Кирой, — но это мешало ему сосредоточиться и хоть немного выдохнуть.
Ехать с Лебедью и Гвидоном Катя, покосившись на Андрея, отказалась, и когда Святозар предложил им отправиться во дворец в одном из виманов, его непонятное беспокойство достигло своего пика.
— Нет, — сказал он решительно, с некоторым усилием поднявшись на ноги. — Мы как-нибудь сами. Ты только своих предупреди, чтобы нас на подлете не сбили.
И, с легкостью поднявшись в воздух, Андрей осторожно подхватил лапами слегка вскрикнувшую Катю и полетел к царскому дворцу, наконец-то ощущая себя довольным и цельным.
* * *
— В гроб, между прочим, краше кладут, — сообщило Зеркало, стоило Кате войти в ванную. — Достаточно фотографий с последней свадьбы Цепеша, чтобы в этом убедиться.
— Имею право, — огрызнулась Катя. — После всего, что приключилось за сегодня, еще и оказалось, что мой… мой принц, — она изобразила пальцами кавычки, — дракон.
— Я бы сказало, что сочувствую, — ответило Зеркало, — но раз ты жива и здорова, хоть и выглядишь преотвратно, то поздравляю. Драконы хозяйственные, каждую копейку в дом тащат, и сильные, ото всего защитят, так что нашла, о чем беспокоиться. Они даже девиц уже полтора столетия как не жрали. Радуйся.
— Не хочу!
— Чего?
— Ничего не хочу, радоваться не хочу, дракона не хочу-у-у… — Катя, наконец, разревелась, хотя, откровенно говоря, и плакать ей тоже не особо хотелось.
— Не хоти, — фыркнуло Зеркало. — Можно подумать, тебя кто-то заставляет. Сначала сама что-то там себе придумала, а теперь страдает.
Катя, все еще ревя, задумалась: а и в самом деле, ну и что? Она царицу спасла? Спасла. Нападение дракона на “Победу” пережила? Пережила. И даже встречу с Кощеем пережила. Тут впору канкан на столе от радости плясать, а не плакать. А что до Андрея… Ну и дракон, тоже мне, откровение! Да лучше уж в полете свою злость и раздражение сбрасывает, чем на сотрудников сажей плюется. Сажу эту еще попробуй отчисть! И вообще, он, вон, не ее дракон, а Киры. Хотя Киру он никуда не относил… не переносил… с ней не летал… Короче, это не Кира удостоилась несколько сомнительной чести быть перенесенной по воздуху на умопомрачительной высоте в когтистых лапах. Катя до сих испытывала легкую тошноту, вспоминая, как она болталась в небе, надеясь, что Андрей не отвлечется и не разожмет по рассеянности лапы. Ничего нового, он Катю и в “Зималетто” то в банк к гоблинам одну отправлял, то к Милко — объяснять, почему они не могут позволить себе кожу василиска для новой коллекции. Но все равно — у этого дракона невеста никуда не делась, и с Катей он ни словом не перемолвился, пока они сидели под дубом. А ведь мог бы хотя бы объяснить, почему Кощей Бессмертный выглядел копией Павла Олеговича и называл Андрея племянником. То есть, “почему” — было очевидно, но как, как это было возможно? К тому же… Не то чтобы Катя это планировала и так далеко загадывала в будущее, но мысль иметь в близких родственниках самого Кощея ее ни капли не прельщала.
— Ну и ла-а-адно, — всхлипнув, сказала Катя не то себе, не то Зеркалу, и зло утерла слезы, успокаиваясь. — Ну и не буду.
— Правильно, — одобрило Зеркало. — Иди спать, горе луковое, завтра, глядишь, опять передумаешь, на свежую-то голову. Или придумаешь, чего еще хотеть.
* * *
Андрея допрашивал сам Гвидон. Оба устали до изнеможения, особенно Андрей, но обоим хотелось побыстрее с этим покончить, и потому они больше часа провели в небольшой безликой комнате в недрах дворца, не откладывая допрос до лучших времен. Андрею хотелось бы верить, что сам царь лично занялся им из-за его, Андрея, выдающихся заслуг на ниве защиты Буяна и Лебеди, и так оно частично и было, но все же на самом деле основная причина была в Кощее. В их с Андреем родстве. За маской вежливой доброжелательности Гвидона скрывалось недоверие и доля страха, который нелегко было уловить. Будь Андрей в “Зималетто”, он непременно оскорбился бы такому отношению: он, понимаешь ли, жизнью тут рисковал, против родного дяди, между прочим, пошел, а к нему так относятся! Однако на чужой территории он предпочел не возмущаться, а то себе дороже будет, и честно рассказал Гвидону все. Все, чего он не знал.
