|
Глава 3. «О необдуманных поступках, и их последствии»
Александр Юрьевич Воропаев был человеком весьма и весьма непростым. Некоторые из его немногочисленных знакомых считали его чуть ли не хамом, другие – высокомерно-напыщенным барином, но все без исключения, признавая высокий уровень его интеллекта, разносторонний кругозор и глубокий философский ум, сходились во мнении, что человек он рассудочный, расчетливый, до крайности циничный, и очень своеобразный.
Не замечали, или делали вид, что не замечают его редкого своеобразия всего несколько человек – его сестры Кристина и Кира и бессменный личный секретарь Марина Смолина. Много лет проработавшая под его началом Смолина давно привыкла к закидонам своего шефа, но сегодня, когда Воропаев вызвал ее к себе и поручил одно очень странное и весьма деликатное, как он выразился, дело, и она, много чего вытерпевшая за свою долгую секретарскую карьеру, была, мягко говоря, выбита из колеи.
Воропаев потребовал от нее ни много ни мало отыскать позвонившую ему девушку, о которой ничего кроме номера мобильного телефона известно не было. Вот такое вот интересное поручение.
За кого он ее принимает? Возмущалась Марина, покидая кабинет шефа и недоуменно разглядывая несколько ничего незначащих цифр, записанных в блокноте. Она что – частный детектив? Или негласный сотрудник ФСБ? Главное, Воропаев строго настрого запретил ей звонить этой девице, уточнив, что ему необходимо только узнать ее имя и адрес где она проживает. При этом он настоятельно не рекомендовал ей пользоваться услугами отдела безопасности министерства и предупредил, чтобы она ни в коем случае не обращалась в полицию. А к кому ей, интересно, обращаться?! В Интерпол что ли?
– «И вообще, зачем ему понадобилось ее искать?! – справедливо негодовала обескураженная секретарша. – Что за странная прихоть?»
Марине и в голову не могло прийти, что у этой странности есть причина, и причина весьма серьезная, и что кроется она в появившейся с некоторых пор у ее шефа потребности совершать благие дела. В представлении Марины, Воропаев и благотворительность соединиться между собой ну никак не могли, и, тем не менее, эта сверхпротивная Воропаевской сущности потребность – совершать добродетельные поступки, у ее шефа тайно существовала уже довольно долгое время, и более того – она давала о себе знать все чаще и настойчивее.
Когда Александру стало известно, что Андрей Жданов во время поездки в Среднюю Азию попал в плен к моджахедам, и возможно погиб, он с приступом острой сердечной недостаточности угодил на больничную койку. Впервые оказавшись в столь опасном положении, и впервые до конца осознав, какое дьявольское, губительное чувство он в себе взлелеял, Александр каялся и мысленно просил прощения у всех, кому причинил непоправимое горе. Находясь между жизнью и смертью, он дал себе клятву – если выживет, – должен искупить свой грех, как не знал, но то, что должен, понял и принял для себя безоговорочно.
Андрей сумел тогда выбраться живым из организованной им передряги, но погибли случайные люди, остались сиротами дети, да и семья Ждановых, все их близкие и знакомые пережили такое… вспомнить страшно.
С тех пор прошло уже больше двух лет. О его роли в той давней истории знал только один человек – исполнитель его черного замысла, которому по понятным причинам и самому было невыгодно предавать огласке случившееся, поэтому Александр мог быть относительно спокоен – никто ничего и никогда не узнает. Вот только обрести это спокойствие у него никак не получалось. Совесть не позволяла, да и данная когда-то клятва как огнем жгла изнутри, требуя от него решительных действий.
В конце концов, муки совести довели Александра до того, что каждая его встреча со Ждановыми стала оборачиваться в настоящую пытку. Как акционер и член совета директоров, он обязан был присутствовать хотя бы на собраниях, но стоило Александру оказаться рядом с Павлом, с Маргаритой, а тем более столкнуться лицом к лицу с Андреем или Катей, его в буквальном смысле слова начинало трясти, и ему отчаянно хотелось рухнуть перед ними на колени и во всем признаться … И каждый раз у него недоставало для этого мужества.
В итоге Александр просто стал избегать Ждановых, стараясь как можно реже бывать в «Зималетто» и видеться с ними.
Павел, заметив его все более усиливающуюся отчужденность, одно время пытался наладить отношения, даже несколько раз вызывал его на откровенный разговор, но Александр под любым предлогом уходил от разговоров. Да и что он мог сказать? На признание – знал, не хватит у него сил и смелости, а врать Павлу Олеговичу – не хотел. Так и жил все это время, – мучаясь от осознания своей вины и пытаясь забыть обо всем, спрятавшись за стеной человеконенавистничества. Иногда получалось и он на время обретал долгожданный покой, но потом что-нибудь, какой-нибудь пустяк: случайная встреча, оброненное слово, напоминали ему о прошлом и все опять начиналось с начала.
