НРКмания

Не, ну такой эмоционально-открытый мужик - избави бог. Со стороны смотреть - и то неудобно, а ежели он твой? Катьку даже жалко, как-то я такого принародного ликования не понимаю
Спасибо, Рыжий

хе-хекс


Даже прЫнц имеет свои причуды

Спасибо!

Глава 51

Малиновский, в отличие от Жданова, заметил, что в зал Катя вышла с неприметным молодым человеком, судя по всему, ее знакомым. И в момент встречи этот молодой человек никуда не делся – он перекинулся несколькими словами с Юлианой, и остался стоять неподалеку от Кати.
- Привет! – подошел к нему Рома, - Вы кто?
- Э-э-э? – слегка недоумевая, посмотрел на Малиновского паренек, - В каком смысле?
- Ну, я, например, друг Катерины и Андрея, вице-президент компании Зималетто. А ты кто?
- А-а-а-а! А я – Михаил Борщов, шеф-повар. Открываю в Москве ресторан. Нас с Катей Юлиана познакомила в Египте.
- Ясно! Приятно было познакомиться.
- Мне тоже…
- Михаил, а чего Вы ждете?
- Э-э-э-э…
- Я о том, что сейчас Палыч с Катькой наобнимается и вспомнит, что она с Вами сюда вышла. А Палыч – жутко ревнивый! Сначала накостыляет, потом будет знакомиться.
- Ясно, - улыбнулся Миша, - Да, собственно, мы с Катериной о делах кой-каких совместных с ЗимаЛетто разговаривали, я просто хотел узнать – когда ей будет удобно со мной встретиться…
- Угу. Давайте так… Вот Вам моя визитка, звоните мне завтра. И договоримся. Хорошо?
- Хорошо… - пожал плечами Михаил, - Тогда я пошел, До свидания!
- До свидания…
Рома тут же отвернулся от Борщева и с улыбкой посмотрел на Андрея с Катей. Да уж… Кто бы знал, что вот так все получится… Удивительно! Удивительно и то, насколько у него самого тепло на сердце от их счастья… словно и самому какой-то кусочек достался…
Он огляделся по сторонам и замер.
Нет, этого не может быть…
Он снова обознался.
Это не она…
Но она оглянулась и тоже замерла, увидев Романа.
Дыханье перехватило…
Рома шагнул к ней.
- Настя?

…Счастлив я, покоренный властью,
Этих глаз васильково-синих.
Губы с нежностью шепчут Настя,
Травы вторят Анастасия…

Это может во сне присниться
И оставить свой след навечно -
Как поток золотой пшеницы
Тихо льется тебе на плечи.
Каждый сам выбирает счастье,
Об одном бы судьбу просил я -
Ты отдай мне в невесты Настю,
Дай мне в жены Анастасию!


- Рома?
- Настя…
- Рома…
Они смотрели друг на друга и не верили своим глазам.
- Ты откуда здесь?
- Я… с другом невесту его встречал… - Он махнул головой в сторону обнимающейся парочки.
- А-а-а-а… Славная пара… - улыбнулась она, - Я видела…
- А ты? – Рома боялся спрашивать. Сейчас она скажет, что встречает мужа… И робкая надежда погаснет уже навсегда, - Ты… тоже… кого-то встречаешь?
- Да… Маму с сыном… - и она почему-то покраснела.
- А… муж?
- Мы развелись… давно…
- Ясно…
- Ой, вот и они! – Настя призывно замахала рукой.
Рома обернулся и… сразу понял – кому она машет. Он медленно, очень медленно, словно боясь спугнуть… взял ее за руку… заглянул в глаза.
- Да? – только и сумел вымолвить он.
- Да… - ответила она.
- Он… знает?
- Он… ждет…

Отпустив руку бабушки, прямо к ним бежал мальчишка… рыжий! С обаятельной улыбкой! Совсем такой, какой снился… Шесть лет? Нет… Шесть с половиной… Ну, конечно!
- Мама!! – влетел в объятия Насти пацан, расцеловал ее, а затем повернулся к Роману.
Посмотрел внимательно на него, скосил глаза на мать, вопросительно вздернул подбородок. Настя едва заметно кивнула.
- Привет! – сказал Малиновскому мальчуган, - Я – Рома. А ты – мой папа?

- Ромка! Малиновский! Ты идешь?
- Ой… Андрюша… Голову даю на отсечение, что это – его сын!
- Да ну… Откуда?
- Ты посмотри – как похож!!

Малиновский сиял. Он держал на руках мальчишку и все никак не мог поверить, что это правда, а не сон. Счастьем хотелось поделиться:
- Катя! Жданов! Познакомьтесь! Это – мой сын!!!

- Ромка, я так понимаю, что ты с нами не поедешь?
- Нет… Конечно, нет! Нам с Настей и Ромочкой очень о многом надо поговорить. А вам, я думаю, тоже свидетели не нужны.

- Сны сбываются, Ромка?
- Сны сбываются, Катя…

Глава 52

У дверей Андрей поднял Катю на руки и внес в квартиру.
- Зачем это?
- С этого момента ты – моя жена! А в первый раз положено внести жену на руках, вот! – поставив девушку на пол, Андрей тут же крепко прижал ее к себе, - Кать… как же я соскучился, ты не представляешь!
Вместо ответа он, приподнявшись на цыпочки, потянулась к его губам…
И снова он подхватил ее, направившись в спальню.
- Нет, Андрюша, сначала – в душ!
- Еще лучше!.. – пробормотал он.
Оставшись обнаженными, они уже больше не могли контролировать себя, и в первый раз все случилось так быстро, что сами они были ошеломлены промчавшейся бурей страсти, оставившей в душах счастье, а в телах – упоительное ощущение полета ввысь.

- Кать… во мне кровь бурлит, как вода здесь… - сидя в джакузи за ее спиной, Андрей, ласкающими движениями, водил по ее телу намыленными руками, - я еще хочу…
- Я чувствую… - Катя откинув голову, прислонилась затылком к его плечу.
- А ты?
- Что?
- Ты – хочешь?
- Странный ты какой-то… вопросы глупые задаешь…
- Мне… знаешь… мне как-то неудобно… я все время тебя хочу… Кать… давай, хотя бы на неделю забьем на все… и будем вместе… только ты и я, а?
- А ЗимаЛетто?
- Зорькин пока управится… Он ведь не откажет тебе?
- Ну…
- Ты не хочешь? – Андрей обхватил ее груди, как бы слегка взвешивая их, и легонько сжал соски, от чего Катя непроизвольно всхлипнула.
- Я хочу… - прошептала она, - очень хочу… только, пойдем в комнату…
- Конечно… Ведь здесь - бесконечно мало места для моей любви…

Сколько прошло времени – никто не знал, да и не пытался узнать: пламя, съедающее их после разлуки, не угасало. Утолив самую обжигающую страсть, они уснули; а лица их и во сне были озарены улыбками, которые случаются только в детстве…

Катя проснулась первой – из открытой форточки потянуло свежим ветерком, она встала, чтоб прикрыть ее, и тут увидела на стене покрывало, скрывающее от любопытных глаз что-то довольно большое.
Любопытство, как известно, кошку сгубило, но разве это могло остановить Катю? Говорят, один маленький мальчик, юный кентавренок, услышав эту пословицу, спросил: «А что хотела узнать кошка?»
Что хотела узнать кошка – неизвестно, а вот Катя узнала – что было под покрывалом.
- Жданов! – возмущенно воскликнула она, - Ты маньяк! Это еще что за порнография?!

