|
Притча о любви.
Когда-то давным-давно на Земле был остров, на котором жили все духовные ценности. Но однажды они заметили, что остров стал уходить под воду. Все ценности сели на корабли и уплыли. На острове осталась лишь Любовь. Она ждала до последнего, но когда ждать стало уже нечего, она тоже захотела уплыть…
Тогда она позвала Богатство и попросила взять её на корабль. Но Богатство ответило:
- На моём корабле слишком много золота и драгоценностей, для тебя здесь нет места.
Когда мимо проплывал корабль Грусти, Любовь попросилась к ней. Но Грусть ответила
- Извини, Любовь, но я такая грустная, что мне надо всегда оставаться в одиночестве.
Тогда Любовь увидела корабль Гордости и попросила у неё о помощи. Но Гордость ответила, что Любовь нарушит гармонию на её корабле.
Рядом проплывала радость, но она была настолько занята своим весельем, что даже не услышала о призывах Любви.
Тогда Любовь совсем отчаялась.
Как вдруг позади себя она услышала голос:
- Пойдём, Любовь, я довезу тебя…
Любовь обернулась и увидела старца. Он довёз её до суши и уплыл. Любовь спохватилась, ведь она не успела спросить его имя…
1.
Проводник проверял билеты желающих попасть в вагон и периодически бросал на стоящую в стороне Катю вопросительные взгляды. Она отвечала ему улыбкой и пожимала плечами. Билеты были у Германа, а он, по-видимому, задерживался. Звонить она ему не решилась, поэтому сейчас высматривала его в толпе людей, снующих туда-сюда по перрону.
До отхода поезда оставалось ещё целых двадцать минут. Рано волноваться. И если бы что-то случилось, то Герман бы обязательно позвонил.
Борясь с волнением, Катя поправила съехавшую с плеча сумку и снова стала всматриваться вдаль.
И вдруг перестала верить своим глазам. Сердце замерло, а по телу прошёл озноб.
Прижимая к груди то ли сумку, то ли пакет, в толпе спешащих к поезду появился Андрей. Рядом с ним семенила какая-то пожилая женщина и, глядя на него снизу вверх, хмурясь, что-то сердито внушала.
- … другой конец поезда, бандит! – услышала Катя старушечий голос.
- Я Вас предупреждал, - проговорил в ответ Жданов. – Сначала мне нужно решить свою проблему, а потом я дотащу Ваши яблоки к Вашему вагону. Если что-то не нравится, то несите сами! – бабуля продолжала гневно взирать на него, но Андрей и бровью не повёл. – И вообще, что за привычка бросаться мне под ноги?!
- Это я-то бросалась? Да ты как оголтелый несёшься!
- Послушайте… - рявкнул он, но тут же осёкся, заметив, что Катя его увидела, и теперь не сводит с него взгляда.
В первый момент Жданов чуть было ни побежал к ней, но вместо этого замедлил шаг. От Катиного взгляда словно окатило ледяной водой.
Чего он ожидал? Заблестевших от радости глаз при его появлении, волну любви, исходящую от неё? Ничего подобного. Сейчас любимые глаза излучали холод и, может быть, частицу удивления.
Катя отвернулась и сунула руку в карман распахнутого плаща. Андрею даже показалось, что она головой покачала: «Не смей ко мне подходить!».
У него «опустились руки». В одно мгновение всё потеряло смысл. Как в стену врезался.
Жданов остановился. Сумка чуть не выпала из рук. Кровь застыла в жилах.
Всё кончено. Он всё потерял.
Испытуемое сейчас, было сродни тому, что с ним было в больнице, когда думал, что останется слепым на всю жизнь. Или даже ещё хуже, больнее, нестерпимее. Катастрофическое отчаяние, безнадёжность…
Такого он не чувствовал даже после Совета. Тогда было проще. Проще обвинять кого-то, таить злобу, придумывать месть. Всегда проще, когда можешь винить в своих несчастьях кого-то другого. А вот когда понимаешь, что виноват ты и только ты… Это страшно. Это… это невыносимо...
- Ты чего, милок?
Он молчал и всё никак не мог отвести взгляда от Кати. Она снова посмотрела на него.
- Ты что встал? – забеспокоилась его пожилая спутница. – Нет, так дело не пойдёт! Пока ты тут стоишь, поезд уйдёт! А тебе надо мою сумку к четвёртому вагону отнести. Ну-ка давай, - она бесцеремонно пихнула его в спину. – Давай, иди, куда шёл!
«- Возможно, я поступаю неправильно, Андрей, но если она сегодня уедет, то больше я такой ошибки не совершу. От меня ты больше о Кате ничего не узнаешь. Она - та из немногих женщин, которые достойны быть счастливыми.
- Вот как? То есть ты хочешь сделать её счастливой?!
- Да.
- И как же? Женишься на ней?
- Женюсь… если она захочет, и постараюсь сделать всё возможное, чтобы она забыла о своих несчастьях.
- Несчастье – это я?
