|
Глава 1. Дела давно минувших дней – 3 (окончание)
В/ч N 236709, Забайкальский ВО, 1993-1996
Москва, 1996 - ….
Вскоре после отъезда Зорькиных снялись с места и Пушкаревы. После Приволжского военного округа была Белоруссия, замаячила было Германия, но уже начались большие потрясения в стране и в мире, и Группа советских войск в Германии сошла на нет. Зигзаги судьбы военнослужащих, порожденные причудливыми фантазиями Управления кадров Министерства обороны, снова свели обе семьи вместе через шесть лет. Прибыв к новому месту службы в Забайкальский военный округ, Пушкаревы обнаружили, что фамилия начальника санчасти - Зорькин, майор Антон Зорькин. Вообще-то, для самого подполковника Пушкарева это сюрпризом не являлось; получив предписание о следовании к новому месту службы с номером новой воинской части, он сразу сообразил, что именно этот номер фигурировал в последнем поздравлении с Новым годом, полученным от Зорькиных, но женщинам своим раньше времени ничего говорить не стал. Зато потом он смог в полной мере насладиться охами и ахами своей половины, изумлением обычно невозмутимой Нины и счастливыми воплями детей. Какое же это было счастье найти на новом месте близких и дорогих людей, тем более что времена наступили нелегкие. На месте оказалась и Инечка, разжиревшая и обленившаяся. И теперь уже Зорькины помогали Пушкаревым обустроиться в Забайкалье.
Катеньку с Коленькой и с двумя десятками гарнизонных школьников выкрашенный в цвет хаки автобус ПАЗ каждый день отвозил за 20 км в школу. Бывали случаи, когда автобус ломался или дорогу заносило, и прилежные ученики Зорькин и Пушкарева самостоятельно корпели над учебниками. Оба рано надели очки (видно, близорукость передалась Коле по наследству от отца, а Кате – от бабушки) и теперь стали еще больше похожи друг на друга. Во всяком случае, старенькая учительница русского и литературы в школе никак не могла запомнить фамилию новой ученицы и упорно вызывала к доске «Катю Зорькину».
Нина совсем не изменилась и по-прежнему смотрелась «воробушком», а никак не мамой одиннадцатилетнего сына. Антон стал солиднее, форма уже не висела на нем мешком, в голосе начальника санчасти теперь раскатисто звучали командирские нотки, но вечером дома вся солидность с него слетала, он дурачился с детьми, скакал козликом, громко и фальшиво распевал тенорочком все тот же романс «Были когда-то и мы рысаками…». Когда ему брался подпевать Пушкарев (а такое случалось после третьей рюмки, оприходованной Валерием Сергеевичем, не раньше и не позже), не лишенная слуха Елена Александровна в отчаянии затыкала уши.
* *
*
Как-то, года через полтора после приезда Пушкаревых в Забайкалье, ранним утром офицеров подняли по тревоге. Зима в том году была снежная, а весна ранняя и для этих мест теплая. Резкое потепление вызвало ранний и бурный ледоход. Военный городок стоял в стороне от реки, но и там только и разговоров было, что о ледяных заторах и о прибывающей воде. Под утро в часть пробился на мотоцикле гонец из стоящей на берегу деревни, километров в семи от части. Он сообщил, что ночью там произошел резкий подъем воды и могучая река, таща за собой тяжелые льдины, вышла из берегов. Деревянные дома ломались, как спичечные коробки, и их уносило мощным потоком. Телефонная линия оказалась повреждена, электричество отключилось, а в деревне немало пострадавших, хотя жертв, кажется, нет – люди успели выбраться и нашли приют в нескольких уцелевших домах, что стояли на косогоре над рекой. До города, который выше по реке, путь отрезан. Одна надежда – на военных.
Командир части связался с только что созданным областным отделением МЧС, там сообщили, что река разлилась в нескольких местах, сил спасателей не хватает, и попросили военных помочь. Через час из ворот выехали два грузовика – один, нагруженный одеялами и продуктами, в другом в деревню отправились человек десять-двенадцать солдат и шесть офицеров. Везли также рацию, горючее и запасной дизель. За ними следовала медицинская «летучка», где ехал Антон и его подчиненные (еще один врач и фельдшер) (летучка – грузовик-фургон, переоборудованный под разные неотложные нужды, заменял, в том числе и автомобиль «Скорой помощи» - автор). Пушкарева командир оставил дежурным по части, приказав постоянно быть на связи.
