у меня немного путается таймлайн, заэто назовем это АУшкой
Пять!
Катя постояла-постояла на пороге да и собралась уже уходить, но.
- Что это такое, Андрей Павлович?
- Мои личные вещи, - быстро ответил он и запихнул мятый зеленый пакет ногой под стол.
- Ваши... личные... Да как вы смеете!
- Не смею.
- Вы же его выбросили!
- Гхм. Не совсем.
Катя развернулась на каблуках, пробежалась по кабинету, вернулась опять.
- Нет, это просто невозможно. Вы же издеваетесь надо мной.
- Ну что вы, Екатерина Валерьевна! Исключительно над самим собой, - раздосадованно ответил Жданов.
Это Шурочка приволокла пакет вслед за его владельцем, не иначе.
Встретить Шурочку с пакетом в руках - к несчастью. Это Жданов знал совершенно точно.
- Как только я думаю, что у нас могут быть нормальные рабочие отношения, так вы... вы... вы специально это делаете, да?
- Что именно?
- Намекаете!
- Ну знаете, Екатерина Валерьевна!
- Вот я и не хочу ничего знать - ни про вас, ни про ваше личное имущество.
- Жаль вас огорчать, но придется. Мы тут работаем вместе!
- Это ж не работа, это ж пытка сплошная... И кстати, почему это ваше имущество? Оно моё.
- А вы от него отказались.
- А вы его выбросили.
- Сам выбросил - сам нашел.
- Сама отказалась - сама передумала.
Они говорили одновременно, торопливо, почти не слушая друг друга, вычленяя отдельные слова. Катя рванула вперед, схватила пакет.
- Екатерина Валерьевна, вы хулиганка, - возмутился Жданов и тоже вцепился в злополучный пакет, который и так жизнь потрепала.
- На себя посмотрите, - Катя потянула спорный объект к себе.
- А ведь взрослая женщина, президент, ведете себя как ребенок...
Трямс.
Пакет не выдержал такого варварского отношения и порвался. На пол посыпались игрушки и открытки.
Жданов и Катя застыли, разглядывая их.
Запал прошел. Секунды стали тягучими и отказывались складываться в минуты.
- Простите, - сказала Катя. - Что-то нашло.
Жданов молча опустился на корточки, стал собирать игрушки.
Эта сцена так сильно напомнила ту мучительную, с Кирой, что Катя обессиленно прислонилась спиной к стене.
Вспомнила, как Кира читала открытки, а Катя ей доказывала, что все это понарошку - для пользы дела.
Кажется, что тогда было так больно, что чувства уважения к себе или хотя бы самосохранения расплавились в этой боли.
- Зачем вы это храните, Андрей Павлович? - спросила она у Жданова.
- Это все, что у меня осталось, Катя.
У неё не осталось даже этого. Исписанный дневник, залитый слезами.
Катя вышла из кладовки. Осторожно закрыла дверь. Подумала и не решилась сесть в кресло президента. Почему-то вдруг. Присела на диванчик, закрыла лицо руками.
Какой длинный день.
За тонкой стеной играла знакомая до нервного тика мелодия. Кира Юрьевна дергала за поводок.
Катя научилась считать в три года - раньше, чем читать. И с тех пор это умение ни разу не подводило её.
Но когда два плюс два получалось пять, это не укладывалось в голове круглой отличницы, крепкого профессионала Кати Пушкаревой.
Жданов не укладывался в её голове.
Он вел себя совершенно не так, как она себе придумала.
Как будто ему не всё равно.
Она складывала Жданова и Жданова весь день - пока работала, и обедала с подругами, и ехала домой, и слушала наставления папы, и укладывалась спать, и бессмысленно таращилась в потолок. Складывала и непонимающе таращилась на ответы. Потому что эти ответы были неправильными.
Как там говорил мистер Холмс? «Отбросьте все невозможное; то, что останется — и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался».
Как бы помогла ваша хваленая дедукция в отношении такого человека, как Жданов? Логики нет, последовательности действий тоже нет, одна сплошная эмоция, и та лживая!
- Катя, вот список дел на сегодня. У тебя обед с Нестеровой из “Макротекстиля”.
- Спасибо, Маша.
- Кать, а Андрей Павлович с Кирой Юрьевной сегодня отдельно приехали. Они вчера так поругались из-за его переезда сюда - ужас.
- Мне все равно. А... он уже на работе?
- Кто?
- Жданов.
- Аа... у Романа Дмитрича.
- Можно мне кофе, Маша? И таблетку какую-нибудь от головной боли.
Топор. От головной боли Жданов просил топор.
