|
- 15 - + эпилог
«…Дорогая Виолетта, выдалась свободная минута - мы все в хлопотах, спокойный период миновал, время подводить итоги, - и я решила написать тебе хотя бы несколько слов, как обещала, ведь я помню о тебе всегда, хоть редко удается пообщаться… Надеюсь, уже через три недели мы встретимся в Биарицце, как и собирались, и тогда наговоримся вволю, а пока просто потерпи мою пожилую нелегкость… (Вот видишь, я всегда, всегда помню, что ты моложе меня на три года, дорогая моя).
Я написала о Биарицце, а ведь если завтра на собрании в «Зималетто» обнаружатся какие-то проблемы, нам с Павлом не придется уже думать об отдыхе. Время сложное, я тебе говорила; ты переживала об Андрее, так я поворчу: Павел дал ему свободу действий на посту вице-президента и намеренно не вмешивался в их с Александром работу по подготовке новой коллекции и вообще… Так что мы с Павлом осведомлены о происходящем в компании весьма условно. Знаю, что заключено множество договоров: на поставку одежды в Европу, на оптовые продажи, на производство одежды «Зималетто», наконец; закрыты мелкие магазины в России, а лишние площади в больших сданы в аренду… И если завтра окажется, что компания в тупике или, еще хуже, как зимой, на краю пропасти - об Атлантике придется забыть, моя дорогая, а мне так хотелось пройтись с тобой по нашей тисовой аллее до церкви святой Евгении, и Павел мечтает посмотреть на состязание виндсерфингистов - теперь уж только посмотреть, к сожалению…
Если хочешь знать мое честное мнение - я считаю, тут и думать нечего, это место по праву принадлежит Андрею, если учесть, сколько он сделал для компании, не пытаясь реабилитировать себя, а просто любя ее, как можно любить свое дело. И Павел в глубине души уже уверен в этом, но по своему обычному чудовищному упрямству, которое, кстати, свойственно и его сыну, до последнего опасается признавать и оттягивает разговор с Сашей. Саша, к сожалению, оказался совершенно неприспособлен к работе в бизнесе… А может быть, связь его семьи и «Зималетто» - не помогла, а напротив, помешала ему проявить себя. Сложные у него были отношения со всеми нами с тех пор, как Наташа и Юра ушли. И сейчас он уже и сам не рад, мне кажется, что стремился занять президентский пост. Он совсем перестал заниматься фирмой, часто отсутствует в офисе, и, похоже, подготовкой коллекции занимаются только дети, Андрей и Катя… Виолетта, как я мечтаю о том времени, когда все наконец устоится на своих местах, когда Андрей, уже со своей семьей, станет вести фирму к процветанию, а мы с Павлом будем просто радоваться, глядя на это! Я сказала о семье - да, Катя будет помогать Андрею, как помогает сейчас, и их дети будут работать в «Зималетто», как начинал в свое время Андрюша… У меня нет оснований не верить в это! Ты, может быть, удивишься, но я действительно считаю, что Катя не такой уж плохой партнер и помощник в бизнесе для Андрея. Я говорила тебе: не спущу с нее глаз, и так и будет, но ведь любому человеку можно дать шанс, правда? Пока она черты не переступала…
Момента, когда Маргарита забыла о своих «наблюдениях», история не сохранила. Но время от времени она спохватывалась, бодрилась - как же, собиралась ведь наблюдать,- но по памяти не получалось, а по факту - то ли действительно все было так идеально, то ли невестка ее овладела сверхмощными приемами блокировки, и «уловить» ее решительно не удавалось.
Спустя двадцать два дня после этого письма, гуляя по тисовой аллее с давней подругой, которую подпускала к себе ближе, чем остальных, и вдыхая с наслаждением насыщенный йодом и солями воздух, Маргарита, загрустив, сказала:
- Я рада, что мой сын счастлив… Так неожиданно счастлив не с Кирой. Во мне же все перевернулось, когда я поняла, что эта история с Катей - серьезно. Не в плохом смысле перевернулось, просто я не могла понять… И он совсем другой, не такой, как с Кирой, - это же не значит, что он не любил Киру, правда?
