ma_mashka писал(а):
от прикормила читателей!
и не говори)
YouWillBeHappy писал(а):
Мне чего-то момент вспомнился, где Жданов свой стол обнимал и целовал, обещая, что они не расстанутся. Подумалось, может, и не в Катюшке тут дело
так у него теперь все равно не тот стол гггг
Роза - 22 писал(а):
три, четыре пять- будет текстик завершать? или почему такие числительные?
просто так.
Спасибо)))
Три!
Здесь было тесно и скучно. Вот так посидишь-посидишь в этом гробике месяц за месяцем - да и сойдешь с ума. Жданов, а ты еще свет на выходе выключал, выходить запрещал и вообще частенько забывал, что за этой дверью не швабры, а живой человек. А еще - что здесь отличная слышимость.
- Нет, Коля, давай считать заново.
- Пушкарева, ты поучи меня, поучи. Я, между прочим, финансовый директор!
- Трепло ты... Смотри, ты берешь эти цифры уже с НДС, а надо чистыми брать!
- Катька. Иди сюда, я тебя обниму. Иди сюда, я сказал! Ой... Больно же!
- Не прибедняйся.
И Жданов сидел и опять завидовал Зорькину. Она говорила ему “ты”, она смеялась и шушукалась с ним, и это было просто невыносимо. Невыносимо, потому что ему-то доставался ледяной айсберг Екатерина Валерьевна, и он уже почти решил, что заморозил её навсегда и не осталось ничего теплого, ничего живого… Но эти теплые интонации и этот её голос - обычный, не сухой, нормальный голос, о котором он почти забыл - и все это Зорькину, Зорькину!
- Катя! - крикнул он по привычке.
Забылся, ах, как ты забылся, Жданов!
В кабинете воцарилась тишина. Потом Зорькин спросил:
- Это еще что за призрак оперы?
- Это... Андрей... Павлович.
- Там? - почему-то в голосе финансового директора послышался ужас, быстро сменился возмущением: - Пушкарева! Ты с ума сошла, - и дальше сбивчивый горячий двойной шепот.
Ну хватит уже.
Жданов вышел из каморки, застыл на пороге.
- Андрей Павлович, - сказал Зорькин. - А каморка не жмет? Явно размерчик не ваш.
- За меня не волнуйтесь, господин Зорькин.
- Вы что-то хотели? - спросила Катя, и опять у неё стал голос-икебана. Сухой, бесцветный, мертвый. Она теперь всегда будет с ним так, да? А вот вытряхнуть её из этого кресла, схватить за локти, прижать к стене - тогда она оживет? Или и под его поцелуями останется поломанной красивой нарядной куклой?
Что же ты с ней сделал, Жданов? Ведь мог бы поступить добрее - просто взять и пристрелить девочку.
- Приехала Юлиана. Милко капризничает и отказывается покидать мастерскую. Он надеется, что так его оставят в покое.
Катя улыбнулась, снова на лету принимая его мяч.
- Да что вы говорите... Прям-таки отказывается? - нажала кнопку интеркома: - Маша, оповести всех, что совещание будет в мастерской Милко. И проводи туда Юлиану.
- Кать. Малиновский Жданова потерял. Ищут, найти не могут.
- Ищут пожарные, ищет милиция... - пробормотала Катя, искоса поглядывая на пропажу.
- Роман Дмитрич говорит, что с вещами пропал. Это ты его довела, да? Он теперь опять будет все время драться и пить?
- Маша, что за ерунду ты несешь. Андрей Павлович никуда не исчез. Он переехал.
Жданов вдруг хмыкнул и нажал кнопку громкой связи.
- Мария! Запиши себе куда-нибудь, что почту мне теперь нужно приносить по адресу: кладовка в кабинете президента, светлый стол, стучать три раза.
- Аааааа...
- Мария! Прежде чем бежать докладывать эту информацию женсовету, собери совещание, пожалуйста.
- Конечно, Андрей Павлович.
- Нет, нет и нет. Сентябрь - это банально. Все ставят важные мероприятия на сентябрь, и тогда мы просто потеряемся на фоне остальных презентаций, - Юлиана помахала зонтиком: - Не позднее 15 июля, мальчики и девочки.
