|
Глава шестая
Утро
- Как я люблю, когда ты высыпаешься. Ты по утрам выглядишь особенно хорошо. – Маргарита с улыбкой потрепала невестку по щеке. Лукаво взглянула на Киру. – Это оттого, что моего сына нет, правда? Он, изверг, не даёт тебе спать по ночам?
Кира спокойно посмотрела на неё. Она действительно так думает?..
Пока свекровь, заехавшая в гости («Пока нет Андрея, поболтаем, посекретничаем!»), усаживалась в кресло посреди гостиной, Кира не сводила с неё глаз. Этот вопрос с некоторых пор возвращался к ней. Маргарита просто заставила себя поверить в их счастливый брак. Чтоб спалось лучше, недаром она всё твердит про здоровый сон. Или на самом деле верит?..
Надоело. Надоели эти потайные ходы, пора выбираться наружу.
- Если бы так, Маргарита. Но вы ведь знаете, что всё совсем не так.
Но Маргариту, даже если ей не оставляли выбора, непросто было сбить с толку. Улыбка не сразу исчезла с её лица.
- Ты это о чём, деточка? – недоверчиво протянула она. – Вы что, поссорились?
- Да, мы поссорились.
Кире вдруг стало невыносимо сидеть вот так, напротив неё, и она порывисто встала. Нервно сцепила руки в замок, подошла к двери, открыла её, снова закрыла. Ещё немного – и ей необходимы станут антидепрессанты. Алкоголь не помогал. Сегодня в три часа ночи бутылка опустела, а пустота квартиры всё так же давила на неё.
Обернулась. Свекровь чуть удивлённо, но невозмутимо смотрела на неё. Интересно, что нужно сделать или сказать, чтобы вывести её из себя. Хорошее выражение. Вот она сама давно выведена из себя, а как вернуться – не знает.
- Я не нужна Андрею. И никогда не была нужна.
Маргарита тут же отреагировала:
- В тебе говорит обида. Он потерял равновесие, уделял тебе мало внимания… Вот увидишь, как только в «Зималетто» всё наладится, и у вас всё встанет на свои места. К тому же, - Маргарита искренне улыбнулась, - у вас теперь есть отличный шанс поставить всё на свои места. Ты понимаешь, о чём я?
- Не совсем, - обречённо сказала Кира.
- Ну, как же… Зачем люди создают семьи? Ты же знаешь, как я мечтаю о внуках… Ну, а тем временем нужно немножко потерпеть, пока Андрей исправит свои ошибки…
- Маргарита…
Это был почти стон. Мольба о пощаде. Она снова обессиленно опустилась в своё кресло.
- Вы не понимаете. Я жду этого момента с таким страхом, если бы вы только знали. Я чувствую: как только это случится, Андрей уйдёт от меня. Его держит только «Зималетто», вина перед вами… Как только этого не станет, не станет и… всего этого. – Она кивнула на комнату. Большую, с любовью обустроенную комнату. Глядя на всё это – новую мебель, дорогие обои, вазы, канделябры, цветы, всё с иголочки, в цвет, во вкус, наконец, - трудно было поверить в слова хозяйки. Маргарита и не верила.
- Но почему ты так говоришь?.. Да, Андрей устал; возможно, он раздражён немного, но, поверь мне, он не выглядит несчастным…
- Я!.. – Она почти вскрикнула и сама испугалась этого крика. – Я! выгляжу несчастной… Более того – я на самом деле несчастна! Он бросит меня, я знаю… и вы же первые… вы же первые отвернётесь от меня!..
Маргарита изменилась в лице.
- Что ты говоришь такое…
- То, что слышите, Маргарита... – И Кира, от стыда за свою вспышку, всё-таки расплакалась.
Свекровь утешала её, она извинялась. Кусая губы, думала только об одном: не проговориться. Нельзя, недопустимо, чтобы его родители узнали. Она не была уверена, что дело в Пушкарёвой; она была уверена, что дело в ней. Ну, вот от этого и надо плясать. Забыть, выбросить из головы мысль, что он это он не забыл и не выбросил из головы. Мысль, которая не давала ей уснуть, настоящей панической атакой заставляла умолкать на полуслове и устремлять в пустоту невидящий взгляд.
Вот что такое быть его женой. Вот она, её мечта.
