НВ
Мадам - МАСКА
Ella1
ALEPA *Продолжение*
Александр застал Пушкареву за оживленным телефонным разговором, она настолько была увлечена процессом, что его появления даже не заметила. Стояла у окна и, сияя самой честной улыбкой, вешала кому-то лапшу на уши.
- Да-да! Выплаты поступят в срок! – лепетала она. – Вы даже не сомневайтесь… Андрей Палыч? – обернулась, оглядела кабинет, будто надеялась где-нибудь за фикусом вдруг обнаружить Жданова. – Андрей Палыч сейчас очень занят, но как только… Да, конечно… Да!.. Он сразу же вам позвонит… Всего доброго, Петр Алексеевич! До свидания! – торжественно объявила она и с подозрительной поспешностью отключилась и бросила трубку. Улыбка и все ее благодушие вмиг испарились. Она криво ссутулилась и, тяжело вздохнув, опустилась на кресло. Президентское, между прочим! Откинулась на спинку, смахнула выбившиеся пряди волос со лба и закрыла глаза.
- Из банков названивают? – спросил Воропаев участливо.
Она не ответила. Только сморщила носик и едва слышно хмыкнула.
- Расписки требуют… - догадался он. - И это еще не прошел слушок о кризисе в компании. Вот где начнется телефонная полифония, – подошел к Пушкаревой, похлопал ее по плечу, выказывая свое скупое мужское сочувствие. – А он обязательно пройдет! Это я вам лично гарантирую. Андрюша как обычно спрячется в кусты, то есть уйдет в очередной загул, а отдуваться оставит вас, - наигранно вздохнул. – Катерина, вы же просто незаменимый помощник! Фальшивые отчеты строчить умеете, Павла Олеговича водите за нос просто мастерски! А как вы врете банкам! – ухватился за спинку кресла и раскрутил в нем Пушкареву. – Цены вам нет!
Когда кресло остановилось, Катя, не шелохнувшись, спокойно посмотрела Воропаеву прямо в глаза.
- Не удобный момент, - сказала она, наконец.
Александр уставился на нее непонимающе.
- Вы о чем?
- Я говорю: не удобный момент сейчас лишать Андрея Палыча президентского кресла, - оба посмотрели в упор на это самое кресло, а Катя лишь отмахнулась рукой. – Ну, сами подумайте, зачем вам компания в стадии кризиса? Вам же придется самому вытаскивать ее из ямы, заново строить отношения с банками, заглаживать скандал в прессе, который неизменно нагрянет, а затем по крупицам восстанавливать репутацию «Зималетто». Вам это надо?
Воропаев несколько раз растерянно моргнул, а затем хищно навис над Катериной.
- А вам, я смотрю, это надо больше всех! Удобно устроились?!
- Не очень, - поделилась она с ним доверчиво. - За переработку мне никто не платит, спасибо не говорят.
- Так увольтесь, - потрепал ее по щеке и дернул за косичку. – Найдите работу, где вас оценят по достоинству! – пробежался по ней глазами, пытаясь отыскать хоть одно достоинство, но тщетно, таковых совершенно не наблюдалось.
- Не могу… бросить компанию не могу… - пробормотала она расстроено.
- Ну, ничего! Я вам в этом помогу! – заверил ее Александр. – Стану президентом и освобожу вас от этого тяжкого бремени.
- И сами компанию поднимете? – посмотрела на него с интересом, и даже с каким-то затаенным ехидством. – Не проще ли дождаться, когда компания встанет на ноги?
- Во-первых, не факт, что она встанет. Жданову, а уж тем более вам, я не доверяю! А во-вторых, сейчас проще всего ткнуть Жданова старшего в реальный отчет, и вымести вашу шайку отсюда. Я, кстати, именно так и поступил.
Пушкарева вмиг побледнела. Вся ее язвительность слетела с лица.
- Вы ему рассказали? – прошептала она еле слышно.
- Пока нет, - пробормотал он неохотно. – Я уговорил его созвать Совет директоров через неделю. Вот там все и откроется. И вам, Екатерина Валерьевна, тогда самой придется за все отчитываться. И за цифры и за фальшивый отчет. А я буду сидеть в сторонке и праведно негодовать.
Она вдруг истерически засмеялась.
- Ну, что же! Совет, так Совет! – хлопнула в ладоши и попыталась встать с кресла, но Воропаев не позволил, надавил ей на плечи и несильно их сжал. Он снова начал ее откровенно разглядывать. Кате стало вдруг не по себе от таких взглядов, она занервничала, хоть и старалась это скрыть.
