Неписатель сердечно благодарит своих любимых читателей!
Исполнение 1. 7/...
- Ох, простите, - спохватился Андрей, перекатился сначала на спину, а потом сел. – Я нечаянно. Вот я изверг. Целый день вас давлю… Честное слово – не нарочно! Извините меня. Я вам больно не сделал?
- Нет, - девушка не поворачивалась, сидела на краю постели, ссутулившись и шмыгая носом.
Обиделась?
- Не сердитесь, - очень убедительно донес он интонациями голоса искреннее раскаяние и незаметно выдернул телефонный провод из гнезда. – Понимаете, когда в очередной раз начинают контролировать каждый мой шаг, я становлюсь немного неадекватным. Задаю себе философский вопрос: «Какого черта?» - и опять не нахожу на него ответа.
- Понимаю, - с неожиданным искренним сочувствием отозвалась «Светочка» и горестно покачала головой. – У меня то же самое. Мои родители – чудесные люди, золотые. Но они меня так берегут, так опекают, что я даже в клуб не могу пойти… Папа говорит – там сплошной… разврат, - смело выговорила она после запинки ужасное слово и мило покраснела. - Его не переубедишь, что это не так. Ведь не так?
- Конечно, нет, - успокоил ее Жданов и невольно представил Малиновского, целующего одну девицу и одновременно поглаживающего коленку другой, в то время как третья покусывает ему мочку уха и что-то, хихикая, нашептывает.
- Вот! – обрадовалась «Светочка» поддержке. – Я и говорю папе: там просто музыка, огни разноцветные, там красиво. А он не верит. Вот и сижу дома.
- А вам сколько лет? – заинтересовался Жданов, забыв, что этот вопрос – из разряда бестактных.
- Двадцать три, - не замедлила она с ответом – видно, насчет бестактности была не в курсе.
- Ну, тогда вам пора взбунтоваться. Начать отстаивать свои права.
- Вы ведь – не бунтуете, - нанесла ему «Светочка» удар под дых.
- Я? – Андрей почесал в затылке и посмотрел на выдернутый телефонный шнур. – Ну, почему. Иногда бунтую. Но вы правы. Вяло бунтую, вяло. Не пру напролом. Предпочитаю объездные пути. О, у меня созрел отличный тост. За бунт! Бессмысленный и беспощадный. Сейчас принесу виски. И клей заодно. Главное – не увлечься. Не начать занюхивать одно другим.
- Я больше не буду пить, - решительно заявила девушка.
- Не будете, не будете. Я буду. А вы просто со мной чокнетесь. Кулачком. Идет?
- Кулачком! – развеселилась она. – Идет!
И взялась за нитку с иголкой.
Когда Жданов вернулся, нитка по-прежнему была зажата в одной руке, иголка – в другой. Стыковки не произошло. Вид у «Светочки» был очень печальный.
- Что? Вдеть не получается? – догадался Андрей.
- Я не могу без очков, непривычно…
- Очки! Вот бестолочь, я ж вам оптику обещал. У вас минус сколько?
- Минус три.
- Какая удача! У меня тоже. Сейчас выдам вам свои запасные. Слушайте, у нас столько общего! И бунтари из обоих аховые, и мягкие поверхности любим, и диоптрии совпадают…
Объединенные небунтарством, любовью к мягкому и одинаковыми диоптриями, они с азартом принялись за работу, сидя рядышком на кровати. Нацепив на нос очки в темной оправе, гостья приобрела серьезное, представительное обличье и вдохновенно делала стежок за стежком, один кривее другого, что абсолютно ее не беспокоило. Андрей щедро смазывал каблук суперклеем и разглагольствовал:
- Бунт, Светочка, возможен тогда, когда перестаешь бояться последствий. Не взвешиваешь, как это отразится на твоей жизни, приобретешь ты или потеряешь. Что скажут родители, коллеги, друзья, соседи, случайные прохожие и продавщица тетя Люся из магазина за углом. Если готов на всех и на всё начихать – бунтуй на здоровье. А если нет…
Маленькая швея с чувством чихнула и смутилась:
- Извините… Начихать на тетю Люсю, допустим, нетрудно, ей ведь тоже до вас, по большому счету, никакого дела нету. А родители? Их же жалко.
- Жалко. Но всё ли они знают о своих детях? Желают добра, да. А что есть для ребенка добро – они точно правильно поняли? Вот и получается – мы их жалеем и наступаем на горло собственной песне. И в итоге счастливых – никого.
- Счастье… - вздохнула девушка. – А что это такое?
Она отвлеклась от шитья и посмотрела на Жданова сквозь его же собственные очки с младенческой уверенностью, что он-то уж точно определился для себя в ответе на данный животрепещущий вопрос.
И поставила в тупик.
- Счастье, Светочка… Если б знал – сам был бы счастлив, - всё, что он смог выдать.
А она почему-то обрадовалась:
- Ой. «Формула любви».
- Формула чего?
- Фильм.
- Ах, фильм. Точно. Уно, уно, уно, уно моменто.