- Не значит, не значит, успокойся, - примирительно положила ладонь на ее руку подруга... - Любовь тоже разной бывает. От человека зависит… от обоих. Ну, а твои опасения насчет совета? Они не оправдались?
- Не оправдались, Виолетта…
И она рассказала подруге то, что составляло предмет ее гордости вот уже три недели. Она гордилась всеми - мужем, сыном, Сашей Воропаевым… И, конечно, Кирой. Гордилась сквозь слезы. Вот что значит настоящая женская выдержка! Она всегда ставила на это, и ее уроки не прошли для бедной девочки даром.
Но забыла она и о Кире… Безразличны ей были Кирины хореографические будни. Она даже не почувствовала настоящего огорчения, когда поняла, как мало Саша ценил их поддержку, если сообщил о сыне так поздно… Ясно было: теперь жизнь идет только вперед, без оглядки. Сама же Кира мало интересовалась тем, как подрастают в семье Ждановых их собственные внуки. Она была занята своей школой и племянником - и ничего не принимала близко к сердцу…
***
Ее даже не удивляло, насколько безразлично ей происходящее. Она сидела за столом, полным близких ей прежде людей, и ничего не чувствовала. Вяло «рисовала» - дотрагивалась кончиком ручки до листа в своем блокноте, - получались какие-то размазанные точки, кометы… Саша задерживался, а больше говорить было не с кем. Даже Милко, после того, как захлебнулся восторгом на весь офис, оценивая качество тканей фирмы Андрея, стал чужим. Кира стыдилась этого, но факт оставался фактом: все, что было связано с Андреем, становилось для нее чуждым автоматически. А Милко теперь, получается, тоже был связан с Андреем…
Но ведь была и Ирена Марусова - и вот в ком чувствовалось будущее! Бодрая, энергичная, вся нацелена вперед, и ее тащит за руку! Несмотря на то, что так и сидит финдиректором в «Фэшн текстиль» и уходить не собирается. Наверное, это оттого, что Ирена никогда не принадлежала только ей. Она с самого начала была чуть-чуть Андрея и никогда против него не играла… Кира понимала, почему Ирена так привязалась к ней: на ее примере она хочет прожить свою вторую жизнь, несостоявшуюся, но правильную, как она признает сейчас. Как бы там ни было, она не против. Ирена по-прежнему нравится ей. После того, как они поговорили и расставили все точки, стало так же легко, как в начале…
Тогда, захватив таблетки, она поехала на встречу, в тот самый погребок - дверка в боковой стене имперского здания клуба… Смеялась, когда услышала, что именно Ирена хотела ей сообщить.
- Но ведь вы танцевали? Закончили училище?
- Было такое. Но потом поняла, что заработать этим нельзя, и поступила в университет. Я, конечно, в деньгах не нуждаюсь, но во всем же должен быть свой смысл, верно?
- Я вам его и предлагаю! И даже не один. Это же полная смена обстановки. И в плане престижа, и в финансовом: на данный момент этот проект - любимое детище спорткомитета и мэрии… У этих суровых организаций практически медовый месяц, они упиваются своей заботой о талантливой молодежи, не лишайте их радости, Кира! Я уже сказала Илье, что насчет хореографической школы можно не беспокоиться. Я поручилась за вас! Решайтесь, Кира…
Все еще смеясь, Кира посмотрела на нее. Какой решительный, даже нагловатый напор! И почему-то очень трудно отказаться.
- Иногда и на поводу у своих эмоций можно пойти, - напоминая их давний разговор, многозначительно заметила Ирена. - Спросите себя: чего вам хочется?
- Мне хочется сказать тебе спасибо, - она внезапно села, выпрямила спину, подняла глаза: - и заплакать…
- Плакать не надо. А от спасибо еще никто не отказывался. - Ирена, не сводя с нее глаз, опустилась на стульчик напротив. - Ты увидишь, как скоро тебе станет легче. Ты уйдешь от прошлого, просто уйдешь - дорога будет свободна. А если останешься в «Зималетто», замучаешься спотыкаться…
- Наверное, ты права, но если я все еще хочу спотыкаться? - печально посмотрела она на Ирену.