Катя чуть не завыла в голос - да что же это такое! Какие здесь настойчивые призраки.
- Андрей Павлович.
- Да, Катенька.
Кажется, их обоих перекосило от того, что она входит в его кабинет - кладовку же! - и он все еще по-президентски встречает своего секретаря.
Жданов виновато засмеялся, снял очки.
- Простите, ради бога, Екатерина Валерьевна. Я что-то...
- Да, что-то, - пробормотала Катя, глядя на него без очков.
- Чем могу быть полезен?
- Чем же... Ах, да. Андрей Павлович, я еду на обед с “Макротекстилем”. Не хотите поехать со мной?
Жданов нацепил очки. Набросил доспехи. Из забрал заблестели колючие глаза.
- Вы едете на встречу с Нестеровой и приглашаете меня с собой, госпожа Пушкарева? - очень холодно спросил он.
- Помнится, раньше вы искали встреч с Натальей.
- Да за кого вы меня принимаете, Катя! - заорал Жданов, вскакивая.
Она-то и забыла, как он умеет орать.
- Значит, вы не едете, - трусливо отступила, попыталась закрыть дверь, спрятаться - не от его ярости, это не страшно, а от собственной глупости - ну зачем она такое предложила, что за дурацкое женское ехидство её толкнуло на это?
Закрыть перед взбешенным Ждановым дверь. Ну конечно. Проще простого.
Он вылетел вслед за ней, схватил за плечи, прижал к стене. Дыхание сбоило.
- Екатерина Валерьевна, как вы можете предлагать мне других женщин?
- Не кричите так громко, - попросила она.
- Буду кричать! Предлагать других - после того, что вы со мной сделали!
- Я с вами сделала? - тоже закричала Катя, уже наплевав на то, что сейчас половина компании прикладывает уши к дверям. - Это вы мне... всю душу на свалку вытряхнули, как ненужное старье.
- Катя... - Жданов уже шептал покаянно. Вот только что впивался руками в плечи, и Кате казалось, что она от тяжести этих ладоней становится ниже ростом, а теперь - теперь он обхватил её лапищей за шею, прижал к себе, и Катя видела только пуговицы на его рубашке.
- Да, я лишила вас президентства в компании, но это... - пробормотала расстроенно, обиженно.
- Компании? - снова заорал Жданов, чуть отодвинулся, чтобы видеть её лицо - ну что ей стоило помолчать еще немножко. - При чем тут компания, Катя?!!
Объятий, наверное, больше ждать не приходилось.
- Катя умерла, - оттолкнулась рывком, а он и не удерживал - быстро руки опустил и даже за спиной их сложил. - Осталась Екатерина Валерьевна.
Жданов постоял, выравнивая работу сердца. Потом стремительно уселся на стул для посетителей и ногу на ногу закинул.
- А скажите мне, Екатерина Валерьевна, что это вообще было?
- Простите, - она сцепила руки в замок, сжала так сильно, что пальцам стало больно. - Я не должна была лезть в вашу личную жизнь.
- Моя личная жизнь, Катя, закончилась в январе.
- Боже, - она схватилась за голову. - Ну как ты можешь так врать!
- То есть, по-твоему, я всё еще ношусь за каждой юбкой и изменяю невесте направо и налево?
- Меня это не касается, - она развернулась на кресле, лицом к стене, спиной к Жданову.
- Любопытная вещь получается, Катенька, - весело сказал Андрей. - Вас это не касается, а проверку с Нестеровой вы мне устроили. Ревнуете, Екатерина Валерьевна?
- Какая нелепость... Какая нелепость эта картина, - ответила она. - Кто её сюда повесил?
Жданов перевел взгляд на круглое полотно.
- Аааа… Александр Юрьевич и повесил.
Катя повернулась обратно, поежилась.
- Как-то неуютно. Можно убрать?
Жданов смотрел с интересом.
- Ну же, Екатерина Валерьевна! - и даже телефон к ней пододвинул.
Катя растерянно улыбнулась - вот же балда.
- Маша, вызови мне декоратора. Что касается Нестеровой...
- Я решил ехать с вами, Екатерина Валерьевна. От таких предложений не отказываются. Обед с президентом! Будет время и подлизаться, и пролоббировать свои интересы, заодно и за Натальей поухаживаю!
- Ваш сарказм совершенно неуместен.
- Ну вы же такого обо мне мнения.
- Вы понятия не имеете, какого... Андрей Павлович, что за детский сад! Идите уже работать.
- Кать, картина называется “Рай и ад, круг четвертый”. Не считаешь, что это символично?