Глава 1
… Тишина. Скрежет ключа в замочной скважине. Звук расстегивающейся молнии. Приглушенный смех. Голоса. Внезапное молчание. Тяжелый вздох. Всхлип. Глухой стук. Звон разбившегося стекла. Всхлип. Практически животный рык. Рык загнанного зверя. Женский стон. Треск яростно сдираемой одежды. Прерывистое дыхание. Торжествующий хрип. Тишина… Громко захлопнувшаяся дверь. И стоном умирающего вдогонку: «Катя…». Тишина…
На магнитофонной пленке, кроме этого, было бесконечное тикание привезенных когда-то из Лондона часов, – настоящих антикварных часов с боем, которые сейчас, вторя самим себе, методично отсчитывали секунды с того времени, когда подтвердились подозрения, на первый взгляд – нелепые, глупые и смешные.
Чем хорош «Лонг-айленд», так это тем, что алкоголь ощущаешь сразу: резкая текила сменяется приторностью рома, от пузырей кока-колы щекочет где-то в носу; а еще – коктейль можно смешать в огромном бокале, и этой порции хватит на час. Кира Воропаева сидела на широком подоконнике, потягивала через соломинку напиток и курила, задумчиво разглядывая висевшую на стене фотографию Андрея, чьи стоны и раздавались из колонок – стоны её мужчины, занимающегося любовью. Занимающегося любовью не с ней.
Сколько они были знакомы? Лет сто, или чуть больше?Ждановы всегда были друзьями семьи – мудрый Павел, элегантная Маргарита и солнечный Андрей. Они были неотъемлемой частью Кириной жизни, такой же, как любимые родители, воздушная Кристина и обстоятельный, чуточку ироничный, но такой нежный Сашка. Они были вместе. Всегда. Взрослые души в них не чаяли и называли не иначе, как «наши дети». А младшее поколение невинно улыбалось и через несколько минут обдумывало очередную шалость. Уже в подростковом возрасте в компании появился Малиновский. Русый, с хитрющими глазами и невероятным магнетизмом, который тогда выражался лишь в умении расположить к себе любого человека. Кошак, подметила Кира.
А потом, как говорили матери, что-то произошло: любимый брат превратился в циника, сестра – в легкомысленное существо («Красива как бабочка, правда, мозгов, к сожалению, столько же», - констатировал Малиновский), а лучший друг детства не появлялся нигде без небольшой свиты из восторженных поклонниц. И лишь Ромка, Ромка Малиновский ухитрился остаться практически таким же…
Пленка закончилась, сигареты в пачке – тоже. Надо было вставать с насиженного места и идти за новой, хорошо если не в магазин. Да и коктейль еще один не мешало бы смешать, от этого остался только лед.
Воропаева не знала, когда у нее появилась четкая уверенность, что у Андрея кто-то есть. Может, когда она начала задерживаться до двух часов ночи на работе, а он не звонил с ласковым «Подождут твои снимки, езжай домой…». Или может, когда каждая книжная или театральная новинка стала преподноситься со словами: «А вот Катя считает…». А может, именно тогда, когда он сказал со странной улыбкой: «Твой брат все-таки идиот...».
Наверное, – сейчас она могла себе признаться в этом –сама виновата. Слишком много работала. Слишком самоуверенно считала, что уж на этот раз все будет хорошо, не как обычно, что это – ее человек, ее мужчина. И уж он-то точно поймет, примет такой, какая есть. И смирится с двадцатичасовым графиком работы, и вечными съемками, и командировками. Забыла, что за мужчину нужно бороться, что порой жертвенность и ласковый взгляд ценятся гораздо больше, чем самостоятельность и независимость. Может, если бы она сидела на скучной должности фотодиректора «Зималетто», ревновала ради разнообразия к моделькам, готовила ужины и сопровождала на все-все показы и деловые встречи, сложилось бы по-другому… Но тогда это была бы не она, не Кира Воропаева. А что-то аморфное, безликое – то, что при желании, прекрасно заменяется на другое женское тело с похожими параметрами.
Нужно жить дальше… Одной. Без него. Дальше. Как?!
Весь выпитый алкоголь внезапно дал о себе знать (и как, по легенде, его раньше выдавали за обыкновенный чай?). Сил едва хватило на то, чтобы набрать на мобильном такой знакомый номер и выдохнуть в трубку:
- Ромка? Это я… Приезжай.