Андрей не знал, что брат отца, оказывается, жив и на свободе, а не умер и не заточен в каком-нибудь в остроге особо строго режима, как он всегда подозревал. Тем более он не знал, что этот брат — сам Кощей. Он не знал, что Кощей собирается пробраться на Буян, да еще и с помощью Воропаева. (“Да, вот его, как ни прискорбно, я знаю. Но не по доброй воле! Исключительно под давлением родителей, сопряженным с шантажом. Я не раз пытался исправить это досадное недоразумение, но Воропаев оказался живучее таракана, это его единственное достоинство”.) Он не знал, ни что Кощей как-то связан с Гвидоном и Лебедью, ни чего он от них хотел, и о делах Кощея в целом он ровным счетом ничего не знал. Он не знал преступное трио Алиса, Базилио и Чичичи — ни лично, ни даже по слухам, — и об их планах по похищению золотых желудей и белки, их грызущей, он тоже не знал. (“Да еще несколько дней назад я даже не знал, что поеду в отпуск на Буян!) Короче говоря, он был абсолютно лишен хоть каких-либо полезных Гидону знаний.
— Зато я теперь понимаю, почему мама так радовалась, что по биологии у меня выше тройки никогда не было, — задумчиво сказал Андрей, когда Гвидон решил, что он узнал все, что только можно было, то есть почти ничего.
— Порой кто-то наследует все самые худшие семейные черты предков, и тогда это трагедия, а кто-то — все самые лучше, и это не только радость, но и огромная ответственность. А кто-то ничего не наследует, но это тоже отлично, потому что дает свободу выбора, — с тихим пафосом заявил Гвидон.
Вероятно, это была попытка подбодрить его, но легче Андрею от этого не стало, а местами совсем даже наоборот. Гвидон пообещал, что Киру доставят в гостиницу в целости и сохранности после допроса Воропаева, который останется за решеткой, пока они не решат, что с ним делать дальше. Самому Андрею он предложил остаться на ночь во дворце, но тот отказался: ему хватало совести, чтобы не бросать Киру одну в такое время. Лишь на полпути к отелю он вспомнил, что Кира, вроде как, окончательно бросила его, и едва не попросил повернуть обратно, но тут же устыдился и продолжил путь. В голове было пусто, все тело болело, желудок, неожиданно вспомнив о еде, яростно урчал, на сердце давила семейная тайна, которую он сегодня узнал, но все же Андрей был счастлив, как никогда.
Когда он поднялся в номер, Киры еще не было. Он принял душ и честно хотел ее дождаться, но сон сморил его между вдохом и выдохом, накрыв плотной пеленой забвения все события этого, уже вчерашнего, дня.
* * *
Казалось бы, Катя должна была бы проспать мертвым сном до обеда, но нет, она проснулась на заре, неожиданно и необъяснимо бодрая и отдохнувшая. Благодаря то ли подозрительно молчаливому Зеркалу, то ли безукоризненной вышколенности слуг, которые не только угадывали все желания обитателей дворца, но и читали их мысли, когда Катя вышла из душа на столе ее уже ждал плотный завтрак с полным кофейником крепкого кофе. Нетороплив поев, она посмотрела в окно, где рассвет уже окончательно потеснил тьму ночи, она решила, что сейчас самое время прогуляться и подышать свежим воздухом.
Парк вокруг дворца был зелен и, к счастью, совершенно безлюден. Ноги сами, без помощи клубочка, принесли Катю в тот закоулочек, где она — с ума сойти, всего-то день назад, а казалось, что целую вечность, — невольно подслушала разговор Лебеди с Гвидоном. Чего она точно не ожидала, так это увидеть сейчас там Лебедь — в такой-то час и после такого-то дня.
