Доброй ночи Исполнение 1. 19/...Официальное посвящение в модельные шпионки всё откладывалось. Катя примостилась на краешке вычурно изогнутого диванчика и не дышала.
Взгляд скользил по волнам шифона и искоркам страз. После ослепительных софитов дем-зала всё здесь казалось слегка размытым, уютным и даже немножечко ненастоящим.
Подводный мир Модного дома, закулисье, святая святых шика и гламура. Разбросанные морскими камушками диванные подушки… Эскизы, приколотые на стены в хаотичном беспорядке... Горка мелков у мольберта…
В груди уже бешено не стучало, наоборот, как будто согревало изнутри. Пушкарева, да тебе здесь нравится! Ощущение… приятное, почти забытое, но такое знакомое… Да, как в Кельне… А всё и началось в Кельне…
Пушкаревааа, да ты тогда совершенно в другую жизнь окунулась. Чувствовала себя маленькой крупинкой в огромных жерновах. Ага, по маминой кухне скучала… с веселенькими клетчатыми шторками… И еще фрау Марта. Ну и что, что она курировала твою стажировку? Главное-то было в другом…
В чем, в чем, а в банковской системе фрау Марта была профи… Но очень скоро у этой гуру финансового мира обнаружилась одна маааленькая слабость. Точнее две — парочка изнеженных йорков. Прелестные собачки с ужасным характером и врожденным вкусом. У них было стооолько нарядов!
Ну и что в итоге? Озверевшие однокурсники штурмовали модные распродажи, а фройлен Пушкареф таскалась по бутикам и салонам Shopping Dog.
И надо заметить — делала ты это, Пушкарева, с превеликим удовольствием. Еще бы… Покупательская способность фрау Марты была значительно выше. Так что бесконечные собачьи примерки моментально стали твоим любимым шоу.
Мохнатые модники… Нам было так хорошо вместе… Ну а потом… Потом навалилась Москва… скучать было некогда…
Вот тут-то из рабочих блокнотов с логотипом «Ллойд Морис», под завязку забитых расчетами, кто-то затявкал, зарычал и завилял хвостом … Любых мастей и расцветок. И все эти невозможные красавцы напоминали пляшущих человечков — кто в бандане, кто в жилетке, кто в комбезике…
— Олечка, душа моя, у нас еще остались те чудные эклеры?
Ольга Вячеславовна как беззвучный шмель, вырулила из-за стойки с платьями, приобняла капризного патрона, хохотнула и заговорщицки улыбнулась Кате. Волшебница-Олечка всегда знала, как успокоить бурю в стакане воды.
Катя покосилась на скатерть-самобранку на маленьком столике и вспомнила, что последний раз заглядывала в бар Зималетто часа четыре назад, и то лишь за чашкой шоколада. А ей уже размешивали сахар и придвигали пирожные: «Угощайся, Катюш, и смущаться не надо…»
Милко на свою визави не смотрел и продолжал хранить молчание. Листал ее собачье собрание сочинений и строил кислые мины.
Точно, Пушкарева, альбомчик-то надо было потолще взять — пусть бы мусолил до утра, раз так нравится… Незадачка вышла, забыла пополнить стратегические запасы писчих принадлежностей. Дааа… На шикарно одетую живность она перевела уже море записных книжек.
Папа увлечения хвостатой модой не одобрял. Но тебе же, Пушкарева, все-таки удалось его убедить, да? В Забайкалье, на их погранзаставе, овчарки стояли на довольствии, как настоящие бойцы, пришлось папе смириться…
Ее разряженные собачки и песики росли в геометрической прогрессии. Мама только улыбалась и качала головой. Зорькин, естественно, не мог удержаться. Открывал наугад один из Катиных талмудов и закатывал глаза: «Что, Пушкарева, в кино не зовут, так ты в кинологи!»
Ага, а теперь ее затащили в пещеру. И напротив нога на ногу сидит людоед… тьфу… тИран рыбок и бабочек… И раздраженно листает ее наскальную живопись…
— У тЕбя еще есть?
Блииин, чуть не поперхнулась. К тому, что с ней заговорят, Катя не была готова. Жевала пирожное и кое-как выговаривала слова.
— Угу… В столе… целый ящик…
— Деточка, мода не терпит небрежности, не веришь — спроси у Милко.
— Почему же… я… у меня… Я не знала, пппростите…
Теперь ее разглядывали, только что ни в лупу. И смотрели с покровительством и превосходством
— Олечка, и что это? Откуда это завалилось мне за голову?
Он еще раз выразительно пролистнул видавший виды блокнотик туда-обратно.
— На голову, Милко, свалилось на голову…
— Не надо, Олечка, Милко всё понимает, Милко сам знает, куда у него что завалилось!
— Милко, Милко, ну послушай. Ты знаешь, какая у меня соседка — болонка, белая, и в вязаной попонке.
— Мама мия, вот сейчас я позволю ей творить, а она возьмет и отравит мой вкус!
На этой высокой ноте занавесь за спиной маэстро пришла в движение. А через секунду в мастерскую ввалилось руководство. Да вообще-то на руководство что-то не очень похоже. Болтовня взахлеб. Щенячье веселье. И галстуки набекрень — вместо высунутых языков.
— Жданов, уважаю! Нет, ну ты монстр! А я всегда говорил, мастерство не пропьешь… Опа, Кааатенька, а что вы тут…
Она отставила маленькую чашечку и поднялась. Дааа, герр Малиновский… Косим под Малину… Улыбочки, ужимки опять же… Язык заплетается, а взгляд как стеклышко. Что характерно. За технику исполнения «пятёрка». А вот за артистизм «ноль».
Икона стиля моментально переключился с Кати на имидж первых мачо Зималетто.
— Что это? Это не эстетично…
Ему не терпелось одернуть, поправить и добавить небрежности с шиком.
Ты как, Пушкарева? В приручении галстуков принять участие нет желания?
Впрочем, Милко отлично справился и без нее — галстуки послушно ластились к его рукам, пуговички на сорочках вытягивались в струнку. Але-оп, брюки превращаются, превращаются брюки…
Пушкарева, куда тебя заносит? Отползаем огородами…
— Завтра. — Милко смотрел на нее вполоборота. — Я жду.
Иллюзионист-модельер был лаконичен и краток. Увы, уйти по-английски не удалось.
Катя кивком поблагодарила Ольгу Вячеславовну за гостеприимство, подхватила блокнотик и юркнула за шторку.
Жданов, как на веревочке, крутанулся на пятках. Смотрел ей вслед и теребил оправу.
Верный оруженосец тоже обернулся. Подпирал друга плечом. Пялился на дурацкую шелковую тряпку и прожигал ее взглядом.
Продолжение следует