- Где порнография? – открыл глаза Андрей, оглядел Катю, стоящую на постели с головы до ног, - Ох! Ох, Катька, действительно, сплошная порнография! М-м-м-м… Я весь горю!
- Жданов, я серьезно!
Андрей сел, поднял вверх голову, встал рядом с Катей; не удержавшись, положил ладонь ей пониже спины:
- Кать, а что тебе нравится? По-моему, очень похоже!
- Вот именно!
- А ты хотела бы, чтоб я смотрел на Анжелину Джоули? Или лучше Валерия Изотова?
- Убью! – прокомментировала Катя.
- Ну, вот видишь!
- Андрей! Ну… к тебе же люди ходят! А тут я… в таком виде…
- А я тебя покрывалом укутываю, чтоб никто не видел… Хотя… - Андрей внимательно посмотрел на Катю, - пожалуй, на картине я тебе польстил…
- Да? То-то я думаю, что натурщица явно не совсем на меня похожа…
- Как это? Я лицо с фотографией сверял!
- А остальное?
- А остальное… прости уж, по памяти… Где-то, наверное… - Андрей положил ладони ей на грудь, оглянулся на картину, - так, кажется, там больше? Или нет? Здесь больше?
Катя засмеялась, а он, наклонившись, осторожно поймал губами сосок.
- Нетушки! – Катя оттолкнула его, и они, не удержавшись, упали на постель.
- Катька… - прошептал Андрей, не отрываясь, как завороженный факиром змей, от ее сияющих глаз, - что же ты со мной сделала, а? Я не принадлежу себе, я твой… весь твой, Катя… А ты – не моя… ты – сама по себе… но даже это не важно, Кать… главное – ты со мной. Ты со мной, да?
Катя потянулась к нему, Андрей быстро скользнул губами по ее щеке, чуть пососав нижнюю губу, снова спросил:
- Ты со мной? Ты всю жизнь со мной будешь, Кать?
- Андрюша… Ну, зачем ты спрашиваешь? Разве это и так непонятно?
Жданов рывком приподнялся, сел на краю кровати и грустно усмехнулся, глядя в стену:
- Это… это не может быть понятно… во мне вместе с необъятной любовью живет животный страх… страх потери… я верю в твою любовь… но мне все время страшно… что ты уйдешь… а я даже не знаю – как тебя удержать…
Катя обхватила руками, поцеловала в шею, около уха:
- Андрюшка… ты такой… разве я могу любить кого-то другого?
Он не назвал имя – она сама поняла по его тяжелому обиженному молчанию.
- Глупый… я люблю тебя, слышишь? Тебя и только тебя…
Андрей повернулся, судорожно сжав ее в объятиях:
- Катька… Катенька… Но я все равно никому тебя не отдам, слышишь? Ты – моя! Моя навсегда!

Вот, Пушкарева, настало время, чтобы все рассказать ему… Как не хочется! Но видеть – какие он муки испытывает… Я сама сойду с ума от его боли! А сколько сможет выдерживать он? И ведь все это не стоит сейчас даже выеденного яйца! Он поверит, что это – не Малиновский… Но только после моего рассказа…

- Я тебе все расскажу… - тихо проговорила Катя.
Он вскинул на нее измученные глаза, он понял – ЧТО она хотела ему рассказать.
Катя отодвинулась на край кровати, завернулась в одеяло, сжавшись, будто от холода и начала свою невеселую историю.
- Ты, наверное, думаешь, что я храню в памяти какой-то романтичный образ… Нет, Андрюша… в той истории не было ничего веселого…
Слово за словом, ровным голосом, без эмоций – как будто говорила о ком-то другом, или даже – о прочитанной книге, Катя рассказала о Денисе, о плане соблазнения и споре, о своем медленном умирании… и обещании не влюбляться больше никогда.
- А потом вдруг ты у меня появился… - слабо улыбнулась она, посмотрев на Андрея.
Тот придвинулся ближе, заключил ее в объятия и выдохнул нежным шепотом:
- Что ты такое говоришь? Это ты у меня появилась!.. Спасибо, что рассказала…
- Теперь, я надеюсь, ты веришь, что с Малиновским у меня ничего не было?
Подленькая мыслишка быстро промелькнула у Андрея – о том, что одно не исключает другого: «каждый, кто не первый, тот у нас второй». Но это только по привычке – на самом деле, он так, конечно, не думал. Впервые ничто не омрачало их с Катей отношения, и от этого на сердце стало легко и спокойно,
Он лег, утягивая за собой Катюшу; прижался к ней всем телом, чувствуя, как сотрясает ее нервная дрожь.
- Катенька… все прошло, маленькая моя… тебя больше никто не посмеет обидеть…
- Все прошло, Андрюша… Мне даже, оказывается, вспоминать об этом не слишком больно… и все благодаря тебе… и Ромке…
- Опять этот Малиновский! – притворно возмутился Андрей.
- Опять… и всегда… мы должны ему памятник поставить, разве не так?
- Конечно, так, моя дорогая! Я вот только бесконечно удивлен – как он смог разглядеть мои чувства к тебе, если я сам о них не знал?
- Наверное, со стороны заметнее…
Рука Андрея, поглаживающая тело Кати, замерла на животе:
- Ка-а-ать… а мы маленькому не повредим?
- Каким образом?
- Ну…
- Чушь какая! Не повредим, конечно!
- А мы можем? Ну… заниматься любовью?
- Конечно!
- Ты уверена?
- Безусловно!
- И все-таки надо спросить у врача…
Катя фыркнула:
- Нет, конечно, если ты девять месяцев собираешься провести в состоянии воздержания…
Жданов повернулся и, опираясь на локти, оказался сверху:
- Девять месяцев? Я просто не смогу! И девять дней не смогу, и девять часов! Вот, разве что, девять минут… На это у меня хватит терпения!
- Глу-у-упый! – вэъерошила ему волосы Катя, - глу-у-у-пый, но очень-очень любимый…
Андрей коснулся губами ее шеи, медленно спустился ниже и уткнулся лицом в живот, обцеловывая каждый миллиметр этого странного сосуда, в котором зародился и рос его сын. Или – дочь.
- Кать… А ты кого хочешь – девочку или мальчика?
- А ты?
- Я? Я, наверное, девочку…
- Почему? Мне казалось, что мужчины всегда хотят мальчиков…
- Глупость… Мальчика, конечно, тоже, но – позже… А девочка… Будет у нас такая маленькая Катенька… И у меня будет две любимые девочки… А ты? Ты кого хочешь?
- Мальчика, конечно! Маленького кареглазого и носатого! Ромку!
- Почему – Ромку? – насторожился Андрей.
- Потому что я обещала Ромке, что наш старший сын будет назван в его честь, и что он будет крестным!
- Кать, а ему Ромок не много ли будет? У него уже есть один!
- Я только надеюсь, что Рома Малиновский-младший и Рома Жданов-младший не будут грызться так, как вы с Сашей Воропаевым…
- О-о-о-о! А я-то как надеюсь!

Катя посмотрела вверх, на картину:
- Андрюш… а ты не говорил, что умеешь рисовать…
- К слову не приходилось. Вообще-то, я в художественной школе учился… Папа очень жалел, что я забросил рисование…
- Он хотел, чтоб ты стал художником? – удивилась Катя.
- Нет… просто ему нравились мои рисунки. Но потом стало как-то не до них, тем более, что после школы я увлекся масляной живописью, а это уже не акварелька… Тут надо какой-то угол под мастерскую отводить – маслом за раз не напишешь… Это же подмалевки, фоны, слои… каждый раз надо подождать, пока высохнет.. Да и растворители с уайт-спиритом пахнут не самым приятным для нехудожника образом… И потом – кисточки… Их нужно отмачивать, мыть… палитра долгосохнущая – того и гляди – вляпаешься… Словом, нужна мастЕрская… Ну, не в спальне же ее устраивать… Да и… не до того мне было…
- Ну… почему ты не нарисовал мой портрет?
- Хм… вопрос, конечно, интересный… Кать… я скучал по тебе – очень… считай, что это – сублимация влечения… я закрывал глаза, представлял тебя… и переносил свою любовь на холст… Это было моим маленьким счастьем, когда я был этого счастья лишен…
- Ты на меня сердишься?
- Нет… Честное слово – нет. Наша разлука дала мне возможность многое понять…
- И что именно?
- Потом как-нибудь… У меня, если честно, нет настроения для философии… Оставим ее на потом, хорошо?
- Как скажешь…
- Кать… А мы точно устроим себе отпуск? Ты не вскинешься завтра на работу?
- А я, вообще-то, безработная… - хитро улыбнулась Катя.
- З-з-замечательно! Тогда, девушка, зайдите ко мне через неделю, я постараюсь что-нибудь для вас подобрать. Вас устроит место президента?
- Что вы! Только если вице-президента!
- Нет… На вице вы не потянете! Только президентом!
- А если я не соглашусь?
- Только попробуй! – Андрей куснул Катю за ухо, и она притворно завопила, что, впрочем, он тут же пресек поцелуем.
Оторвавшись, спросил:
- Кать… А можно я еще раз тебя напишу? С натуры? Попозируешь?
- Только с одним условием…
- Натура будет обнаженной!
- Хорошо! Но на картине будешь и ты! Это будет картина… м-м-м… про Адама и Еву! Под древом познания, а?
- А я-то там зачем?
- Не все же тебе на меня любоваться, я хочу, чтоб в случае разлуки, и я могла… глядя на тебя, - Катя хихикнула, - сублимироваться…
- Ах, ты моя развратница!
- Так что, согласен?
- Желание женщины – закон! Только я там буду в набедренной повязке.
- Это еще почему? – возмутилась Катя.
- Ну-у-у-у…
- Ага! Как меня голую на стенку вешать – так здрасьте-пожалуйста, а себя – так в набедренной повязке!
- Ка-а-ать… Ну-у-у… Женское тело – это красиво! Обнаженное женское тело – это божественно! А мужики… ну, что красивого? Или кривоногие или сплошная порнография! Никакой красоты!
- Глу-у-упый… Это вам друг на друга смотреть некрасиво! Если, конечно, вы не друзья Милко!
- Ой, Кать, вот не надо о друзьях Милко, до смерти этого не забуду!
Они оба засмеялись, вспомнив ту ночь.
- А я тогда чуть с ума не сошла… ты… ночью… у меня в шкафу… ой!
- Ага! А как я тогда с ума не сошел – до сих пор понять не могу!
- Ты красивый…. – оборвав смех, прошептала Катя. Ее голова лежала на плече Андрея… Она кончиками пальцев повела дорожку по его плечам… ладошкой коснулась волосков на груди… прочертила концентрические круги на животе… ниже… - ты красивый… очень…
Почувствовала, как дрогнула плоть под ее мягкими прикосновениями.
Андрей, закрыв глаза, блаженно улыбался… Она чуть усилила нажим, загораясь от удовольствия написанного на лице… жениха?… Улыбнулась сама, покрыв поцелуями его щеку, потом – шею, плечо… Ладошка плавно скользила, ощущая подрагивание и восторг плоти.
- Ка-а-ать… как хорошо… м-м-м-м… еще немножко… пожалуйста…
- Конечно… любимый…
- Помедленнее… вот так… да-а-а-а… ох, как хорошо… Кать, еще медленнее, а то я не выдержу… о-ох… милая моя… ой…
Андрей отвел ее руку, перевернулся, оказавшись сверху, и легко вошел со словами:
- Люблю тебя!
- Андрей… - вздохнула Катя, прижимаясь к нему, - Люблю!

