Ввиду того, что автор, увы, ушел, а Мадина по определенным причинам перестала выкладывать проды, я закончу эту работу.
Глава двадцать седьмая и предпоследняя, в которой открывается занавес и начинается последний акт.
«Многие заблуждаются, считая, что слово «любовь» — существительное. Как и «правда», «любовь» — это глагол. И означает действие.»
Я много думала о любви. О любви к Мише, о любви к нашей маленькой Настеньке, о любви к Роме. Какая она многогранная, со стольким количеством нюансов, эта любовь. Ведь мы часто говорим «Я люблю». Говорим это родителям, детям, друзьям, коллегам по работе и, самое главное, человеку, которого искренне любишь. Каждый нуждается в любви, не только в той любви, которую будут испытывать к нему, но и в той любви, которую будет испытывать он. Это поднимает боевой дух, не дает умереть от перегрузки обычной человеческой жизни.
Просыпаться каждое утро, идти на работу, при этом успевать погулять с собакой, накормить мужа и воспитывать дочь.
Семь ноль-ноль. Пробуждается в аккурат
трудодень, человеко-конь гужевой.
Каждый сам по себе отопри свой ад,
Словно дверцу шкафчика в душевой.
А свой ад – это своя жизнь с нелюбимым человеком, который так преданно смотрит тебе в глаза, но который, к сожалению, всего лишь очень хороший человек. Почему я никак не могу привыкнуть к Мише, к мысли о том, что теперь он мой царь и бог и единственный любимый человек? Наверное потому что где-то в самом глубоком уголке моего сердца, а может подсознания, не знаю, я еще все люблю своего неидеального, но безумного, гениального Рому. А Миша идеален, и это очень хорошо, но только если не долго. Такие мужчины они нужны домохозяйкам, а я не могу быть дома рядом с таким, мне нужен постоянный Rock’n’Roll, чтобы жизнь адом не казалась. А что приходится делать мне? Мне приходится сидеть дома с Настей в этом сером и уже нелюбимом Питере, ждать, пока придет домой Миша, кормить его ужином, укладывать спать Настю, идти гулять с собакой, а потом ложиться в постель, в объятия соскучившегося по мне Миши, и, как все эти полтора года, представлять на его месте Рому.
А что Рома? Я не слышала о нем больше. Может он и не работает уже в Zimaletto, может нашел свое счастье, воспитывает шестерых детей, а может я разбила ему сердце, и он ушел от проблем в храм, или уехал на Тибет у Далай Ламе? Who knows? Я пару раз набирала его номер и просто слушала это «Алло» в трубке, от которого сердце сжималось.
А вот недавно набрала его номер, а оператор робото-голосом сказала мне «Номер не существует или набран неправильно». И тогда я подумала – конец. Карточный домик, который последние полтора года и так пошатывался, окончательно разрушен, и теперь воздушные замки в моей голове должен окончательно заселить Михаил. Но мне не хочется отпускать из своего сердца Рому. Он слишком важен мне.
Топот босых ножек по полу – из детской с радостными воплями бежит Настенька. Топот прерывается шлепком и громким плачем - упала. Спящий пес Мишка недоуменно поднимает с лап сонную морду и, поняв в чем дело, пулей несется к ребенку. Он у нас что-то вроде няньки, очень Настю любит, терпит ее издевательства над своим хвостом.
Миша вышел из спальни, неожиданно радостный. Взял на руки Настю, поцеловал меня.
- У меня новости! – Начал он издалека.
- Слушаю тебя. – Я забрала у него Настеньку, села на диван.
- Мы, скорее всего, вынуждены будем переехать в Москву. Проблемы с рестораном, надо все решать на месте.
Я даже чуть Настю не выронила. Москва! Я вернусь в Zimaletto, вернусь к той жизни, которая была!
…
Они живут в Москве, снова в там, где закрылся занавес более двух лет назад, и теперь эта тяжелая бархатная штора не сдвинется. Она вышла на работу, но Романа не встречала – он теперь работает в одном из филиалов Zimaletto далеко от Москвы. Как рассказала Катя, он сам попросил его туда отправить. Наташа сделала вид ,что не предала этому значения. Все, он чужой!