— Простите, — ойкнула Катя, едва не врезавшаяся на повторе в Лебедь. — Я… я сейчас уйду, я не хотела вам мешать, простите.
— Ничего страшного. Не уходи, не надо. Я здесь ненадолго. Хотела попрощаться.
— Попрощаться? Но… неужели вы действительно собираетесь идти к нему? — последнее слово Катя суеверно произнесла шепотом, так и не решившись назвать имени. — Зачем? То есть, у вас же есть Рув, витязи… даже Андрей поможет, наверняка поможет. Нельзя вот так просто сдаваться ему на милость!
Лебедь печально улыбнулась. В свете розового утреннего солнца и тусклой звезды у нее во лбу она выглядела мертвенно-бледной и совсем молоденькой, но по-прежнему невероятно красивой.
— Я не хочу, мы с Гвидоном оба не хотим, но у нас нет выбора, — горько ответила Лебедь. — Он злейший, подлейший и коварнейший из всех ныне живущих, и я жалею о том, что когда-то имела несчастье попасться в его сети, но вместе с тем… вместе с тем он тот, кто спас жизнь мне и Гвидону, и до сих пор поддерживает ее.
— После той аварии в Лондоне? Гвидон там тоже был? — не сдержавшись, спросила Катя и тут же прокляла свое неуместное любопытство. — Но все думали, что это Кощей ее и подстроил… Простите, это не мое дело,.
— Тебе уже многое ведомо, тебе доверяет Юлиана, ты спасла меня от смерти и заслужила того, чтобы знать все, — спокойно отозвалась Лебедь и грациозно присела на лавочку, жестом приглашая Катю располагаться рядом. — Нет, авария — не его рук дело. Чистая случайность, не более. Самые страшные трагедии чаще всего результат слепой судьбы, несчастного случая. Кощей часто бывал и до сих пор бывает в Лондоне, и он знаком с моей тетей. Хорошо знаком. Я была скорее мертва, чем жива, когда меня вытащили из той машины, и ни одна больница не могла бы мне помочь так, как Кощей, к которому тетя в отчаянии обратилась, тем более что он, по счастливому совпадению, был в то время в Лондоне. В любой больнице моим уделом была бы вечность в коме, с искусственным поддержанием во мне жизни и без надежды когда-либо очнуться. Кощей сотворил настоящее чудо, хотя и не бескорыстно, разумеется, у него своя выгода. Он вылечил все, что было сломано, обожжено и растерзано, и заменил то, что было невозможно исцелить. По сути, это, — она легонько дотронулась до звезды и месяца под косой, — мое новое сердце, то, что поддерживает во мне жизнь. Но даже Кощей не всесилен, и мне требуются… технические работы, — на ее губах появилась кривая, злая усмешка. — Мы с Гвидоном сбежали от Кощея раньше, чем он закончил свою работу. Хотя, наверное, “сбежали” — слишком громкое слово. Мы… Это, в общем-то, неважно, что и как там было, важно то, что в обмен мы получили свой собственный остров с нашими собственными правилами, но лишь при условии, что мы вернемся к Кощею по первому зову. Однако даже думать об этом… — Лебедь содрогнулась. — Жизнь ценой всех этих бесконечных процедур, экспериментов, осмотров была совершенно невыносимой. Гвидон… знаешь, как про него говорили и до сих пор говорят Тридвенадцатом-королевстве-за-морем? “Родила царица в ночь не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку”. А все стараниями Барабихи и ее товарок, даром что им он родной племянник. Несмотря ни на что, некоторые все еще именно так про него и думают. Впрочем, его история — это его история, я не вправе ее раскрывать, но могу лишь сказать, что создавать что-то почти с нуля гораздо легче, чем восстанавливать из осколков то, что когда-то было целым и имело за плечами свою жизнь с мечтами, планами, друзьями, предпочтениями. Гвидону было капельку легче, чем мне, он пробыл у Кощея чуть меньше. Мы решили, что ни за что туда не вернемся, несмотря ни на что, даже если нам придется умереть, но оказалось, что жить нам все же хочется гораздо больше. Особенно если ты только что чуть не умер. Если я не отправлюсь сегодня к Кощею, то, боюсь, мои дни сочтены, особенно учитывая отравление, — тяжело вздохнула Лебедь. — Нам придется снова добровольно войти в его клетку и надеяться на то, что нас снова из нее выпустят.