А сверху на них смотрела загадочная пара - он и она… воплощенная самой любовью… утверждающая, что она – есть… И убежать – невозможно…

Глава 53

- Папа! А почему ты так долго не приезжал?
И как ответить на этот вопрос? Хорошо, что Настя быстро нашлась, видимо, у нее-то все было продумано:
- Ромочка, папа работал далеко…
- В космосе? – заговорщицки поинтересовался малыш.
- Не совсем, - улыбнулся Малиновский, - но где-то около.
- А ты снова туда поедешь?
- Нет, Ромочка, я вернулся насовсем. Теперь я работаю в большом красивом доме…
- А ты меня туда возьмешь?
- Обязательно, малыш!
- Я не малыш, папа! Я уже в первый класс хожу и читать умею! А еще я лучше всех забиваю гол Вовке в ворота, а ему, папа, почти никто забить не может, только большие ребята! И еще Ира Смирнова сказала, что женится на мне, когда я буду футболистом! Вот!
- А ты хочешь быть футболистом?
- Нет, папа, я футболистом не хочу, мне летчики нравятся. А тебе нравятся?
- Очень! Я сам был летчиком!
- Папа! Ты – летчик? – восхищение и изумление было таким невероятным, что мальчишка остановился, - Ты – летчик? Правда? И фуражка у тебя есть?
- Фуражка – есть. Только, Ромочка…
- Пап, не называй меня «Ромочка», это слюняво!
- А как называть?
- Ромка!
- Хорошо. Ромка, я уже не летчик, увы…
- Папа! Какой ты странный! Как это? Если летчик, то это навсегда!
- Возможно… Ну, вот моя машина… Поехали?
- Папа! Какая у тебя машинка красивая! А можно я впереди?
- Ромка, давай впереди как-нибудь в другой раз, а сейчас ты с мамой сзади сядешь, Хорошо? А впереди мы посадим бабушку…
Бабушка все это время критически осматривала Малиновского, но ничего не говорила.
В машине Ромка-маленький вертел головой во все стороны и без умолку болтал, комментируя все, что видел. Взрослые, в основном, молчали, во всяком случае, ничего не говорили друг другу.

После обеда малыш уснул, а Рома с Настей отпросились у бабушки погулять. Им о многом нужно было поговорить, ведь прошло столько лет… Кто знает – что осталось, что ушло навсегда, а что – может прийти незамеченным, но очень желанным…

- Рома… мне нужно тебе многое рассказать…
- Конечно. Только я сначала скажу, ладно? Настя, я очень благодарен тебе за Ромку. Что он есть. И за то, что он ждал папу. Поверь, я буду настоящим отцом…
- Спасибо… Я, наверное, очень виновата в том, что так долго скрывала его от тебя… Поверь, у меня были основания… Но я лучше расскажу тебе все по порядку.
Я очень хорошо помню – как ты ко мне относился. Но сердцу ведь не прикажешь… Ты бы для меня замечательным другом, а я была слишком молода, чтоб понять свои настоящие чувства. А потом Эрик… Ты помнишь, как все девчонки тогда рванули искать себе американских мужей… Да, что я рассказываю, ты же все знаешь, что было… И что я действительно влюбилась в Эрика… Та наша ночь… Это было прощанием, я понимала, что мы больше никогда не увидимся…
А потом свадьба, Эрик, Америка… Я знать не знала, что ребенок не от него, тем более, что Ромочка родился светленьким, порыжел он уже позже…
Но жизнь там оказалась вовсе не такой сказкой, как я думала… Было тяжело. Все чужое, все другое… Мы с Эриком перестали друг друга понимать… Начались ссоры… но он хорошо ко мне относился, пытался помочь… а я истерила по каждому поводу… А потом Ромочка поранился сильно и нужно было переливание крови. Кровь оказалась не моей, и не Эрика.
Он ничего не заподозрил, а я…
И я стала вспоминать о тебе. Все чаще и чаще… И это уже стала наваждением, а, глядя на малыша, я находила в нем все больше и больше твоих черт.
Я набралась смелости и рассказала все Эрику.
Не скажу, что он был счастлив, но… он предложил сделать генетический анализ – не для себя, чтоб меня успокоить. Оказалось, что… отец – не он.
Но он это простил. Понял. Сказал, что уже не важно.
Вот только для меня было важно… и мы расстались. Я отказалась от всех компенсаций и алиментов, сказала, что вернусь в Россию. И он опять понял.
Он уже видел, что наши отношения не складываются - во многом от того, что я не могу адаптироваться там…
И я вернулась… Эрик все равно завел на нас с мальчиком счет… он сказал: неизвестно, как у вас жизнь сложится, пусть будет…
Я хотела рассказать тебе… Но узнала, что… ну… у тебя такая репутация, что вряд ли тебе нужен ребенок… Испугалась, что буду выглядеть просительницей… Но надеялась, что когда-нибудь ты повзрослеешь… Поэтому Ромочке и говорила, что ты уехал далеко-далеко…
Вот так…

Они еще долго бродили по улицам, рассказывая друг другу всякие смешные и грустные мелочи из свое жизни, прожитой по отдельности, и с каждым шагом им становилось все понятнее, что судьба не случайно свела их тогда, подарила им малыша и устроила новую встречу в аэропорту.
- Настя, выходи за меня замуж, - просто, почти без эмоций, сказал Рома в тот момент, когда Настя взялась за ручку подъездной двери.
- Вот так просто? – спросила она.
- Да… В любом случае – мальчику нужен нормальный отец, а не приходящий. Он так долго ждал меня… Нельзя разочаровывать.
- Рома, но… мы же стали другими… вдруг…
- Вдруг не будет, Настя, - перебил Малиновский, - поверь, я буду отличным отцом. И постараюсь быть хорошим мужем. Ты не пожалеешь…
- Я не могу так сразу…
- Не надо сразу… Мы подадим заявление… Все равно месяц ждать. В конце концов, ты всегда можешь раздумать…
- Но… месяц… этого так мало.
- А сколько – много? Полгода? Год? Десять лет? Что касается меня, то вряд ли что-то изменится… В тебе главное…
Настя подставила руку под мягко кружащиеся снежинки, они садились ей на ладонь и таяли. Рома не удержался, взял ее руку и приник губами. Она не отдернула.
Тогда он коснулся ее губ в легком поцелуе:
- Я не буду торопить тебя, Настенька… Только, когда надумаешь, скажи мне сразу, хорошо?
- Конечно…

- Мамочка, привет! Как вы?
- Папа изображает умирающего.
- Мы сейчас приедем.