Когда и как возникло у него желание в искупление своей вины сделать что-то доброе, Александр и сам толком не знал. Возможно, это желание появилось у него в тот момент, когда, сообщив Андрею, что хочет выйти из совета директоров и не мешать ему руководить компанией, он увидел в его глазах благодарность, а может быть, таким образом, он просто хотел облегчить свои мучения. Так или иначе, но однажды произошло невероятное – бездушный циник Александр Воропаев, вдруг стал совершать абсурдные с точки зрения знавших его людей поступки.
На первых порах с доброделанием у Александра получалось не очень, но он наперекор всему и в первую очередь самому себе старался. В основном его благодеяния касались любимым сестер, и здесь он себя не сдерживал, но и другим от его «доброты» перепадало. Так, например, Воропаев, выйдя сам из состава совета директоров, подначил и сестер сделать то же самое. Теперь «Зималетто» была практически полностью Ждановской вотчиной. Он и акции свои намеревался продать Ждановым, но Павел категорически с этим не согласился, и Александр не посмел огорчить его, отложив решение этого вопроса на будущее.
Постепенно, исподволь, потребность совершать благие дела стала неотъемлемой частью его личности, тщательно скрываемой, стыдной частью, но становившейся для него все более и более важной.
Александр прекрасно понимал, что все его благодеяния и на тысячную долю не компенсируют его вины, но все же…
На сердце, пусть и не на долго, становилось теплее, когда он видел неподдельную радость сестер получивших неожиданный, словно с неба свалившийся подарок или осознавал какие чувства испытывают облагодетельствованные им знакомые, а зачастую и почти незнакомые люди.
Ставя перед собой задачу, помочь кому-то, Александр не успокаивался, пока не достигал цели. При этом единственной поблажкой себе, единственным требованием, которое он неукоснительно соблюдал, заключая с самим собой очередной договор о доброделании, было категорическое нежелание афишировать свою благотворительность.
Искупая вину, Александр не хотел и не ждал благодарности, но все же главная причина тайны его деятельности заключалась в том, что Воропаев, как ни старался, не мог преодолеть некоторые черты своего сложного и своеобразного характера.
Александр никогда не умел открыто выражать свои чувства, он не любил говорить, всегда предпочитая действовать, поэтому и благодеяния ему совершать удобно было скрытно, незаметно для посторонних глаз. Он мог, например, добиться повышения зарплаты кому-то из своих сотрудников, сделав вид, что не приложил к этому никаких усилий, или осуществить значительные вложения на счета сестер и отговориться тем, что это доход от удачно проведенных им финансовых операций с ценными бумагами, а не его, как было на самом деле, сэкономленные личные средства. Мог посодействовать кому-то из знакомых в решении их проблем, но делал это обязательно инкогнито, так чтобы они даже не догадывались, кому обязаны неожиданной удачей. Он давно привык скрывать свое истинное лицо, быть абсолютно непроницаемым и точно знал, когда и почему это произошло.
День, когда Александру сообщили о гибели в автомобильной катастрофе его родителей, разделил его жизнь надвое. До этого существовал на свете один Александр Воропаев – яркий, ироничный, в меру жизнерадостный, после же страшного пережитого им удара, миру явился совсем другой Воропаев – сосредоточенный, мрачный, и наглухо ото всех закрытый.
Александр всегда знал, что характером он пошел не в своих родителей. Его отец и мать были сильными волевыми натурами, им не страшны были никакие жизненные трудности, и по плечу любые вершины, а он с самого детства был робким и застенчивым, и если бы не его упрямство и врожденное чувство собственного достоинства, ему пришлось бы совсем не сладко.
Став взрослым, Александр пытался, подражая отцу, доказать окружающим свою самостоятельность, но у него ничего не получалось – не хватало воли, решительности, уверенности в своих силах. Пока он учился в университете, это было не очень важно, но когда встал вопрос выбора работы, пришлось ему довольствоваться невыразительной чиновничьей должностью. Место было «сытным», и даже престижным, но, ни о какой его независимости и деятельной инициативности на этом посту не могло быть и речи. Проработав какое-то время в министерстве, и окончательно убедившись, что в мире, где основным способом достижения цели и карьерного роста являются интрига и подковерная борьба, ему добиться чего-то стоящего никогда не удастся, Александр все свои надежды возложил на их семейную фирму «Зималетто». Он был абсолютно уверен, что достоин в будущем стать у руля компании. Дело оставалось за малым – одолеть в борьбе за вожделенный президентский пост соперничающего с ним Андрея Жданова. Александра очень раздражала сама необходимость этой борьбы, ему казалось, что с его опытом государственной службы, разносторонними знаниями, с его солидностью и основательностью, наконец – он вне конкуренции, но совет видимо так не думал, и Александр злился, постоянно пикировался с Андреем, прекрасно понимая, что в своем яростном желании победить, скорее похож на задиристого петуха, чем на серьезного борца способного выдержать не один раунд жестокой жизненной борьбы.