- Не мне судить. Но при мне ни одна встреча с тобой радости ей не принесла».
Нет! Он не может позволить ей забыть себя. Не может, потому что она – его женщина, и только он способен сделать её счастливой.
Пусть он самоуверенный эгоист, но... Только он может сделать её счастливой. Только он и именно он. Потому что любит её. И потому что она любит его.
А если нет? Если уже поздно, и он всё-таки отвернул её от себя?
Боже…
Как бы там ни было, пусть она скажет ему это в лицо.
У меня есть только один шанс! Только один!
«…Но уж если назвался лавиной любви, приготовься считать обломки…»
Словно сквозь толстую непроходимую гущу её отчуждённости, Жданов силой заставил себя двинуться вперёд.
Сердце – будь оно не ладно! – колотилось о рёбра, угрожая вот-вот выскочить из груди. Ему там было мало места, панически мало.
Когда Андрей подошёл к ней и встал напротив, она сжала ручку чемодана с такой силой, что задрожали пальцы.
Она знала, он – сам! - мог появиться здесь только по одной причине - проблемы с «Зималетто» или с «Никамодой». Но она не позволит больше этим компаниям рушить ей жизнь. Нет! Ни за что! Хватит! К ней это всё не имеет никакого отношения.
- Что-то случилось? – спросила она, забыв поздороваться и напряжённо отыскивая в толпе за спиной Андрея Германа. Она не стала задумываться, откуда Жданов узнал о времени её отъезда, да и вообще о самой поездке. Катя слишком нервничала, и уже молилась только об одном – скорее бы всё это закончилось, скорее бы она уехала и наконец начала строить свою жизнь, новую.
- Да, случилось, - ответил Жданов, бесполезно пытаясь поймать её взгляд. Ему бы коснуться, притронуться к ней, но… чёртов пакет в руках, который не догадался опустить, да и она сама… не позволит. – Кать, я хотел…
- Андрей, у меня другая работа. Я больше не имею отношение ни к «Зималетто», ни к «Никамоде». Все проблемы вы можете решить с Колей и…
- Подожди, Кать! Подожди! – он приложил ладонь ребром к своим губам, словно так попытался остановить Катин словесный поток. – Я… я хочу, чтобы ты дала мне пять минут. Выслушай меня.
Он всё-таки сумел сделать брешь в её обороне. Возможно, как она вчера – в его. Предательски сжалось сердце. Она не ошиблась – ради компании он даже снизошёл, чтобы лично найти её.
Боже, как же ей всё это надоело! Сколько можно наступать на себя, на свою гордость и достоинство, быть всепонимающей и беззаветно любить?! Сколько можно тянуть из неё последние соки?! Она же тоже человек. Живой человек, а не тряпка. Пора уже об этом, в конце концов, вспомнить!
- Когда-то, Андрей Павлович, у меня этих пяти минут не было.
- Знаю, - тут же откликнулся он, получив удар под дых её тоном и правдой, которую она смело бросила ему. – Прости меня…
Кате вдруг показалось, что вокзальная суета прекратилась и разом смолкли все звуки. Она подняла голову и, широко раскрыв глаза, посмотрела Андрею в глаза.
- Что?
- Я… Я не могу без тебя. Я был таким идиотом, что… Я виноват перед тобой, Кать. Пожалуйста, про-сти-ме-ня.
Кровь отлила от лица.
- Господи, Андрей, ты пьян?
- Нет! Нет, Кать, нет! Мне так много нужно тебе сказать и объяснить, но… я не успею, у меня всего несколько минут, поэтому просто послушай, ладно?
Сердце ухнуло вниз, какие бы то ни были слова застряли в горле.
Водоворот слов, срывающийся с его губ, закружил её. «Ничего не понимал… с ума сходил… вёл себя как капризный и глупый мальчишка… упустил самое главное…». Она столько времени привыкала к мысли о жизни без Андрея Жданова, жизни, в которой она так никогда и не будет прощена им, а теперь… он сам просит у неё прощение.
Всё это казалось бредом, разгулявшимся воображением, больной галлюцинацией.
Катя боялась пошевелиться, даже моргнуть боялась, потому что, сделав это, слёзы, застившие глаза, прорвались бы наружу.
Ком в горле не давал вымолвить ни звука.
Андрей смолк, переводя дыхание. В голове шумело.
Его собственные слова показались ему совершенно бессмысленными, глупыми, фальшивыми.
Наверное, если бы он заранее подготовился, продумал, что сказать, сейчас было бы легче. Катя бы не смотрела на него как на шизофреника и хоть что-нибудь ответила. Ну хоть что-нибудь. Пусть бы даже послала к чёрту, только не это невыносимое молчание.
- Кать…
Кто-то толкнул его в спину. Из влажных ладоней выскользнул старушечий баул. Яблоки снова оказались на асфальте, покатились к Кате под ноги. Даже не задумываясь, что делает – так переживал, что ничего не соображал! - Жданов резко опустился на одно колено и начал собирать фрукты и совать в пакет.