- Уно, уно, уно, сантименто, - тоненько подпела гостья.
И дальше пошло слаженным дуэтом:
- Уно, уно, уно, комплименто! И сакраменто, сакраменто, сакраменто, сакрамееенто!
Посмеивались, подозревая, что перевирают псевдоитальянские слова. Швея уколола иглой палец, а обувных дел мастер перемазался клеем. Но веселья это почему-то только прибавило.
- Антон Львович, спасибо вам за… за… за помощь, в общем.
- За помощь? Не вгоняйте меня в краску. Я ж виноват. Перед «зеброй» полагается тормозить.
- Что вы, это я виновата. Даже перед «зеброй» надо убедиться, что тебе уступают дорогу. А я неслась напролом, не глядя по сторонам. Я так торопилась на это собеседование. И вот, дособеседовалась…
- Ну а что, мы в результате очень с вами хорошо собеседуем. В трудах, с песнями! Может, еще что-нибудь затянем? А? Бунтарское?
- Бунтарское, - с очень серьезным видом она поправила очки, вся подобралась, как школяр из Союза Советских Социалистических Республик перед чтением патриотического четверостишья, и затянула, сделав очередной кривой стежок: - Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут…
- В бой роковой мы вступили с врагами, нас еще судьбы безвестные ждут! – подхватил Андрей, изумляясь тому, что, оказывается, знает слова.
Знания, правда, у обоих ограничились одним куплетом, и после строчки «марш, марш вперед, рабочий народ» Жданов, глотнувший еще виски, спросил:
- Светочка, а вы макулатуру в школе собирали?
У нее даже уши стали пунцовыми, как будто он поинтересовался чем-то глубоко интимным.
Но оказалось, дело не в интиме, а в печальных воспоминаниях.
- Ага, собирали. У меня мальчишки из параллельного класса целую стопку военно-исторических журналов отняли. Которую папа пожертвовал.
- Да что вы? – пламенно вознегодовал Андрей. – Вот так взяли и отняли?
- И в снег толкнули.
- И в снег?! Ну, это уже беспредел, - в порыве возмущения он даже туфлей взмахнул и потряс, как гранатой с выдернутой чекой. – Меня там не было. Я бы им задал! Девочек нельзя обижать. Это было мое пионерское кредо.
Девушка глянула со смущением и благодарностью, как будто он в самом деле ее защитил. Бесстрашно заслонил грудью от хулиганов.
Такая смешная и милая в этих очках. Напоминала его любимую учительницу географии, молоденькую и старательную. Когда рассказывала о странах-морях-океанах, увлеченно загоралась и становилась почти красавицей. Глобус крутила тонким пальцем с аккуратно и коротко подстриженным ноготком, не ругала за реплики учеников с мест и даже смеялась звонко, как девчонка.
- Я жалела, что у меня нет старшего брата, - созналась «Светочка».
- Да? А я бы от младшей сестры не отказался.
- Эх.
В этом ее «эх» заключалась философская грусть о несовершенстве мира.
- Давайте за сбычу тех мечт, которые теоретически еще способны сбыться, - родился у Андрея логичный тост.
- Давайте.
Вообще-то он думал, что она с ним кулачком чокнется, как договаривались. Но девушка отложила шитье, взяла бутылку и решительно выпила. Видимо, слишком важным для нее являлся этот тост, настолько важным, что халтурить было никак нельзя.
Ошарашенный Жданов наблюдал за тем, как, зажмурившись, она делала глотки. И насчитал этих глотков ровно десять.
Оторвавшись наконец от горлышка, «Светочка», покачиваясь, поглядела туманным взглядом куда-то в заоблачную даль и с ужасом произнесла:
- Ой.
Классический пример недооценки последствий безрассудного поступка. Бунта, бессмысленного и беспощадного.
- Что-то мне… как-то… не того.
Андрей успел забрать из ее ослабевшей руки бутылку и вскочил:
- Может, вам в ванную? Я провожу!
- Тихо, - строго остановила его девушка. – Я сама.
Она медленно поднялась, гордо поправила очки, всем своим видом давая понять, что прекрасно держится, и с достоинством изрекла:
- Со мной, Антон Львович, всё в полном порядке. Я абсолютно…
«…трезвая» - читалось окончание фразы. Но только читалось – озвучено так и не было. Сделав шаг, абсолютная трезвенница взмахнула руками-крыльями в попытке удержаться в балетном апломбе и плавно повалилась назад, на руки подхватившего ее Жданова.
Жаль, он не в курсе, как в балете именуется подобный кульбит.
«Приплыл ты, Антон Львович».
Поверженный утенок сладко спал в его объятиях. И во сне пробормотал:
- Меня примут, папочка. Меня обязательно примут. Ты не беспокойся.
Яснее ясного: вот так на руках утенка держал единственный мужчина - папочка.
Продолжение следует… 
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
балдею от вашего парного фигурного катания 
Подвинтесь хоть капельку, разляглись тут 
)
Уже и в постели они, ах что же будет сейчас 
Автор, миленький не томи 
Былые чуЙства воскресают...