- Но это же мертвый сезон, - напомнила Катя. - Москва будет полупустой.
- Это невАзможно, - возмутился Милко. - Я не смАгу готовить сразу две коллекции, почти одновременно.
- Где я возьму денег? - спросил Жданов. - Мы рассчитывали выпустить эту коллекцию-ретроспективу на выручку, полученную от продажи весенней коллекции!
- Денежные вопросы в этой компании решает финансовый директор, - вставил Зорькин.
- Летом мертвый сезон, скучающая пресса, дешевый эфир и скидки в журналах. Я вас уверяю, что если мы выпустим коллекцию летом, это даст гораздо больший эффект, - Юлиана мило улыбнулась. - И я думаю, что мы дадим бал.
- Бал?
- Ну подумайте сами. 16 лет. Девочка-дебютантка! Первый выход в свет. Конечно, нужен бал. Катюша, начинайте выбирать кавалера, с которым откроете это чудесное событие.
От необходимости выбора кавалера Катя отмахнулась, бал так бал, какая разница! А вот сроки - это действительно важно.
- Милко, теперь все зависит от вас.
- Милко гений, но у него всего две руки и одна голова.
- Зато в этой голове сотни великолепный идей.
- Не надо лести, госпожа президент. Лестью меня не пронять!
Пока гений бился в очередной истерике, вторым планом шел другой разговор, и Катя с мучительной, постыдной жадностью прислушивалась к нему.
- Андрей, это правда?
- Кира. Всё правда. Всё, что ты слышала, правда. А о чем мы сейчас говорим?
- Ты переехал в кладовку?
- Да, милая.
Он отвечал ей легко и весело, словно мысли о грядущем скандале приносили ему удовольствие. Жданов опять ищет ссор с Кирой. Они снова вместе, и он снова раздражен от этого, а она злится и пытается контролировать неконтролируемое - Андрюшу Жданова.
Как будто ничего не изменилось.
Катя прижимала к пылающим щекам холодные руки. Юлиана смотрела сочувственно.
Может, поставить в эту каморку аквариум? Запустить туда рыбок - все какое-то движение.
Как же здесь тесно.
Жданов любил простор, свет, распахнутые двери и огромные окна.
Маленькие помещения он терпеть не мог.
Притихла. Ушла? Да нет, он услышал бы. Почему же такая тишина? Что она там делает - спать легла? О поваренке своем мечтает?
Андрей осторожно встал, тихо открыл дверь, выглянул.
Катя сидела с ногами на диване - даже не сразу увидел ей. Вокруг, и на коленях, и на столике, и везде лежали бумаги. Неизменный калькулятор. Волосы мешали ей, и она убрала их в пучок и закрепила карандашом, который теперь смешно торчал у неё из затылка, как у японки.
- Кать, темно. Включить тебе свет?
Она подняла глаза, и он понял, что она забыла про него - забыла напрочь, полностью погрузившись в свои расчеты, а теперь смотрит и не знает, как себя вести. Потому что сумерки, и это же Жданов, и этот кабинет, в котором полным-полно призраков.
- Нет, не надо света, спасибо, - голос-икебана. У Жданова сушит горло. Поднимается из глубин ярость.
- Тебе помочь, может? - он говорит все еще спокойно, пожары еще только отдаленным заревом касаются сознания. Гром совсем далеко, почти не слышен.
И вновь - он видит, как она выбирает. Выбирает, что ему сказать. Ответить отказом и остаться наедине со своими бумагами, калькулятором, задачами, которые не сходятся с ответами.
- Да, пожалуйста.
Совсем тихо. Почти шепот. Такой интимный, такой знакомый шепот.
“Пожаааалуйстаааа”, - на выдохе, на стоне, и он понимает, о чем она просит, и начинает двигаться быстрее, нежность исчезает - она вернется, но позже - сейчас не до неё.
Боже, Жданов, ты рехнулся совсем? У тебя же уже почти эрекция.
“Да, пожалуйста” - и ярость отступила, покорившись этому голосу, с позорным скулежом убралась прочь. Потухли, не разгоревшись, пожары, смолк гром.
