Глава пятнадцатая, в которой Наташа остается совсем одна, Роман рассказывает об одном «чудесном» вечере, а Жданов открывает формулу счастья.
Почему я попросила его остаться меня тогда не волновало. Меня уже ничего не волновало. В душе поселилась пустота, звенящая похоронным маршем… Малиновский всегда казался мне таким ненастоящим, напыщенным, несерьезным. Я вообще не могла всерьез воспринимать человека, который каждый день встречает меня такой буффонадой. Мне много о нем говорили. Говорили, что он бабник, что не умеет страдать, а значит и сострадать. Но вот сейчас он сидел, так робко обнимал меня за плечи, я вытирала слезы о его рубашку и чувствовала, как он забирает половину моей боли.
Я не знаю, сколько мы так сидели, молча. Я судорожно вздыхала, и чувствовала такое спокойствие от того, что рядом кто-то есть, кто-то, кто ничего не знает, но так искренне пытается утешить и помочь.
Сейчас, пользуясь своим состоянием, я могла беспардонно и не смущаясь изучить его. Почему я никогда не замечала раньше, какой он симпатичный?! Больше всего меня привлекали его глаза, красивого серо-голубого цвета. Такого же цвета как небо после дождя.
Но, я бы, наверное, не смогла в него влюбиться, никогда. Да, возможно, он все-таки умеет сострадать, сопереживать и так далее, но он не умеет любить. С детства не научили, наверное, а может неудачный опыт прошлого, но так или иначе, было видно, что он не умеет испытывать к женщинам что-либо, кроме животного инстинкта.
В его взгляде читался немой вопрос, ответ на который рано или поздно пришлось бы дать. Тем более, что всегда становится легче, если выговоришься…
- Мама погибла, –сказала я, шмыгнув носом, и стараясь сдержать дрожь в голосе. – Я не знаю как, просто лейтенант сказал, что ее нашли мертвой. Она вчера в кино с подругой ходила, домой так и не вернулась. А я, вместо того, чтобы волноваться за нее… я, –я снова заплакала, но уже без рыданий. Это была уже не жалость к себе и матери, это была злость на себя, вырвавшаяся в привычной для девушек форме.
- Успокойся, успокойся…, - он явно не знал, как себя вести дальше. Переход «на ты» был без промежуточных фаз, без моего разрешения, но после того, что произошло, это было логично.
- Я зря нагружаю тебя своими проблемами… Просто, мне всегда казалось, что если выговориться, будет легче. Но пока как-то не легче…
- Наташа, это то, что нельзя назвать проблемами. Это боль, она не проходит, если о ней рассказать или забыть. Но всегда легче переживать эту боль, когда кто-то рядом, когда кто-то готов разделить эту тяжесть с тобой.
- Что мне делать?
- Главное – не винить себя. Это самая главная ошибка. Винишь себя во всем, начинаешь себя жалеть, а чувство жалости к себе способно погубить. Самоубийцы они же все от жалости и любви к себе режут вены, травятся таблетками и прочее.
- Ты подсказал мне способ самоубийства,– я попробовала улыбнуться. Получилось неважно.
- Это еще не все. Я тебе списочек набросаю, если заинтересовалась, – Подхватил он глупую шутку. – Тебе ехать на опознание? Хочешь, поеду с тобой?
В этот момент ко мне будто вернулся мозг. Пусти его ближе к себе, все может закончиться ошибкой, ошибкой непоправимой…
- Простите, Роман Дмитриевич, у меня есть жених. – Хотя вспоминать о Саше сейчас не хотелось. Еще и его нагружать своими проблемами…
- Ах, да, я забыл… Что ж, если понадоблюсь, я у себя. До свидания, Натали. Вы, главное, не плачьте снова.
Он ушел, а я осталась одна в кабинете. И еще снова это «вы» резануло слух. Пустота, давившая изнутри, объединилась с пустотой кабинета. Стало сложно. Набрать номер и услышать его голос – будет легче.
- Алло, Саш, это я… Саш, у меня мама погибла… ,- сказала я сразу, чтобы он не повесил трубку.
- Наташ, я не могу разговаривать, у меня совещание.
И гудки. И ни одного слова успокоения или поддержки. У меня была мама, потом появился Саша. И так странно стало сейчас, когда я вдруг осознала, что мамы больше нет, а на Сашу совершенно нельзя положиться. Мне срочно был нужен кто-то, кто смог бы помочь и поддержать…
…
- Рома, что так долго? –встретил друга в кабинете Андрей. – Я твоим секретарем не нанимался, сидеть на твои звонки отвечать!
- Жданов, мог бы поддержать друга. У меня на глазах второй раз за последние 48 часов у женщин случается истерика.
- Может, это ты на них так действуешь? Так что случилось?
Роман рассказал другу, что было только что в кабинете Натальи, закончив свой рассказ словами «бедная Ната…».
- Ну, Ромео, ты же подставил бедной Нате свое крепкое мужское плечо?
- Палыч, по-твоему, это повод для подколов? Мне не хочешь посочувствовать, посочувствуй хоть девочке.
- Да ладно, ладно, я вам обоим сочувствую. Ну, ладно, про первую истерику ясно, а вторая? – Жданов устроился на столе, готовый выслушивать очередной рассказ друга.
- Представь себе, поехал я, значит, с девушкой домой. Кстати, ничего такая девушка, новая модель Милко, Даша. Так вот, приезжаю, а у меня на пороге сидит Ксюша. Увидела нас, «сопернице» в волосы вцепилась. Потом они обе мне пощечины дали. Даша убежала, а Ксюша мне такой скандал, плавно перетекший в истерику, закатила. Причем прямо на лестнице, так что все соседи теперь знают, какой я плохой. Вобщем, истерика продлилась до утра, потом я ее «успокоительным» пятизвездочным отпаивал. Ты зря смеешься, Жданов, у этой истории есть еще и продолжение. Ночевал я не дома, а когда утром заехал переодеться, вспомнил, что она у меня там сидит взаперти. Открываю дверь, а с кухни запах божественный. Это она мне завтрак готовила. Извинялась все утро, снова плакала. Ты знаешь, я не переношу женских слез…
- Эх, Ромыч, мне каждое утро как минимум две женщины устраивают истерики. Катя на тему «нечего носить» или «негде хранить вещи» и Лизка просто так, потому что ей очень хочется испортить папе утро. А когда Елена Санна у нас ночует, мне еще влетает за то, что «снова без завтрака уходим» и « мы видим дочь только во сне». А ночью только с Катей соберемся…, Лизка просыпается и начинается дежурство у детской кроватки, –по интонации, с которой Андрей рассказывал о своей семейной жизни, нельзя было сказать, что он недоволен.
- Поэтому, Палыч, я и не завожу семью.
- Ну и дурак! –сказал Жданов и посмотрел на фотографию, стоящую на столе. Там они все – Елена Санна, Валерий Сергеич, мама, папа, он сам и Катя, и все около детской кроватки, в которой улыбается маленькая Лиза. – Дурак ты, Рома. Потому что несмотря ни на что, я безумно счастлив.
_________________ Я не буду думать об этом сейчас! Я подумаю об этом завтра! ( Скарлетт O. Хара " Унесенные ветром")
|