Катя даже потрясла слегка головой, пытаясь уложить в ней все, то только что услышала. Получилось плохо.
— То есть, Кощей экспериментировал над вами ради вашего блага?
— Да, и это много дало медицине, но, поверь мне, это не слишком помогало нам переносить все эти мучения.
— А Юлиана про все это знала, так?
— Да, мы подружились в Авалоне, и переписка с ней во многом помогла мне сохранить себя, пока я была у Кощея.
— Ясно. И… и что теперь?
— Теперь мы будем надеяться и ждать, только и всего. Если все будет удачно, и нам удастся вернуться на Буян, знай, что ты в любой момент можешь прилететь сюда — на отдых или насовсем, — как почетная гостья царского двора.
— С-спасибо, я буду иметь это в виду.
Вот это уж вряд ли. Она сильно сомневалась, что захочет еще хоть раз ступить на землю Буяна.
— Это я должна благодарить тебя за то, что ты спасла меня. Тебя и твоего дракона, — улыбнулась Лебедь.
— Я ему передам, — заверила Катя, проглотив вертевшееся на языке “никакой он не мой”.
— Мне пора, — сказала Лебедь. — До встречи.
— До встречи.
Почему-то Катя была уверена, что Кощей отпустит Лебедя и Гвидона. Хотя, быть может, она обманывалась, воспринимая его не как мирового злодея, а как одного из Ждановых, которые были способны на очень многое, но только не на бессмысленные зверства. Вздохнув, Катя медленно побрела вслед за Лебедью.
* * *
— Это все? Действительно все?
Спрашивать такое было попросту неприлично. Или, по крайней мере, бестактно, некрасив, а может, даже и жестоко, но Андрей не смог удержаться. После стольких лет вместе он никак не мог в это поверить.
Взглядом, который бросила на него Кира, можно было бы убить, и кого-то более слабого он точно отправил бы на больничную койку. Андрей же поморщился от внезапной боли в колене и зашедшегося сердца и медленно выдохнул. Ничего, и не такое переживали. Другим ответом Кира его не удостоила, продолжая судорожно собирать чемодан.
Она вернулась в номер уже ближе к полудню, когда колесница Гелиоса уверенно катилась к зениту, а сам он нетерпеливо посматривал на часы в ожидании обеда. Андрей, спавший мертвым сном на диване, проснулся при появлении Киры и несколько минут пытался сообразить, где он и что вообще происходит. За это время Кира, выглядевшая ужасно уставшей и невыспавшейся, однако в свежей одежде и даже с вымытой головой, начала торопливо складывать вещи в чемодан, почти не глядя на Андрея. Первым делом тот спросил, как там Воропаев.
— Только не говори, что тебя действительно волнует его судьба, — раздраженно бросила Кира.
— Ну… — спросонья Андрей не сразу смог соврать, и на лице Киры появилось неприятно знакомое выражение. Он не сразу понял, что видел его совсем недавно у совершенно другого человека — у Кощея.
— Именно. Можешь радоваться: скорее всего, он проведет несколько лет за решеткой. Где именно — вопрос пока открытый.
— Мне жаль, правда.
— Да неужели? — ядовито уточнила Кира.
Андрей решил не развивать эту тему и сосредоточился на делах насущных:
— Кира, подожди, не надо так… волноваться, ладно? Во-первых, тебе вовсе не надо переезжать в другой номер, я…
— Я и не переезжаю, — коротко отозвалась Кира. — Я лечу домой.
— А… Как домой? — остатки сна окончательно слетели с Андрея. — В смысле, домой? Почему? Ты что, уже успела поменять билеты?
— Нет, я буду торчать здесь до скончания веков, пока наши политики и бюрократы бодаются с Буяном за право судить Сашу и держать его в застенках. Или наоборот —не держать и не судить, они еще не определились. Конечно, я лечу домой. Он не советовался со мной, когда решил развлечься в казино и просадил целое состояние, не советовался, когда принял деньги Кощея в обмен на помощь ему, международному террористу, так что и теперь вполне может обойтись без моих советов и передачек. Ничего с ним не случится.
Андрей подозревал, что когда она остынет, то передумает, но вслух этого не сказал.