- Кирочка, вам нужно немедленно подумать о детях. Ребёнок изменит всю вашу жизнь, семья станет совсем другой, - поспешно, но отрывисто, значительно, как хирург у стола с пациентом, говорила Маргарита. – Обещай мне, что подумаешь над моими словами. А я… я поговорю с Андреем. Посмотрю, что можно сделать. Может, и нет ничего. Может, тебе что-то показалось. У вас сейчас непростой период. Первый год, он самый трудный…
Кира еле сдерживала себя, чтобы не расхохотаться ей в лицо. Вспомнила, как Андрей уезжал позавчера. На вопрос, возьмёт ли её с собой, так на неё посмотрел, что ей захотелось укутаться во что-нибудь. И главное – она совсем растеряла силы спорить с ним. Убеждать его. Убеждать в его неправоте, в том, что он виноват перед ней. Это всегда получалось у неё лучше всего! Она разучилась держать удар, готова была скулить у его ног, была сама себе противна. А ведь раньше умела смеяться, умела быть лёгкой, а их разговоры!.. Разговоры за полночь, увлечённые, естественные!.. Она растеряла и это. Не было больше ни увлечённости, ни естественности. Одно желание удержать. Жалкое, бессильное желание.
Выйдя от неё, Маргарита задумчиво стояла у машины, забыв об открытой двери. Это истерика. Самая настоящая. Кира стала нервной, дёрганой. Она, конечно, польстила ей, сделав комплимент внешнему виду. Значит, что-то действительно есть.
При мысли об этом ей стало по-настоящему плохо. Её сын не изверг и не мучитель; понятно, что если в словах Киры есть хотя бы толика здравого смысла, то её состояние – отражение состояния Андрея. И если ему так же плохо, то она, Маргарита, уже не будет говорить дежурных фраз. Всё становится серьёзным.
Она решительно села в машину, завела двигатель. Как хорошо, что отказалась сегодня от водителя, иногда так приятно водить самой. Мельком увидела своё ухоженное лицо в зеркале заднего вида; как всегда, это придало ей уверенности. Она ещё сильная и может справиться с ситуацией. Если с её ребёнком случилась беда, она сделает всё, чтобы помочь ему. Но, прежде чем паниковать, надо всё выяснить.
По дороге в аэропорт она резюмировала всё, что думала о семье сына. С того, самого первого дня, когда на 15-летии компании он сделал дочери их друзей предложение. Нельзя сказать, чтобы они с Павлом испытали бурную радость. Но здесь дело было скорее в Андрее. Они и с надеждой, и с тревогой ждали, когда наконец их тридцатилетний легкомысленный сын решит связать с кем-нибудь свою жизнь.
И то, что это всё-таки оказалась Кира, было не так уж плохо. Даже хорошо. И в конце концов – очень хорошо. Кира – хорошая, близкая им девочка, они с Андреем с детства вместе, и совсем скоро Маргарита уже стала смотреть на неё как на свою невестку. Влияния особого Киры на Андрея она не замечала, но была уверена, что это дело времени. В сущности, так и оказалось: Андрей переменился. Чего здесь было больше: воздействия Киры или шока, который он перенёс из-за неприятностей в компании, было не так важно. Главное, он стал серьёзным, вдумчивым, осмотрительным. И, несмотря на отсрочку свадьбы – разве могли они в то страшное время думать о свадьбе!.. – Маргарита ещё больше, чем раньше, рассчитывала на то, что женитьба поможет ему обрести почву под ногами. Недоразумения, разногласия, отсутствие какого бы то ни было романтизма в отношениях жениха и невесты не смущали будущую свекровь. Она слишком хорошо знала жизнь, чтобы полагаться на стереотипы. Ещё неизвестно, какие браки становятся прочными. У них с Павлом тоже поначалу не всё было гладко, однако проблемы не разрушали их брак, - напротив, укрепляли.
Сегодня вера в это несколько пошатнулась. Шикарная комната, в которой она сидела, в какой-то момент показалась ей мёртвой. И если в этом могильном холоде её сыну приходится проводить свою жизнь, то с этим надо что-то делать.
