- Мам, дальше я сам, - он прислушался — за дверью было тихо. Проверил наличие коробочки с кольцом во внутреннем кармане куртки, подправил букет. Не каждый день делаешь предложение девушке, да еще в подобных экстремальных условиях. Улыбнулся. Ну и жена же ему достанется, с такой наверняка не соскучишься...
Анна пригладила рукой растрепавшиеся волосы сына, - буду держать за тебя кулаки. С богом!
- Шур?- постучал и осторожно вошел.
Фанфарами не встречают, но и номер не разрушен до основания, все не так плохо. Огляделся - никого, позвал еще раз. Может, Шура заперлась в ванной? Долго не высидит — не тот темперамент. Выскочит, с кулаками на него набросится за самоуправство и сорванный отъезд. Ничего, он знает, как утихомиривать ненормальных, тем более Шурку.
Тишина…
- Выходи уже, игра в казаки-разбойники явно затянулась, - ласково убеждал он, осознавая, как сильно соскучился по ней, мечтая поскорее обнять девушку и вычеркнуть из памяти последние сутки, как страшный и дурной сон.
Мама, не дождавшись ответа, забеспокоилась. Кивком через открытую дверь спросила, в чем дело. Рома пожал плечами. Анна Петровна решила проверить двери ванной — не заперто. Заглянула — пусто.
Одновременно обернулись на распахнутое окно.
- Нет!
Анна отдернула шторы и выглянула наружу,
- Высоко же, - прошептала с изумлением и непониманием.
За ее спиной послышалось частое и шумное дыхание сына.
- Так! Это еще не конец! - произнесла она быстро, - я знаю, куда она летит! Ты просто отправишься за ней в Америку. - Анна взяла его за плечи, заглядывая в припухшие глаза с синими кругами от бессонной ночи, - ты слышишь меня? Я знаю, где она!
До Ромы слова матери доносились как сквозь вату в ушах.
- Я поеду...
От его тихого и сдавленного голоса, у Анны сжалось сердце.
- Правильно! Конечно, поедешь и найдешь! Сейчас и адрес тебе дам, - с преувеличенной бодростью засуетилась она.
- Не надо… Я домой.
- Домой? - Анна замерла, - Подожди... Ты не можешь! Поешь, поспи хоть или давай я кофе крепкий заварю! - испугалась она, — ты же еле на ногах стоишь от усталости!
Рома не ответил, горький ком, застрявший в горле, не позволил.
Слишком больно.
Отстранившись, вышел из комнаты.
На улице первым делом бросил цветы в мусорное ведро стоящее рядом с крыльцом.
- Вот и все... - с силой надавливая, провел ладонью по лбу, словно стирая все воспоминания о Шуре и своей такой нелепой влюбленности, потом с усмешкой произнес, разводя руками, - придется вам смириться с моим холостяцким положением... Ну надо же, а я было смирился с женатым.
- Смейся, если от этого становится легче, но лучше подумай что дальше делать. - Анна схватила сына за руку и сжала ее. Так хотелось стать опорой для него, поддержать и успокоить. Как в детстве убедить, что все ерунда и пустяки и они вдвоем обязательно что-нибудь придумают.
Рома рассмеялся и, со снисхождением глядя на мать, покачал головой.
- Ты такая умная, придумай за меня, договорились? Только обещай, больше никаких невест! - он высвободил руку не без усилия и направился к машине.
Анна понимала, что смех для Ромы оставался сейчас единственной защитой перед чувством полного бессилия и безысходности. Но не слишком ли рано он опустил руки?
- Я сама ее остановлю, если ты этого не сделаешь! - крикнула она ему вслед.
Малиновский медленно развернулся.
- Ма, неужели ты настолько упорна в стремлении женить меня, что соглашаешься на женщину, которая готова сломать себе шею, лишь бы не быть со мной вместе?
И снова циничная и кривая ухмылка.
Анна не нашлась что ответить. И Ромин взгляд ее пугал… Поди, прочитай теперь его мысли, совсем закрылся, только и догадаться можно насколько ему плохо. А она так счастлива была видеть его прежним. Тем, кого отобрала у нее Москва. Неужели снова?
Подняла голову и глянула на окна комнаты, откуда умудрилась сбежать Шура и укоризненно покачала головой.
***
Он устало опустился в кресло, снял обувь. Наконец дома. Нестерпимо хотелось спать, и это было замечательным выходом - забыться долгим сном и ни о чем не думать. Пару стаканов чего покрепче тоже не помешают.
Доплелся до кухни, вытащил из холодильника и понюхал обветренный кусок мяса – живой еще. Достал начатую бутылку водки, с непонятно какого повода хранившуюся на полке.
Плеснул в стакан прозрачной жидкости, и, положив мясо на ломоть хлеба, пошел в комнату, мечтая об одном – лечь на диван, включить телевизор и, тупо уставившись в ящик, дожидаться, пока организм возьмет свое и подарит долгожданный покой.