- Легче станет чуть позже, только и всего, - пожала плечами та…
Она и у врача побывала. Врач сказал: ничего страшного, если не изнурите сердце до полного нуля. Придется жить с этим: ступать осторожно, дышать размеренно. И - ничего не принимать близко к сердцу. Ей рекомендация понравилась…
Дверь кабинета распахнулась, размашистым шагом вошел ее Саша, за ним - Ярослав. С другой стороны конференц-зала появились Павел Олегович и его сын. Краткое вступление, и отчеты о состоянии дел были розданы. Павел какое-то время сидел с каменным лицом, потом не выдержал, кивнул одобрительно. И расслабился, и кивал уже без конца по мере пролистывания…
Андрей пробежал глазами по страницам, Катя, как и Ярослав с Александром, сидела неподвижно. Можно сказать - отчет они делали вместе с Ветровым, он тоже внес несколько дельных предложений…
Но Павел не спрашивал, кто делал отчет. И так все было ясно. Разве что уточнить некоторые моменты:
- Андрей, ты уверен, что сокращение точек продаж в регионах - шаг правильный?
- Абсолютно, па. Мы проверили их на прибыльность, и, как и думали, бОльшая часть не приносила дохода. Теперь лишние площади арендованы другими фирмами.
Павел перевел взгляд на Киру - все-таки эти магазины были ее «площадью»… Она медленно кивнула.
- Я согласна с Андреем.
- Ну… хорошо, - задержав на ней взгляд, проговорил Павел. И сложил свои длинные пальцы, кончик к кончику: - Хочу поблагодарить за работу… - И посмотрел на Александра. Марго встрепенулась, напряглась. Андрей еле заметно улыбнулся.
- …и пожелать мне успехов на новом-старом поприще, - расплылся в улыбке Александр, обращаясь взглядом ко всему собранию.
И Павел не дрогнул - и непосвященные поняли, что главный разговор уже состоялся…
- Вы простите, Пал Олегыч, что я вот так прерываю вас, - продолжал Александр. - Но я знаю, что эти слова вам нелегко произносить, и решил освободить вас от этого.
- А тебе легко? - тихо улыбнулся Жданов-старший, обернувшись к нему.
- Легче легкого, - ответил Воропаев и встал… - Надеюсь, что Андрей сделает эту миссию выполнимой.
- Саша уходит с президентского поста? - ровным, но уже позванивающим гневом голосом поинтересовалась у мужа Маргарита. - Может быть, вы все же соизволите сообщить собранию, что происходит?
- Дорогая Маргарита Рудольфовна, происходит то, что давно должно было произойти: я ухожу и освобождаю должность для вашего сына. Фактически он уже ее занимает. Вот уже месяц, как я возглавляю компанию только номинально. У меня другие дела и, простите, другие желания… А вам и компании от всей души желаю только хорошего.
Маргарита впилась взглядом в лицо мужа. Ей хотелось знать: действительно ли Саша сам оставил пост или все-таки Павел первым намекнул ему на такую возможность… А то и вовсе поставил в известность о своем намерении: взять, да и назначить сына волевым решением… Ответом ей была полная безмятежная непроницаемость взгляда мужа. И нехорошее предчувствие ее кольнуло: предчувствие того, что она так и не узнает…
Много раз спрашивал он ее потом с улыбкой, когда она вновь и вновь пыталась его «расшевелить» - безуспешно:
- Нужно ли тебе это знать, Марго?..
И Кира, в общем, была в этом вопросе согласна с Павлом. Какая разница, кто первым произнес эти слова в том доверительном, с глазу на глаз, разговоре. Главное, что и Саша, и Пал Олегыч сделали правильный выбор…
Но то, что Катя и Андрей наверняка - знали, Киру задело. И, когда Андрей, все это время деловито переговаривавшийся с Малиновским и Катей, поднялся и почти вскользь обронил:
- Спасибо за доверие. Я буду работать, как и работал все последнее время. Для меня ничего не меняется. А что такое ответственность, я знаю… О времени проведения следующего совета будет сообщено дополнительно, - и уже повернулся, чтобы направиться к двери (он делил кабинет с Малиновским, как с Ветровым - Катя), Кира громко сказала:
- Я прошу членов совета ненадолго задержаться…
И ее глаза встретились с глазами Андрея. Это были чужие глаза, и все-таки это в них она раньше часто смотрела, когда…
Задержались действительно ненадолго. Основные разговоры-уговоры начнутся в кулуарах… Но, раз произнеся, Кира от своих слов уже не откажется. Как бы ни «нравилось» ей спотыкаться.