- Интересно, - протянул, наконец, Воропаев, затем схватил ее за подбородок и повернул голову сначала вправо, потом влево. – Очень интересно… Не понимаю, чем вы их цепляете?
- Кого? – в горле вдруг запершило, Катерина хрипло прокашлялась.
- Ну, Жданов – понятно! Он в пьяном невменяемом состоянии может переспать хоть с верблюдом. Но Милко!!! Этот несгибаемый гей! – сказал и тут же сам засмеялся. – Ну, по поводу несгибаемости, я оговорился… Но он же художник, в конце концов! Ему нужна красота! А вы? Вы же похожи на образец неудачного пробника женщины! – придвинулся к ней ближе, притянул к себе голову и прижался к ее лбу.
Пушкарева заерзала в кресле, попыталась вырваться.
- Отпустите! – прошипела она зло.
И в этот момент вдруг распахнулась дверь, и в кабинет влетел Милко. Увидев представшую картину, он вмиг нахмурился и пригвоздил Воропаева злым взглядом.
- Ты слышал, что Она скАзала? – рявкнул он. – ОтпУсти Ее! Немедленно!
- А иначе что? – поинтересовался Александр, и не думая выпускать Пушкареву из цепких рук.
Это был грубый стратегический просчет. Воропаев не учел степень озлобленности великого гения, помноженную на тонкую ранимую душу, и возведенную в квадрат острой стервозной ревности. И поэтому даже не сразу понял, в какой именно момент это самое дитя искусства накинулось на него с кулаками, совсем не детскими, надо сказать. Только что он был возле стола, а уже через секунду валялся на полу у двери, получая череду сильных ударов по лицу. Перед глазами замелькали темные точки.
- Милко, хватит! Прекрати! – кричала Пушкарева, она пыталась оттащить его от Воропаева. – Милко, пожалуйста! – из глаз хлынул поток долго сдерживаемых слез, послышались громкие всхлипы.
Милко вдруг опомнился. Сам отскочил от Александра. Он растерялся. Не знал, что делать в первую очередь – успокаивать Катерину или же приводить в чувство этого хама на полу. Дилемму разрешил вбежавший в кабинет Малиновский. Видимо, шум и крики не остались не услышанными снаружи. И тут не надо обладать экстрасенсорными способностями, чтобы догадаться, что за дверью сейчас столпились девочки из «Женсовета» и что это именно они притащили сюда Романа Дмитриевича.
- А что здесь происходит? Почему драка без меня? – спросил он, улыбаясь. Окровавленная физиономия Воропаева радовала глаза и сладко грела сердце. Малиновский нисколько не стеснялся этой своей приятной радости, но, все же вспомнив о порядках и приличиях воспитанного человека, а ведь он, вроде как, таковым являлся, подошел к СашенЬке, присел рядом с ним на корточки и похлопал по щекам. – Милко, я не подозревал в тебе такие скрытые таланты. Он что, назвал твою коллекцию ширпотребом или же не признал в тебе гения?
- Не твОе дело! – выдал он зло. – Катя, ты как? – подошел к ней, обнял, бережно прижал к себе. – Ну, нЕ плачь, - прошептал он.
У Малиновского челюсть отвисла, в прямом смысле этого слова. Он стоял с широко открытым ртом, и глазам своим не верил. Какой тут Воропаев, когда рядом творится ТАКОЕ?
- Он тЕперь к «Зималетто» на автоматный выстрЕл не подОйдет! – пообещал он.
- На пушечный, - поправила его Пушкарева и улыбнулась.
- Ну, какая разнИца, - улыбнулся ей в ответ.
Малиновский медленно сполз по стене и присел рядом с откинувшимся в глубоком обмороке Воропаевым.
У Пушкаревой с Милко РОМАН???
Как такое вообще может быть? И почему он ничего не замечал раньше? Он! Со своим хваленом чутьем на дела сердеШные. Хотя сигналы ведь поступали, такие немаловажные звоночки, как букеты цветов и это их распитие чаев в мастерской гения. Роман ведь принял это за неожиданно возникшую дружбу между двумя самыми странными людьми, которых он когда-либо встречал. И если отбросить все очевидные факты, то подобная дружба показалась ему вполне нормальной, он даже понадеялся, что Милко приобщит, наконец, это пугало к прекрасному. А оказалось…
А оказалось все с точностью, да наоборот! Это Милко решил приобщиться к безобразному. Вот так дела…
- Катюш, пойдем, пообедаем. Я Ужасно гОлодный.
- У меня с собой есть пирожки… Мама напекла… И я не могу надолго уйти, надо работать, - посмотрела на Милко виновато. Но тот спорить не стал. Катя больше не плакала, и это в данный момент было главным, а разборки со Ждановым по поводу нагрузок работой он еще устроит.