- Ну? – сквозь гул мыслей, переживаний и дум в реальность вернул голос старухи. Андрей тряхнул головой и посмотрел на пожилую женщину, так и стоящую рядом всё это время. Он совсем про неё забыл!
– Раз сегодня цветов нет, может быть, ты уже скажешь самое главное?! – не по-старушечьи язвительно усмехнулась она.
Катя тоже как будто очнулась и недоумённо взглянула на старушку. Она её вспомнила! Это она тогда была с ними на остановке.
- Всю тираду даже я выслушала, но ты, по-моему, кое-что забыл. Да, дочка?
Катя растерялась. Она не понимала, о чём идёт речь. Бабуля снова усмехнулась и уставилась на Андрея.
И тут Катя увидела. Он почти стоит на коленях. Пусть на одном, но перед ней. Вокруг толпятся люди, а некоторые уже откровенно глазеют на них. И ждут. Чего они ждут?! Господи, чего им всем от них надо! И эта бабка!
- Кать, - Жданов поднял голову и взял её за руку. – Не уезжай. Я…
- Андрей, - Катя нервно потянула его вверх, заставляя встать. – Поднимись немедленно! Что ты делаешь?
Он не двинулся с места.
- Я люблю тебя! Я не могу без тебя, понимаешь? Ты не должна уезжать…
Стало жарко. Загорелись щёки. Он не собирался вставать, и она присела на корточки рядом с ним. Теперь их глаза были на одном уровне.
Она обхватила его руку потными ладонями и сжала изо всех сил.
- Что случилось, Андрей? Что с тобой? Может быть, серьёзные проблемы в компании?
- Замолчи! – хрипло прошептал он. – Замолчи, ради всего святого! Мне не нужна никакая компания без тебя, неужели ты не понимаешь? Для меня нет ничего и никого важнее тебя. Слышишь?
Она слышала, но не понимала.
- У меня будет ребёнок, - сказала она, вглядываясь в тёмные зрачки. Они вдруг перестали бегать, застыли и резко расширились. И она тоже замерла вместе с ними. – Подумай хорошенько, - сглотнув, добавила она, - нужна ли тебе любовница с ребёнком.
Если бы он сейчас отшатнулся, сделал бы вид, что не понял или, хуже того, спросил «мой?», она бы умерла. Да, прямо здесь, на грязном вокзальном асфальте, на глазах у зевак, у него в руках на самом деле умерла бы. Такого унижения она была бы перенести просто не в силах.
А он… вдруг схватил её за плечи, притянул к себе и прижал так, что перехватило дыхание.
- Глупая! Катька, какая же ты глупая у меня! Я люблю тебя!!!
И внезапный свист, и хоровой шум одобрения, и аплодисменты, собравшихся вокруг наблюдающих, не были слышны ей так чётко и ясно, как его слова.
Горячее дыхание, обжигающее её щёку и висок, шёпот и касание губ… Она чувствовала всё это и уже больше не смогла сдерживаться. Слёзы брызнули из глаз.
- До отхода поезда три минуты! Расходимся по вагонам! – проводник зычно пытался перекричать восторженный гул голосов.
Андрей обхватил Катино лицо руками, скользнул большими пальцами по мокрым щекам и поцеловал её.
Поцелуй сразу захватил обоих. Совершенно неважно, что на них смотрят, что всё выглядит как дешёвый спектакль. Пусть, всё пусть…
- Эй, проводничок, из-за этого бандита я точно не уеду. Ну-ка помоги мне. Я отсюдава до своего вагона дойду по поезду.
- А билет у вас есть?
- Конечно, есть.
- Ну, давайте Ваши сумки… А яблоки….
- Они тебе нужны эти яблоки? Ну и оставь их в покое. Они уже свою службу сослужили! Пошли-пошли…
Пассажиры разместились по вагонам, проводники закрыли двери, поезд известил о своём отбытии шипением и тронулся в путь. Состав удалялся всё дальше и дальше, унося за собой надежды на восстановление сломанной жизни… Здесь осталась жизнь, которая уже существует.
Герман посмотрел вслед поезду, исчезающему вдали, дождался, пока Андрей и Катя уйдут с перрона, и только потом вернулся в машину. Его самолёт улетает через два часа.
2.
Звякнул лифт - сообщил о своём прибытие. Раскрылись дверцы, выпуская пассажиров. Маша, прижимая трубку к уху, мельком глянула в их сторону и, округлив глаза, взвизгнула так, что оглушила вышедшую крепко держась за руки пару.
- О, боже! – засмеялась Катя.
- Если она ещё раз так сделает, - поморщился Андрей, потирая ухо, - тебе придётся лечить меня от глухоты.
Тропинкина вскочила с места, подбежала к ним и, пытаясь обнять сразу обоих, радостно затараторила:
- Катюша! Андрей Павлович! Ой, мамочки! Поверить не могу! Вы… - не зная к кому обращаться первому, она оглядывала их по очереди сияющими глазами и чуть ли ни подпрыгивала на месте. - Катька, значит, ты не уехала? Андрей Палыч, вы - молодец! Вы просто чудо какой молодец!
