5
Женщина, которую он столько раз так запоздало- бессмысленно в бессонные ночи представлял своей тёщей, села к нему в машину.
- Так лучше будет. - Спокойно посмотрела на него. - Валерий болеет, почти не ходит. А я теперь за двоих. И за троих... Аня ещё. - И она строго посмотрела на него, наверное, как Дементьев на Урядова. И он уже хотел возмутиться, качать права, но осадил себя. Смирись, терпи. Уважай этих людей. Упадёшь перед ними на колени - будет мало. Наступит и на твоей улице праздник...
И вдруг опять ком подкатил к горлу.
- Елена Александровна, я...
И больше ни слова. А она смотрит и понимает. Знает, что он собирается сказать…
Вздохнула.
- Долгонько же мы ждали вас, Андрей Палыч...
И столько разных мыслей сразу взметнулось. Как лёгкий фейерверк конфетти: мы?.. ждали?.. Но он молчал, только жадно и смиренно глядя на неё, как изголодавшийся на вожделенную пищу, знающий, что хватать нельзя...
- Катенька мне не простит, если узнает, - тут же прибила она его конфетти к земле. - И так две недели не разговариваем. Просто потому что отвела в "Зималетто". А я не только из-за вас отвела, я действительно хочу, чтобы у Анечки всё лучшее было... разве я не права была?..
- Права. Права. Аня самая лучшая модель, Елена Александровна...
Та удовлетворённо кивнула.
- То-то. Но с Катей разве сладишь... А я считаю, что у девочки должен быть отец. Настоящий. Борис... Борис хороший, для девочек много чего сделал, но... он холодный. А вы... я по телевизору видела. Глаза мне ваши понравились, да-да, не удивляйтесь... И родители у вас, и положение... А семьи своей нет, я знаю. Так и нет. А потом мне сон приснился, и я подумала: Ане пора узнать. И вам тоже.
Он опустил глаза. Теперь ощущения были противоречивыми. Как ни странно, он думал сейчас только о Кате. О её чувствах. А мать её чувствами пренебрегла. И вообще, нельзя идти против материнского инстинкта, если Катя не хотела, то... И всё-таки бесстыдная радость закипала внутри от мысли, что Елена Александровна пошла. Пошла!.. А своим горьким осадком мы "насладимся" дома.
А может, она недоговаривает чего-то? Может, дело не в Борисе, не в нём, а всё-таки в Кате? Кате плохо из-за того, что Аня не знает о нём, и мать решила ей помочь?.. Мечтай, Жданов, мечтай. Мечтать не вредно…
- Что же делать, Елена Александровна? - просто спросил он.
- Так я что, вам решать. - Внимательно посмотрела. - Чего вы хотите? Раз приехали, то чего-то же хотите?
- Я всего хочу, - сказал он и осёкся. - С Аней хочу подружиться. Но так, чтобы ей это не повредило. Совсем не повредило, понимаете? Если ей хоть немного будет хуже, чем есть, то нельзя. И ещё... - Он помолчал. - Катя должна всё знать. За её спиной я ничего делать не хочу.
- Ой-ёй, миленький, ничего себе! - недоумённо-обиженно покачала головой Елена Александровна. - Это что, вы думаете, Я за её спиной что-то делать буду? Если я Анюту в "Зималетто" отправила, то Катя об этом знает. И если с вами сейчас разговариваю, то только потому, что вы уже знаете. И ничего плохого я не сделала, и не делаю...
Увидев, что она, поджав губы, растравляет саму себя, он поспешил её успокоить. Нет, конечно, ничего такого он не думает. И благодарен ей за всё. И за Аню, и за сегодняшний разговор... Только она должна ему ещё помочь. Совсем немного. Сказать, где он может найти Катю. Всего-то. Какая малость.
И при мысли о том, что вот сейчас он узнает, где она - не давно, не месяц и не девять лет тому назад, а прямо сейчас, в эту минуту, - на какой-то миг всё качнулось перед глазами.