- Хорошая девочка, - похвалил и за ее правильный выбор брат, когда они остались одни, - и я обожаю тебя, моя балерина! А теперь помаши Ждановым ручкой, и поедем на настоящий, семейный совет…
- Ты меня приглашаешь на ужин? - улыбнулась она, еще не догадываясь, что ее ждет.
- Можно сказать и так, - загадочно усмехнулся Саша…
Если бы ей сказали, что уже в этот день наступит минута, в которую она напрочь, совсем, забудет об Андрее, - она бы рассмеялась, так, как смеялась сейчас: с горечью, с сарказмом, полными жалости к самой себе и сознания, что никто больше ее пожалеть не в силах. Но в эту минуту она стала другой, какой-то давней, прежней - такой, какой себя уже даже сама забыла. Это была минута вроде тех, когда папа приезжал из командировок; вроде тех, когда она была близка с мамой; даже вроде той, когда узнала об автокатастрофе, еще не зная о гибели, - и даже той, когда узнала… В общем, это была какая-то очень искренняя минута, когда оболочки сыплются, как труха, обнажая настоящее. И что были глаза, в которые она накануне смотрела, - чужие, полные темной любви к другой, - в сравнении с глазами, в которые она гляделась в эту сокровенную минуту - словно в душу свою…
- Твой сын… - не отрывая от мальчика глаз, повторила она вслед за братом, и Тоня (эта далекая, забытая, оставшаяся где-то в прошлом, куда и оглянуться-то, казалось, уже нельзя, Тоня) прижала к себе подвинувшегося на всякий случай Санечку и сказала:
- Да, и твой племянник.
- Папа, мы поедем?.. - Чтобы защитить, на помощь ребенку всегда придет понятное…
- Конечно, поедем. И тетю Киру возьмем. Возьмем?
- Возьмем… - И мальчик вновь посмотрел на «тетю»… и улыбнулся. Словно хотел подбодрить, сказать: не бойся, все будет в порядке, даже я уже не боюсь. И она растянула губы в улыбке, пока еще просто ответной, еще не в состоянии справиться с тем большим и важным, что определит теперь во многом ее одинокую запутавшуюся жизнь.
Съездили в запретный, но ради такого случая размороженный «МакДональдс», а потом просто погуляли. Кира глядела на худенькую спину мальчика, на поворот головы, на то, как стремительно при ходьбе он выбрасывает вперед тонкие и прямые ноги, - и у нее кружилась голова… И папины карие глаза то и дело вскидывались на нее: вопросительно, удивленно, насмешливо-заинтересованно… И, когда Сашина машина взвизгнула тормозами у ее дома, она прижала к себе мальчика, сидевшего рядом с нею на заднем сиденье, - и поцеловала. И запах, в который она окунулась, вызвал слезы, и, быстро попрощавшись, она побежала к подъезду. И потом еще долго несла в себе этот запах, и собрала, заперла под «ржавый» замок все фотографии Андрея. Она же собиралась танцевать - и ей нужно было стать легкой… И, чтобы оторваться от земли на своем новом воздушном шаре, она посадит с собой в корзину Санечку. С ним, родным, взлететь будет легче…
Первого сентября у празднично убранного крыльца гимназии остановилась машина. Тоня с Сашей уже были там, а он сам задержался в министерстве. На улице было свежо, ветер играл с воздушными шариками, разноцветными поцелуями в огромном множестве утыкавшими лоб, щеки, нос крыльца - перила, крышу, помост, на котором скоро появятся люди… - но еще есть время. Александр опустил стекло и, оперевшись локтем, чуть высунувшись из окна, положил на руку подбородок. Что-то очень важное понял он в этот год, спас свою жизнь, как и Кира. Разобрался с «Зималетто» раз и навсегда, на пальце обручальное кольцо, в паспорте - не пуста страница «дети»… Ему плевать на Ждановых, пусть у них все будет хорошо, но как бы так называемая страсть им все не испортила. Страсть делает людей страшными эгоцентриками, только он сам и его переживания - вот что интересует человека. Когда-то он и не заметил, что Тоня ушла от него. Не физически - внутренне. Теперь уж он ее не упустит.