Жданов и глазом не успел моргнуть, а Маша уже бросилась ему на шею и с чувством расцеловала в обе щеки.
- Я в Вас верила! Я с самого начала была уверена, что всё так и будет!
Андрей растерянно посмотрел на Катю, не зная, что делать с такой активной радостью секретаря. Катя в ответ лишь пожала плечами и улыбнулась.
- Ой! – Маша опомнилась и освободила Жданов от своих объятий. – Извините! Это я так рада… просто…
Каблуки снова застучали по полу, и через несколько секунд собранная Мария Тропинкина сидела на рабочем месте и по-деловому смотрела на молодую пару.
- Кому доложить о вашем приходе, господа Ждановы?
- Маша! – ошеломлённо воскликнула Катя.
Андрей весело взглянул на неё и обнял за плечи.
- А что? Мне нравится! Не надо о нас докладывать, госпожа Тропинкина, мы уж как–нибудь сами. Воропаев у себя?
- В конференц-зале! С японцами!
- Отлично! Ну что, пошли? – он снова крепко взял за руку Катю. Она не двинулась с места. – Что такое?
- Ты уверен, что я должна туда идти?
- Екатерина Валерьевна, это Ваш контракт, и присутствовать при его подписании Вы обязаны!
Он потянул её за собой. Притормозил около Маши и приложился губами к её ручке.
- Мария! Вы отличный секретарь!
Уже около дверей в приёмную Катя бросила на подругу умоляющий взгляд, но та лишь взметнула кулаки вверх и подмигнула: «Всё будет хорошо!».
- Ущипните меня! – пробормотал Малиновский, когда в дверь постучали, и в кабинет зашёл Жданов, ведя за собой Катю. Сидящая рядом Яна с готовностью откликнулась на просьбу и сильно прихватила кожу Романа на запястье, совершенно забыв о репутации ничего не понимающей японки.
- Ну не так же сильно, - прошипел Малиновский и удивлённо уставился на неё. Яна независимо повела плечом и снова воззрилась на вошедших.
- Всем добрый день! – Андрей закрыл дверь и встал за Катей. – Позвольте представить, дамы и господа, для тех, кто не в курсе. – Екатерина Пушкарёва.
- Здравствуйте, - кивнула Катя.
Переводчик стал тихо переводить слова Жданова, а Яна откинулась на спинку кресла, закинула ногу на ногу и широко улыбнулась. Ну что она говорила! Этому красавчику как всегда везёт!
- Это Янис Якиту и её помощница Юми Като, - Андрей усадил Катю в кресло напротив госпожи Якиту и сел рядом. При виде Яны брови Кати взметнулись вверх, и она вопросительно посмотрела на Жданова.
- Я тебе потом всё объясню, - прошептал он. – Итак, дамы и господа, мы уже готовы подписывать самый успешный контракт?
Все в разнобой закивали. Все, кроме Александра. С того момента, как здесь появились Жданов и Пушкарёва, Воропаев неподвижно сидел в центре стола и прожигал взглядом Андрея. Воропаева трясло от гнева, поэтому он старался не делать лишних движений, чтобы не выдать своего состояния
Вся его президентская жизнь в «Зималетто» превратилась в балаган. Даже сейчас, когда, казалось бы, его слово должно быть решающим, на самом деле оно ничего не значит. Он сам ничего не значит.
Когда прибыли эти японки, он было попытался «затереть» вчерашний неудачный показ сегодняшним радушием, но ничего не вышло. Окончательные условия контракта Янис и её помощница хотели бы обговорить с Андреем Ждановым. Всё было озвучено в довольно вежливой форме, но Воропаев, не будь дураком, сразу просёк – это не пожелание, а требование.
Вот и сейчас в обсуждении принимают участие все, кроме него. Даже Пушкарёва. Жданов с неё глаз не сводит, а когда она рот открывает, он свой закрывает и растягивает в идиотской улыбке.
Значит, мир. Любовь до гроба, дураки оба.
Жданов никогда в жизни так не смотрел на Киру. Никогда. Чёртов сукин сын! Вовремя Кира уехала в Прагу и не видит всего этого.
А Пушкарёва… Не знай Воропаев её раньше, никогда бы не поверил, что эта женщина когда-то была серой мышью, которую он заставил сменить гардероб. А уж от зажатости и закомплексованности и следа не осталось. Действительно, шикарная женщина. Интересно, а Жданов вообще догадывается, кому обязан всем этим?!
Но какого хрена она вообще здесь делает? Не захотела отдавать лавры, решила показать себя во всей красе? Хотя… она всё это время и носа в «Зималетто» не показывала. Значит, Жданов притащил. Не оставил попыток держать власть над компанией через «Никамоду», потому и заручается гарантированной поддержкой.
- Александр Юрич…
Голос Андрея вывел Воропаева из раздумий.