Отец обо всех его терзаниях знал, да и мама – похоже, догадывалась. Родители никогда не говорили с ним на эту тему, но Саша всегда чувствовал, как они во всем стараются поддерживать его. И в этой их неоценимой поддержке он черпал силы, которых на самом деле ему всегда недоставало. Только находясь рядом с отцом и бесконечно любящей его матерью, Александр чувствовал себя уверенно. Потеряв родителей, он не только потерял самых дорогих и близких людей – он потерял так необходимую ему опору в жизни.
И как теперь быть? Ведь рядом сестры, они надеются на него, и разве он может их подвести? Разве может показать, насколько он сам уязвим и слаб?
Конечно, Александр всегда мог рассчитывать на участие Ждановых, но его непомерная гордыня, амбиции, соревнование с Андреем, а в последние годы и крайне негативное из-за страданий, которые он причинял Кире, к нему отношение, не позволяли ему сблизиться со Ждановыми и открыть им всю глубину своей душевной боли.
Оставалось одно – если сильным быть не получалось, нужно было сильным выглядеть.
С той поры Александр отгородился от всего мира и даже горячо любимым сестрам не позволял проникнуть в его душу, увидеть его боль и одиночество.
Приняв решение быть твердым как сталь и никому не давать повода сомневаться в этом, Александр жестко и во многом преднамеренно трансформировал некоторые присущие ему черты характера. В результате его ироничность превратилась в сарказм, веселость – в злую насмешливость, а некоторая грубоватость – в откровенное, зачастую даже нарочитое, хамство.
Совершенное им злодеяние, добавив в его истерзанную душу непроходящей боли, только укрепило его желание казаться одиноким и бездушным циничным. Ведь только так, загородившись этим «забором», он мог сохранять свою независимость.
Случай произошедший с ним в метро был экстраординарным, из ряда вон выходящим. Он впервые предложил свою помощь открыто, причем предложил ее совершенно незнакомому человеку, и его новая подопечная не могла не понимать кто ее благодетель, и кому она обязана, а значит, по всем законам физики, она должна была быть ему благодарной, а вот этого-то высокомерный, снисходительно-презрительный ко всем окружающим и особенно к женщинам, Воропаев, вынести не мог. Он изгой, отшельник, язвительный, холодный и неприступный ни для кого, а тут такой козырь, да еще в руках какой-то девчонки – Александр Воропаев помогает сирым и убогим! Если об этом узнают… Это пятно ему не смыть до конца дней, да что там пятно, ему плевать что подумают о нем другие, главное, как он сам себя будет чувствовать!
Когда Александр осознал, в какую благодаря своей мимолетной слабости влип историю, он сорвался и впервые оттолкнул человека, которому сам же и обещал помощь, а потом, после тщетной попытки найти оправдание своей резкости, ему вдруг пришло в голову, что он обязательно должен отыскать эту девицу и исполнить данное ей обещание.
Еще одна очередная блажь, порыв, одним словом эмоция, а ведь он, и это всем известно, эмоций не испытывает, вот и Марина удивилась, когда он вызвал ее и попросил отыскать позвонившую барышню. Она так на него посмотрела...
– «Черт! И чего мне взбрело в голову разыскивать ее? Тоже мне персона. Ну послал и послал, мало я их посылал что ли? Все! Нужно забыть эту историю», – решил Александр, сильно подозревая, что сделать это ему уже не удастся.
Поддавшись однажды неодолимому желанию совершать добро, Александр Юрьевич Воропаев не заметил, как с ним случилось то, что умные люди называют «таинством переплавления страдания в мудрость». Если бы он только мог догадаться к чему, к каким душевным потрясениям и кардинальным изменениям его личности приведет путь, на который он вступил, он бы добровольно, причем с радостью, согласился бы на любую операцию, только бы она спасла его от мучительных угрызений совести, он согласился бы даже на амнезию, если бы был уверен, что из его памяти навсегда сотрется то, что случилось по его вине два года назад, но… прошлого не изменить, а с совестью не договориться…
– Александр Юрьевич.
– Что? – не поднимая головы и продолжая внимательно изучать служебные документы, откликнулся Воропаев.
Секретарь положила перед ним лист бумаги.
– Я выполнила ваше поручение.
– Какое поручение?
– Я отыскала вашу визави.
– Кого? – Воропаев, наконец, оторвался от документов и слегка удивленно посмотрел на свою секретаршу, уловив в ее голосе незнакомые раздраженные нотки. – «О каком поручении она говорит? Ах да, звонок незнакомки».
– Спасибо, – стараясь скрыть свое внезапное смущение, он неловко взял в руки листок и попытался сосредоточиться на записанной каллиграфическим Марининым почерком информации.
Александра Юрьевна Максимова, 24 года, проживает по адресу…
– «Александра Юрьевна, значит. Забавно, – усмехнулся Воропаев. – Ну что ж, тем любопытней будет познакомиться».
Последний раз редактировалось Сплин 29 дек 2013, 13:11, всего редактировалось 1 раз.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Очень понравилась 