1998й год, 10 лет назад
То лето было последним. 100 дней после детства, как в любимом фильме Киры. Тем летом ей исполнялось шестнадцать. - Рооом, ну Роооом! Прием, прием! Земля вызывает Малиновского! – парочка валялась на ближайшем к даче поле, смотрела в голубое-голубое небо и размышляла о самых важных в мире вещах, когда тебе 16 и 19 лет. О любви. - Связь установлена. Вас слушаю. – Малиновский лениво повернул голову и, прищурившись, уставился на Киру. - Вот скажи мне. Я красивая? – девушка слегка покраснела и отвела взгляд. - Оппаньки! Кирхен... С каких пор тебя начало интересовать мое мнение? К тому же, ты его знаешь: не просто красивая – божественная! - Дурак, я же серьезно! - И я не шучу! Вся такая светлая, воздушная! Нимб над головой режется и крылья растут! - Малиновский! - возмутился «ангел» и запустил в него пучком травы. Ромка в долгу не остался, и завязалась одна из тех потасовок, в которой каждый отдает борьбе все силы. Два тела сплелись в один отчаянно щекочущий и колотящий друг друга узел. А потом… потом Кира обнаружила себя придавленной к земле. И лишь два серых глаза неотрывно, в упор, смотрели на нее, будто чего-то выжидая, выискивая… Он поспешно убрал руки, она – быстро отодвинулась, но слишком громким был незаданный вопрос, а губы почти касались других губ, и обоих давно мучило: а что будет, если… Наваждение закончилось быстро, вот только две пары глаз не знали, куда смотреть. Руки, всего секунду назад обнимавшие, безвольно повисли вдоль тел, а в мозг прокралась мысль: а если бы мы…
- Я, пожалуй, пойду… Сашка меня потерял, наверное, уже, - пробормотала Кира неуверенно. - Да, пожалуй. И меня Жданов, наверняка, уже с собаками ищет… - голос Малиновского охрип, а глаза смотрели куда угодно, только не на сидящую рядом девушку… Мы разошлись тогда, как в море корабли...
…. Да, они разошлись. В разные стороны. И даже до дома пошли разными дорогами, словно боялись пробыть наедине еще чуть-чуть, еще немного. И каждый по пути то и дело подносил пальцы к губам и заново ощущал тепло того единственного и такого невинного поцелуя. И обоим было смешно и даже как-то грустно. И, будто по обоюдному согласию, никто никогда не заговаривал об этом случае, молчаливо согласившись на то драгоценное, что у них есть – на дружбу…
Лето кончилось. Пришла осень. Университет, новые знакомства, поклонники. В вихре новых событий та необъяснимо прекрасная и хрупкая боль, что поселилась когда-то в груди, почти прошла. Лишь иногда она давала знать о себе. Вернее, как только Кира видела Малиновского, накатывало что-то необъяснимое – легкая грусть, сумраки души. Каждый раз после такой встречи она запиралась в своей комнате, пила ледяное (и плевать, что его нужно пить теплым) красное вино, перечитывала Саган, а потом забивалась в уголок дивана и могла до хрипоты повторять лишь его имя … И снова тек по венам этот раскаленный металл, а руки потянулись позвонить и выдохнуть одно короткое слово: «Приезжай!». Но ей казалось, что стоит дать чувствам волю, как исчезнет что-то более важное и неуловимое, необходимое, чтобы жить, дышать. И она держалась… Зимой стало совсем плохо: Роман укатил с очередной пассией на зимние каникулы в Коктебель. Кире не хватало ироничного тона, нежного взгляда, полудружественных объятий. Полутонов, когда все так неясно и хрупко, когда полукасания и полупоцелуи, когда подтекст и полумысли. Когда нет черного и белого – все призрачно и акварельно; двойственно. И ты сама разрываешься между отчаянным желанием определенности и страхом потерять все это, ибо чувствуешь, что, как только полукасание губ вырастет в один-единственный поцелуй, – все рухнет. Мир наполнится красками, вздохами, теплом его дыхания, вкусом его тела. И этого окажется безмерно мало. И даже целого мира будет мало по сравнению со всем тем, что есть сейчас. И она держалась…
А потом Андрей с Сашкой поругались… Из-за чего-то, что и яйца-то выеденного не стоило. Но поругались так, что видеть друг друга не могли и, узнав, что один будет на вечеринке, второй не шел туда, хотя еще полчаса назад строил грандиозные планы. Это сейчас Кира вспоминала все с улыбкой, а тогда, почти 10 лет назад, она разрывалась между любимым другом и братом. Страшно представить, на какие ухищрения порой приходилось идти, чтобы только выкроить время и пообщаться с обоими. Наверное, в ее лице погибла очередная Мата Хари… И лишь Ромка, Ромка Малиновский мог снять то чудовищное напряжение, в котором она жила постоянно, простой улыбкой, легкой шуткой, внезапным приглашением в кино, новым плюшевым медведем для коллекции, которую Кира начала собирать лет с 10. Ей было хорошо с ним, только так она забывала о каких-то проблемах, неурядицах. Он мог позвонить посреди ночи, чтобы рассказать о свидании, пожаловаться на очередную «хищную щучку», а она… Она просто слушала его голос, высмеивала его очередную блондинку с ногами от ушей, делилась собственными успехами на любовном фронте… Они были почти друзьями. Нет, они были – влюбленными друг в друга друзьями, воздух вокруг искрился от взаимного притяжения, наверное, именно это помогало им понимать без слов, без жеста – по взгляду, по вздоху, по намеку. Это была агония, и каждый продлевал ее, увеличивая счастье от любого прикосновения, случайной встречи, дружеского поцелуя… Это была первая любовь, прекрасная в своей беззащитности и трагичная в полунеразделенности… И Кира была счастлива.
_________________ Кадриль — фр. танец, являющийся разновидностью контрданса. Исполняется двумя или четырьмя парами, расположенными по четырехугольнику, друг против друга.
Последний раз редактировалось anonimka/Я-любимая 10 фев 2009, 17:05, всего редактировалось 1 раз.
|