- По-моему, наш президент замечтался. Неужто о выгодах контракта? – Жданов расплылся в фальшивой улыбке. – Черкните закорючку, Александр Юрич, вот на этих документах.
Он ткнул пальцем в бумаги, которые уже лежали перед Воропаевым.
Как только документы были подписаны, Александр поднялся, поздравил всех с заключением контракта и, извинившись, покинул конференц-зал. Душила злоба и ненависть. Жданов, похоже, в очередной раз выставил его идиотом.
Саданув кулаком по столу, Воропаев уселся в президентское кресло и уставился пустым взглядом в потолок. Как же всё это осточертело!
Дверь из конференц-зала распахнулась. Андрей вошёл в кабинет, устроился напротив Воропаева.
- Что? – прикрыв глаза, поинтересовался он. – Ещё надо где-то черкануть?
Жданов молчал. У него не было желания припираться с Александром. Странно, но его было даже жалко. Столько лезть из кожи вон, чтобы доказать: «Я лучший», и в итоге… ничего не доказать. Андрею не понаслышке было знакомо это чувство. Чувство и ощущение неудачника.
- Я пришёл поговорить, Саш.
- Ого, я слышу смиренный тон. Андрюшенька, ты не заболел ли?
Да нет, - подумал Жданов. – Я как раз таки выздоровел. У меня был самый лучший на свете доктор. И мне жаль, Сашка, что у тебя такого не нашлось…. Ба, Жданов, да ты становишься сентиментальным! С каких это пор?!
- Надо поговорить о «Зималетто», - сказал он вслух. - Как долго ты намерен ещё занимать это кресло?
- А тебе не терпится меня отсюда спихнуть? – усмехнулся Александр.
- Вовсе нет. Я вежливо предлагаю тебе покинуть его добровольно.
- Что? – Воропаев распахнул глаза и резко выпрямился. – Ты не имеешь никакого права. Совет Директоров выбрал меня.
- Саш, - мирно сказал Андрей. – Давай не будем вспоминать, благодаря кому ты оказался президентом, потому…
- Вот только не надо строить из себя царя зверей, ладно? Твой отец голосовал за меня. И твой голос почти ничего не значил.
- Значил, ещё как значил. И это было глупо. Ты ни черта не соображаешь в делах компании, да и компания тебе не нужна. Всё, что ты можешь сделать для неё, это развалить. А я теперь тебе этого не позволю.
- Ой, как мы заговорили! А всего пару дней назад ты пел совсем по-другому…
Конечно, по-другому. Пару дней назад, он был олухом, который разрушал свою судьбу и бился о стену головой, не зная, куда деться от тоски и боли и упиваясь своей местью.
Теперь эти игры «сам дурак» ему ни к чему. «Зималетто» - это действительно его дело, то, чем он хочет и будет заниматься. Возможно, ещё не раз оступится, возможно, совершит кучу ошибок, но за всё возьмёт на себя ответственность и будет двигаться вперёд, не смотря ни на что.
Теперь у него просто больше нет времени на эти игры «кто лучший». Несколько часов назад, он понял, что рядом с ним есть Катя. Катя, который нужен не «лучший» Андрей Жданов, а он сам, такой, какой есть. Не только Катя, у него будет ребёнок. У него - семья. А семья – это гораздо важнее, чем мальчишечьи игры и попытка добиться любви и одобрения отца. Жданов сам скоро станет отцом, и все прежние мысли, страхи и комплексы должны уйти в прошлое.
- Короче, Саш, - Андрей поднялся и спокойно посмотрел на Александра. – Нам с тобой отлично известно, как ты управлял «Зималетто» всё это время. И как только отец об этом узнает, вряд ли он согласится оставить тебя в президентском кресле.
- Собираешься ему нажаловаться?
- Решать тебе. У тебя есть неделя на принятие этого решения. Ты можешь добровольно уйти с поста президента, и я ни словом не обмолвлюсь ни о чём. Если нет… прости, но я больше не собираюсь смотреть сквозь пальцы на всё, что ты здесь творишь.
Александр ничего не скажет в ответ. Да и никому он не будет нужен. Они оба знают, каким будет решение.
Андрей вернётся в конференц-зал, ничего не говоря, возьмёт Катю за руку и поведёт к выходу. Уже у дверей опомнится.
- Прошу нас извинить, дамы и господа, у нас с Екатериной Валерьевной накопилось очень много дел.
3.
А потом… Потом он будет бояться самого себя: оживших чувств, безудержных эмоций, ослепляющего своей силой желания, сбившегося дыхания....
В голове будет шуметь, звуки потеряют чёткость, краски - яркость, окружающие предметы - резкость контуров…
Он впустит в свою квартиру Катю и поймёт, что с её появлением исчезли царившие здесь когда-то пустота и одиночество. Боль и тоска, пропитавшие собой, как казалось, даже стены вдруг унесутся за порог вместе с хлопком закрывшейся двери.
Определив, наконец, непослушными от волнения руками верхнюю одежду в шкаф, Андрей осторожно возьмёт Катю за плечи и спросит:
- Кофе?