Через сорок минут они были у родителей.
Валерий Сергеевич взглядом смертельно раненого кота изучал свою тарелку, игнорируя все разговоры.
Но, в конце концов, он не выдержал:
- И что вы теперь собираетесь делать?
- В смысле? – не поняла Катя.
- Вы хотите… жить, - Пушкареву пришлось напрячься, чтоб произнести это слово, - вместе?
- Да, папа.
- Вот так вот просто? – голос его креп и становился все более грозным.
- Нет, - вмешался Андрей, - мы поженимся.
- А до того?
- Да, мы хотим жить вместе.
- Вот так вот просто? – ехидно переспросил Пушкарев.
- Папа! Какая разница?!
- Какая разница? – с трагическими нотками возвысил голос отец, - Чтоб моя дочь, жила до свадьбы с каким-нибудь проходимцем!
- Так, папа! – голос Кати приобрел металлический оттенок, - Андрей – не какой-нибудь проходимец!
- Ну да! Конечно! Он же президент бывший! Развалил компанию и…
- Папа! Ты же ничего не знаешь! Никто ничего не разваливал!
- Генералов разжалуют не просто так!
- Это совсем другое дело! И еще… что-то я такое в газетке читал, что вы, вроде, женаты, Андрей Палыч?
- Это фиктивный брак… Так было нужно… для компании…
- А не слишком ли вы просто относитесь к браку? Что, если вы через месяц о моей Катюхе скажете тоже, что это фиктивно? А?
- Валерий Сергеевич…
- Папа, зачем ты говоришь о том, чего не знаешь?
- Валерий Сергеевич…
- Я знаю только одно, - гремел Пушкарев, - моя дочь НИКОГДА не выйдет замуж за брачного афериста!
- Да ну? – с иронией отозвалась Катя, - А, может, ты меня спросишь?
- Ты запятнала нашу семью!
- Ну, тем более! – Катя поднялась, - Андрюша, пошли!
- Катя, я…
- Пошли. Пожалуйста! – она посмотрела на жениха красноречивым взглядом: мол, не спорь.
Андрею молча подчинился.
- Ты куда это? – не веря своим глазам, спросил Валерий.
- Ну… я же запятнала…
- Ты не пойдешь никуда!
- Папа! Я уже большая девочка! И я выйду замуж за того, кого люблю, даже если он тебе и не нравится. Но я очень надеюсь, что ты обдумаешь ситуацию – по-моему, Андрей не сделал ничего такого, чтоб ты к нему так относился.

Они ушли.
- Кать… Ты уверена, что сделала правильно? Ведь он расстроился…
- Иногда моего папу можно пронять только так. Или ты можешь сесть с ним за бутылочкой «Самгнал»… но… мне жалко твою печень… Мне нужен здоровый муж!

Пушкарев, стоя у окна, наблюдал, как молодые садятся в машину.
- Валера… - подошла к нему жена.
- Во-о-о-т! Это все твое воспитание! Порядочная девочка так бы не поступила!
- Ты хочешь сказать, что я воспитала непорядочную девочку? Ну, знаешь!
Елена всерьез обиделась и ушла в Катину комнату.
Пушкарев остался на кухне.

Жданову не давал покоя неудачный разговор с тестем - не так он себе представлял отношения в семье, не так. Катя же упрямо твердила, что с отцом иначе нельзя – уговаривать: себе дороже. Он должен понять, но понять – сам.
При этом Андрей замечал, что сложившееся положение дел, покоя Кате не давало. Каждый раз она в телефонном разговоре спрашивала у мамы: «Как он?» и мрачнела, услышав ответ.

Однажды вечером Жданов куда-то засобирался.
- Катенька, мне нужно отъехать по делам - часа на два.
Катя не стала спрашивать – куда. Хотел бы – сказал, раз не сказал, то… Ревность заползла в ее сердце. Умом Катерина понимала, что Андрей не собирается навещать какую-нибудь красотку, но воображение услужливо подсовывало сцены из его прошлой жизни: в конце концов, ему не нужно было «клеить» кого-то, бабОчки летели к нему сами, без приглашения.
А вдруг он не устоит?
Настроение Кати находилось на нуле – к расстройству из-за упрямства отца добавлялся мучительный токсикоз, порой она утром не могла даже заставить себя встать с постели, так как тошнота подступала к горлу сразу же, стоило лишь немного пошевелиться. От этого настроение было мерзким, все раздражало, и только невероятное терпение и нежность Андрея, его готовность сделать что-нибудь для облегчения состояния любимой, как-то примиряло Катю с окружающей действительностью.
Катя понимала, что она стала чересчур капризной, но поделать с этим ничего не могла – она же не виновата, что токсикоз вызывали у нее вещи, вполне мирные в нормальное время. Но Жданов… даже придраться было не к чему – прямо Мать Тереза, да и только!

Как-то Андрей проснулся под утро, часа в четыре – Катя, отвернувшись от него, тихо всхлипывала в подушку.
- Катенька, что с тобой? – не на шутку взволновался Андрей.
- Ничего… - ответила она.
Жданов развернул ее к себе – мокрые ресницы, губки обиженно поджаты, как у ребенка.
- Катюша, что? Тебе плохо?
- Не взбалтывай меня… а то мне еще хуже станет…
- Солнышко мое, что я могу для тебя сделать.
На самом деле – Катя знала: что. То есть, думала, что знает.
Ей казалось, что вот немножечко бы вот этого и ей сразу стало бы легче… Только она точно знала, что дома этого не было. И не была уверена в том, что оно вообще в настоящий момент где-нибудь имелось.
- Ты все равно не сможешь, - всхлипнула Катя.
- Кать, если это только не звездочка с неба или что-то в этом роде, то – смогу. Честно.
- Ты смеяться будешь.
- Не буду, правда.
Катя, глядя на него блестящими от слез глазами, изложила желание.
Глаза у Андрея полезли на лоб.
- Ты уверена, что поможет?
- Разве тут можно быть в чем-то уверенной? Мне… кажется… что если хоть небольшой кусочек… то… мне станет легче…
Жданов улыбнулся, поцеловал жену и довольно бодро для только что проснувшегося человека, спрыгнул с постели.
- Кать, только эти?
- Да-а-а….

- Елена Александровна, Бога ради, извините за беспокойство!
- Андрюша? Что-то случилось? С Катей?
- Нет-нет! Не волнуйтесь, пожалуйста, все нормально! Почти!
- О, господи…
- Да не переживайте! Просто у Катюши токсикоз сильный… Ну… вы понимаете… И вот она сказала, что ей очень хочется…
Дальнейшие его слова утонули в смехе тещи:
- Ой… Ох, насмешил! Андрюша, да не переживай так! Эти хотения еще месяц продолжаться будут, она ж тебя не только к нам, а и в Париж за лягушками зашлет!
- И поеду! – упрямо ответил Андрей, - Она сказала, что ей поможет…
- Ох… Ну, приезжай, я Валеру сейчас разбужу.
- Валерия Сергеича? – испугался Жданов, - А… может не надо?
- Как это – не надо? Это ведь в гараж надо идти, дома у нас точно нет!
- Ну… хорошо… будите.

Катя слышала этот разговор, ей было нестерпимо стыдно за то, что она подняла с постели не только мужа, но и маму.
А потом и папу.
Но хотение перебивало всякий стыд.

Когда Андрей вышел из дома, Катя вдруг вспомнила о ссоре с отцом. Ох… а ведь он может заупрямиться… Послала любимого прямо к черту в пасть…
Но…
А что делать?

Валерий Сергеевич, уворачиваясь от шального мартовского ветра, прятал лицо в воротник куртки. Увидев Жданова, выходящего из машины, он спустился с крыльца, недружелюбно кивнул и мотнул головой, приглашая следовать за ним.
Гараж находился тут же, во дворе.
Чертыхаясь, Пушкарев открыл дверь, нашарил выключатель, и неяркая лампочка осветила помещение. Пробравшись по узкому проходу между авто и стенкой, Валерий Сергеевич позвал к себе Андрея.
- Вот, - сказал он, показывая на дверку в подпол, - туда ползи.
Жданов освободил проход, снял пальто, положив его на капот автомобиля, и полез вниз. Внизу его глазам предстала небольшая кладовочка со стеллажами, на которых стояли банки с наклейками.
- А-а-а-а… которые?
- Смотри, чтоб прошлый год был… их парочка должна была остаться, в прошлом году огурцов много насолили, на гвардию.
Андрей внимательно осматривал наклейки и, действительно, нашел две банки. Встряхнул каждую, попытался оценить состояние продукта, но не смог.
- Нашел? – раздался сверху голос.
- Да… две…
- Давай сюда обе. И еще малиновое варение, оно в углу, справа. Катюха его любит…
Жданов передал все Пушкареву, вылез сам.
- Уж не знаю… - сказал Валерий Сергеевич, те это, или она какие другие хочет, но одно скажу – не дело это: по ночам за огурцами таскаться. Избалуешь ты девку!
Андрей мгновенно нахмурился:
- Мне не трудно. Если я вас слишком побеспокоил, то извините. Но если Кате будет что-то нужно, то я это из-под земли достану.
- Да, ладно, доставай… Только что она в следующий раз попросит?
- Пусть…

Закрывая гараж, Пушкарев смотрел на Андрея уже с небольшой симпатией. Все-таки, то, что Жданов примчался по прихоти Катерины, нравилось Валерию. Ведь это говорило о серьезности чувств зятя.
Произнеся слово «зять», пусть и мысленно, Пушкарев поперхнулся.
А как же принципы? Но… может поговорить?
Когда банки были загружены в машину Андрея, Валерий, прокашлявшись, решился:
- Нам бы… наверное… поговорить надо?
- Обязательно, - ответил Андрей, - но, если можно, не сейчас. Катя ждет…
- Ну… поезжай… да, осторожно… Скользко…
- Конечно…

Жданов думал, что Катерина уже уснула, не дождавшись желаемого – в глубине души он эти огурцы считал все-таки прихотью, не понимал он – как можно чего-то так хотеть, чтоб срываться среди ночи.
Хотя, нет… в принципе – понимал.
Только его «что-то» относилось совсем к другому – он мог сорваться в любое место и время для того, чтобы быть рядом с любимой. Ее поцелуи, вздохи и жаркое желанное тело – вот что могло претендовать на номер один хотений Андрея Павловича Жданова, наследного принца модной империи, акционера и президента компании «ЗимаЛетто».
Вот это он понимал…
А огурцы?..