— Меня предложили отправить домой сегодня же за счет Буяна, бизнес-классом, и я согласилась. Дела я передам Амуре, надеюсь, что это не займет много времени. С новой коллекцией можешь на меня не рассчитывать, сразу предупреждаю.
Вот тогда-то Андрей и задал тот самый вопрос: “Это все? Действительно все?”. Разумеется, он имел в виду не только и не столько “Зималетто”. Ему повезло, что он отделался лишь болью в колене, могло бы быть гораздо хуже.
Закончив собирать чемодан, Кира обвела взглядом комнату, проверяя, не забыла ли она чего, а затем бессильно опустилась на кровать и, опустив голову, спросила глухо:
— Что мы сделали не так, Андрей?
О, на это Андрей мог бы много что сказать, но слова застряли у него в горле, и он лишь хрипло произнес короткую правду:
— Мы просто не подходим друг другу, вот и все. Совсем. Мама говорила, что маленьким я был очень упрямым, и когда собирал детский конструктор, знаешь, такой, где надо геометрические фигуры вставлять в нужные отверстия, то постоянно пытался впихнуть круглую шайбу в квадратную дырку. Знал ведь, точно знал, что делаю неправильно, но все равно старался совместить несовместимое.
— Да, как нас, — с горечью ответила Кира. — Что, думаешь, с твоей Пушкаревой вы идеально совпадаете? Ну, посмотрим.
— При чем тут?.. Катя тут совершенно не при чем.
Кира явно ему не поверила, но у Андрея не было сил ее переубеждать. Да и к чему? Кира смерила его напоследок тяжелым взглядом и ушла — из номера, из “Зималетто”, из его жизни. Надо было бы извиниться, конечно, надо было бы, но вот как-то не сложилось. Хотя сейчас вряд ли Кире стало бы от этого легче. Вздохнув, Андрей с силой потер лицо руками, встал и отправился в ванную.
* * *
Катя маялась. Лебедь и Гвидон, по официальным сообщениям, отбыли на отдых в неназванное место, и о дате их возвращения не было не сказано ни слова. Белка снова восседала в своей беседке и щелкала орешки, но уже с гораздо более кровожадным видом. Выяснять, были ли ее когти темно-красными от лака или по иной причине, Катя не решилась. В общем и целом весь Буян вел себя так, словно ничего и не произошло. Вчерашние волнения в Лукоморье честно объяснили выходками распоясавшихся гоблинов и даже заявили Королю гоблинов очередную бесполезную ноту протеста. На острове снова воцарились мир и покой, и если не знать о том, где сейчас находились его царь и царица, и что они могли и не вернуться, то Буян и впрямь казался сейчас райским местечком.
Катя, к ее собственному сожалению, обо всем знала и хорошо помнила вчерашний день, поэтому она никак не могла расслабиться.
— Еще чуть-чуть — и лопнешь от напряжения, — сообщило ей Зеркало. — Ты когда улетаешь?
— Завтра утром.
— Я знаю, это был риторический вопрос. Вместо того, чтобы изображать из себя неприкаянного духа, шла бы лучше на море. Полезнее и для твоего здоровья, и для моих нервов.
Катя подумала-подумала и решила, что Зеркало право. В конце концов, отдыхать она сюда приехала или как? Да ей после такого “отдыха” еще один отпуск полагался!
Катя вдоволь наплескалась в теплой ласковой водичке, позагорала, выпила в баре на пляже несколько коктейлей, снова поплавала, и когда она, наконец-то расслабившаяся и довольная жизнью, удобно устроилась в шезлонге и закрыла глаза, что-то загородило ей солнце. Или ее от солнца. Катя неохотно открыла глаза и увидела того, кого она меньше всего ожидала увидеть и о ком безуспешно пыталась не вспоминать все утро.
— Андрей Павлович!
Катя резко привстала, поняла, что последний коктейль был лишним — это же не Миша был барменом, так? или он просто загримировался? — и плюхнулась обратно.
— Катя.
Судя по его тону, Андрей Палыч был не слишком рад ее видеть. Он немного потоптался возле шезлонга и сел рядом, прямо на раскаленный песок. Правда, непохоже было, что он вообще почувствовал его жар. Ну да, конечно, куда ему, особенно теперь. Катя покосилась на него, чтобы убедиться, что он — еще он, и снова закрыла глаза.