Добравшись до места, медики осмотрели спасшихся – у троих сложные переломы, несколько человек с сильными ушибами, гематомами и глубокими порезами, у всех – переохлаждение. Сделали, что смогли, и решили везти пострадавших в окружной госпиталь, до областной больницы было не добраться: самых тяжелых загрузили в «летучку», остальных – в один из грузовиков. Туда же посадили двух женщин с грудными детьми – младенцев было опасно оставлять в разоренной деревне. Состояние пострадавших опасений не внушало, и Зорькин приказал второму врачу и фельдшеру рассесться по машинам и ехать в госпиталь. Сам он остался в деревне – мало ли что еще может случиться.
Доктор еще раз, со своим медицинским чемоданчиком, обошел все дома. Потом спустился к реке, где у самой воды человек пять солдат помогали местным собрать кое-какой скарб, раскиданный по берегу. Антон обнаружил, что один из солдат занозил руку, заноза была здоровенная, не вытащить немедленно – нарыв обеспечен. Пока он возился с занозой, произошли события, заставившие всех забыть о разбросанных по берегу деревенских пожитках.
Вышедшая из берегов река текла, хоть и не стремительно, но мощно; поток выглядел угрожающе еще и потому, что вода несла с собой льдины, вырванные с корнем кусты и даже деревья, бревна, доски. Бревен становилось все больше и больше, и кто-то из деревенских догадался:
- Склад леспромхозовский выше по течению снесло, не устоял все-таки.
А потом все увидели, что вода несет, среди льдин и бревен, чудом не развалившиеся дощатые мостки, на которых мечутся два человека. Видно, не успели со склада выбраться. По прихоти капризной реки утлые мостки оказались достаточно близко от берега, и терпящие бедствие, увидев людей, решились на отчаянный шаг. Соскочив с мостков, они смогли, перепрыгивая с одной льдины на другую, еще метров на семь приблизиться к берегу, но потом соскользнули в ледяную воду. На берегу возникла суматоха, кто-то бросил канат, и одному из несчастных удалось в него вцепиться. Его стали осторожно подтягивать к берегу и в две минуты вытащили из воды, а вот второй, видно, совсем обессилел. К тому же, прямо на него неслись бревна, а плыть мешали льдины. В воду бросились сразу двое – Зорькин и молодой парень из деревенских, тот самый, что добрался до части на мотоцикле. Им удалось подхватить теряющего сознание мужчину и, увернувшись от бревен, подтащить его к берегу. Все облегченно вздохнули, когда увидели, что парень буквально выпихивает беднягу из воды, а там уже их вытягивают на берег за руки. Зорькин отстал на какой-то момент, но этого оказалось достаточно, чтобы его развернуло и прижало спиной к довольно крупной льдине. Увернуться от бревна, тяжелый комель которого несло прямо на него, он не смог. Когда Антона вытащили, оказалось, что у него раздроблена грудная клетка. Лучший водитель части гнал грузовик, как мог. Быстро нагнали летучку, куда перенесли раненого доктора, препоручив его заботам медиков. До госпиталя Антона довезли, даже операцию успели сделать, но к утру его не стало.
Нина после гибели мужа сразу же постарела лет на десять, осунулась, черты лица заострились. Никаких слов утешения она слышать не хотела, плакать не могла, только все прижимала к себе сына. У Елены Александровны слезы лились не переставая, Катя всхлипывала, забившись в угол. Из Петербурга прилетел отец Антона, подполковник медицинской службы в отставке. С превеликим трудом, во многом благодаря бешеному напору Пушкарева на все власти: гражданские, военные, авиационные, удалось договориться, чтобы прах отправили в Питер. Там, на Серафимовском кладбище, рядом со своим дедом, фронтовым хирургом, обрел последнее пристанище доктор Антон Николаевич Зорькин.