Наверное, самый глупый вопрос. Дурацкие четыре буквы, нелепо маскирующие тысячи других фраз, так и норовящих материализоваться в звуки: «Я хочу тебя… хочу обнять, прижать, завладеть и никуда – слышишь? - никуда больше от себя не отпускать!»
Она понимающе улыбнётся и отрицательно покачает головой, не отводя взгляда от его глаз. Горящих и завораживающих тёмных глаз, которые говорят лучше любых слов. Коснётся мягкой ладонью его щеки и нежно прижмётся губами к его губам.
Поцелуй не будет страстным и всепоглощающим, он будет волнующим. Таким нужным ему. Как разрешение, как её готовность быть рядом.
Его ладони скользнут вниз вдоль её рук и - как вздохнут - сожмут её ладони. Губы продолжат путь по щеке, подбородку, к шее – язык почувствует тёплую кожу, не сможет остановиться и уже вместе с губами, осторожно и несмело, будет впитывать её вкус и запах.
Он так близко, так нереально близко – мечта, почти погребённая под грузом произошедшего за последние месяцы, - но как будто он не рядом, как будто их соприкоснувшиеся тела разделяет невидимая грань… неуверенности, скованности. Его осторожности.
Она посмотрит на него и молча спросит: «Почему? Почему ты так нерешителен сейчас? Что-то не так?»
Он не скажет ей о своём страхе. Всё, что сейчас заполняет его – любовь и желание, нежность и страсть, - настолько велико, что он боится не справиться с самим собой и погрести её под мощностью своих чувств. Раздавить. Сделать больно. Обидеть.
Он так изголодался по ней, что огонь душит его изнутри, требуя выхода. И каких же сил стоит сдерживаться, чтобы не испугать, не спалить её своим пламенем?!
Боже праведный, он не переживал так даже в их первую ночь! Он вообще так никогда не переживал!
Он не сможет признаться ей в этом и лишь обессилено уткнётся лбом в её плечо. Тогда, обняв, она поцелует его в висок. Всё поймёт.
- Просто люби меня, - прошепчет. – Мне это так необходимо.
Его сердце вдарит по рёбрам и сожмётся, замерев. Его сердце напомнит о том, сколько ей пришлось пережить из-за него, сколько выдержать.
И он будет любить её. Любить, прося прощение за всё. Любить благодаря.
Впервые он будет давать, а не брать… Впервые «заниматься любовью» для него станет - не потому что «ты мне нужна», а потому что «я нужен тебе»…
…Его сильное тело накроет её и словно укутает в своих объятиях. Он будет везде и сразу. Вроде только что её грудь лежала в его ладони, а губы целовали её плечи, и вот уже язык нежно проводит по соску, а руки мягко поглаживают бока и бёдра.
Каждой клеткой кожи она будет чувствовать его тело, прижимающее её к постели. Горячее, сильное, напряжённое, пульсирующее…
Она будет стремиться навстречу его ласкам и тонуть в них…
Он будет мучить её, распаляя всё больше, но мука будет сладкой, заставляющей её стонать и дрожать, вздрагивать и непроизвольно сильнее прижимать его к себе…
- Поговори со мной, - хриплым полушёпотом попросит он, опускаясь ниже и заставляя её раскрываться.
- О чём? – судорожно сглотнув, спросит она.
- О чём угодно. Просто говори.
Ему важно сейчас слышать её голос. Важно до безумия. До упомрачения. Он хочет знать, что это она, его Катя. На самом деле. Он почти каждую ночь занимался с ней любовью в своих снах, и сейчас всё никак не может поверить, что это не очередной ночной бред. Она с ним, рядом. Она. В его постели. И это реальность.
- Пожалуйста…
Руки сожмут её талию, губы прижмутся к тёмной впадинке пупка, язык скользнет внутрь.
Она изогнётся навстречу ему. Выдох, вдох – похожий на всхлип, нетерпеливый выдох. Всё в такт его осторожно-нежным, но острым прикосновениям.
- Пожалуйста…
Каким-то шестым, седьмым или пятнадцатым чувством она поймёт, что сейчас в любимом человеке борются две противоположности. Дерзкий, шальной и неистовый мальчишка, слепо повинующийся своим желаниям, и уже взрослый и помудревший мужчина, всеми силами пытающийся остепенить себя другого.
И именно сейчас она должна помочь ему найти себя единого. Помочь расслабиться, отрешиться от этой борьбы, скинуть оковы внутреннего напряжения.
- Однажды ночью в тайне от папы я пригласила домой мужчину.
Его губы слегка прикусят её кожу внизу живота и замрут. Она прикроет глаза, сдерживая улыбку.
-… Я раздевала его в своей комнате, а за стенкой спал папа…
- Кажется, я передумал про разговоры, - выдохнет он и словно обожжёт кожу там, куда попадёт его дыхание.