…Он поцеловал её в щёку; как всегда, ослепительно улыбнулся. Она внимательно смотрела на него. Нет, не может быть. Ну, чуть усталыми выглядят глаза, чуть глубже складки у губ. Но разве то, что произошло, могло пройти бесследно? Она сама первые дни после известия о залоге «Зималетто» не узнавала себя в зеркале. Столько было всего: отчаяние и страх за судьбу почти потерянной компании, боль за сына, обида на несправедливость, с которой с ним обошлись обстоятельства. А тут ещё Павел. Как ей больно было видеть, что он презирает Андрея. Он вёл себя с ним, как чужой! И, главное, она никак не могла повлиять на это. Это была область, в которую ей не было доступа – компания для Павла всегда была на первом месте.
- Мам, ну что ты, - весело отмахнулся Андрей на вопрос, всё ли в порядке, - конечно, всё хорошо. Ты же знаешь, мы идём в гору. Новая коллекция всё изменит. Осталось чуть-чуть.
- Андрюша, я не о коллекции. И не о «Зималетто». Я о тебе. И о вас с Кирой. Я сегодня была у неё. Мне показалось, что…
- Мам, Кира вечно выдумывает то, чего нет, - уже без улыбки, но спокойно отозвался он. – Ну да, я раньше вёл себя с ней по-свински. Но теперь… я не понимаю, чего ей не хватает. Я всегда с ней, на работе, дома… - Он с силой переключил передачу; ей показалось, что с излишней силой.
- Андрюша, я просто хочу, чтобы ты был откровенен со мной. Ты ничего не скрываешь? Может быть, у тебя… - Она замолчала, но всё-таки продолжила: - …есть другая женщина?..
Он как-то странно взглянул на неё. Недоуменно, насмешливо. Так смотрят на детей, когда те вдруг задают взрослые вопросы. Случайно и без последствий.
- Нет, конечно. Я же тебе говорю: ничего такого нет. У меня обычная жизнь, не лучше и не хуже других.
Мать и хотела верить, и не верила. Решилась всё же на последний аргумент. Когда он объяснит и это, можно будет с чистой совестью забыть обо всём.
- Кира говорит, что, когда «Зималетто» выйдет из долгов, ты уйдёшь от неё. Это правда?
Он сокрушённо, с досадой покачал головой.
- Похоже, Кира наговорила тебе кучу глупостей. Я не знаю, что со мной будет завтра, не то что через несколько месяцев. Да и не думаю я об этом. Сейчас есть о чём думать, ты же видишь, как мы работаем.
Маргарите вдруг очень захотелось улыбнуться. Она отвернулась к окну, сдерживая свою радость, своё облегчение. Страшные утренние картинки в его доме поблекли. Господи, на что только не способны женщины, чтобы получить свою порцию внимания. Ну, неужели так трудно потерпеть, просто поддержать мужа в его проблемах. Она всегда удивлялась таким женщинам. И решила прямо и резко высказать это невестке. Вернуть её на землю. Ничего, холодный душ иногда бывает полезен.
Андрей довёз её до дома, но в дом заходить отказался. Она подозревала, что это из-за отца, но он объяснил, что устал от поездки, нужно выспаться, воспользовавшись выходным. Она не стала настаивать, с нежностью поцеловала его на прощание и подождала, когда он сядет в вызванное к дому такси.
В такси ехал уже совсем другой человек, не тот, с которым она только что разговаривала. Впрочем, она этого уже не видела.
За окном всё ещё было утро. Но для него – вчерашний вечер…
Вечер
Андрей медленно поднял вверх ладонь, раздвинул пальцы.
- Пять минут. Катя, всего лишь пять минут...
Пришлось откашляться, потому что он не узнал своего голоса. Соперник, бледный и спокойный, выступил вперёд. Андрею показалось даже, что он чуть улыбался.
- С какой стати Катя должна давать вам даже и минуту? - Миша обернулся к Кате. - Кать, иди в гостиницу, я сейчас.
Она не тронулась с места. Перевела взгляд с Андрея на Мишу и продолжала смотреть на него, даже когда он снова отвернулся. Андрей понял, что это означало.
Усмехнулся.
- Пять минут ничего не решат. По крайней мере, для такого уверенного молодого человека...
Миша сделал ещё шаг вперёд.
- В моей уверенности можете не сомневаться. И Катю я в обиду не дам.
Она тронула его сзади за локоть, вынуждая обернуться к ней.