Рыжий



Соленые огурцы их помирят!
Молодец, Катька.

_________________
Пришли инопланетяне и съели мой мозг! Так что стучите, если я вас забыла.... в голову.
Это любовь несовместимая с жизнью...

Его просто настолько никогда не тошнило И Валера туда же: блажь, блажь... А вообще, эпизод с огурцами - мой любимый, Катька их так аппетитно сейчас есть будет... Малина из одной сказки - Енотовой долины, в другую - с Настей и сыном - перебрался. Ну, раз он фей - самое ему там и место
Спасибо, Света.

да-да, я хорошо помню, как меня аж потрясывало от этой твоей Киры..)))))

_________________

Надежда - глупое чувство. (с)

Вот с дачи приехала, а здесь столько чудесных событий.
И как проникновенно описаны сцены близости - завидно!
А насчёт солёных огурцов - так сочувствую Кате, самой оба сына достались после токсикоза с первого до последнего дня. (Сегодня старший перешагнул 34-летний рубеж.) Так, поверите, выходила на работу с солёным огурцом в сумочке, по пути на работу потихоньку откусывала и хоть чуть-чуть становилось лучше.
Света!
Спасибо, дорогая, за твой нелёгкий, но такой приятно-чудесный для нас, труд.

_________________
Любить иных - тяжелый крест...(с)

_________________
Уезжают таланты, творцы и умы,
едут люди отменно отборные.
И останутся там, как у всякой тюрьмы,
надзиратели и поднадзорные.

И. Губерман

И у меня а еще эпизод с картиной... реакция ПО и МР...
Света, мерсибочки

каааак вспомню - как и почему я это писала, так смех разбирает

от этой? или от правильной?


голь на выдумки хитра )))

Larissar
Яна
Antonella

Спасибо, мои дорогие!!!

Глава 54

Стараясь не шуметь, Андрей зашел в квартиру. Разделся и отправился на кухню.
Открыв банку, первым делом понюхал – соленья же прошлогодние, вдруг испортились? Ничем подозрительным не пахло. Тогда он достал тарелочку, выложил на нее огурчик, порезал. Попробовал.
Вкусно, конечно, но чтоб ради них такую ночную деятельность разворачивать?

Катя спала, свернувшись клубочком; скрещенными руками она обнимала живот, а на лице застыло страдальческое выражение. Легкое раздражение, все-таки присутствующее в Андрее, тут же прошло – да, он действительно готов хоть в Париж, хоть на Луну, лишь бы его девочка всегда улыбалась.
Он присел на постель, взял кусочек огурца и провел им по губам любимой. Ноздри ее тут же зашевелились, ротик открылся и кусочек исчез.
- Я не сплю, - сонно произнесла Катя, - А почему так мало?
Андрей засмеялся и поставил перед ней тарелочку.
- О! Сбылась мечта идиота! – простонала Катя, приподнимая голову.
Ломтики исчезли во мгновение ока.
- Андрюшка! Ты такой замечательный! Спасибо! – измученно улыбнулась Катя, - А почему так мало?
- Сейчас еще принесу! – поднялся Андрей.
- А… можно… не один?
- Конечно… Хоть три!
- М-м-м-м! Сказка! Тогда – четыре, Только ты их так мелко не режь, покрупнее, ладно? И положи все в мисочку поглубже, и туда еще листья, которые в банке сверху были, и еще там такие головки чеснока плавают - их тоже…
И облизнулась.
Через пять минут заказ прибыл – на сервировочном столике.
- У-у-у-у! Андрюшка, ты даже не представляешь себе, как я тебя люблю! – воскликнула Катя. Глазки ее загорелись при виде вожделенного продукта.
Переместившись к краю постели, она задумчиво посмотрела в мисочку и вытащила оттуда чесночинку.
- У-у-у… Сказка! – покосилась на Андрея, - Ты не бойся, они соленые, спесфисского запаха не будет…
- Хоть бы и был, главное – чтоб тебе было хорошо.
- Угу… спасибо… - Катя, зажмурив глаза, поедала огурцы.
Лицо ее выражало такое неописуемое счастье, что Жданову стало немножко обидно. Он присел рядом, приобнял Катю и, надувшись, сказал:
- Что-то я не припоминаю выражения такого счастья после… после… нашей любви…
- Ну, как ты можешь сравнивать! – мгновенно отреагировала Катя.
Сравнивать? Андрей, по большому счету, не понял – что все-таки лучше: он или огурцы, а уточнить побоялся.
- Андрюш… А можно тебя еще напрячь? Немножко…
- Конечно, Кать… Еще принести?
- Нет… В смысле – да, но не огурцы, а чаю… Горячий, крепкий и сладкий…. В мою большую кружку… Очень-очень крепкий и… пять ложек сахара… Или даже – шесть, только не размешивай, чтоб слишком сладко не было, ага?
- Чай с солеными огурцами? – усомнился Андрей.
- Да!
Вскоре прибыл и чай. К этому времени листья смородины и хрена превратились в тугие комочки – тщательно пережеванные, естественно, рассол, попавший в мисочку, выпит, чесночины аккуратно выловлены и только три куска огурца покоились на дне, видимо, ожидая чая.
- Кать, я его не размешивал, - сказал Андрей, ставя на стол кружку.
- Угу, я сама…
Намешав одну ей известную пропорцию, Катя, издав блаженное мычание, принялась запивать огурцы чаем. Когда соленое лакомство закончилось, он задумчиво возвела глаза к потолку.
- Катюш? – обеспокоился Андрей. Что-то ему подсказывало, что у любимой возникло еще одно хотение.

Катя вздохнула – каким бы сильным не было новое хотение, голос совести возвещал, что «Главное свойство в каждом свойстве – чувство меры». Поэтому она прикусит язычок, а за желаемым съездит утром к родителям сама.
Но Андрей настойчиво выспрашивал, и тогда Катя открылась:
- Андрюш… только я не говорю, что мне вот прямо вынь да положь… просто подумала, что было бы неплохо…
- Так что?
- Малиновое варенье…
Однако… отчего Андрей так разулыбался? Почему ему смешно?
- Любимая! – Жданов обнял жену, чмокнул ее в щечку и очень серьезно сообщил, - Ты знаешь, что твой муж – волшебник?
- Н-н-н-нет? – Катя не поняла его радости.
Андрей скользнул на кухню и через мгновение, появившись вновь, торжественно с баночкой:
- А-а-п!
- Андрюшка! Откуда?!! – с восторгом кинулась Катя ему на шею.
Жданов действительно чувствовал себя волшебником; вот только в прыжке восторга одеяло с Катюши упало, и она осталась в костюме Евы… Она сама этого и не заметила, а вот Андрюша очень даже заметил, и, поглаживая нежную кожу жены, воспылал надеждой, что и его хотение будет удовлетворено…
Но не тут-то было!
Чмокнув его, Катя вернулась на свое место, снова замоталась в одеяло и придвинула к себе банку.
- Обожаю малиновое варенье! – сообщила Катерина, вооружаясь ложкой.
Андрей вздохнул.
Что ж, он подождет еще немного… Вот только, глядя на Катю, переключившую внимание на варенье, ему стало казаться, что его желание не исполнится никогда.