- Тогда пойдем ко мне в мастЕрскую, - Катя еще раз улыбнулась и кивнула, а затем посмотрела вдруг на Воропаева… и на Малиновского рядом с ним. Они оба выглядели одинаково болезненно бледными.
- Надо вызвать скорую, наверное… - пробормотала она в растерянности, и вдруг испугалась. А что, если Александр умер?!
Подскочила к нему, схватила за руку, но, обнаружив пульс, спокойно выдохнула.
Малиновский к тому времени собрался, отвалившуюся челюсть пристроил на место и даже поднялся на ноги и раздобыл у караулившего за дверью «Женсовета» нашатырь. Щедро плеснув на ватку пол баночки, сунул Воропаеву под нос. Тот тут же вскочил и, неприятно поморщившись, открыл глаза. Дотронулся до разбитого носа и уставился на, оставшиеся на пальцах, следы крови.
- Сашенька, смотреть надо иногда под ноги! – поучительно поведал Малиновский, явно наслаждаясь моментом. - А то закинешь голову вверх и несешься со своим высокомерием. А у нас, в «Зималетто», знаешь ли, косяки…
Воропаев криво усмехнулся. Встал, проигнорировав протянутую Романом руку.
- Знаю я про ваши косяки, - сообщил он с большим намеком. Смерил Милко злым взглядом. – Пора нам менять дизайнера, - объявил он важно и тут же перекинул ехидный взгляд на Пушкареву. – А с вами, Екатерина Валерьевна, я увижусь через неделю. С нетерпением жду этой встречи, - промурлыкал он и еще раз ухмыльнувшись скрылся за дверью кабинета. В приемной сразу же послышались ошарашенные охи и ахи. Ну, конечно же! Вид у Воропаева, мягко скажем, был изрядно помятым, а кровавые подтеки и того, устрашающими.
- Что за встреча? – спросили они у Катерины одновременно.
- На Совете… - печально поведала она. – Александр Юрьич уговорил Павла Олеговича устроить нам проверку, он приедет через неделю, - последнее она сказала специально Малиновскому, тот понял ее правильно и мгновенно нахмурился.
- Надо обрадовать Жданова, - сказал он невесело.
- А вы попробуйте его для начала найти, - недовольно пробормотала Катерина. – У меня, например, не получилось.
- Он на производстве, - Роман отвернулся, глазки потупил, но друга сдавать не стал. – Наверное, там что-нибудь серьезное случилось.
- Конечно, я сразу так и подумала, - иронично ответила Катерина.
- Так! Никаких Советов! Никакой рАботы! – объявил Милко. – Неси свОи пирожки! – потребовал он, потирая живот в предвкушении.
- А я тоже хочу! – заявил Малиновский, когда Пушкарева вынесла объемный пакетик с румяными пирожками. И поплелся за ними следом в мастерскую. Милко такой компанией был явно не доволен, но терпел, потому что Катя посмотрела на него умоляющим взглядом. Он не мог ей перечить, лишь только покаянно вздохнул, и промолчал. Обед с любимой женщиной накрылся медным тазом, точнее наглым Малиноским, который оказался не в меру прожорливым и болтливым. В итоге, ни уединения, ни тишины, ни покоя. Кулаки, почувствовав запах крови, чесались, и Милко мысленно продумывал, как бы подобрать момент, чтобы снова применить их по назначению. Нет, не для того, чтобы создать шедевр из тканей. Шедевр, но не из тканей, а из синяков. А ведь это тоже искусство, как оказалось.
Милко хищно улыбнулся Малиновскому, так, что тот даже подавился пирожком, и, как ни в чем не бывало, принялся рассказывать о новых веяниях моды. Катерина слушала его внимательно, подперев голову ручкой. Она не выглядела влюбленной, совершенно, глаза оставались спокойными, признаков неровного дыхания в те довольно частые моменты, когда Милко хватал ее за руку в порыве рассказа, тоже не наблюдалось, но она была заинтересованной – это уж точно.
Роман, выяснив для себя все, что требовалось, незаметно из мастерской ускользнул, утащив напоследок тайком еще один пирожок из пакетика, про запас, и отправился прямой дорогой на производство, искать своего нерадивого дружка, у которого из-под носа почти увели и президентское кресло, и бывшую девушку, на которой он, между прочим, грозился жениться!
Милко увел у Палыча женщину – смешно, должно быть дико смешно, но Малиновский почему-то не смеялся. Он был растерян и напуган. Как-то слишком много странного и непонятного случилось в последнее время. Прошел всего какой-то месяц, а все вокруг будто бы перевернулось вверх тормашками.