- Миша, я сейчас приду. Подожди меня внутри.
Андрей не видел его лица, зато видел её. Шагнув к Мише, она вышла ближе к свету - крыльцо освещала цепочка ламп, вделанных в панель. И он тут же забыл о Мише. И о том, что будет говорить, и о своих сомнениях тоже забыл. Он так соскучился по ней, что теперь, без единой мысли в голове, просто насыщался её лицом, её глазами, сейчас обращённых к другому.
Но кое-что сиюминутное он всё-таки заметил. Не было теплоты в её взгляде. Не было. И вообще, она совсем не так смотрела на Мишу, как когда-то на него. И даже теперь...
Занавес, полог между ними в виде белоснежного ресторатора исчез. А он послушный... Она приручила и его.
Теперь они стояли друг напротив друга.
- Зачем ты здесь, Андрей?
Как она спокойна. Почти холодна. Это она? Та, что любила его? Это она...
- Здравствуй, - сказал он.
- Здравствуй... - Катя отвернулась. Если б он не знал её, не знал, как она умеет скрывать свои чувства, он бы подумал, что она нетерпелива и раздражена. Что она хочет уйти, что он неприятен ей. Но так не бывает. На это-то его соображения хватит.
- Я увидел тебя днём. На набережной.
Она чуть усмехнулась, снова взглянула на него.
- Понятно...
Что ей понятно? Что ей может быть понятно, если он так и не сказал ей того, что давно, уже очень давно понял?.. И всё-таки продолжал совершать свои ошибки.
Сейчас, в эту минуту, почему-то было особенно ясно, что это были ошибки.
- Так зачем... – произнесла она…
- Я хотел... – произнёс он…
- ...что?..
- ...сказать...
- ...что?..
- ...сказать тебе, что всё совсем не так, как ты думаешь…
Она поёжилась, сунула руки в карманы. Опустив голову, стояла и молчала. Вот опять ощущение, что она равнодушна к тому, что происходит, что ей не нужно это. А ему? Ему самому нужно? Зачем? Неужели он не понимает, что отрезал себе все пути, что больше никогда... что больше ничего...
Тоска. И нечем дышать. Безмозглый кретин. Ведь он дал себе слово, знал, что так всё и будет. Что от её близости снова потеряет голову, захочет всё изменить.
…Женился, чтобы бегать за Катей? Целовал другую и думал, что когда-нибудь сможет ЕЁ поцеловать? Этими губами? В какую минуту ты тронулся рассудком, Жданов?!..
И теперь он ничего не может. Не может сказать ей правду - что Кира ничего не значит для него, что ему неприятны её прикосновения, её голос, вся она. Не может даже попросить Катю подождать, как когда-то, да просто не посмеет. Опустится ещё ниже, если можно ещё.
Осталось только одно, что он может сказать. Это не будет для его жены унижением, и она сама, и Катя знают, что он никогда не любил Киру. Долг долгом, но любовь не может быть унизительной...
- Я хотел сказать, что люблю тебя. Люблю как раньше. И ещё сильней. Это правда.
Не поднимая головы, она еле слышно прошептала что-то. Он не расслышал; подался к ней всем телом.
- Что, Кать? Что ты сказала?..
Она подняла к нему лицо, и снова ему показалось, что её мысли блуждают где-то далеко. Как ей удаётся это? Или... или он действительно больше ничего для неё значит...
- Я спросила: что мне делать с этим? - тихо повторила она, смело, вопрошающе глядя на него.
Что-то неприятное, мешающее, похожее на самое страшное сомнение, всё сильней шевелилось в нём. Избавиться бы. Но как? Выпросить, вымолить у неё признание?..
- Просто знай... Я думал, это важно знать.
- Зачем?
- Для меня было бы важно. Я бы хотел, чтобы ты... - Остановленный её взглядом он осёкся. Нет, он не услышит. И не выпросит, и не вымолит. Это время прошло. Когда-то она и без его просьб говорила это. Это было естественно, это было желание. Настоящее, без границ. А теперь прутья клетки, в которую он попал, самые надёжные границы. И сквозь них не долетят слова любви. Ну, кроме разве что его жены. Ведь его жена часто говорит ему, что любит. Вот и довольствовался бы.
- Ну, хотя бы не говори, что не любишь больше, что разлюбила. Ведь ты не скажешь?