Наконец, Катерина удовлетворенно хрюкнула – никак иначе этот звук назвать было нельзя, и улеглась, выглядывая озорным глазом из кокона одеяла, натянутого на голову.
- Андрюш… Ты – самый-самый лучший! Я тебя обожаю! Спасибо огромное, ты даже не представляешь – как мне стало хорошо! Вот это и есть счастье!
Жданов откатил столик в сторону и улегся рядом с ней:
- Теперь моя принцесса довольна? Или еще чего-нибудь?
- Не… теперь все, спать…
- Ка-тя? Ты уверена, что спать? – Андрей обнял ее, положив руку на животик и утыкаясь губами в шею.
- Да… Андрюш… давай потом…
- Кать… Тебе вчера весь день плохо было, я соскучился уже…
- Андрюш, я тоже… но я уже такая объевшаяся… давай поспим…

Андрей вздохнул. Он был вполне счастлив – от того, что Катя рядом, что удалось вызволить ее из родительского дома; от того, что растет его малыш… Вот только чувство ревности к малышу уже зарождалось, и это – беспокоило. Ничего он не мог с собой поделать, когда Кате становилось так плохо, как было весь сегодняшний день – вся зеленая, она лежала пластом, боясь пошевелиться, и отказывалась от любой пищи, кривя губки даже при упоминании о ней. Так что, ночные огурцы были счастьем – она хоть что-то поела, хоть ненадолго ее состояние улучшилось.
И напрасно Андрей уговаривал Катю обратиться к врачу – она упорно твердила, что от токсикоза нет лекарства, это надо просто пережить; она справится.
Она-то, возможно, и справится, Катя – сильный человечек, в чем Жданов мог убедиться уже не раз, но справится ли он сам? Сейчас они еще вполне законно отдыхают от работы, но через три дня наступит понедельник, и они опять должны будут окунуться в сумасшедший мир ЗимаЛетто. Что будет? Андрей с трудом представлял – как Катя переживет рабочие дни, как сможет не просто переместиться в офис, но еще и чем-то заниматься… Но предложение посидеть дома она категорически отвергла, заявив, что одной, без него, ей будет гораздо труднее. И она как-нибудь возьмет себя в руки, усмирит гадский желудок и заставит его подчиняться трудовому распорядку.
А Андрей? Он сам – как? Ему сейчас уже трудно лежать вот так, как сейчас, рядом с ней и не сметь поддаться желанию заласкать ее до протяжных стонов; он даже боится погладить ее – а вдруг она опять скажет «Андрюша, не сейчас…», и он, даже понимая, что в этом нет ничего личного, будет мучиться мыслями… Неужели она его разлюбила?.. Как сберечь, как сохранить их чувства, чтоб они были навсегда, до самого последнего вздоха, в счастье и в печали, пока не придет время расставаться по воле природы…
Не слишком осознавая свои действия, задумавшись, Андрей медленно поглаживал жену – пока еще плоский животик, который скоро начнет увеличиваться, бедра и ту часть ее ног, до которой доставал, не меняя позы...
Катя пошевелилась, Андрей немного отстранился и замер, чтоб не провоцировать жену, но Катерина сама прижалась спиной к его скучающему телу.

Он осторожно поцеловал ее плечо, стараясь понять – случайным было движение, или он может надеяться на ее ответное желание близости. Катя тихонько муркнула, выказывая расположение к дальнейшим его действиям, и он с облегчением вернул руку ей на живот. Тихие поглаживания вызывали к жизни огонь – сначала он затеплился едва-едва, разгораясь, пробежал по венам, вместе с кровью неся тепло всему телу, и вот уже пламя заполыхало нестерпимым жаром, рождая желание прижаться друг к другу крепче, сильнее, так сильно, чтоб слиться в одно целое.
- Кать… - прошептал Андрей, все еще опасаясь отказа, - Ты уверена, что хочешь? Что тебе хуже не станет?
- Мне станет хуже, если ты продолжишь разговаривать, вместо того, чтобы заняться делом…
- Ах, так? – Жданов чуть развернул жену и скользнул в нее, охнув от мгновенно возникшего чувства острого удовольствия.
И Катя, отозвавшись своим охом, запрокинув голову, зашептала:
- Та-а-ак хорошо… м-м-м-м… вот так бы и остаться… Не шевелись, - предостерегла она, когда Андрей непроизвольно последовал зову плоти и впечатался в нее коротким уверенным толчком, - Не ше-ве-лись… Подожди… Я хочу еще немножко так… чувствовать тебя…
Отрывистые ее слова словно истекали медом – тягучим, сладким, как те ощущения, которые они пытались задержать, остановив мгновение, словно запоминая дрожание каждого своего нервика, упоение каждой клеточки, восторг тела.
Андрей снова не выдержал, толкнувшись, проникая глубже, глубже, глубже – как будто было еще куда, но каждый толчок усиливал взаимное наслаждение, а он знал, что это – еще не предел, не пик, что можно еще – как бы взбираясь на уступы горной гряды, каждый раз думая, что вершина – вот она, за следующим подъемом, но только синь небес открывалась взору, и на фоне синевы сверкало то, к чему стремишься в неукротимом движении, диктуемом самой природой…
И уже забыта попытка остановить мгновение, уже выстанывает Катя изнемогающе:
- Еще… Еще… Силь… нее… Ещще-о!
А он ведет и ведет ее за собой ввысь, не давая ни мига продыха, ни секунды остановки, отдавая и впитывая жаркие токи любовных энергий, от которых хотелось кричать в голос; но крика уже не получалось, только жадные поцелуи перемежались с хриплыми возгласами, дыханье прерывалось и учащалось вновь, и вершина приближалась уже с сумасшедшей скоростью, заслоняя все небо, все пространство, грозя погрести заживо под собой, но в последний вздох-хрип-крик они оба вдруг взмыли, слившись в одну тугую стрелу и выпали из пространства, чтоб вскоре возродиться вновь птенцами Феникса - птицы неумирающей любви.
- Люблю…
- Люблю…

Теплая волна прогретого солнцем прибоя отступила, оставив на берегу обнявшихся Адама и Еву…

А вечером того же дня Жданов куда-то засобирался.
- Катенька, мне нужно отъехать по делам - часа на два.
Катя не стала спрашивать – куда. Хотел бы – сказал, раз не сказал, то…
Она ушла в спальню и улеглась, уткнувшись в подушку.
- Ка-ать… Катюша? Что такое?
- Все нормально… Просто поплохело.
- Ну… ты отдохни… Или что-то нужно?
- Нет, ничего. Я полежу…
Все-таки, токсикоз – это не так уж плохо: всегда за него можно спрятаться, если не хочется говорить правду.
- Я постараюсь быстрее.

Андрей жалел, что не сказал Кате – куда он, но не мог он заранее; а вдруг – ничего не получится? Тогда она только напрасно будет надеяться…
Он остановился у подъезда и позвонил:
- Валерий Сергеевич, я здесь, внизу… Нет, давайте поговорим в машине, у наших женщин, по-моему, разногласий нет…

Пушкарев сел в машину, холодно поздоровался и замолчал.
Андрей помялся, но начал:
- Валерий Сергеевич… Почему, все-таки, Вы считаете меня проходимцем?
Ответом ему было все то же молчание.
- Вы не верите, что я хочу жениться?
Через минуту Жданов все-таки услышал ответ:
- Куда же ты теперь денешься!
- Нормально! Но ход ваших мыслей мне не понятен… Значит, считаете вы меня мерзавцем…
- Ну… нет, конечно…
Андрей не слушал, продолжал:
- … которому неизвестно зачем нужна Ваша дочь
- …очень даже известно – зачем…
- который нагло обрюхатил ее…
- …подлец!
- .. но который решил жениться…
- …куда б ты делся!
- …интересно, что он с ней дальше собирается делать?
- Убью своими руками!
- Но мы пришли все к тому же…
- Убил бы!
- Так чем я Вам не нравлюсь?! – не выдержал это дурдомовского диалога Жданов.
- Тебе от нее только одно нужно… - пробурчал себе под нос Пушкарев.
- А, может, не только одно? Но и другое? И третье? Кстати, а Вам от Вашей жены что нужно?
- Не смей!
- Однако! Полагаю, что вот то самое одно вас тоже интересует, так ведь?
- Не твое дело!
- А я-то думаю - в кого Катюша такая темпераментная?
- Мерзавец!
- Валерий Сергеевич! Давайте, все-таки, остановимся на том, что я люблю Вашу дочь. Она любит меня. Мы ждем ребенка – очень ждем. Да, это вышло не запланированно, но, поверьте мне, все равно Катя забеременела бы в ближайшее время…
Пушкарев скривился как от зубной боли.
- Да, ладно… Мы ж мужики… Что тут кружева разводить? Итак, мы любим друг друга, мы фактически являемся мужем и женой, мы ждем ребенка… Не вижу ничего страшного в том, что мы хотим жить вместе…
- Поженились бы – тогда и жили!
- Да какая разница!
- Не по-людски!
- Не по-людски, когда беременная женщина сходит с ума от токсикоза! Вы даже не представляете себе – как ей плохо бывает! Вы будете над ней трястись? По ночам по городу рыскать, если ей что-то нужно? Вы ее успокоите? Как? Скомандуете «Не пищать»? Вы что, не понимаете, что самое важное для нее сейчас не какие-то дурацкие «по-людски», а – быть рядом с любимым человеком?! Вы знаете, что она там сейчас с ума сходит, потому что я не сказал – куда поехал? Чтоб она не переживала? А вы делаете все, чтоб она нервничала! Вы хотите, чтоб Ваша внучка психом была?
- Почему – внучка? – перебил Пушкарев.
- Да какая разница? Ну, внук! А что, парню можно быть психом?
Жданов выдохся, замолк.
Пушкарев помолчал еще чуток и выдавил из себя:
- Поехали!
- Куда? – встрепенулся Андрей.
- К вам. Мириться. Убедил.