- … Он был красив… как королева! Знаешь, у него было потрясающее красное платье со множеством крючочков на спине. Он, кстати, очень сожалел, что не может мне показать ещё и свои туфли…
Сильные и нежные пальцы сожмут её ягодицы, а влажный лоб уткнётся в её живот. Она не увидит его улыбки, но почувствует её.
- Катька… - засмеётся он.
- Правда-правда. А ещё он заявил, что он симпатичный, представляешь?
- Перестань!
- Как будто я без него этого не знала!
- Ужасное самомнение!
- И не говори! А потом он переоделся в папину одежду…
- Не смей!
- … и я пропала!
- Да ну?
- Ну… не совсем, конечно. Пропала я потом, когда из-за нашего смеха проснулся папа.
- Сильно досталось?
- Порядочно. Пришлось пообещать убавить звук телевизора.
- … и вытолкать засидевшегося гостя за дверь.
- Да нет, он сам засобирался.
- И каких трудов ему это стоило! Он совсем не хотел уходить.
- И стал задавать какие-то вопросы… странные…
- Странные?
- Он спросил… читаю ли я любовные романы.
- Полное отсутствие такта!
- А я ему ответила…
Чётко произносить слова с каждой минутой – секундой, мгновением - будет становиться всё труднее. Его язык уже доберётся до тех мест её тела, от прикосновения к которым под отяжелевшими веками будут возникать яркие вспышки, а тело - наполняться дрожью.
Теперь умелые пальцы возьмут инициативу, а губы прошепчут:
- Ты ответила, что читаешь сказки и экономические журналы, - и снова прильнут к ней, к её коже.
- Ох! Х-хорошо, что темно было. Он не увидел, как я покраснела.
Вслед за её игривыми тоном и лёгким кокетством, предназначенным только ему – он знал! – начнёт пропадать и его страх.
- Так ты смутилась?
Ласки станут смелее, движения рук и губ требовательнее.
Приливы сладостных толчков внизу живота начнут приближать к бездне наслаждения. Ещё… ещё… ещё чуть-чуть… И говорить невозможно…
Но он уже включится в игру и не позволит ей сразу шагнуть в бездну. Подтянется и, едва касаясь пальцами её заветного «местечка наслаждения», нависнет над ней, глядя прямо глаза.
- И почему же ты смутилась? Обманула парня?
Она обовьёт руками его шею. Как дурманом будет приворожена его взглядом.
- Не совсем. Я их сейчас не читаю, но когда-то читала. Хотя никогда в них не верила.
Капельки пота будут блестеть над её верхней губой, и он, сунув руку в её волосы, раскинувшиеся по подушке, слизнёт выступившую влагу и чуть сильнее надавит на чувствительный бугорок.
- О, господи!
Она изогнётся и, зажмурив глаза, ворвётся в волну экстаза, обрушившуюся на неё. Он завладеет её губами и будет целовать до тех пор, пока её тело не успокоится и не обмякнет в его руках.
- Я люблю тебя, - прошепчет она, не открывая глаз.
Он улыбнётся, глядя на неё – разрумянившуюся, влажную, жаркую и разомлевшую. Сила его желания станет почти не выносимой.
- И я тебя люблю, Катюш…
Осторожно уберёт прилипшие к её шее волосы, прижмётся губами к пульсирующей жилке.
- И почему ты в них не верила?
Она не сразу поймет, о чём речь. А он не будет торопить.
- Ну это же фантазии…- наконец, тихо скажет она.
- А ты фантазировала?
Она не ответит. Обнимет его, и, покрывая поцелуями сильную грудь, начнёт гладить бугорки напряжённых мышц на спине.
- Теперь я понимаю, что фантазировала о тебе. Даже ещё не представляя какой ты… Ведь помечтать-то можно?!
И он больше не сможет сдерживаться. Войдёт в неё и замрёт на несколько мгновений, чувствуя её и давая ей в полной мере прочувствовать себя.
Большой, горячий, сильный…Андрей…
- Я мечтал о тебе… Господи, как же я о тебе мечтал.
И не останется больше ничего. Ни фантазий, ни реальности, ни страха, ни сомнений.
В целом мире – их мире – останутся только двое. Мужчина и женщина.
Нежность и сила. Страсть и безудержность. Движение и экстаз. Любовь… Счастье…
Он очнулся ото сна и не сразу понял, почему поёт душа. Каждая клетка тела была наполнена лёгкостью и счастьем.
А потом он всё вспомнил, потому что почувствовал рядом с собой её. Женщину всей его жизни. Покрепче прижал к себе и зарылся носом в её волосы, вдыхая её аромат. Аромат его счастья.
- Доброе утро…
- Доброе, - улыбнулся он. – Я думал, ты ещё спишь.
- Нет, не сплю, - ответила она, по-прежнему прижимаясь спиной к его груди. Он погладил её живот и приподнялся на локте.
- Знаешь, о чём я думаю?
- Наверное, что я делаю в твоей постели.
Он засмеялся.
- Спишь, надо полагать, - наклонился и поцеловал её в висок.
- Тогда, может быть, о хорошем завтраке.