- Ты довольна своей жизнью? - спросил он недавно, и она ответила:
- Вполне, - но пристально посмотрела на него, улыбаясь: - Ты следишь за мной, Саня?
- Не за тобой. За собой.
- Не надо, Саня… - Она протянула руку и погладила его по голове. - Ты устанешь.
- Ну да. Отношения это не легкость. Это труд. Во всяком случае, я так вижу удачные отношения.
- Не пугай меня… Ведь тебе понадобится отпуск. И даже больничные, Саня, а я не хочу, чтобы ты болел.
- Не усложняй. Мне хорошо. Я доволен. Потому и спрашиваю тебя, довольна ли ты.
- Я довольна, если доволен ты. Это же так просто.
- Еще скажи, что ты влюблена.
- А если и так?
- Теперь ты меня пугаешь…
В общем, у них было много дела. Разобраться со своей по второму кругу влюбленностью, возможно, мнимой (но зачем тогда он первым заговорил о ней?), и не забыть за всем этим о главном, о том, что они семья, о Саньке. И, сидя сейчас в последних секундах перед тем, как они появятся на этом крыльце, он подумал о том, что, возможно, не всё еще понял. Что нельзя застыть подобно Тониным глиняным горшкам, когда их, уже готовые, остужают.
Не очень ему понравилась эта мысль. Он даже испытал досаду. И все-таки, ощупывая беспокойными глазами крыльцо и увидев вышедшего из гимназии старшеклассника, - он не мог не сказать себе, что хочет видеть Сашу взрослым человеком, юношей, мужчиной. И куда до этого захватывающего дух движения какой-то там глине...
«Папа!»- услышал он прежде, чем увидел, и рванул дверь. Ветер счищал с него, уносил все лишнее. Может быть, подумав однажды о Суворине и о том, что обокравший его человек обязан помочь ему, - на самом деле он услышал за спиной такой вот оклик. И - обернулся.
Теперь он шел на голос сына вперед…
***
Коля был задумчив и молчалив до неприличия. Виктория кружила около него, как вокруг магнита, к которому по каким-то причинам прилепиться нельзя, но и отойти далеко - тоже. Наконец она поникла, надулась и тоже замолчала. Но заметила, что он поглядывает на нее. Ощутив прилив силы - власти, сузила глаза:
- Я устала. Уходи.
Он усмехнулся. Ах так, подумала Вика и толкнула его в плечо - больно.
- Уходи, я сказала! Я пока еще в этом доме хозяйка!
Коля вздохнул и улыбнулся. Сколько раз между ними происходили такие перепалки, а она так и принимает все за чистую монету, сокровище - не человек, каждый день - как первый…
- Ладно, пойду. А что Андрею передать?
- Какому еще Андрею?
- Жданову. Президенту «Зималетто». Он секретарей в штат набирает…
Припухшие глаза его сокровища расширились до максимально возможного для них диаметра.
- Жданов - президент?..
- Ага. С сегодняшнего дня. Я же только что с совета акционеров…
- Колька… Коленька… - слабо, но цепко засуетились ее ручки, дотрагиваясь до его рукава. - Так это значит… это значит, что я… я снова буду секретарем президента? Буду сидеть в приемной?!
Коля даже чуть отодвинулся перед таким напором.
- Не думаю… Но и для тебя место найдется. Завтра совещание по кадровым перестановкам, там и решат, кто где будет сидеть. Только надо все заново, резюме… Да куда ты, куда ты сорвалась?..
Глаза Виктории лихорадочно блестели; она уже стояла перед ним в одном лифчике, и когда успела? За эту скорость он тоже любил ее. Губы ее дрожали, «резюме… резюме…» - бормотала она. Зорькин откинулся на спинку дивана, вгляделся в ее лицо. Действительно так натянул поводок, что она стремится избавиться от его опеки даже в таком иллюзорном бегстве - в чью-то там приемную? Или и сама не знала, как ей нравилось работать в «Зималетто»?