от мЭстной.)))
Правильная - это ты про которую?

_________________

Надежда - глупое чувство. (с)

Глава 55

Когда они пришли, Катя спала.
Господи, хорошо, что свет выключен, - подумал Андрей, потому что тесть заглянул в спальню. А картина не была, конечно, завешана.
Но Пушкарев глянул только, удостоверился, что его обожаемая дочь жива, здорова и невредима.
Посидеть он отказался – слишком неловко чувствовал себя в этой чужой квартире, да и мириться приехал скрепя сердце; только лишь для того, чтоб Катя не нервничала.
- Когда свадьбу играете? – хмуро поинтересовался он, топчась у порога.
- Как Катя скажет. Через две недели будет оформлен развод…
Пушкарев поморщился.
- Валерий Сергеевич, уверяю Вас, это был абсолютно фиктивный брак!
- Вот, все у вас, у новых русских фиктивное! Такую вещь, как брак… ни во что не ставите! Живете нерасписанные, как бомжи какие-то, дети у вас незаконнорожденные…
Жданов хотел рассердиться, но сдержался:
- Валерий Сергеевич, я понимаю Ваше негодование, но… так сложились обстоятельства. Иногда происходят такие вещи, которые сильнее нас… Но, поверьте, поверьте главному – я люблю Вашу дочь! Я сделаю все, чтоб она была счастлива… Все, Валерий Сергеевич!
- Андрюша, кто там?
- О, Катя проснулась! – Жданов побежал в спальню и через пару минут они вышли вдвоем; Андрей поддерживал Катю за талию, она смешно щурилась со сна.
- Ой, папа!
- Катюха… Ну… не сердись…
Отец и дочь обнялись.
- Пап… ты не обижайся… Андрей – он хороший. Очень хороший, правда!
- Да уж вижу… Чтоб среди ночи по твоим хотениям разъезжать… надо быть очень хорошим…
Катя хихикнула.
Пушкарев воровато оглянулся на Андрея, делавшего вид, что не слушает их, и прошептал – впрочем, достаточно громко, чтоб кое-кто услышал:
- Я всегда знал, что у тебя будет самый лучший в мире муж!
- Спасибо, пап! А ты – самый лучший в мире папа!
- Это уж точно! – но все-таки не стал по новой перечислять прегрешения молодых, в конце концов, ему, действительно, грех жаловаться на зятя.

В понедельник они вышли на работу.
Катю опять с утра тошнило, но она взяла себя в руки, сказав обеспокоенному Андрею, что, если продолжать потакать организму, то она скоро вообще не сможет отойти от кровати.
В машине ее слегка укачало, но, выйдя на воздух, она почувствовала себя легче.
Они, не торопясь, пошли к зданию, а у самого входа Катя остановилась:
- Подожди чуть-чуть… я напоследок свежим воздухом подышу…
- Катенька, я себя чувствую упырем каким-то, будто в темницу подземную тебя упрятываю!
- Андрюш, все нормально! Все через это проходят, и я пройду!
- Ну, конечно! – Жданов прижал ее к себе, - Ты у меня все можешь… Даже страшно иногда бывает…
- Почему?
- Мне иногда кажется, что я тебе совсем не нужен… Ну… как опора, как мужское плечо, так сказать…
- Глу-у-упый! Я сильная только потому, что я – с тобой. А без тебя… нет, даже думать не хочу об этом!

Маша заорала дурным голосом, увидев их вместе.
- Катя! Андрей Палыч! – едва ли не прыгала она вокруг, радуясь как ребенок, - Я так за вас счастлива, так рада!
Из мастерской на шум выглянул Милко:
- О, моя бабОчка пришла!
Обняв Катю, он прошептал ей на ухо:
- ПушкАревА, ты действительно собираешься жить с этим тИранОм? Одумайся, пока не поздно!
- Это что за разговорчики? – Андрей высвободил Катю из объятий Милко, и прижал к себе, - Катенька скажет, что никакой я не тИран! Правда, Катюша?
- Конечно! – склонила ему голову на плечо Катя, - Конечно… Милко, он хороший!

- Хороший-хороший! – не мог сдержать улыбку гений; как бы там ни было, а чувства он уважал, - ПушкАревА, а свадЕбное платье у тЕбя есть?
- Не-е-ет…
- А что так?
- Милко, а, может, ты Катюше платье… - Андрей не успел договорить.
- А я о чем тОлкую? Неужели жЕне прЕзидента модного дома платье будет шить кто-то дрУгой?
- Ми-и-илко! – и Катя бросилась ему на шею, - Ми-и-илочко, я тебя обожаю!
На удивление, Милко с заметным удовольствием приобнял Катерину, подмигивая Жданову.

Появился Малиновский:
- Что я вижу? Жданов, ты так довел Катерину, что она уже Милко на шею бросается?
Все рассмеялись, а Ромка гордо сказал:
- А я женюсь!
- И ты тоже? – воскликнул Милко.
- Ага! – глаза Малиновского сияли счастьем, - Палыч, Катя, а вы когда? Вместе не получится?
- Получится, - ответил Андрей, - если ты подождешь чуть-чуть. Через две недели будет оформлен развод, и мы сразу подадим заявление.
- Отлично! Женимся на брудершафт! – Рома от избытка чувств подхватил Катю и закружил ее.
- Отпусти! – возмутился Андрей, да и Катя запищала.
Роман отпустил, а Катя, страдальчески сообщив, что ее нельзя взбалтывать, умчалась в дамскую комнату.
- Малиновский, ты думай, что делаешь! У нее же токсикоз!
- Ой, Палыч, прости, я ж не знал!
- А нечего чужих жен на руках таскать! Свою таскай! А у Кати я есть!
Милко с интересом наблюдал перепалку друзей:
- Малиновский, ты что, правда, женИшься? А на ком?
- На самой замечательной женщине на свете! – мечтательно ответил Рома.
- Ну, нет! Самая замечательная – Катенька! – возразил Андрей.
- СпорИм, не подЕретЕсь? Ромио, привОди нЕвесту, я ей тоже платье сошью!
Жданов подозрительно посмотрел на гения:
- Милко… А что это с тобой?
- А что?
- Ну… добрый ты какой-то!
- Конечно, добрый! НадеЮсь, жены вас прИструнЯт, и вы мОим бабОчкам больше мозги пудрИть не будете…
Друзья засмеялись:
- Милко, да зачем нам теперь твои бабОчки!

Появилась побледневшая Катя, и Жданов тут же сорвался с места. Обняв Катю, он зашептал:
- Катенька, родная, может, все-таки, отвезти тебя домой?
- Нет… Андрюша… мне без тебя только хуже… ты же знаешь…
- Тогда пойдем ко мне… Я уже соскучился и ужасно хочу тебя поцеловать… без свидетелей…
- Псих!
- Влюбленный псих!!

Свадьбы, не смотря на нетерпение женихов, сыграли только в конце апреля. Быстрее не получалось никак – ведь Милко предстояло сшить не одно, а целых два платья, о чем он, впрочем, неоднократно жалел, ругая себя за столь несвойственный ему жест благородства. Но Милко умел понимать чувства, любовь не была для него пустым звуком из книжек и фильмов, и, осматривая критически свои детища, он с грустью думал о том, что в его жизни никогда не будет свадьбы.
Хоть за других порадоваться.
Внутреннее преображение двух заправских ходоков по бабам изумляло его; женщины, столь плотно взявшие их в оборот, вызывали уважение, а маленький Ромка стал его любимцем, и малышу разрешалось подолгу просиживать в мастерской – разумеется, когда не было примерок.
Если Ромку выпроваживали, он спускался на производственный этаж и долго бродил там, среди стрекотанья швейных машин, внимательно вглядываясь в ровные строчки, выходящие из-под рук мастериц.
Однажды мальчишка ворвался в конференц-зал во время небольшого производственного совещания:
- Папа! Дядя Андрей, тетя Катя! Смотрите! – в руках у ликующего пацана был застроченный карманчик, - Смотрите! Это я сам! Сам сшил!
Жданов улыбнулся, узнавая в пацане себя.
- Ромка, а кто научил? – спросил Малиновский.
- Галочка! Пап, она такая хорошая! – ответил малыш и покраснел.
Все расхохотались.
- Малиновский, твои гены! – сквозь смех проговорила Катя.