Нина с Колей улетели на похороны, а потом Нина вернулась одна. За пару дней упаковала вещи, оформила увольнение из санчасти, распрощалась со всеми и уехала к родным в Москву, где оставила Кольку. Иньку она передала Пушкаревым, но через три дня после отъезда Нины кошка пропала. Катя бегала по всему городку, звала и звала дрожащим голоском «Инечка, Иня, Инька!», а Пушкарев вздыхал: «Вслед за хозяином ушла …. Умирать….», но при дочке молчал и усердно помогал искать.
В Забайкальском военном округе Пушкаревы прожили почти пять лет. Последние пару лет у Валерия Сергеевича начались проблемы со здоровьем – стало пошаливать сердце, да и поврежденное колено о себе напомнило. Он уже числился ограниченно годным и от строевой службы перешел к бумажкам – занимался армейской бухгалтерией. Как ни горько было ему расставаться с армией, но он и сам понимал – что это за офицер, который по тревоге встать с дивана не сможет, не то что выдвинуться в кратчайший срок к месту назначения. К тому же был начфин Пушкарев многим, как кость в горле – за каждую казенную копейку отчета требовал. Так что на пенсию его проводили с почетом, полковника под конец карьеры присвоили, да тут же и уволили.
Правда, судьба Пушкаревых была куда завиднее судеб многих и многих семей военных отставников, маявшихся без жилья – квартира на Соколе после кончины Екатерины Ивановны осталась за дочерью. Так Пушкаревы оказались в Москве, в соседнем с Зорькиными подъезде.
Нина работала в военном госпитале имени Бурденко операционной сестрой. Замуж она второй раз так и не вышла, хотя была у нее какая-то личная жизнь, судя по тому, что Колька частенько оставался дома один. К Пушкаревым она заходила редко – видно, слишком много напоминало ей в их доме о покойном муже. Для Нины сын был самым дорогим в жизни, но вот из-за незажившей после гибели мужа душевной раны, да еще из-за ее сдержанного, какого-то суховатого характера Кольке дома не хватало тепла. А потому и не вылезал он от Пушкаревых, где его могли и приласкать, и поругать, и помечтать там можно было, валяясь на ковре, и отвести душу, как в детстве, устроив с Катькой драку плюшевыми игрушками, а уж кормили….
«Близнецы» опять обрели друг друга: Катя пошла в ту же школу, и Коля помогал ей освоиться в непривычной столичной обстановке. Они и на экономический факультет поступили вместе, хотя выбор сделала Катя, а Коля к ней присоединился.
Продолжать медицинскую династию Зорькиных Николай не стал: не тот характер, ему всегда было легче с цифрами, чем с людьми. К тому же путь в военную медицину с такой близорукостью для него был закрыт. Елена Александровна Кольку жалела, баловала, подкармливала, да и как иначе – ведь на ее руках вырос, и на Антона так похож, только ростом не вышел и волосы потемнее. А благодаря дяде Валере Николай, повзрослев, стал приобщаться к истинно мужским занятиям: просмотру бесконечных футбольных матчей, копанию в автомобильном моторе, грамотному распитию водки и ремонту антикварной бытовой техники, которую давно стоило выбросить. Бриться и завязывать галстук его тоже Валерий Сергеевич учил, хотя с галстуком и сам еле-еле справлялся, предпочитая, один раз создав удачный узел, его уже не развязывать.
Кольке от Пушкарева доставалось: никаких промахов тот ему не спускал, посмеивался над ним, поддразнивал, иногда довольно обидно. Только прятал полковник под грубоватой шутливостью и напускной строгостью нежную привязанность к тщедушному парнишке в очках. А что спуску ему не давал – так должен же мальчишка мужскую руку почувствовать. А еще Валерия Сергеевича терзало чувство вины за то, что в тот день его не было рядом с Антоном: он бы, может быть, помог, он бы спас…
Иногда смотрел Валерий Сергеевич на Кольку, потом отводил взгляд, и казалось отставному полковнику, что сидит в уголке на диване молодой лейтенант медицинской службы и сосредоточенно изучает внушительный том «Тропические болезни», хотя кому они нужны, эти тропические болезни, в ста пятидесяти километрах от Чебоксар…
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Фики и появляются в связи с помутнением. 
:crazy: Прослезилась. Жалко Николая. И молодец Пушкарев. Мало таких мужчин.