Её губы дрогнули. Она помедлила немного… он уже думал, что это конец. Но, как только произнёс мысленно это слово, увидел, что она еле заметно покачала головой. И ощутил ту же радость, что днём, когда увидел её. Как мало нужно ему, как мало: всего лишь видеть её и знать, что не разлюбила.
Держать ту, чьё дыхание сейчас так близко, этой нитью крепко; ревниво следить, как бы не ослабло натяжение. А самому быть привязанной к другой.
Кого из них сделать несчастной? Выбирай, паша, султан, распоряжающийся судьбами…
- Как твои дела? – внезапно севшим голосом спросил он.
Она удивлённо взглянула на него, но всё-таки ответила:
- Хорошо. Я работаю у Юлианы.
И её голос тоже показался ему севшим.
- Ты купила машину? – Он улыбнулся грустно. – Какого цвета?
И без её ответа было понятно, что машина у неё не такая, какую они в минуту глупой расслабленности придумали ей в ту ночь. В ту ночь, когда она рассказала ему грустную историю происхождения джипа «Никамоды»... Он хотел подарить ей…
- Вишнёвого, - ответила Катя.
Он кивнул.
- Хорошая?
- Нормальная… Ты следишь за мной?
- Нет, я просто подумал, что теперь у тебя должна быть машина. Она у тебя давно должна была быть.
Теперь она смотрела и слушала его внимательно. Наверное, сделав выбор и не захотев лгать на его вопрос, отпустила себя и в остальном. И даже спросила его о «Зималетто», и он даже рассказал ей о японцах… «Рассказал» - это, конечно, громко сказано, голос по-прежнему не повиновался ему.
- Андрей, не нужно больше подходить ко мне, - попросила она на прощание.
Он обещал ей, что не подойдёт. И правда, какой смысл? Только делать себе больно. Ведь ей это действительно не нужно.
Но убедиться, что у неё действительно всё нормально, было необходимо.
- Кать, я хочу, чтобы ты знала: ты в любой момент можешь вернуться в «Зималетто». Место финансового директора по-прежнему не занято. Так, консультирует один специалист… Я обещаю, что не подойду к тебе, даже не буду с тобой разговаривать. Ну, чего ты сможешь добиться у Юлианы?.. Ты стоишь гораздо большего…
- Андрей… не надо… - Хоть он и пальцем не прикоснулся к ней, всё же было ощущение, что она как будто выворачивалась от его объятий… Не смотрела на него, мягко, но настойчиво возражала… Он знал это мягкое упрямство. Она закрылась так, что никакая, даже самая нежная, самая щадящая осада не поможет достучаться.
- Это ведь всё равно будет уже совсем другая жизнь, - убеждённо, как-то по-детски добавила она.
- Если бы так, Катюш, нет! – Ему вдруг стало важно доказать ей; он и жалел о своей горячности, и не мог иначе. Он так долго молчал, что сейчас не мог остановиться. – Ты понимаешь, я остался там. В той жизни. А в том, что сейчас, не живу… присутствую…
- Ты хочешь это изменить? Как?
Да, действительно, как? Какой идиот придумал, что для того, чтобы решить проблему, надо её осмыслить? Если бы он мог, он бы уничтожил все мысли в своей голове. Так проще было бы жить, легче.
Он вдруг заметил, что она дрожит. Здесь так холодно. Она замёрзла, а он держит её в этой ночи, как будто надеется удержать.
- Ты совсем замёрзла. Беги, - бессильно сказал он.
- Да, я пойду. – Катя устало отвела прядь волос от лица. – У тебя всё будет хорошо. – Попыталась улыбнуться, но улыбка вышла слабой. Это от усталости, от того, что поздно и холодно. На самом деле она верит в то, что говорит. И он улыбнулся ей в ответ – широко, открыто. Пусть запомнит это последним. Не корявую его исповедь, не бессмысленные признания.
Когда она ушла, сошёл с крыльца, ступил в темноту. Подъехал таксист, постоял в ожидании. Когда тронулся с места, даже звук двигателя был обиженным.
А Андрей шёл и шёл по городу, как будто искал то место, которое заглушит боль «присутствия».
Последний раз редактировалось natally 20 июн 2009, 21:36, всего редактировалось 1 раз.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Спасибо! 
).