* * *

Срок беременности Кати истекал десятого ноября. Но миновало и десятое, и двенадцатое, и пятнадцатое, а их девочка не торопилась появляться на свет.
Измученная огромным животом Катя, не хотела уже ничего – проснувшись, она едва сползала с постели и весь день проводила за столом, раскладывая пасьянсы. Вопрос картам она задавала только один – «Рожу ли я сегодня?»
Пасьянсы то сходились, то не сходились, но толку от этого не было никакого. Врачи говорили, что такое перехаживание бывает, пока это не страшно. Андрей, приходя с работы, выгуливал жену, так как сама она отказывалась покидать квартиру, мотивируя это тем, что самостоятельно не может застегнуть сапоги.
Она постоянно названивала маме, пытая ее – как же она сможет узнать, что уже началось. Мама смеялась:
- Ты сама поймешь!
Двадцать третьего ноября Катерина почувствовала себя лучше. Настолько, что, часов в пять решила пройтись сама. Кое-как одевшись, она собралась выйти из квартиры, и тут почувствовала внутри себя незнакомую тянущую боль.
- Это оно? – спросила она у зеркала.
Катя сняла пальто и села на стул, ожидая – что будет дальше. Минут через десять оно повторилось.
- Точно, оно.
Катя проковыляла к телефону:
- Андрюша? Кажется, началось!
Жданов, прервав совещание, немедленно выехал домой, велев жене вызывать Скорую.
- Какую Скорую? – подумала Катерина, - в первый раз быстро не бывает.
Поэтому она отправилась в комнату: проверить еще раз – все ли готово. Заново перебрала приданое для малышки, провела рукой по спинке кроватки… Собрала пакет для себя…
Тут и Андрей приехал:
- Катенька, ты как? А врачи где? Так долго не едут?
- Андрюша, не волнуйся, все в порядке, я еще не вызывала.
- Кать, как можно?
- Да не бывает первый раз так, чтоб быстро.
Андрей обнял жену:
- Я волнуюсь ужасно… ну, давай поедем…
- Тебе не терпится от меня избавиться? – последние две недели Кате самой хотелось поскорее оказаться, наконец, в роддоме, но сейчас это хотение куда-то ушло, и она искала предлог, чтоб задержаться дома подольше.
- Кать… ну, что ты такое говоришь! Кать… я хотел отвезти тебя сам… но боюсь… у меня руки трясутся… Я все-таки вызову Скорую…
- Ну, ладно, - вздохнув, милостиво разрешила Катя, - вызывай.
К половине девятого их доставили по назначению.

- Папаша, вы будете присутствовать при родах? – сразу спросили у Андрея.
- Да! – воскликнул он.
- Нет! – одновременно с ним воскликнула Катя.
- Катя? – расстроился Андрей, - Почему?
- Потому, что я буду тогда еще и за тебя волноваться – как бы ты в обморок не грохнулся.
- Да я!
- Андрюша… пожалуйста… - она положила ладонь ему на грудь, - пожалуйста…
- Ну… ладно… я тогда тут подожду!
- И ждать нечего! – вмешалась медсестра, - Роды первые, это еще не скоро! К утру только, глядишь, разродится…
- Та-а-ак долго? – ахнули оба с ужасом. Андрей – от ужаса ожидания и неведения. Катя – от ужаса предстоящей боли, которая с каждой схваткой становилась все сильнее.
- Пробежит времечко – и не заметите! – философски заметила медсестра.

Андрей поехал к Малиновским. Там он сидел-дрожал, утешаемый Настей и подбадриваемый другом, поминутно бросаясь к телефону.

Катя к полуночи совсем изошла, ей казалось, что у нее наступила одна непрекращающаяся схватка, рядом сидела пожилая медсестра, что-то говорила, но Катя плохо понимала ее.
- Господи, можно мне уже в родовую, вы меня только на кресло там положите, и я сразу рожу, - зудела Катя, не слушая слов медсестры, которая говорила о том, что еще рано, что еще даже головка не показалась.
Только незадолго до часу над ней, наконец, сжалились. И когда Катю везли в родовую, ей вдруг стало легко, даже боль не казалась такой сильной.
Устроившись на столе, Катя примерилась, подержалась за ручки, огляделась. Она была единственной пациенткой в этот момент, врачи готовились: одна мыла руки, другая взяла со стола какую-то коробку, третья стояла в ногах Кати, надевая перчатки.
Катя честно дождалась, когда перчатки будут надеты и со словами:
- Держите! – изо всех сил сжала ручки.
Крик новорожденной раздался, как ей показалось сразу.
- Ого! - воскликнула та, что была в перчатках, - Я такое только второй раз в жизни встречаю!
- Девка! – засмеялась вторая, - Хорошенькая!
- Что, уже все? – не поняла Катя.
- Все, голубушка! – наклонилась над ней третья, - Как из пулемета! Только разрыв маленький – девчушка твоя ручкой порвала, на два шовчика.
- А-а-а… - не могла поверить в это Катя, - а почему так быстро?
- Бывает! – сообщили ей, - не часто, правда, особенно у первородящих…
- А вот и красотулечка наша! – и Катя увидела свою дочь.
- Ой… - прошептала она, - какая…
Девочка и в самом деле удалась – длинные черные волосы закрывали даже уши, на смуглой коже выделялись два карих глаза с длинными ресницами.
- А почему она… такая… не лысая? – снова удивилась Катя.
- Да ты б еще неделю ее поносила – косицы бы заплетали! – засмеялись все.
- Ну, что, мамаша, принимаешь дочурку?
- Да… дайте… скорее…

Эпилог
Июль, 2014 год

Вечерело. Около обыкновенного деревенского дома остановились две машины. Водители покинули экипажи и почти одновременно распахнули их дверцы. На шум из дома вышла пожилая женщина; увидев прибывших, она улыбнулась.
Через несколько минут гости направились к дому.
Впереди шли самые младшие: черноволосый мальчуган держал за руку беленькую девочку; за ними – рыженький, уже, наверное, считавший себя взрослым, паренек и маленькая красотка, не сводившая с него глаз.
Сзади – две женщины. И завершали шествие мужчины, тащившие сумки.
- Дорогие мои! – воскликнула хозяйка дома, - Ну, наконец-то вы приехали все вместе!
Она взяла за руки малышей:
- Ромочка, Катюша! Ну, проходите, в дом!
Посмотрела на старших:
- Ромка! Ты скоро ростом отца догонишь! Анечка, а ты – совсем невеста!
И, наконец, перевела взгляд на взрослых:
- Настя, Катюша! Я рада вас видеть! Андрей, ты как всегда прекрасно выглядишь! Рома…

Да-да! Это наши любимые герои, повзрослевшие и остепенившиеся, приехали в Енотовую Долину – в отпуск.
С тех пор, как родилась старшая дочь Ждановых, прошло 8 лет. Год спустя появился на свет и их сын, которого, не смотря на сопротивление отца, назвали Романом – в честь ангела-хранителя их семьи – Романа Малиновского.
Сам Малиновский душа в душу жил со своей Настенькой и сыном Ромкой, а вот второго ребенка они завели не сразу: Насте понадобилось время, дабы удостовериться в том, что один из главных бабников столицы, действительно, даже не смотрел в сторону других женщин. Она удостоверилась… И в знак высшего доверия и любви подарила мужу очаровательную девочку. Она родилась через год после Ромы Жданова, а назвали ее Катей – в честь женщины, благодаря которой Роман Малиновский пересмотрел свои жизненные принципы.

ЗимаЛетто процветало, вот только Андрея с Катей слишком беспокоило то, что Анечка чересчур трепетно относилась к Малиновскому-младшему…

**

- Стоп! Снято!

которая из кирофильского фика ))

Я, видимо, тормоз... Но я не помню.(((
Может, я не читала?

_________________

Надежда - глупое чувство. (с)

называется "Не знаю - что и думать"
там две параллельные линии - в одной к+А - подробности примирения и предложения руки и сердца, которых нас лишили в оригинале, а во второй Юлиана предложила Кире отомстить Роме и ответить ему тою же монетой - то есть, инструкцией по влюблению Ромика в Киру

Точна не читала.... ыыы...
А я сижу и голову ломаю, где у Светки кирофильская Кира...))

_________________

Надежда - глупое чувство. (с)

ффсе ишшо ффпереди ))))