“Да, пожалуйста” - и хочется просто сесть у её ног, прислониться лбом к коленям и так состариться.
Девочка моя, что же ты со мной.
- Что здесь у вас?
Она с готовностью подвигает бумаги. Графики, цифры, столбики и таблицы.
- Я всю голову сломала, как нам выпустить коллекцию и не влезть в новые кредиты.
- Это невозможно.
- Да. Но у меня ощущение, что я что-то упускаю. Есть какая-то лазейка, которую я просто не вижу.
Он смотрит на неё. Улыбается. Она ведь предупреждала их с Малиновским однажды!
- Интуиция? Как тогда, с контрабандными тканями?
Робко улыбается в ответ - невольно возвращаясь в прошлое, забыв о том, что она теперь айсберг, ощутив на секунду себя прежней девочкой с косичками.
- Смотрите, Андрей Павлович, - придвигается, отринув все неурядицы, возвращаясь к цифрам - с ними она всегда становилась увереннее. - Вот эти суммы, на мой взгляд, расходуются неэффективно...
Он слушал её, невольно погружаясь следом в этот финансовый мир. Несмотря на длинный-длинный день и эту женщину так близко, голова работала на удивление ясно, появился здоровый рабочий азарт.
- Кать. Ну, предположим, мы сократим на 15 процентов...
- Смело ставьте двадцать пять, Андрей Павлович...
Когда они вынырнули, то оказалось, что уже почти полночь и компания опустела, а Жданов и Пушкарева - два психа - все еще колдуют над цифрами и ловят мячики на лету.
- Я сделаю кофе, - сказал Андрей. - Кофе - и по домам.
- Да, спасибо, - она растерянно, сонно потерла глаза, выпрямилась, удивленно посмотрела на часы.
Еще утром ей казалось, что пять минут в обществе Жданова - это медленная пытка каленым железом.
Но это же был Андрей, не её - никогда не её Андрей, тот самый, который приходил на работу и кричал “Катя” раньше, чем снимал пиджак. И который ходил с ней в налоговую и таскал ее на все встречи подряд - даже там, где она не нужна была. И они были вместе иногда по двадцать часов в сутки, и даже во сне он тоже был вместе с ней, и это было совершенно естественным их состоянием - быть вместе. Не зря Кира так злилась.
Катя откинулась на спинку дивана, прикрыла глаза.
Ах, Жданов, и дернул же тебя черт с этой инструкцией.
Я бы тебе до сих пор служила, а ты бы уже женился, и дела бы у Зималетто шли гораздо лучше, и я однажды оглянулась бы назад и поняла, что провела всю жизнь в тесной каморке.
И какой счастливой была бы эта жизнь.
Она заснула - взяла и заснула, а Жданов стоял с двумя кружками отвратительного кофе - ну не умел он его - и смотрел. На линию скул, и на губы, и на расстегнувшуюся пуговку.
Ах, Жданов, и дернул же тебя черт с этой инструкцией.
Она бы до сих была рядом, а ты бы уже женился, и дела бы у Зималетто шли гораздо лучше, и однажды, оглянувшись назад, ты понял бы, что всю жизнь провел рядом со светлым и удивительным человеком, но даже не осознавал этого дара.
Но какой счастливой была бы эта жизнь
Андрей поставил чашки на документы, осторожно сел рядом. Ничего такого, просто посидеть.
Почему-то вдруг не осталось сил. Никаких.
А Катя! Должно быть, она ощутила его запах, потому что открыла глаза - томные, сонные - и сказала без всякого удивления:
- Андрей Павлович!
И потянулась к нему, как-то по-детски обхватила за шею, уцепившись пальцами за волосы на затылке, и продолжила спать себе дальше.
Решила, что он ей приснился, понял он.
Прижал к себе, вытянул ноги на столик, дотянулся свободной рукой до брошенного на спинку пиджака, накрыл, убрал карандаш из волос, нежно провел пальцами по щеке.
Спит.
И видит его, Жданова, в своих снах.
И радуется ему - там, где не властно сознание.
Наверное, все не так уж и плохо, как казалось недавно.
Наверное, мы еще с вами во всем разберемся, Екатерина Валерьевна.