Елена Александровна какое-то время смотрела на него. Такой странный у неё взгляд был... проницательный и немного хитрый. Ему стало не по себе. Как будто она видела его насквозь, со всеми недостатками, и недостатков оказывалось намного больше, чем достоинств... Но всё же она доверилась ему и доверила Аню. Значит, не совсем он для этого мира потерян.
- Ну, я вижу, вы человек осмотрительный и глупостей не наделаете. Скорей, себе хуже сделаете, чем им, - удовлетворённо и задумчиво покивала она. - Значит, я не ошиблась. Я так и подумала, что не могло время вас не изменить. Это раньше вы другим были... Ох, и злилась я на вас, а сколько плакала... Ладно, - спохватившись, подняла глаза. Андрей с горькой улыбкой смотрел на неё. - Катенька Аню в театр повела. Я вам сейчас вынесу рекламный листок, там и спектакль, и актёры, и время, всё есть... Сама не помню, как называется. Вот же, хотела захватить, и забыла.
Андрей снова улыбнулся, теперь уже с нежной благодарностью. Только вот гонять старую женщину туда-сюда на четвёртый этаж...
- Совсем-совсем не помните театр? Ну, хотя бы станцию метро? Этого было бы достаточно...
- Ничего, ничего, миленький, - похлопала она его по руке. - Были бы всегда такие трудности...
Пока она ходила, он сидел, выпрямившись, положив руки на руль. Глаза вглядывались во что-то, пока неоформившееся, но очень желанное. Теперь ясна стала ему истина - если хочешь чего-то, не отпускай. Не отрекайся, не отворачивайся. Уговорил себя, что Катя его не хочет, потому что испугался - а вдруг действительно?.. И столько лет пробоялся. Да и не боялся уже, потому что разуверился. В себе... И есть ли право у него сейчас, через столько лет, напоминать о себе и своём страхе. Ведь Катя... она его, возможно, ждала.
Он зажмурился и сжал руль. Потом, потом... Иначе можно так углубиться, что утонуть и уже не выбраться. А он решил.
РЕШИЛ. Всем существом он чувствовал в себе это решение.
Елена Александровна вернулась, уселась вполоборота, протягивая листок.
- Вот, здесь всё есть. Новый какой-то театр, вроде как для молодёжи, но этот спектакль взрослый. Она её уже несколько лет на взрослые спектакли водит... И вообще, как со взрослой с ней обращается. - Взгляд доброй женщины уплыл, запечалился. - Может, неправильно?.. В наше время всё по-другому было.
- Правильно, - хрипло ответил он. - Очень правильно.
Строчки расплывались. Набоков. "Машенька". К стыду своему, кроме культовой "Лолиты", и не читал ничего. Но если Ане понравится, прочитает. Вместе с ней. Боже, сколько ещё всего надо сделать, и прочитать, и выучить... Самого себя прежде всего... В новом качестве. От-ца.
…Он сидел в машине – не было ничего. Ни прошлого, ни будущего, только здесь и сейчас, бледно-жёлтые колонны и высокие ступеньки. Они увидели друг друга одновременно, и, прежде чем она успела стать такой, как есть, она стала такой, как была. И он понял: нет никакого настоящего, будущего или прошлого, есть только она, всегда, во всех измерениях. В чём бы ни была одета, в очках или без очков… И ему будет очень-очень трудно и очень-очень легко, потому что он любит её. Любит, как всегда.
А потом на её лице застыл такой страх – побелевший, почти обесцвеченный, немой, - каким, наверное, пугаются дети, пугалась его Аня, когда была совсем маленькой. И он подумал: если она сейчас скажет «уйди», я уйду. Я не хочу, чтобы кому-нибудь из-за меня было так страшно.