- Замечательная идея, но отложим её осуществление на попозже.
Катя повернулась на спину и ласково провела ладонью по его лбу.
- Тогда о чём же?
- О том, что это самое замечательное утро в моей жизни.
- Андрей Павлович, да Вы романтик!
Его губы легко коснулись её губ.
- Вы на меня дурно влияете, Екатерина Валерьевна!
Он потянулся, чтобы поцеловать её, но она ловко увернулась и зажмурилась.
- А вот теперь, - серьёзно проговорил он, несильно ущипнув её за бедро. – Мне стоит показать тебе наглядно, что тебе нужно делать в моей постели.
Через час Катя лежала поперёк кровати, устроив голову у Андрея на животе.
- Кать, - тихо позвал Жданов, перебирая её влажные волосы. – А кто у нас будет?
- Девочка или мальчик.
- Она или он будут похожи на тебя, да?
- Или на тебя.
- Я буду их баловать.
- Кого это – их? Андрей, я жду одного ребёнка.
- Пока да.
- Пока?
- Угу. Потом будут ещё девочка или мальчик и ещё девочка или мальчик и…
Она засмеялась и приложила палец к его губам.
- Пока хватит и этих девочки или мальчика.
Эпилог.
Он осторожно повернул ключ в замке, вошёл в дом и почти бесшумно закрыл за собой дверь. Бросив портфель на комод у порога, осторожно ступая, поднялся на второй этаж и прислушался к голосам. Голоса доносились из детской.
Дверь была приоткрыта.
- Неужели любовь никто не спасёт? - грустно спросил тоненький девичий голосок.
- Соф, ну мы же ещё не дочитали, - ответила Катя.
- Вот папа бы ни за что не оставил Любовь в беде! Он бы её обязательно спас, если бы она попросила!
Чувство умиления затопило его с головой, и Андрей тихонько приоткрыл дверь. Софья, их четырёхлетний черноволосый ангелок, лежала на ковре, согнув ноги в коленях, и, подпирая подборок кулачком, смотрела на маму. Катя сидела на диване, одной рукой прижимая к себе шестимесячного Олежку, обёрнутого в цветастую пелёнку, а другой – держала книжку. Никем не замеченный, Андрей остался стоять на пороге.
- Ну, читай дальше, мам!
Положив книгу на колено, Катя перевернула страницу.
- Тогда Любовь совсем отчаялась. Как вдруг позади себя она услышала голос. «Пойдём, Любовь, я довезу тебя…». Любовь обернулась и увидела старца.
- Ура! – Софья вскочила и захлопала в ладоши. – Я так и знала, что её спасут!
Катя подняла голову и увидела мужа.
- Привет! – улыбнулась она. – Ты сегодня рано.
- Папочка! – дочурка бросилась к нему, и Андрей подхватил её на руки.
- Привет, малыш!
- Пап, мама нам притчу читает. Ты знаешь, что такое притча? Это такая сказка, но она не совсем сказка, потому что в ней есть правда.
- Не может быть! – Андрей опустил дочь на пол, подошёл к жене и нежно поцеловал её в губы. – Здравствуй, Катюш.
- Всё хорошо? – спросила она.
Андрей погладил указательным пальцем сына по щёчке и сел рядом.
- Устал?
- Читай, мам! Я хочу узнать всё до конца.
- Ты есть, наверное, хочешь? – Катя посмотрела на Андрея понимающим взглядом. Жданов нежно коснулся её щеки, как только что щеки сына.
- Нет. Дочитывай правдивую притчу нашей неугомонной красавице.
Красавица забралась к отцу на колени и, навострив ушки, приготовилась слушать.
- Старец довёз Любовь до суши и уплыл, - продолжила Катя. - Любовь спохватилась, ведь она не успела спросить его имя. Тогда Любовь обратилась к Познанию: «Кто меня спас, Познание? Кто был тот старец?». Познание посмотрело на Любовь. «Это было время». «Время? – спросила Любовь. – Но почему оно спасло меня?» Познание ещё раз посмотрело на Любовь, потом вдаль, куда уплыл корабль старца. «Потому что только время знает, как важна в жизни Любовь».
Катя закрыла книжку и отложила её в сторону.
- Вот какая притча! – радостно подытожила Софья. – Мам, а завтра ещё почитаем?
Андрей откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Уже не в первый раз мысленно благодарил Бога за то, что они у него есть.
Он почувствовал прикосновение к своей щеке. Катя погладила его тыльной стороной ладони.
- Я тебя люблю, - прошептал он, посильнее зажмурившись. Он всё ещё стеснялся слёз счастья, которые бы обязательно покатились из глаз, открой он их.
Finita la comedia.
_________________
Жизнь — это то, что с вами случается как раз тогда, когда у вас совсем другие планы. /Джон Леннон/
Последний раз редактировалось NeProfi 28 авг 2008, 10:11, всего редактировалось 5 раз(а).
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Каждую ночку - главка. 
Ну почти. 
Када "Лебедей" писали. 
(( 