— Я еще в отпуске, — напомнила она.
— Я в курсе, — кисло откликнулся Андрей, которого в эту минуту сложно было называть по имени-отчеству и мысленно, и вслух. — Если бы не это, ничего бы не случилось.
Это он серьезно? Катя повернула голову и посмотрела на Андрея. Точнее, на его согнутую спину, которую так и хотелось назвать несчастной и растерянной.
— Ага, и вы бы так и остались бы… дымоплевателем. А я, может, потопла бы с той яхтой.
— Аргумент, — согласился Андрей и, наконец, посмотрел на нее в ответ.
Он был все таким же привлекательным и обаятельным, как и прежде, и все же перед Катиным шезлонгом сидел совсем другой Андрей Жданов. Не хуже и не лучше, просто другой. Только если пристально, очень-очень пристально вглядеться в его темные глаза — и то, лишь если он снимет очки, — то в их глубине можно будет разглядеть то, от чего по спине пойдет холодок, а на щеках вспыхнет румянец. Катя откуда-то твердо это знала, и потому избегала пристально на его смотреть.
— Кать, вы… — Он немного помолчал, словно собираясь с духом, и продолжил: — Я хотел сказать, что прошу прощения, если вас чем-то обидел. Я не хотел, правда.
Еще пару дней назад Катя с жаром начала бы его уверять, что ничем он ее не обидел, ни в коем случае, ну как он мог такое подумать? Теперь же она кивнула:
— Прощаю.
— Спасибо, — серьезно ответил Андрей. — Я, видите ли, вряд ли больше буду вашим начальником, так что когда еще нам выпадет шанс поговорить вот так вот.
— Как это не будете?
— Да вот так. Я и сам в шоке, поверьте, — хмыкнул Андрей. — Утром, когда Кира сказала, что увольняется, я, признаться, подумал, что это предательство, но чем больше я об этом думал, тем яснее понимал, что я ей завидую.
— А как же?..
Андрей без слов понял, о чем она хотела, но не решилась спросить.
— Меня она тоже бросила. И меня, и “Зималетто”. За компанию, кстати, мне обиднее гораздо больше, чем за меня самого.
— Не сомневаюсь, — пробормотала себе под нос Катя, вспомнив всех его любовниц.
— Ну, в общем, вот.
— Знаете, я ведь хотела уволиться, — честно призналась Катя. — Из-за вас. То есть, не совсем из-за вас, а из-за нас… Хотя никаких “нас” и не было, в том-то и дело!
Казалось, Андрей, а вместе с ним и весь мир затаили дыхание. Андрей повернулся, чтобы лучше ее видеть, а Катя села на край шезлонга, уперлась локтями в колени, положила подбородок на ладони и продолжила, глядя на его:
— А теперь я понимаю, что я не хочу без вас там оставаться.
— А со мной?
— И с вами не хочу, — горестно вздохнула Катя. — То есть, может, и хотела бы, но не так, как раньше.
— Кать, а если я останусь? Будет не так, как раньше, обещаю.
Андрей снял очки и уставился на нее немного растерянно и вместе с тем с надеждой.
— Не надо, — помотала головой Катя. — Зачем вам туда теперь?
— И то верно. Значит, мы придумаем, найдем что-то еще. Что-то другое, что-то новое. Что-то свое. — Он почесал кончик носа, надел обратно очки и протянул Кате руку: — Начинающий дракон, родственник мирового зла и бизнесмен в завязке без определенных целей в жизни Андрей Жданов, приятно познакомиться.
— Екатерина Пушкарева, экономист с большими амбициями в поисках себя, очень приятно.
Она пожала его руку, и оба тихо рассмеялись, не спеша прерывать рукопожатие. Катя встала с шезлонга и робко села на песок рядом с Андреем.
— И что теперь? — спросила она, чувствуя, как ее дыхание ласково касается его щеки.
— Посмотрим, — пожал он плечами и осторожно приобнял ее за плечи. — Посмотрим.
— Посмотрим, — эхом отозвалась Катя.
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
(Сердцу не прикажешь.) Теперь можно всё перечитать целиком без сумбура.