Наконец ему надоело наблюдать за этим хаотическим передвижением, нарушившим уже почти всю расстановку мебели в комнате, и, улучив момент, он схватил ее за руку:
- Резюме уже у Урядова. Отправил еще вчера, с фотографией! Я ж знал, чем совет закончится. Все знали. Так что теперь остается только ждать. Сядь, отдышись… моя ненормальная…
И он потянул ее к себе - и к кровати, и вскоре и лифчика на ней не осталось.
Ласки ее были полны горячей благодарности. Потом, когда они уже лежали, глядя в потолок, и переговаривались, она узнала, что, найдя - потеряла. Теперь Кира ушла из компании… Но Вика горевала недолго. В конце концов, ей лишь бы зацепиться, лишь бы еще разок им всем в глаза поглядеть - ненавистным женсоветчицам… Ух, и соскучилась же она… А потом, может, и Кира ее к себе возьмет - не на домашнем же хозяйстве она останется. Ее подруга не из таких. Бедная ее Кирочка…
Виктория потянулась за телефоном, набрала Кирин номер и даже удивилась, с каким удовольствием Кира встретила ее звонок. Может, и правда, она бывает - новая жизнь?.. Вика до сих пор так и не знала, что жила «новой жизнью» с тех самых мартовских дней, странных, днем солнечных, вечерами - метельных…
Получая от Коли желаемое - не скоро, изматывающе медлительно… - она всякий раз думала: вот еще разок, и выгоню. Вот еще только это или то - и на все четыре стороны… И всякий раз появлялось «это», или «то», или что-нибудь еще, и всякий раз останавливалась. Она чувствовала, что ее затягивает все глубже, и инстинктивно пыталась выбраться - и запутывалась еще сильней. И уже жизни без этого нелепого, диковатого, но обладающего странной силой над ней паренька себе не представляла… Она даже почти перестала замечать грустноватые отблески в его глазах, горькие складочки у губ, свидетельствовавшие о ее власти над ним. Вот и сегодня - стоило ей ощутить себя сильной, он опять обвел ее вокруг пальца… Она сдавалась на милость победителя… И почему-то было чувство, что и работа здесь мало что изменит.
И все же были опасные минуты, опасные для него и для нее. Назавтра он привез ее в «Зималетто» - и прямо у порога они столкнулись с блистающим, невыносимо ослепительным Романом Малиновским… Коля в первую минуту не узнал его: от маленькой, но окладистой, прижившейся уже на лице бородки не осталось и следа, лишь гладкие светлые пятна выделялись на тронутом загаром лице… И вид у них был почти торжественный. Отметил и он свою «новую жизнь», усмехнулся Коля.
Нервно, тревожно оглянулся на Викторию - та вся подобралась, тоже засияла, пригвоздилась жадным взглядом к сероглазому вице-президенту… А вдруг, теперь снова работая с ним, - оглянется? Малиновский же единственный, кроме него самого, продержавшийся с нею более или менее продолжительное время… Но что-то в глазах Малиновского говорило, что он-то - не оглянется. И чуть ли не успокаивающе Роман пожал ему руку - нахохлившемуся ее мучителю…
- До скорого, друзья. Боюсь, сегодня уже не увидимся. Я в «Фэшн текстиль», вернусь поздно.