Противно запищал домофон.
Матюгнувшись, Ромка встал с дивана и подошел к аппарату.
- Да! – зло рявкнул в трубку.
- Роман Дмитрич, вам тут Александра Анатольевна звонила…
- Кто? Не знаю таких. И кстати, меня ни для кого нет дома!
- Она с вашей мамой, они просили передать, что едут и скоро будут.
- Какая мама, всех к черту!
- И еще, проверьте, пожалуйста, свой мобильный телефон. Они все звонят и звонят, а вы трубку не берете и не берете… Очень настойчивы… Мне звонили раз десять. Вы внизу прошли, меня не было, а то…
- Хорошо. – Малиновский перебил словоохотливого консьержа и повесил трубку.
Вот только мамы ему и не хватало до полноты ощущений, и какую она еще Александру Ана…
- Шурку? – недоверчиво спросил он сам у себя и большим глотком отпил из стакана … - Что же это получается, мать выставила капканы по всем дорогам от Владимира до Америки… - потом со смешком добавил, - счастье-то какое…
Сказал, не испытывая особой радости или облегчения от известия. Не оставалось у него сил ни на убеждения, ни на уговоры.
Правда, все же сходил проверить свой телефон – точно, разрядился. А он и не заметил когда…
***
Роман успел задремать в кресле, но настойчивый звонок разбудил его, заставил вздрогнуть, подскочить... Телефон, лежавший все это время на коленях, упал.
- Даже поспать не дадут, - прошептал раздраженно, поворачивая ключ в замке, - Привет.
На пороге кроме мамы с Шурой, стоял еще и отец.
- Нам всем надо поговорить, – по-деловому начал Малиновский-старший.
Рома не обращая на него внимания, смерил хмурым взглядом Шуру, стоящую с поникшей головой.
Почувствовал как волна злости и обиды накрывает его с головой, лишь присутствие родителей сохраняло в нем остатки благоразумия.
Распахнул двери, молча приглашая войти всех особо желающих… и не особо желающих тоже.
Шура решилась:
- Рома! - она рванулась навстречу, но вдруг была остановлена вытянутой в предупреждающем жесте рукой.
- Лучше не стоит… Я, как и ты не люблю долгих прощаний, - с издевательскими нотками в голосе произнес Малиновский, хладнокровно наблюдая, как от его слов девушка дернулась и отшатнулась.
«Господи, что же я наделала!» – запоздалой мыслью запульсировало в голове.
Шура бы убежала от страха и стыда, если бы не Дмитрий, который поймал ее и затащил обратно в квартиру.
Рома наблюдавший с грустной усмешкой за этими манипуляциями и по-своему их объяснив, воскликнул:
- Да пустите вы ее! Пусть уходит.
Отец с матерью заговорили, перебивая друг друга.
- Ты же приезжал к Саше, так? Ты прощал ее тогда, так? Она никуда не убегала, да и не могла, там высота такая! Как только нам в голову пришла подобная дурость!
- Это я во всем виноват, - вторил отец, - я утром увидел Шурочку в окне. Мы с ней разговорились.
- А мне Дима ничего не сказал! – перебила Анна.
- Я просто не стал тебя будить… Решили прогуляться.
- Они же не знали, как скоро ты приедешь!
- А потом я ей решил показать свои места грибные, мы думали туда и обратно и все успеем, приедешь, а у нас обед готов и твои любимые маслята к столу.
Малиновский-старший достал откуда-то корзину грибов в качестве неоспоримого аргумента и сунул Роме в руки.
- Они пришли, как только ты уехал. – Анна теребила сына за рукав рубашки, ожидая хоть какой реакции на их объяснения.
- Мы с Сашей звонили… я сумел ее убедить не уезжать, да она и сама все поняла… а в лесу то зоны не было, или ты трубку не брал, и маме я звонил, и тоже не дозвонился…- извиняющимся тоном закончил отец.
- Вот мы все и рванули в Москву.
- Скажи что-нибудь, сынок!
- Дурдом… - ответил Рома и ушел на кухню, где, поставив корзину с маслятами на стол, он налил себе водки в стакан и выпил.
- Ром? – тихо позвала Шура.
Малиновский, не оборачиваясь и не отвечая, плеснул еще.
Сумасшедшая семейка. Что не говори, а Шурка в нее замечательно вписывается…
Послышался звук захлопнувшейся двери. Ушли?! Кто? И она?
Ну и пусть! Раз так хочется…
Он почувствовал, как до его напряженной спины дотронулась чья-то рука.
«Осталась…», - сердце забилось спокойнее.
- Родители?
- Да… Мне тоже… уйти?
- Что?! – он резко обернулся. Нет, она его точно сегодня доведет до смертоубийства, и правильно – следует ее придушить собственными руками, что бы сама не мучилась и его не мучила!