Но только в этот вечер, когда она возвращалась с работы домой, она увидела его, выходящего из машины, и чуть не потеряла сознание. Пронеслась мимо него с такой скоростью, чтобы не заметил ее и не узнал, села в Машину к Мише и, откинув голову на подголовник, заплакала… Все-таки дернулась тяжелая шторка.
Глава двадцать восьмая и последняя
(рекомендуется читать начало под песню Pink Floyd «Wish you were here»).
Я последние несколько лет была уверена, что живу правильно. Что и семья у меня идеальная, что сама я все делаю так, как нужно. Эта собачья преданность в глазах Миши, и первое Настино «папа» вселяло мне в этом уверенность. И все было так хорошо, и на душе примерно спокойно, пока не появился на горизонте Рома. И все, от «пусть будет как есть» перехожу к идеализму, точнее, к попытке вернуть свой идеал. Идеал, не идеальный, но такой вот, который лично для меня будет лучшим, объединившем в себе все самые лучшие для меня качества. Хотя, наверное, все от человека зависит. Вот например, меня всегда раздражали курящие мужчины, хотя у меня и курит папа, а вот то, что мой Идеал курит, меня ни капли не расстраивает. Даже наоборот, заводит. Есть в этом что-то такое завораживающее – курящий мужчина. А глаза? Эти бездонные, по-моему, невероятно красивые глаза свели меня когда-то с ума. Вот сейчас я говорю о нем как о кумире, о чем-то недостижимом, но ведь он рядом, и он может быть со мной… Мог бы.
На следующий день после того, как я увидела его вечером у входа, мы столкнулись на работе.
Он работал в нашем Питерском филиале (ирония судьбы?), потом уехал в Чехию заключать какие-то контракты, и остался там на два месяца. После Чехии он приехал в Москву, но не пробыл здесь и месяца – уехал сначала в Польшу, потом вернулся в Питерский филиал, где и работал до того вечера.
Он утром пришел ко мне в кабинет, долго молча стоял у двери. Я старалась быть холодна, сохранять здравость, хотя какая-то внутренняя я уже давно бросилась ему на шею и визжала от любви и восторга. А вот эта я, которая сидела в кабинете, холодно улыбнулась и просто пожала ему руку.
Мы обменялись парой дежурных фраз, он пошутил, рассказал о работе в Питере и вышел из кабинета, будто не было ничего. Я выдохнула – обошлось, хотя я уже слышала дыхание зала, знала, что финал еще не наступил, но чувствовала, что он близок.
…
В тот вечер, где-то неделю спустя после встречи, она сидела дома одна с Настей. Миша уехал куда-то в Европу по делам, а Настя заболела. Наташа только уложила ее спать, и сама села отдохнуть. Ей помешал звонок в дверь.
Она пошла открывать, даже не подумав о том, кто бы это мог быть. Ей было все равно, она была очень измотана бессонной ночью у детской кроватки. Она открыла дверь, и…
Он стоял, с букетом лилий, такой близкий, улыбался. Она хотела захлопнуть дверь, но случайно встретилась с ним взглядом и больше не смогла врать себе. С глаз будто бы спала пелена, она поняла, как ошибалась все это время без него. Без лишних слов она кинулась к нему в объятья. Сначала на пол полетели лилии, красивый пышный букет, потом его куртка, потом вся остальная одежда, уже не разбирая, где чья. Они изголодались друг по другу, соскучились. Поэтому сейчас, забыв обо всем на свете, они были рядом, не думая о завтрашнем дне. Наташа забыла о муже, о дочке, обо всем, что обычно давит на подсознание. Не было сейчас никакого сознания, и подсознания, а были разгоряченные тела, и любовь, которая наполняла каждую клеточку тела, звенела в воздухе и отражалась на усыпанном звездами небе.
- Ты ведь останешься со мной навсегда? – Тихий шепот, одними губами, одновременно с поцелуем.
- Я уже не смогу жить без тебя. - Отвечает она, и снова сознание отключается, подвластное любви, желанию, страсти....
THE END
Хотя, Автор обещал эпилог