И, едва заметив Викусю, прошел мимо… Вика сникла, понуро побрела рядом с ним в здание. Весь день Коля смотрел на нее исподлобья взглядом, от которого ее плечи ежились и голова опускалась виновато. А ночью он заставил ее, наложницу свою, забыть обо всех Малиновских, вместе взятых… Когда прекратятся такие всплески, он ослабит уздечку, он ослабит…
***
Мир за окном, вернее, за балконом - бледно-розовым, широким, обсаженным нарядной красно-белой геранью, - еще вовсю бодрствовал: глухо шумела набережная, шипели в черном небе последние фейерверки. В их вспышках освещалась комната, и безделушка, стоящая на тумбочке недалеко от окна, - настолько искусно вылепленная, что становилось видно лицо всадника, приподнявшегося над седлом. В одну из таких вспышек Андрей проснулся. Вздохнув прерывисто, покидая залитый солнцем сон, он открыл глаза медленно, погружаясь в ароматную темноту. Дверь балкона была открыта настежь…
Краем взгляда зацепил фигурку на тумбочке. Катя попросила взять ее с собой. Вчера, когда они сидели на балконе, она смотрела на нее долго, а потом сказала, что подарила ее давно-давно. Еще в той, основной, истории, до того, как начался эпилог: его уход из «Зималетто», их новая встреча, «Фэшн текстиль» и - возвращение. Но эпилог тоже закончился, а он всё рвется вперед… Только теперь уже с Катей, и овеяны они теплой спокойной надеждой, и поддерживает их то, что с трудом заставляет разнять руки, когда нужно повернуться во сне.
Сентябрь в здешних местах всегда немного сказочен. В городе - такая игрушечная, идеальная осень; ближе к берегу в воздухе появляется волшебство, и, наконец, у моря - белый песок, мелкие камешки, пальмы в поднебесье и огненно-бирюзовый закат - перехватывает дыхание. И мало что остается значительным. Улыбалась бы ты только, моя любовь… А из «Зималетто» он и не уходил никогда - в мыслях, как и с Катей не расставался никогда.
Свадебные хлопоты, новая коллекция, отзыв доверенности и оформление документов по присоединению «Фэшн текстиль» (теперь у «Зималетто» собственное производство тканей) - все переплелось, создав уже новую, совершенно преображенную картину мира под названием «Зималетто». И мгновенно забылось, что какое-то время в президентском кабинете клубились кольца сигарного дыма… Павел совершенно напрасно дразнил Маргариту, интриговал. Андрей с Катей действительно знали, что произошло в кабинете Воропаева за пятнадцать минут до совета, но ничего особенного в этом знании не было. Просто сошлись два вектора, встретились, не обнаружив препятствия; требовалось только озвучить настоящее положение дел… "Мне очень жаль, Саша", - "А мне нет", - чуть не ответил Александр, но, подумав, сказал: "Мне тоже, Павел Олегович". И было в этих словах сожаление о крушении целой империи - тандема двух семей... Потом Павел пришел к Андрею, сказал: я надеюсь на тебя, и положил руку ему на плечо. И Андрей накрыл его руку своей ладонью. Вот и все, а шуму-то, шуму… Маленький мальчик Андрей Жданов пошуметь любил, не отнять. Пустота, она ведь самая шумная вещь на свете.
Снова вспыхнула за окном яркая комета, и тут же стала таять, угасать, но Андрей почувствовал движение рядом и, поглядев на Катю, увидел, что она зажмурилась во сне. Он встал и, подойдя к балкону, задернул штору… Стало тише и как будто еще теплей. «Андрей», - вдруг спокойно, ясно сказала Катя. Он знал, что она спит, но, снова улегшись рядом, еще раз посмотрел на нее: да, во сне она произносит его имя, как во время той болезни - когда заболела, узнав, что он хотел умереть. Он бы, может, и принял ее сострадание, да ведь это очищением, необходимостью было: не захотев умереть, он бы так и не научился жить. Так бы ничего и не понял. Вот кто был его настоящей переправой… Он взял ее руку и поднес к губам. И в ту же секунду она завозилась, стала поворачиваться к нему, и, не выпуская ее ладошки и прижимая ее к груди, он развернулся спиной, и она обхватила его другой рукой, и почти легла грудью, животом, бедрами, прижалась к его мгновенно накалившейся лопатке щекой… И, лежа не шевелясь, с напряженным, налившимся горячей тяжестью плечом - чтоб не спугнуть, не потревожить ее, так хотелось сказать: моя птичка,
оставайся
вечно
на этом
холме…
10.03.2011 - 25.05.2011
КОНЕЦ
Последний раз редактировалось natally 25 май 2011, 18:49, всего редактировалось 1 раз.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
о, как это радует, Римм... я и подумать не могла, что и меня этот перс заинтересует. 
Но в таком фике, с главной темой - возвращения Андрея в "Зималетто", это и должно было само собой получиться. 
Но... 