- Скажешь так еще раз, всего один раз, - он смотрел на нее серьезно, надеясь, что никогда более не придется вслух произносить подобные ультиматумы, - подумаешь ли, или решишь, и тогда точно уходи, Шур. Потому как подобные игры мне не кажутся забавными.
- Прости меня, я больше…
Прижалась к нему и разревелась.
- Да, ты больше не будешь, – закончил он за нее строго, а потом все же добавил ласково, - я очень на это надеюсь…
Он гладил ее по волосам, вытирал выступающие слезы, успокаивал ее и успокаивался сам.
- Как мы будем жить дальше? – спросила Шура чуть погодя.
- Замечательно, я прикинул, и мне понравилось.
- Ты действительно так думаешь? Замечательно? - Она всматривалась в него, ища поддержки.
- Дура ты, Шурка, но это семейное, другие тут не задерживаются, – без злобы поддразнил он ее.
- Мы живем не на северном полюсе, одной любви мало, что бы быть счастливыми, – неуверенно продолжила она.
- Да?
- Я подумала… Мы можем жить во Владимире…
- Ты у меня прям декабристка… - усмехнулся Роман, - Хорошо, я родом не из Сибири… Но нет.
- Почему?
- После твоих слов про «любви для счастья мало», считай, что из вредности. Кстати, чуть не забыл!
Он вышел из кухни и быстро вернулся обратно.
- Дай руку.
Шура с непониманием посмотрела на него. Он сам схватил ее дрожащую ладошку и надел на безымянный палец кольцо.
- Ты же станешь моей женой, правда?
- Что?
Он кивнул.
- Замуж? - она осторожно дотронулась до тоненького золотого ободка.
- Давай уже быстрее соглашайся, а то пока ты тут соображаешь, я засну на твоем плече и даже успею выспаться, – он состроил недовольную мину, скрывая волнение в ожидании ответа. После тихого «да» не удержался и расслабленно выдохнул.
- У нас все получится, обещаю.
Шура снова начала всхлипывать.
- Эй, что опять не так?
- Из меня наверняка выйдет ужасная жена, - она бросилась к Роме на шею, целуя и оставляя на его лице мокрые следы от слез.
- Я все же рискну.
- Я так виновата перед тобой, а ты простил меня.
- Тебе вообще со мной повезло.
- Я так боялась, что стану для тебя помехой.
Он откинула волосы с ее опущенного лица:
- Больше не боишься?
Шура прислушалась к себе: сердце не ныло, боль напряженного ожидания неминуемой разлуки, наконец, отпустила, радость от возможности снова быть с любимым вытеснила собой все страхи и сомнения. Ею овладело какое-то новое, до сих пор не испытанное и безграничное чувство единения с Ромой, полное принятие его и своей любви. И она поняла, как была не права. Любви вполне достаточно, что бы все преодолеть, потому как сильнее этого чувства ничего нет.
- Не боюсь,- просто ответила она.
***
- Смотрю на твоего и не могу поверить, что передо мной тот самый Малиновский. Господи, как давно это было... - Катя, прикрывая ладошкой глаза, любовалась мужчинами, резвящимися у воды со своей мелюзгой.
- А я всегда знала, что он лучший.
- Счастливые мы с тобой...
Она любила плавать. Раскинуть руки, лечь на воду...
Хорошо, что в этом году они решили провести отпуск во Владимире. В городе, навсегда ставшим для нее особенным местом.
Обдавая брызгами, подплыл Ромка, щурясь от солнечных бликов на водной глади, спросил:
- Куда это ты без меня собралась?
Вокруг вечно улыбающихся глаз залегли морщинки, те, что называют «гусиными лапками». Прядка седых волос над правым виском. Она провела по ней рукой и, прижавшись к мужу, поцеловала.
- Ну что на наш остров? Наперегонки? - его нетерпеливые пальцы уже блуждали по ее телу.
- А дети?
- Ждановы за Анюткой присмотрят. А Толик занят очаровыванием своей невесты.
- На желание?
И они заговорщицки перемигнулись, зная, чем обычно заканчиваются их пари, в которых не бывает проигравших...
– Люблю тебя, ты самая лучшая, – шептал Рома. Его слова были пронизаны нежностью и восхищением. – Самая-самая лучшая… - целуя мокрые от воды плечи, усыпанные веснушками.
И это было правдой. Ему завидовали почти все его друзья, успевшие за прошедшее десятилетие развестись, сменить одну любовницу на другую, снова жениться и разочароваться. Занятые вечным поиском ускользающей иллюзии наполненной жизни они пытали его на наличие какой-то особой формулы счастья, доступной ему одному, а он только разводил руками и смеялся в ответ. Не было у него никаких секретов, у него была только его Шурка. Любимая и родная.
***
Говорят до солнца не доплыть... У них получилось.
Конец.
|