Он вышел из машины как-то неуклюже, неловко, загороженный этими двумя букетами – роз и розочек, которые держал в руках. А Катя всё стояла на ступеньках, и Аня, подняв к ней голову, что-то говорила, а потом повернула голову и тоже посмотрела на него. Она его не боялась, она радовалась, когда его видела. И сейчас обрадовалась, почти без удивления. Он подошёл и улыбнулся.
- С днём рождения! Я не успел поздравить. – И, повернувшись к Кате, протянул цветы и ей: - А это… это тебе. У тебя ведь тоже праздник сегодня.
На слове «тебе» у неё в глазах опять мелькнул страх, но он сразу решил, что не будет играть. Надо же как-то всё это преодолеть. Надо, надо…
Катя секунду смотрела на цветы, потом взглянула на Аню и опомнилась. Взяла цветы и сказала: «Спасибо». А Аня недовольно вынула руку из её руки: «Мама, ты так сжимаешь, мне больно… А вы тоже были на этом спектакле, да?» И он ответил: «Да, да», а в ушах всё звучало её спасибо. Вот ещё одно, лишённое признаков времени. Её голос.
И ещё один голос, как подарок свыше, как незаслуженный бонус… Но он есть, он звучит.
- Вам понравилось?
- Ну… я ещё не разобрался. Я хотел бы прочитать книгу. А ты?
- О да, я тоже. Я как раз говорила маме…
И тут к ним подошёл ОН. Видно, подъехал только что, чтобы встретить, а они не заметили. Тот самый, без охранников. Они ему были не нужны – он и сам умел вращать глазами.
- Добрый вечер. С кем имею честь?..
- Жданов. Андрей Палыч. «Президент «Зималетто». – Андрей широко улыбнулся и протянул руку.
- Очень приятно. - Ответ был твёрдым, и сопровождался встряхиванием, и стало ясно: он знал и узнал. И тоскливая мысль пронзила: все, множество людей знали. Жили, думали, помнили. И только он ничего не знал. Вселенский заговор для одного дурака. И, если б не старая женщина, по-настоящему никогда не знавшая жизни, живущая не умом, а сердцем и снами, дурак так бы и остался в дураках.
Ну, почему?..
Ответа не было. Катины глаза стали уставшими и равнодушными – такими, наверное, какими были обычно. При этом цербере. Хорошо бы, если б только при нём.
- Андрей Палыч был в театре, а потом поздравил Аню с днём рождения…
- Я вижу. Оранжерея…
Глаза Дементьева улыбались, а у Андрея неожиданно мелькнула злая мысль: а он сам подарил хотя бы цветочек?.. Это было бессильное и жестокое мгновение.
Потоптавшись ещё немного, люди на ступеньках распрощались и разошлись по своим машинам. Аня оглянулась. Андрей улыбнулся ей.
Потом сел в машину и спрятал лицо в руках, всё ещё пахнущих цветами. С заднего сиденья раздалось тихое царапанье: котёнок, оставшийся без хозяйки, просился из своего контейнера на волю.
- Ничего, поедем домой, - вслух сказал Андрей и завёл двигатель. Светлая городская ночь зажигала на небе одинокие звёзды.
- Андрей Павлович очень хороший, правда? – сказала Аня, утопив лицо в своих белых розочках. – Он самый лучший начальник. Мам, а ты его знаешь, да? А можно я в «Зималетто» буду всегда?
- Ань, «всегда» не бывает. Не будем загадывать, ладно?
- Мама, у тебя голос… чужой. Тебе надо чаю попить.
- Сейчас попьём. Приедем и попьём. И торт доедим.
- Ооо, папа, какой торт!.. Я знаю, тебе понравится. Ты же любишь.
- Люблю, но уже поздно. Я только чаю выпью. С мамой. А ты ляжешь спать пораньше… прикрывай рот, Аня!.. У тебя был тяжёлый день, а завтра рано вставать.
- Лёгкий был день… хороший был день… - пробормотала девочка, и глаза закрылись. Ей приснился котёнок: белый, а лапки чёрные.
|